ДВЕ МАРИИ
Рассказ
Опара уже подошла, и Мария Федоровна вышла в сени зачерпнуть плошкой муки из мешка, что стоял, притулившись в углу холодного чулана. Вспомнив, что надо сходить к сыну, она срочно затеяла блины — порадовать внучек, а может, и сынок поест, если достанется. Хотелось успеть засветло — осенний день короток — и Мария заторопилась.
На скрип половиц откликнулась коза Машка — она реагировала на любое движение в сенях — и негромко заблеяла в хлеву за дощатой стенкой сеней.
— Маша, Маш, я здесь, — успела сказать Мария Федоровна, спешно закрывая дверь в избу.
Привычными движениями Мария Федоровна на глаз кинула в опару соль, сахар, добавила, просеивая, оставшуюся муку и, придерживая блюдо, стала перемешивать тесто. Засомневавшись, надо ли ускорить выпечку, хозяйка всё-таки поставила блюдо на паровую баню — качество блинов не должно пострадать, уж лучше вообще не печь.
Проверила еще раз дарственную на дом — пусть сын хозяйствует, а ей здесь, в старом родительском доме, даже лучше. Сюда переселилась после смерти мужа. Дом сыновья кой-как подлатали, в двух комнатах сделали ремонт, снесли печь, и небольшая кухня стала, как, смеясь, говорил сын, студией.
Пекла сразу на двух сковородках, еле успевая промазывать блины топлёным маслом. Тарелку с готовыми блинами поставила в прибереженную с праздников коробку из-под торта и замотала полотенцем, чтоб не остыли. Переодеваться не стала, но куртку надела выходную, проверила ношу с блинами; документы, осмотревшись, вложила в плотные корочки Почетной грамоты, которую ей торжественно вручили в клубе за высокие надои и первое место в социалистическом соревновании в той прежней колхозной жизни. Вот и сгодилась грамота.
Машка уже стояла возле крыльца и вопросительно смотрела своими огромными выразительными глазами на хозяйку.
— Ты со мной собираешься? Да я быстро, скоро вернусь.
Но коза сделала несколько торопливых шагов вперед, показывая свои намерения.
— Ну, ладно, ладно пошли, — Мария Федоровна открыла калитку, пропуская вперед подружку.
И две Маши пошли вдоль улицы, обходя по обочине разбитую осеннюю колею. Мария Федоровна с грустью всматривалась в знакомые с детства окна заброшенных ныне домов, стараясь побыстрее выйти к обжитым избам. Машка то отставала на несколько шагов, то, опередив свою хозяйку, дожидалась, чтобы та погладила её. Коза хорошо знала дорогу — с хозяйкой бывала во всех концах села и свободно гуляла везде, никогда не переходя трассы, понимая опасность, о которой предупреждала Мария Федоровна.
Вот и дом Евсеевых. Зайти бы, поздороваться, да некогда. Но с ней уже здоровается, открывая дверь на крыльцо и цепляясь за косяк, Раиса Петровна.
— Маша, здравствуй! Куда со своей Марией Ивановной собрались?
— Да вот блинов напекла, девчонкам отнесу, — ей не хотелось говорить об истинной причине своего торопливого похода. — Как Лев Андреевич-то?
— Вон в окошко на тебя смотрит. С утра вроде хворал, а сейчас ничего, расходился. Зашла бы, Машенька.
— В другой раз, теть Рай. Тороплюсь, а то блины остынут.
Мария помахала в окошко, не разглядев там мужа Раисы Петровны: может, и не смотрел он в окно. Её родители давно померли, а эти ничего, шаркают, хотя и ненамного младше их.
Доверительно коснувшись друг друга, Маши зашагали дальше. В длинном заброшенном здании бывшего школьного общежития тускло светилось одно окно. Наверное, опять невесть кто поселился. Раньше ребятня до ночи бегала, не остерегаясь, по деревне, а теперь девчонок не отпустишь просто так — обязательно проводить надо. Уже и её дом виден. Пока её… Да муж покойный не возражал бы: разве в силах сейчас молодёжи поставить такой дом? Попутчица опередила её и остановилась у железных ворот.
— Маш, Машенька, ты домой иди, проводила и ладно, — Мария Федоровна легко похлопывала козу по упругому боку, направляя в обратный путь, — иди, иди, я скоро приду.
Коза закивала головой, как будто соглашаясь с хозяйкой, и легкой трусцой послушно побежала в обратный путь.
У сына не задержалась, даже не присела. Обнялась с внучками, передала блины и велела снохе прибрать документы — сын завтра в район поедет, дом оформлять. Хотела было его подождать, да кто ж знает, когда он с подённых работ придёт. Девчонки радостно засобирались к Машке, но бабушка остановила их:
— Домой её отправила, добежала уж, наверное, — так и ушла Мария Федоровна, не узнав, удались ли блины.
Грязные плотные сумерки цеплялись, заставляли побыстрее добираться до редких уличных фонарей. Натужным кашлем заскрипело крыльцо общежития. Кашель оранжевой точкой приближался к Марии и застыл в виде незнакомого молодого мужчины.
— Здрасьте, — сказал тот, опустив сигарету, и, резко развернувшись, пошёл назад к скрипучему крыльцу.
— Здравствуйте, — протяжно откликнулась она на приветствие. Наверное, ровесник её сыновей, но какой-то странный: Мария не смогла найти точное слово для характеристики незнакомца и наклонилась, выискивая под ногами твердые участки с жухлой травой.
Вон и фонарь около дома маяком указывает родную гавань.
— Маша, иду, иду, — громко позвала Мария Федоровна козу, но та не откликнулась.
— Маша, Маш, — уже настойчивей и призывней повторила Мария, но ответа не получила. Ей не понравилось, что Машки у калитки не было: не должна её умница коза уйти, не доложив хозяйке о своих намерениях. Они умели как-то обо всем договориться и никогда друг друга не подводили. Всё село удивлялось и умилялось, глядя на эту парочку, когда та неторопливо шла в магазин, а потом возвращалась, разговаривая о чём-то своём, только им ведомом.
— Вон, — говорили, глядя на них, — Маши идут.
Всю родню Марии Федоровны Машка признавала, но хозяйку выделяла. Внучки, как только придут, тут же к Маше — украшать: то бантики на рожки прицепят, то корону привяжут, то попону примеряют, что вырезали из старой дублёнки. Но попона Машке не нужна — её густая, плотная палевая шерсть отливала блеском даже ночью. Какие только украшения не привязывали на шею, не вызывая никакого протеста у Машки.
— Бабуля, — спрашивала младшая Оля, обнимая козу, — а может, наша Машенька заколдованная принцесса?
Мария, спотыкаясь, спустилась на берег заросшей ветлой речки, где козочка днём любила бывать. Вокруг стояла беззвучная тишина — даже на трассе вдали не слышны звуки чужой жизни.
Беспокойство переросло в тревогу, а тревога в нарастающую панику: Мария, не видя и не разбирая стороны колеи, заторопилась, окликая козу, обратно по дороге к сыну: может, не дождавшись хозяйки, Машка сама отправилась на её поиски, успокаивала себя Мария Федоровна.
Когда мать вошла в дом, Андрей сразу понял: что-то случилось и встал из-за стола ей навстречу, так и не приступив к ужину.
— Машка пропала, — выдохнула Мария, а следом за ней с облегчением и сын.
— Да найдём сейчас нашу Машу, — успокаивал он мать, уже надевая сапоги.
— И мы, и мы, — загалдели было девчонки, но отец их остановил:
— Дома оставайтесь, а то еще вас искать придётся.
Мать с сыном пошли по разные стороны разбитой колеи: он — спускаясь к речке, а она — ближе к избам. Около пустующих домов Мария останавливалась и звала Машку особенно громко, надеясь, что та забрела в заброшенный двор. Так, поочередно оглашая окриками улицу, они дошли до калитки — Машки нигде не было. Андрей пошёл дальше за автотрассу, а матери наказал ждать в доме: вдруг коза вернётся. Мария заглянула в хлев, вышла в огород, окликая и всхлипывая:
— Маша, Машенька, да куда ж ты подевалась?
— Мам, ну, завтра засветло еще поищем.
— Да, да, завтра. Ты иди, иди, Андрюша — даже поесть не успел.
Прилегла, не раздеваясь на диван, боясь уснуть и не услышать возвращения Машки. Спать — не спала, но, задремав, вздрагивала от невыносимой тяжести, причину которой тут же вспоминала. В забытьи она проходила еще и еще раз по известной до последнего кустика дороге, пытаясь найти какие-то подсказки, и встретилась взглядом с незнакомцем, который суетливо поздоровался с ней, и тут же отметила, что после общежития она не видела на дороге характерных шариков, которыми почти всегда Машка метила свой путь. Тогда-то подумала, что уже темно — ничего не видно, а вот сейчас уверена, что не было, не было Машкиных меток.
То ли поздней ночью, то ли ранним утром позвонил старший сын, который был на заработках в Москве (всю страну там сгрудили!):
— Мам, Машка-то не пришла?
— Андрюша тебе сказал?
— Ну да.
— Сынок, пропала Маша-то.
— Мам, а ты в полицию позвони.
— В полицию? Да ты что? Будут они моей козой заниматься… У них и так делов полно.
— В общем, так: заявляй без разговоров, а там видно будет. Я тебе сейчас телефон сброшу, позвонишь.
Немного погодя телефон пискнул полученной SMSкой. Мария смотрела на номер, не зная, что делать дальше, но ведь сын старался, узнавал, спросит с неё… И, подавив волнение, она позвонила. Ожидала насмешки и отказа, но удивило, что с ней разговаривали серьезно, задавая уточняющие вопросы. Когда речь зашла о козе, собеседник, помолчав, продолжил расспросы, как показалось Марии, несколько понизив голос. Разговор закончился обещанием: ждите, к вам приедут, чему она не очень поверила. Ну и ладно — позвонила, справилась, отчитается перед сыном, и пошла, раздвигая серый рассвет осеннего дня, по улице, вглядываясь в мутные прогалины.
На своём крыльце её уже поджидала Раиса Петровна:
— Маша, здравствуй-ка, ты куда в рань-то такую? К Андрею?
— Теть Рай, Машка у меня пропала, — и, не совладав с собой, уткнула мокрый нос в край платка.
— Да ты что? Может ушла куда-то? — Раиса Петровна ухватилась за спасительный косяк.
— Ну куда она уйдёт без спросу-то? Сами знаете, какая она.
— Знаю… Твоя Мария Ивановна на диво всей деревне — век живу, а такую козу не видела. Пойду на зады схожу, покликаю.
— Да куда уж вы, Раиса Петровна, сидите дома, смотрите в окошко, может, и пробежит моя Маша, — и пошла дальше по скользкой обочине, то и дело оступаясь в колею.
— Маша, я позвоню… — Мария Федоровна не услышала, кому собирается позвонить Раиса Петровна и какие силы хочет мобилизовать на поиски козы.
Телефон остановил её на полдороге к сыну, наверное, он звонит, но номер незнакомый. Строгий мужской голос представился, сказав, что он майор и начальник чего-то (чего — она от возникшего напряжения не поняла), и стал задавать ей вопросы: она ли это и обращалась ли по поводу пропажи козы. На все вопросы Мария с готовностью отвечала «да» и только на последний вопрос, не нашлась ли коза, виновато сказала:
— Нет, не пришла она.
— Ждите, к вам выезжают, — закончил опрос строгий майор.
Мария заторопилась назад, не понимая, рада ли она такому развитию событий или её донимает чувство неловкости перед занятыми людьми.
В дом не зашла: дорога из района недолгая, полчаса — и доедут, если и правда собрались.
Белую «Ниву» она заметила еще до того, как та съехала по крутому откосу с трассы в глубокую лужу, которая не высыхала даже летом. Мария облегчённо вздохнула, когда машина выкарабкалась на грунтовку и, болтаясь, стала осторожно пробираться по разбитой колее. Безошибочно повернув к её дому, внедорожник замер у покосившихся ворот.
Двери с обеих сторон открылись, но вышел только один с пассажирского места:
— Мария Федоровна?
— Я это, я, — заторопилась та с ответом, — может, в избу войдёте?
— Войдём, если пригласите, — из машины вышел и второй — их участковый, узнала его Мария, и оба направились за ней.
Как мои, опять подумалось Марии, но при должности.
— Позавтракаете? — спросила, пожалев, что не оставила теста со вчерашних блинов.
— Давайте сначала о деле, Мария Федоровна. Большое у вас хозяйство? Много скотины держите? — наверное, начальник их участкового, подумала Мария, а какой молодой.
— Когда-то держала, а сейчас корма неподъемные, да и муж помер. Несколько золотистых кур оставила, видали — во дворе красавицы ходят? Кошка опять же… Её считать?
— Кошку можно не считать. Про козу расскажите, — старший, как его определила Мария, направлял разговор.
И она, вздохнув, стала рассказывать гостям, как кормила зимой козочку из бутылочки, как закутывала её на излете зимы в шубу, как та слушала, понимая, откровенные признания хозяйки. Вытерев слезы, Мария закончила:
— Вечор пропала.
— Не подозреваете ли кого, Мария Федоровна? — несмотря на молодость, начальник умело ловил моменты, когда Мария была особенно открыта.
— Да кого ж подозревать то? В этом конце улицы уже давно никто не живет, а по ту сторону — все свои, родня, только в общежитии незнамо кто поселился, — лишь сейчас Мария про себя определила того незнакомца — изношенный какой-то. Она опасалась ненароком обвинить незнакомого человека.
— Что за общежитие? — продолжал опрос старший.
— Раньше школьники там из соседних деревень в распутицу ночевали. Здание заброшено давно и на балансе не значится — мне сноха говорила, — делилась Мария известными ей сведениями, — говёшек после общежития не было, — доверительно сообщила она о результатах своего расследования.
— Каких говёшек? — недоуменно спросил молодой начальник.
— Какашек, — разъяснил молчавший до сих пор участковый.
— Что ж, говёшки — это важные вещественные доказательства, — надо съездить в это общежитие, побеседовать, — обратился он к знатоку сельской жизни, и оба вышли из избы.
— Чай бы надо поставить да на стол что-то собрать — работают люди, — может, и блины испечь успею, — Мария закрутилась в привычных до автоматизма движениях.
Сколько времени прошло, она не замечала, но всё было готово, чтобы запустить блины. Зашла в переднюю глянуть в окно, что там на улице. У ворот стояли, разговаривая, её Андрей и тот, который главный. Мария постучала в окно, движением руки приглашая в дом. В ответ те замахали ей, вызывая выйти.
— Незнакомец-то ваш с богатым криминальным прошлым, — районный гость протягивал ей телефон, — ваша?
Андрей улыбаясь смотрел на мать, как та со вниманием всматривалась в экран: напуганная Машка с недоумением глядела на неё.
Ошейника, который старательно плели из бисера внучки, на Машке не было.
— Откуда? — охнула Мария.
— Коммуникейшен, — ответил тот.
— Где она, жива? — может, Андрей что знает: Мария вопросительно посмотрела на сына.
— Постоялец общежицкий козу успел перепрятать, на ферме она, — разъяснял ей начальник, — нашли, сейчас доставим.
— Да какая ферма, давно всё порушено и заросло, — с недоверием возразила Мария.
— Там как раз и надёжнее прятать: никого нет, и не слышно, и не видно, — подал голос молчавший до сего Андрей.
Мария заметалась: бежать что ли туда?
И в это время из проулка, будто крадучись, несмело выползала «Нива», а за ней, перехваченная буксировочным тросом, покорно семенила её Машенька.
— Да что вы! Рази можно? — бросилась к ней Мария.
А коза уже торопилась навстречу своей хозяйке, — та на ходу сбрасывала со своей любимицы путы не отпускавшего её троса. Машка уткнулась в подол Марии, жалобно блея о своих бедах.
— Теперь видим, что коза точно ваша, — мужчины с завистью смотрели на картину не постановочного счастья.
— Маша, Машенька, — Мария, наклонившись, гладила и гладила по дрожащим бокам козу.
— Так вы обе Марии? Ну, что, стажёр, поздравляю тебя с первым раскрытием, — участковый не торопясь направился к машине.
Рассказ
Опара уже подошла, и Мария Федоровна вышла в сени зачерпнуть плошкой муки из мешка, что стоял, притулившись в углу холодного чулана. Вспомнив, что надо сходить к сыну, она срочно затеяла блины — порадовать внучек, а может, и сынок поест, если достанется. Хотелось успеть засветло — осенний день короток — и Мария заторопилась.
На скрип половиц откликнулась коза Машка — она реагировала на любое движение в сенях — и негромко заблеяла в хлеву за дощатой стенкой сеней.
— Маша, Маш, я здесь, — успела сказать Мария Федоровна, спешно закрывая дверь в избу.
Привычными движениями Мария Федоровна на глаз кинула в опару соль, сахар, добавила, просеивая, оставшуюся муку и, придерживая блюдо, стала перемешивать тесто. Засомневавшись, надо ли ускорить выпечку, хозяйка всё-таки поставила блюдо на паровую баню — качество блинов не должно пострадать, уж лучше вообще не печь.
Проверила еще раз дарственную на дом — пусть сын хозяйствует, а ей здесь, в старом родительском доме, даже лучше. Сюда переселилась после смерти мужа. Дом сыновья кой-как подлатали, в двух комнатах сделали ремонт, снесли печь, и небольшая кухня стала, как, смеясь, говорил сын, студией.
Пекла сразу на двух сковородках, еле успевая промазывать блины топлёным маслом. Тарелку с готовыми блинами поставила в прибереженную с праздников коробку из-под торта и замотала полотенцем, чтоб не остыли. Переодеваться не стала, но куртку надела выходную, проверила ношу с блинами; документы, осмотревшись, вложила в плотные корочки Почетной грамоты, которую ей торжественно вручили в клубе за высокие надои и первое место в социалистическом соревновании в той прежней колхозной жизни. Вот и сгодилась грамота.
Машка уже стояла возле крыльца и вопросительно смотрела своими огромными выразительными глазами на хозяйку.
— Ты со мной собираешься? Да я быстро, скоро вернусь.
Но коза сделала несколько торопливых шагов вперед, показывая свои намерения.
— Ну, ладно, ладно пошли, — Мария Федоровна открыла калитку, пропуская вперед подружку.
И две Маши пошли вдоль улицы, обходя по обочине разбитую осеннюю колею. Мария Федоровна с грустью всматривалась в знакомые с детства окна заброшенных ныне домов, стараясь побыстрее выйти к обжитым избам. Машка то отставала на несколько шагов, то, опередив свою хозяйку, дожидалась, чтобы та погладила её. Коза хорошо знала дорогу — с хозяйкой бывала во всех концах села и свободно гуляла везде, никогда не переходя трассы, понимая опасность, о которой предупреждала Мария Федоровна.
Вот и дом Евсеевых. Зайти бы, поздороваться, да некогда. Но с ней уже здоровается, открывая дверь на крыльцо и цепляясь за косяк, Раиса Петровна.
— Маша, здравствуй! Куда со своей Марией Ивановной собрались?
— Да вот блинов напекла, девчонкам отнесу, — ей не хотелось говорить об истинной причине своего торопливого похода. — Как Лев Андреевич-то?
— Вон в окошко на тебя смотрит. С утра вроде хворал, а сейчас ничего, расходился. Зашла бы, Машенька.
— В другой раз, теть Рай. Тороплюсь, а то блины остынут.
Мария помахала в окошко, не разглядев там мужа Раисы Петровны: может, и не смотрел он в окно. Её родители давно померли, а эти ничего, шаркают, хотя и ненамного младше их.
Доверительно коснувшись друг друга, Маши зашагали дальше. В длинном заброшенном здании бывшего школьного общежития тускло светилось одно окно. Наверное, опять невесть кто поселился. Раньше ребятня до ночи бегала, не остерегаясь, по деревне, а теперь девчонок не отпустишь просто так — обязательно проводить надо. Уже и её дом виден. Пока её… Да муж покойный не возражал бы: разве в силах сейчас молодёжи поставить такой дом? Попутчица опередила её и остановилась у железных ворот.
— Маш, Машенька, ты домой иди, проводила и ладно, — Мария Федоровна легко похлопывала козу по упругому боку, направляя в обратный путь, — иди, иди, я скоро приду.
Коза закивала головой, как будто соглашаясь с хозяйкой, и легкой трусцой послушно побежала в обратный путь.
У сына не задержалась, даже не присела. Обнялась с внучками, передала блины и велела снохе прибрать документы — сын завтра в район поедет, дом оформлять. Хотела было его подождать, да кто ж знает, когда он с подённых работ придёт. Девчонки радостно засобирались к Машке, но бабушка остановила их:
— Домой её отправила, добежала уж, наверное, — так и ушла Мария Федоровна, не узнав, удались ли блины.
Грязные плотные сумерки цеплялись, заставляли побыстрее добираться до редких уличных фонарей. Натужным кашлем заскрипело крыльцо общежития. Кашель оранжевой точкой приближался к Марии и застыл в виде незнакомого молодого мужчины.
— Здрасьте, — сказал тот, опустив сигарету, и, резко развернувшись, пошёл назад к скрипучему крыльцу.
— Здравствуйте, — протяжно откликнулась она на приветствие. Наверное, ровесник её сыновей, но какой-то странный: Мария не смогла найти точное слово для характеристики незнакомца и наклонилась, выискивая под ногами твердые участки с жухлой травой.
Вон и фонарь около дома маяком указывает родную гавань.
— Маша, иду, иду, — громко позвала Мария Федоровна козу, но та не откликнулась.
— Маша, Маш, — уже настойчивей и призывней повторила Мария, но ответа не получила. Ей не понравилось, что Машки у калитки не было: не должна её умница коза уйти, не доложив хозяйке о своих намерениях. Они умели как-то обо всем договориться и никогда друг друга не подводили. Всё село удивлялось и умилялось, глядя на эту парочку, когда та неторопливо шла в магазин, а потом возвращалась, разговаривая о чём-то своём, только им ведомом.
— Вон, — говорили, глядя на них, — Маши идут.
Всю родню Марии Федоровны Машка признавала, но хозяйку выделяла. Внучки, как только придут, тут же к Маше — украшать: то бантики на рожки прицепят, то корону привяжут, то попону примеряют, что вырезали из старой дублёнки. Но попона Машке не нужна — её густая, плотная палевая шерсть отливала блеском даже ночью. Какие только украшения не привязывали на шею, не вызывая никакого протеста у Машки.
— Бабуля, — спрашивала младшая Оля, обнимая козу, — а может, наша Машенька заколдованная принцесса?
Мария, спотыкаясь, спустилась на берег заросшей ветлой речки, где козочка днём любила бывать. Вокруг стояла беззвучная тишина — даже на трассе вдали не слышны звуки чужой жизни.
Беспокойство переросло в тревогу, а тревога в нарастающую панику: Мария, не видя и не разбирая стороны колеи, заторопилась, окликая козу, обратно по дороге к сыну: может, не дождавшись хозяйки, Машка сама отправилась на её поиски, успокаивала себя Мария Федоровна.
Когда мать вошла в дом, Андрей сразу понял: что-то случилось и встал из-за стола ей навстречу, так и не приступив к ужину.
— Машка пропала, — выдохнула Мария, а следом за ней с облегчением и сын.
— Да найдём сейчас нашу Машу, — успокаивал он мать, уже надевая сапоги.
— И мы, и мы, — загалдели было девчонки, но отец их остановил:
— Дома оставайтесь, а то еще вас искать придётся.
Мать с сыном пошли по разные стороны разбитой колеи: он — спускаясь к речке, а она — ближе к избам. Около пустующих домов Мария останавливалась и звала Машку особенно громко, надеясь, что та забрела в заброшенный двор. Так, поочередно оглашая окриками улицу, они дошли до калитки — Машки нигде не было. Андрей пошёл дальше за автотрассу, а матери наказал ждать в доме: вдруг коза вернётся. Мария заглянула в хлев, вышла в огород, окликая и всхлипывая:
— Маша, Машенька, да куда ж ты подевалась?
— Мам, ну, завтра засветло еще поищем.
— Да, да, завтра. Ты иди, иди, Андрюша — даже поесть не успел.
Прилегла, не раздеваясь на диван, боясь уснуть и не услышать возвращения Машки. Спать — не спала, но, задремав, вздрагивала от невыносимой тяжести, причину которой тут же вспоминала. В забытьи она проходила еще и еще раз по известной до последнего кустика дороге, пытаясь найти какие-то подсказки, и встретилась взглядом с незнакомцем, который суетливо поздоровался с ней, и тут же отметила, что после общежития она не видела на дороге характерных шариков, которыми почти всегда Машка метила свой путь. Тогда-то подумала, что уже темно — ничего не видно, а вот сейчас уверена, что не было, не было Машкиных меток.
То ли поздней ночью, то ли ранним утром позвонил старший сын, который был на заработках в Москве (всю страну там сгрудили!):
— Мам, Машка-то не пришла?
— Андрюша тебе сказал?
— Ну да.
— Сынок, пропала Маша-то.
— Мам, а ты в полицию позвони.
— В полицию? Да ты что? Будут они моей козой заниматься… У них и так делов полно.
— В общем, так: заявляй без разговоров, а там видно будет. Я тебе сейчас телефон сброшу, позвонишь.
Немного погодя телефон пискнул полученной SMSкой. Мария смотрела на номер, не зная, что делать дальше, но ведь сын старался, узнавал, спросит с неё… И, подавив волнение, она позвонила. Ожидала насмешки и отказа, но удивило, что с ней разговаривали серьезно, задавая уточняющие вопросы. Когда речь зашла о козе, собеседник, помолчав, продолжил расспросы, как показалось Марии, несколько понизив голос. Разговор закончился обещанием: ждите, к вам приедут, чему она не очень поверила. Ну и ладно — позвонила, справилась, отчитается перед сыном, и пошла, раздвигая серый рассвет осеннего дня, по улице, вглядываясь в мутные прогалины.
На своём крыльце её уже поджидала Раиса Петровна:
— Маша, здравствуй-ка, ты куда в рань-то такую? К Андрею?
— Теть Рай, Машка у меня пропала, — и, не совладав с собой, уткнула мокрый нос в край платка.
— Да ты что? Может ушла куда-то? — Раиса Петровна ухватилась за спасительный косяк.
— Ну куда она уйдёт без спросу-то? Сами знаете, какая она.
— Знаю… Твоя Мария Ивановна на диво всей деревне — век живу, а такую козу не видела. Пойду на зады схожу, покликаю.
— Да куда уж вы, Раиса Петровна, сидите дома, смотрите в окошко, может, и пробежит моя Маша, — и пошла дальше по скользкой обочине, то и дело оступаясь в колею.
— Маша, я позвоню… — Мария Федоровна не услышала, кому собирается позвонить Раиса Петровна и какие силы хочет мобилизовать на поиски козы.
Телефон остановил её на полдороге к сыну, наверное, он звонит, но номер незнакомый. Строгий мужской голос представился, сказав, что он майор и начальник чего-то (чего — она от возникшего напряжения не поняла), и стал задавать ей вопросы: она ли это и обращалась ли по поводу пропажи козы. На все вопросы Мария с готовностью отвечала «да» и только на последний вопрос, не нашлась ли коза, виновато сказала:
— Нет, не пришла она.
— Ждите, к вам выезжают, — закончил опрос строгий майор.
Мария заторопилась назад, не понимая, рада ли она такому развитию событий или её донимает чувство неловкости перед занятыми людьми.
В дом не зашла: дорога из района недолгая, полчаса — и доедут, если и правда собрались.
Белую «Ниву» она заметила еще до того, как та съехала по крутому откосу с трассы в глубокую лужу, которая не высыхала даже летом. Мария облегчённо вздохнула, когда машина выкарабкалась на грунтовку и, болтаясь, стала осторожно пробираться по разбитой колее. Безошибочно повернув к её дому, внедорожник замер у покосившихся ворот.
Двери с обеих сторон открылись, но вышел только один с пассажирского места:
— Мария Федоровна?
— Я это, я, — заторопилась та с ответом, — может, в избу войдёте?
— Войдём, если пригласите, — из машины вышел и второй — их участковый, узнала его Мария, и оба направились за ней.
Как мои, опять подумалось Марии, но при должности.
— Позавтракаете? — спросила, пожалев, что не оставила теста со вчерашних блинов.
— Давайте сначала о деле, Мария Федоровна. Большое у вас хозяйство? Много скотины держите? — наверное, начальник их участкового, подумала Мария, а какой молодой.
— Когда-то держала, а сейчас корма неподъемные, да и муж помер. Несколько золотистых кур оставила, видали — во дворе красавицы ходят? Кошка опять же… Её считать?
— Кошку можно не считать. Про козу расскажите, — старший, как его определила Мария, направлял разговор.
И она, вздохнув, стала рассказывать гостям, как кормила зимой козочку из бутылочки, как закутывала её на излете зимы в шубу, как та слушала, понимая, откровенные признания хозяйки. Вытерев слезы, Мария закончила:
— Вечор пропала.
— Не подозреваете ли кого, Мария Федоровна? — несмотря на молодость, начальник умело ловил моменты, когда Мария была особенно открыта.
— Да кого ж подозревать то? В этом конце улицы уже давно никто не живет, а по ту сторону — все свои, родня, только в общежитии незнамо кто поселился, — лишь сейчас Мария про себя определила того незнакомца — изношенный какой-то. Она опасалась ненароком обвинить незнакомого человека.
— Что за общежитие? — продолжал опрос старший.
— Раньше школьники там из соседних деревень в распутицу ночевали. Здание заброшено давно и на балансе не значится — мне сноха говорила, — делилась Мария известными ей сведениями, — говёшек после общежития не было, — доверительно сообщила она о результатах своего расследования.
— Каких говёшек? — недоуменно спросил молодой начальник.
— Какашек, — разъяснил молчавший до сих пор участковый.
— Что ж, говёшки — это важные вещественные доказательства, — надо съездить в это общежитие, побеседовать, — обратился он к знатоку сельской жизни, и оба вышли из избы.
— Чай бы надо поставить да на стол что-то собрать — работают люди, — может, и блины испечь успею, — Мария закрутилась в привычных до автоматизма движениях.
Сколько времени прошло, она не замечала, но всё было готово, чтобы запустить блины. Зашла в переднюю глянуть в окно, что там на улице. У ворот стояли, разговаривая, её Андрей и тот, который главный. Мария постучала в окно, движением руки приглашая в дом. В ответ те замахали ей, вызывая выйти.
— Незнакомец-то ваш с богатым криминальным прошлым, — районный гость протягивал ей телефон, — ваша?
Андрей улыбаясь смотрел на мать, как та со вниманием всматривалась в экран: напуганная Машка с недоумением глядела на неё.
Ошейника, который старательно плели из бисера внучки, на Машке не было.
— Откуда? — охнула Мария.
— Коммуникейшен, — ответил тот.
— Где она, жива? — может, Андрей что знает: Мария вопросительно посмотрела на сына.
— Постоялец общежицкий козу успел перепрятать, на ферме она, — разъяснял ей начальник, — нашли, сейчас доставим.
— Да какая ферма, давно всё порушено и заросло, — с недоверием возразила Мария.
— Там как раз и надёжнее прятать: никого нет, и не слышно, и не видно, — подал голос молчавший до сего Андрей.
Мария заметалась: бежать что ли туда?
И в это время из проулка, будто крадучись, несмело выползала «Нива», а за ней, перехваченная буксировочным тросом, покорно семенила её Машенька.
— Да что вы! Рази можно? — бросилась к ней Мария.
А коза уже торопилась навстречу своей хозяйке, — та на ходу сбрасывала со своей любимицы путы не отпускавшего её троса. Машка уткнулась в подол Марии, жалобно блея о своих бедах.
— Теперь видим, что коза точно ваша, — мужчины с завистью смотрели на картину не постановочного счастья.
— Маша, Машенька, — Мария, наклонившись, гладила и гладила по дрожащим бокам козу.
— Так вы обе Марии? Ну, что, стажёр, поздравляю тебя с первым раскрытием, — участковый не торопясь направился к машине.
