— Извини, — отцепила его руку, — но куда нам нужно, мужчинам ходу нет!
— Пять минут. Если к их концу не придёте... — многозначительно посмотрел на меня.
— Кирилл, роль Отелло тебе не к лицу, — попыталась приструнить его.
— Мне плевать, я сказал: пять минут и ни минутой больше, а с тобой, вертихвостка, я ещё дома поговорю!
Тут я вспомнила о нашем с ним новом договоре, который заключили в шутку буквально вчера вечером. Суть в том, что если его день — я подчиняюсь, а в мой — он. Единственная оговорка: с его стороны не принуждать к интиму, а вот совращать можно.
— Сегодня мой день, так что оставь свой разговор до завтра, а лучше напиши в письменном виде — видеть тебя не хочу!
Его взгляд был сродни острому лезвию, Кирилл никогда так на меня не смотрел. Тут я пожалела, что упомнила этот договор. Вот кто меня за язык тянул?
Зашли в туалет, я сполоснула холодной водой лицо, чтобы привести мысли в порядок. Не помогло.
— Не, ну не придурок ли? — дала волю чувствам. — Сказала же ему: отпусти, я тут не одна, а он...
— Сонь, а кто это был? — не скрывая волнения, поинтересовалась Юля.
— Да потенциальный жених, — махнула я рукой, и тут же всплыл тот вечер в клубе, — который не прошёл проверку. Я с ним порвала несколько месяцев назад — кобель он. Так вот этот гнус решил сейчас выяснить, почему я так поступила.
— Тебе его жалко? — неверно поняла меня Юля.
— Шутишь? — нервно хохотнула я, представив, что меня ожидает дома. — Мне себя жаль, Кирилл мне весь мозг выест своими подозрениями. Ну вот за что?! — вновь всплеснула я в отчаянии руками.
— Да что там стряслось-то?
— Если коротко: Отелло подошёл не в самый подходящий момент и услышал то, чего не должен был. Короче, всё плохо.
— Что делать будешь? — вновь разволновалась Юля.
— Буду делать виноватым Кирилла, по-другому никак, — озвучила самый верный способ избежать длительных разборок.
Тут у Юли завибрировал телефон, и она, извинившись, вышла в коридор. Я вытерла руки, и мы пошли следом за ней. Только Люда открыла дверь, её взгляд полыхнул гневом. Выглянула из-за её плеча, и у меня холодок пробежал по спине. Юлю запугивал большой качок.
— Не дёргайся, — сдавил её руку, видимо, так сильно, что та вскрикнула, — сейчас ты молча пойдёшь со мной, заберёшь свою девку и исчезнешь из города, а в качестве компенсации тебе на счёт переведут миллион…
Я в ужасе! Понимаю, что мы с ним не справимся, и не знаю, что делать.
— Соня, бегом за нашими мальчиками, а я пока этого ушлёпка придержу.
Я мотнула головой, чтобы избавиться от липкого страха, что сковал мою волю не хуже цепей.
— Уверена, что справишься? — неуверенно интересуюсь.
— Попытаюсь, — чуть слышно произнесла подруга и направилась спасать Юлю.
Я же, не медля ни секунды, рванула к мужчинам. Так быстро я никогда не бежала. По пути наткнулась на мужчин, видимо, у них терпение ждать нас лопнуло, вот и пошли нас искать.
— Там, — показываю рукой в сторону, где напали на подругу, — на Юлю напали, Люда пытается спасти ее.
— Да, блин! Просил же! — взорвался Глеб и рванул спасать свою жену, за ним все остальные.
Мы подбежали как раз тогда, когда какой-то мужик назвал себя новым хозяином Люды. Ага, сейчас тебе муженёк её быстро вправит мозги, только бы не стал убивать при всех. Обошлось. К стеночке приложил и немного ещё тщедушную шейку сдавил. Но тому было и этого достаточно, чтобы перепугаться не на шутку. Когда отпустили этих придурков, Глеб вдруг выдал:
— Ты хоть понимаешь, во что вляпалась? Тимур так просто не отстанет. Пойти его добить, что ли, во избежание проблем... — И смотрит так вдаль, обдумывая свои слова.
Он что, серьёзно?
— Стоп! — решила вмешаться.
Кто знает? Вдруг и правда прибьёт.
— Вы план по мордобою на сегодня выполнили, ударили каждый по разу — на этом остановимся.
Мужики застыли и дружно принялись испепелять меня взглядами. Упс! Что-то я зря вызвала огонь на себя. Тут же плюнула на их устрашающие взгляды и перешла к более насущным проблемам. Ведь, как ни крути, Глеб прав, Тимур встал в стойку, а судя по его псам, это ещё тот гнус.
— Девочки, у нас проблемы.
— Какие? — в унисон спросили подруги, взволнованно смотря на меня.
— Вернее, не у нас, а у Люды. Твой мужчина прав.
— Да не мой он! — деланно возмутилась подруга.
Ну-ну, цирк, да и только! Но решила завтра разобраться с Людой, сил нет как хочется знать подробности. Посему я вернулась к её проблеме:
— Я неправильно выразилась. Твоя головная боль, — Люда якобы согласилась, махнув, а её муж напрягся.
Господи, дай мне сил не рассмеяться! Ну, артисты! Не видела бы их милующими, то точно бы поверила. Но сейчас у нас другая головная боль — Тимур.
— Так вот, этот мужик встал в стойку охотника, так что готовься.
— Что, ещё один? Мало ей одного, так другой нарисовался! — тут же сообразила Юля, о ком я говорю. Пока Люда хлопала глазами, переваривая информацию, Юля уже включилась в обсуждение: — Что делать будем?
— Как всегда — будем убивать интерес, — развела я руками. Ну а что делать остаётся?
— Что-то у нас с этим плохо выходит… — скептически изрекла Юля и с тоской посмотрела на мужа.
— Ну... да, — не стала я спорить, поёжившись от злого взгляда Кира.
— Мне осточертел этот балаган! — взревел мужик Люды и, схватив её за руку, повёл в зал.
Мой пальчиком меня поманил, предупреждая взглядом: буду брыкаться — пожалею. Вот и тигр проснулся! Подошла, он, ни слова не говоря, хвать меня за талию — и резко притягивает к себе.
— Я всё-таки склоняюсь, что ты ошиблась с выбором профессии, психолог из тебя хреновый.
— Слышал такие выражения: «сапожник без сапог» или «чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу»?
— Приходилось. А ты слышала такое: «всяк пожинает плоды своих трудов»? Всё, Соня, хватит с меня твоих выкрутасов!
— Да что я такого сделала?
— Помимо того, что пришла сюда и вывела из себя этой выходкой? — полоснул по мне злым взглядом. — С бывшим любовником ворковала. Сонь, я был с тобой терпелив, старался быть мягче, в итоге ты делаешь что в голову взбредёт. Мушкетёры хреновы! — процедил он сквозь зубы.
— Да не был он моим любовником… — попыталась остановить зарождающееся цунами ревности.
— Сынок, а что, собственно, происходит? — раздался обеспокоенный голос Любови Валерьевны.
— Ваш сын в припадке ревности бьётся, — не смогла не съязвить.
— Кирилл, иди остынь. А я пока за твоей невестой пригляжу, ты же знаешь — лучше охранника не найти. — Он пристально посмотрел на мать и, махнув рукой, направился свежим воздухом подышать. — Кому он врезал? — тут же перешла она к допросу.
— По сути, никому. Я с этим козлом хотела встречаться. Но он не прошёл проверку. Вот и всё.
— Уверена, что всё? Ну не может мой сын так беситься на ровном месте.
— Бесится он из-за одной реплики: «Ты такая сексуальная, когда злишься… Никак не могу забыть тебя в роли воинственной амазонки в то утро», — решила дословно ей пересказать монолог дебила. — Дело в том, что я только из командировки прилетела, тут звонок в дверь, смотрю в глазок — этот маячит. Я ему через дверь: «Уходи». А он как с цепи сорвался, принялся трезвонить. Ну я и взяла биту, чтобы физически аргументировать своё нежелание общаться. Видать, впечатлила… — тяжко вздохнула я, вспоминая то утро.
— Так бы и ударила? — хохотнула она.
— Скорее, это было оружие устрашения. Не думаю, что смогла бы врезать. Но эффект был: слинял со скоростью ракеты земля-воздух. Хотела сейчас вашему объяснить, так закусил удила…
— Он такой… — смотря куда-то вдаль, расстроила меня окончательно. А потом решила добить: — И дома тебя ждёт допрос с пристрастием без права оправдаться.
— Поняла уже… — опять тяжко вздохнула, представляя этот допрос.
— Но могу помочь.
Я встрепенулась и с надеждой посмотрела на свою спасительницу.
— Поеду с вами, мать он не прогонит и орать не будет сильно. А утром уже сможет здраво мыслить. Сейчас у него вместо крови голимая ревность, мозг не питает, а отключает напрочь. То, что сейчас ты видишь, это ещё цветочки, ягодки будут дома. Вон, глаза какие зеленеющие и зрачки узкие…
— И что это значит? — насторожилась я.
— Это предвестник бури. У Кирилла всегда такой цвет глаз, кода он в гневе и еле сдерживается, чтобы не сорваться.
— Договорились! — И тут же взяла под руку спасительницу.
Когда Кирилл узнал, что мама едет с нами, вначале онемел. Потом попытался избавиться от миротворца, но потерпел фиаско, мол, плохо ей, боится оставаться одна. Посему он только одарил маму полным гнева взглядом и уступил. Только домой зашли, он меня за руку цап — и в сторону поволок разборки чинить.
— Сынок, держи себя в руках, иначе я в качестве судьи присоединюсь, — услышали мы весёлый голос его мамы.
— Мам, ты говорила, что у тебя давление, умираешь, поэтому боишься дома сегодня остаться одна. Вот и иди в комнату, как начнутся предсмертные конвульсии, зови, откачаю.
— Ну ты и хам! — шипя, как змея, решила заступиться за женщину.
— А нечего мне врать, думаешь, я не знаю, зачем она здесь? — приглушённо процедил он. — А теперь, дорогая, быстро рассказала про то чудесное утро…
— Да ничего не было у меня с ним. Просто он меня достал, и я его битой припугнула…
— Опять битой! — взревел он.
— Сынок, я всё слышу… — раздался голос сверху.
— Мама, если подслушиваешь, то делай это тихо. И вообще, не рушь свою легенду! Иди давай, болей с чувством, чтобы я проникся.
— Бессовестный, у тебя мама болеет, а ты…
Кир тут же перебил меня, выдав:
— Ну всё, спелись!
Запустил пятерню в свою шевелюру и нервно заходил из стороны в сторону. Затем резко остановился и вновь выдал:
— Пусть сейчас вас большинство, но, когда у нас с тобой родится сын, мы будем на равных. Так что рано празднуете победу! — сказал он громко, чтобы, кто подслушивает, услышал. В ответ тишина, так как Любовь Валерьевна знает о моей проблеме. — Мама, а тебе советую завтра срочно выздоравливать, иначе поругаемся.
— Если ты закончил, можно пойти поужинать? — решила уйти от неприятного разговора верным для этого способом. Кир не позволит мне голодать.
— И я что-то проголодалась, — услышали сверху голос его мамы.
Мой мужчина поднял обречённо глаза кверху и направился в кухню, попутно бросил:
— Иди переоденься, сейчас приготовлю.
Я же поднялась на второй этаж, чтобы выполнить указания нашего кормильца. Там наткнулась на свою спасительницу.
— Что, так и не допускает тебя до кухни?
В ответ кивнула. Он над ней трясётся, словно она святилище. Всё сам. Только кофе сделать можно и еду разогреть. А остальное не сметь. Ах да, посуду ещё можно мыть.
— И меня не пускает, насчёт этого не беспокойся.
— А насчёт чего мне начинать беспокоиться?
— Разозлился… — покачала она головой.
— Вижу, — тяжко вздохнула.
— Придётся его успокаивать, иначе лютовать долго будет.
— Ещё чего! — возмутилась.
— Ну тогда забаррикадировать дверь, по-другому никак. Хотя... и это не поможет, может выбить, — убила она меня ответом, следуя за мной в комнату, где я временно поселилась.
— Отчего же, есть вариант — переночевать с вами.
Женщина резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Почесала переносицу, обдумывая мой план.
— Можно, конечно, попробовать. Только мой срок пребывания тут сократится в разы, Кир не отличается долготерпением, если вспылит, будет плохо. — Вновь покачав головой, добавила: — Очень плохо.
Я стою и не знаю, что и делать.
— Ну, чего статую изображаешь? Бегом переодевайся, бери нужные вещи в бункер…
— Куда?
— В мою комнату, сейчас ей именно это название подходит. Орать, конечно, сын не будет…
Она замолчала, моё сердце замерло в ожидании неприятного продолжения.
— Но по-любому потом с тобой расквитается, и со мной тоже.
— Может, тогда и не стоит нарываться?
— Ага, сейчас! Где это видано, чтобы Бельская пасовала перед трудностями.
— Так трудности — это тоже Бельский.
— От этого ещё интересней.
Пока кушали, Кир молча сверлил меня взглядом. Я злилась, но вида не подавала, собралась помыть посуду, как он:
— Дай сюда. — Выдернул её из рук и, слегка наклонившись, чуть слышно произнёс: — Советую срочно перебираться в мою комнату.
— Эм… — замялась я и тут же вспомнила, где я, собственно, ночую. — Может, завтра?
— Солнечная, поверь, лучше сегодня, — предупреждающе посмотрел на меня.
Ну я и «послушала» его совета. Когда он узнал о моём коварстве, попытался войти. Но окрик мамы остановил:
— Не смей, я с голым задом, Соня мне укол делает. Говорю же, у меня давление! — Удар в стену и удаляющиеся шаги. — Фуф, пронесло, — выдохнула она. — Кстати, а ты уколы ставить умеешь? — посмеиваясь, интересуется.
— Умею.
— Ну, тогда хорошо, завтра может понадобиться, когда прорываться начнём к Люде.
— Зачем?
— Ну а вдруг и правда долбанёт? Сын если лютовать начинает — гаси свечи.
— А почему вы ему позволяете хамить?
— Он не хамит без дела, а только в случае моей манипуляции. А сейчас он знает, что его наглым образом обдурили. Теперь представляешь, насколько сложная нам с тобой предстоит операция?
— А к Люде зачем?
— Ой, совсем забыла. На каторжный труд. Или совершать возмездие — пока не могу сказать точно, как всё сделаем, определюсь.
— Чего? — напряглась я.
— Компоты, говорю, будем помогать крутить.
— И я? — тыча пальцем себе в грудь, сипло переспрашиваю.
— И ты тоже.
— Не, меня к продуктам подпускать опасно. Ну, если вы хотите отправить кого-то на тот свет, тогда обратились по адресу.
— Тогда будешь мыть.
Ну, я думаю, что не помыть банок десять? Это всё лучше, чем с Кириллом воевать.
Утром мы, как партизаны, крадучись вышли в холл. Любовь Валерьевна осмотрелась и одними губами:
— Путь свободен, рвём когти. Потом позвоню и пред фактом поставлю.
Только она сделала шаг вперёд — Кир. Стоит, руки на груди скрестил, глаза опять зеленющие.
— Ну, и куда вы собрались?
Его мама подобралась, словно совсем недавно не кралась, как воришка.
— Кир, не устраивай сцен, иначе маме плохо будет…
—Ты у меня женщина изворотливая, ни одна зараза с тобой не справится.
— Как же не справится. А давление?
— Ошибаешься, это не давление, а это совесть бьётся в конвульсиях, напоминая о себе. Как тебе диагноз?
— Ты повторяешься и ошибаешься, — отмахнулась она. — Совесть лежит в глубокой коме и пока приходить в себя не собирается. И вообще, мы к Люде едем, ей срочно нужна помощь.
— Какая? — сухо интересуется.
— Сын, ну ты же умный человек и понимаешь, что раз правду не сказала, значит, буду безбожно врать. А оно тебе нужно? Но хочу сразу успокоить, что ничего криминального, только наши женские дела. И обещаем против тебя коалицию не создавать.
— А против кого собираетесь? Против Беркутова?
— Я похожа на камикадзе?
Кирилл посмотрел на часы, тяжко вздохнул и дал добро на поездку к подруге. Правда, вначале заставил позавтракать. Но перед тем как уйти, на ушко шепнул:
— И не надейся, что легко отделалась, вечером поговорим.
— Хорошо.
Не стала я дёргать своего тигра за усы. Наступит вечер, тогда и будем думать, что делать. А сейчас я хочу с подругой поговорить, хватит делать вид, что ничего не знаю.
Когда мы приехали к Люде, я поняла, что приуменьшила фронт работы. Но когда она мне сказала, что всё делим пополам, я обрадовалась и была готова дальше совершать подвиг. Вечером вернулись домой без сил, хотелось просто лечь у порога и уснуть. Кир посмотрел на нас, лишь махнул рукой и удалился.
— Пять минут. Если к их концу не придёте... — многозначительно посмотрел на меня.
— Кирилл, роль Отелло тебе не к лицу, — попыталась приструнить его.
— Мне плевать, я сказал: пять минут и ни минутой больше, а с тобой, вертихвостка, я ещё дома поговорю!
Тут я вспомнила о нашем с ним новом договоре, который заключили в шутку буквально вчера вечером. Суть в том, что если его день — я подчиняюсь, а в мой — он. Единственная оговорка: с его стороны не принуждать к интиму, а вот совращать можно.
— Сегодня мой день, так что оставь свой разговор до завтра, а лучше напиши в письменном виде — видеть тебя не хочу!
Его взгляд был сродни острому лезвию, Кирилл никогда так на меня не смотрел. Тут я пожалела, что упомнила этот договор. Вот кто меня за язык тянул?
Зашли в туалет, я сполоснула холодной водой лицо, чтобы привести мысли в порядок. Не помогло.
— Не, ну не придурок ли? — дала волю чувствам. — Сказала же ему: отпусти, я тут не одна, а он...
— Сонь, а кто это был? — не скрывая волнения, поинтересовалась Юля.
— Да потенциальный жених, — махнула я рукой, и тут же всплыл тот вечер в клубе, — который не прошёл проверку. Я с ним порвала несколько месяцев назад — кобель он. Так вот этот гнус решил сейчас выяснить, почему я так поступила.
— Тебе его жалко? — неверно поняла меня Юля.
— Шутишь? — нервно хохотнула я, представив, что меня ожидает дома. — Мне себя жаль, Кирилл мне весь мозг выест своими подозрениями. Ну вот за что?! — вновь всплеснула я в отчаянии руками.
— Да что там стряслось-то?
— Если коротко: Отелло подошёл не в самый подходящий момент и услышал то, чего не должен был. Короче, всё плохо.
— Что делать будешь? — вновь разволновалась Юля.
— Буду делать виноватым Кирилла, по-другому никак, — озвучила самый верный способ избежать длительных разборок.
Тут у Юли завибрировал телефон, и она, извинившись, вышла в коридор. Я вытерла руки, и мы пошли следом за ней. Только Люда открыла дверь, её взгляд полыхнул гневом. Выглянула из-за её плеча, и у меня холодок пробежал по спине. Юлю запугивал большой качок.
— Не дёргайся, — сдавил её руку, видимо, так сильно, что та вскрикнула, — сейчас ты молча пойдёшь со мной, заберёшь свою девку и исчезнешь из города, а в качестве компенсации тебе на счёт переведут миллион…
Я в ужасе! Понимаю, что мы с ним не справимся, и не знаю, что делать.
— Соня, бегом за нашими мальчиками, а я пока этого ушлёпка придержу.
Я мотнула головой, чтобы избавиться от липкого страха, что сковал мою волю не хуже цепей.
— Уверена, что справишься? — неуверенно интересуюсь.
— Попытаюсь, — чуть слышно произнесла подруга и направилась спасать Юлю.
Я же, не медля ни секунды, рванула к мужчинам. Так быстро я никогда не бежала. По пути наткнулась на мужчин, видимо, у них терпение ждать нас лопнуло, вот и пошли нас искать.
— Там, — показываю рукой в сторону, где напали на подругу, — на Юлю напали, Люда пытается спасти ее.
— Да, блин! Просил же! — взорвался Глеб и рванул спасать свою жену, за ним все остальные.
Мы подбежали как раз тогда, когда какой-то мужик назвал себя новым хозяином Люды. Ага, сейчас тебе муженёк её быстро вправит мозги, только бы не стал убивать при всех. Обошлось. К стеночке приложил и немного ещё тщедушную шейку сдавил. Но тому было и этого достаточно, чтобы перепугаться не на шутку. Когда отпустили этих придурков, Глеб вдруг выдал:
— Ты хоть понимаешь, во что вляпалась? Тимур так просто не отстанет. Пойти его добить, что ли, во избежание проблем... — И смотрит так вдаль, обдумывая свои слова.
Он что, серьёзно?
— Стоп! — решила вмешаться.
Кто знает? Вдруг и правда прибьёт.
— Вы план по мордобою на сегодня выполнили, ударили каждый по разу — на этом остановимся.
Мужики застыли и дружно принялись испепелять меня взглядами. Упс! Что-то я зря вызвала огонь на себя. Тут же плюнула на их устрашающие взгляды и перешла к более насущным проблемам. Ведь, как ни крути, Глеб прав, Тимур встал в стойку, а судя по его псам, это ещё тот гнус.
— Девочки, у нас проблемы.
— Какие? — в унисон спросили подруги, взволнованно смотря на меня.
— Вернее, не у нас, а у Люды. Твой мужчина прав.
— Да не мой он! — деланно возмутилась подруга.
Ну-ну, цирк, да и только! Но решила завтра разобраться с Людой, сил нет как хочется знать подробности. Посему я вернулась к её проблеме:
— Я неправильно выразилась. Твоя головная боль, — Люда якобы согласилась, махнув, а её муж напрягся.
Господи, дай мне сил не рассмеяться! Ну, артисты! Не видела бы их милующими, то точно бы поверила. Но сейчас у нас другая головная боль — Тимур.
— Так вот, этот мужик встал в стойку охотника, так что готовься.
— Что, ещё один? Мало ей одного, так другой нарисовался! — тут же сообразила Юля, о ком я говорю. Пока Люда хлопала глазами, переваривая информацию, Юля уже включилась в обсуждение: — Что делать будем?
— Как всегда — будем убивать интерес, — развела я руками. Ну а что делать остаётся?
— Что-то у нас с этим плохо выходит… — скептически изрекла Юля и с тоской посмотрела на мужа.
— Ну... да, — не стала я спорить, поёжившись от злого взгляда Кира.
— Мне осточертел этот балаган! — взревел мужик Люды и, схватив её за руку, повёл в зал.
Мой пальчиком меня поманил, предупреждая взглядом: буду брыкаться — пожалею. Вот и тигр проснулся! Подошла, он, ни слова не говоря, хвать меня за талию — и резко притягивает к себе.
— Я всё-таки склоняюсь, что ты ошиблась с выбором профессии, психолог из тебя хреновый.
— Слышал такие выражения: «сапожник без сапог» или «чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу»?
— Приходилось. А ты слышала такое: «всяк пожинает плоды своих трудов»? Всё, Соня, хватит с меня твоих выкрутасов!
— Да что я такого сделала?
— Помимо того, что пришла сюда и вывела из себя этой выходкой? — полоснул по мне злым взглядом. — С бывшим любовником ворковала. Сонь, я был с тобой терпелив, старался быть мягче, в итоге ты делаешь что в голову взбредёт. Мушкетёры хреновы! — процедил он сквозь зубы.
— Да не был он моим любовником… — попыталась остановить зарождающееся цунами ревности.
— Сынок, а что, собственно, происходит? — раздался обеспокоенный голос Любови Валерьевны.
— Ваш сын в припадке ревности бьётся, — не смогла не съязвить.
— Кирилл, иди остынь. А я пока за твоей невестой пригляжу, ты же знаешь — лучше охранника не найти. — Он пристально посмотрел на мать и, махнув рукой, направился свежим воздухом подышать. — Кому он врезал? — тут же перешла она к допросу.
— По сути, никому. Я с этим козлом хотела встречаться. Но он не прошёл проверку. Вот и всё.
— Уверена, что всё? Ну не может мой сын так беситься на ровном месте.
— Бесится он из-за одной реплики: «Ты такая сексуальная, когда злишься… Никак не могу забыть тебя в роли воинственной амазонки в то утро», — решила дословно ей пересказать монолог дебила. — Дело в том, что я только из командировки прилетела, тут звонок в дверь, смотрю в глазок — этот маячит. Я ему через дверь: «Уходи». А он как с цепи сорвался, принялся трезвонить. Ну я и взяла биту, чтобы физически аргументировать своё нежелание общаться. Видать, впечатлила… — тяжко вздохнула я, вспоминая то утро.
— Так бы и ударила? — хохотнула она.
— Скорее, это было оружие устрашения. Не думаю, что смогла бы врезать. Но эффект был: слинял со скоростью ракеты земля-воздух. Хотела сейчас вашему объяснить, так закусил удила…
— Он такой… — смотря куда-то вдаль, расстроила меня окончательно. А потом решила добить: — И дома тебя ждёт допрос с пристрастием без права оправдаться.
— Поняла уже… — опять тяжко вздохнула, представляя этот допрос.
— Но могу помочь.
Я встрепенулась и с надеждой посмотрела на свою спасительницу.
— Поеду с вами, мать он не прогонит и орать не будет сильно. А утром уже сможет здраво мыслить. Сейчас у него вместо крови голимая ревность, мозг не питает, а отключает напрочь. То, что сейчас ты видишь, это ещё цветочки, ягодки будут дома. Вон, глаза какие зеленеющие и зрачки узкие…
— И что это значит? — насторожилась я.
— Это предвестник бури. У Кирилла всегда такой цвет глаз, кода он в гневе и еле сдерживается, чтобы не сорваться.
— Договорились! — И тут же взяла под руку спасительницу.
Когда Кирилл узнал, что мама едет с нами, вначале онемел. Потом попытался избавиться от миротворца, но потерпел фиаско, мол, плохо ей, боится оставаться одна. Посему он только одарил маму полным гнева взглядом и уступил. Только домой зашли, он меня за руку цап — и в сторону поволок разборки чинить.
— Сынок, держи себя в руках, иначе я в качестве судьи присоединюсь, — услышали мы весёлый голос его мамы.
— Мам, ты говорила, что у тебя давление, умираешь, поэтому боишься дома сегодня остаться одна. Вот и иди в комнату, как начнутся предсмертные конвульсии, зови, откачаю.
— Ну ты и хам! — шипя, как змея, решила заступиться за женщину.
— А нечего мне врать, думаешь, я не знаю, зачем она здесь? — приглушённо процедил он. — А теперь, дорогая, быстро рассказала про то чудесное утро…
— Да ничего не было у меня с ним. Просто он меня достал, и я его битой припугнула…
— Опять битой! — взревел он.
— Сынок, я всё слышу… — раздался голос сверху.
— Мама, если подслушиваешь, то делай это тихо. И вообще, не рушь свою легенду! Иди давай, болей с чувством, чтобы я проникся.
— Бессовестный, у тебя мама болеет, а ты…
Кир тут же перебил меня, выдав:
— Ну всё, спелись!
Запустил пятерню в свою шевелюру и нервно заходил из стороны в сторону. Затем резко остановился и вновь выдал:
— Пусть сейчас вас большинство, но, когда у нас с тобой родится сын, мы будем на равных. Так что рано празднуете победу! — сказал он громко, чтобы, кто подслушивает, услышал. В ответ тишина, так как Любовь Валерьевна знает о моей проблеме. — Мама, а тебе советую завтра срочно выздоравливать, иначе поругаемся.
— Если ты закончил, можно пойти поужинать? — решила уйти от неприятного разговора верным для этого способом. Кир не позволит мне голодать.
— И я что-то проголодалась, — услышали сверху голос его мамы.
Мой мужчина поднял обречённо глаза кверху и направился в кухню, попутно бросил:
— Иди переоденься, сейчас приготовлю.
Я же поднялась на второй этаж, чтобы выполнить указания нашего кормильца. Там наткнулась на свою спасительницу.
— Что, так и не допускает тебя до кухни?
В ответ кивнула. Он над ней трясётся, словно она святилище. Всё сам. Только кофе сделать можно и еду разогреть. А остальное не сметь. Ах да, посуду ещё можно мыть.
— И меня не пускает, насчёт этого не беспокойся.
— А насчёт чего мне начинать беспокоиться?
— Разозлился… — покачала она головой.
— Вижу, — тяжко вздохнула.
— Придётся его успокаивать, иначе лютовать долго будет.
— Ещё чего! — возмутилась.
— Ну тогда забаррикадировать дверь, по-другому никак. Хотя... и это не поможет, может выбить, — убила она меня ответом, следуя за мной в комнату, где я временно поселилась.
— Отчего же, есть вариант — переночевать с вами.
Женщина резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Почесала переносицу, обдумывая мой план.
— Можно, конечно, попробовать. Только мой срок пребывания тут сократится в разы, Кир не отличается долготерпением, если вспылит, будет плохо. — Вновь покачав головой, добавила: — Очень плохо.
Я стою и не знаю, что и делать.
— Ну, чего статую изображаешь? Бегом переодевайся, бери нужные вещи в бункер…
— Куда?
— В мою комнату, сейчас ей именно это название подходит. Орать, конечно, сын не будет…
Она замолчала, моё сердце замерло в ожидании неприятного продолжения.
— Но по-любому потом с тобой расквитается, и со мной тоже.
— Может, тогда и не стоит нарываться?
— Ага, сейчас! Где это видано, чтобы Бельская пасовала перед трудностями.
— Так трудности — это тоже Бельский.
— От этого ещё интересней.
Пока кушали, Кир молча сверлил меня взглядом. Я злилась, но вида не подавала, собралась помыть посуду, как он:
— Дай сюда. — Выдернул её из рук и, слегка наклонившись, чуть слышно произнёс: — Советую срочно перебираться в мою комнату.
— Эм… — замялась я и тут же вспомнила, где я, собственно, ночую. — Может, завтра?
— Солнечная, поверь, лучше сегодня, — предупреждающе посмотрел на меня.
Ну я и «послушала» его совета. Когда он узнал о моём коварстве, попытался войти. Но окрик мамы остановил:
— Не смей, я с голым задом, Соня мне укол делает. Говорю же, у меня давление! — Удар в стену и удаляющиеся шаги. — Фуф, пронесло, — выдохнула она. — Кстати, а ты уколы ставить умеешь? — посмеиваясь, интересуется.
— Умею.
— Ну, тогда хорошо, завтра может понадобиться, когда прорываться начнём к Люде.
— Зачем?
— Ну а вдруг и правда долбанёт? Сын если лютовать начинает — гаси свечи.
— А почему вы ему позволяете хамить?
— Он не хамит без дела, а только в случае моей манипуляции. А сейчас он знает, что его наглым образом обдурили. Теперь представляешь, насколько сложная нам с тобой предстоит операция?
— А к Люде зачем?
— Ой, совсем забыла. На каторжный труд. Или совершать возмездие — пока не могу сказать точно, как всё сделаем, определюсь.
— Чего? — напряглась я.
— Компоты, говорю, будем помогать крутить.
— И я? — тыча пальцем себе в грудь, сипло переспрашиваю.
— И ты тоже.
— Не, меня к продуктам подпускать опасно. Ну, если вы хотите отправить кого-то на тот свет, тогда обратились по адресу.
— Тогда будешь мыть.
Ну, я думаю, что не помыть банок десять? Это всё лучше, чем с Кириллом воевать.
***
Утром мы, как партизаны, крадучись вышли в холл. Любовь Валерьевна осмотрелась и одними губами:
— Путь свободен, рвём когти. Потом позвоню и пред фактом поставлю.
Только она сделала шаг вперёд — Кир. Стоит, руки на груди скрестил, глаза опять зеленющие.
— Ну, и куда вы собрались?
Его мама подобралась, словно совсем недавно не кралась, как воришка.
— Кир, не устраивай сцен, иначе маме плохо будет…
—Ты у меня женщина изворотливая, ни одна зараза с тобой не справится.
— Как же не справится. А давление?
— Ошибаешься, это не давление, а это совесть бьётся в конвульсиях, напоминая о себе. Как тебе диагноз?
— Ты повторяешься и ошибаешься, — отмахнулась она. — Совесть лежит в глубокой коме и пока приходить в себя не собирается. И вообще, мы к Люде едем, ей срочно нужна помощь.
— Какая? — сухо интересуется.
— Сын, ну ты же умный человек и понимаешь, что раз правду не сказала, значит, буду безбожно врать. А оно тебе нужно? Но хочу сразу успокоить, что ничего криминального, только наши женские дела. И обещаем против тебя коалицию не создавать.
— А против кого собираетесь? Против Беркутова?
— Я похожа на камикадзе?
Кирилл посмотрел на часы, тяжко вздохнул и дал добро на поездку к подруге. Правда, вначале заставил позавтракать. Но перед тем как уйти, на ушко шепнул:
— И не надейся, что легко отделалась, вечером поговорим.
— Хорошо.
Не стала я дёргать своего тигра за усы. Наступит вечер, тогда и будем думать, что делать. А сейчас я хочу с подругой поговорить, хватит делать вид, что ничего не знаю.
***
Когда мы приехали к Люде, я поняла, что приуменьшила фронт работы. Но когда она мне сказала, что всё делим пополам, я обрадовалась и была готова дальше совершать подвиг. Вечером вернулись домой без сил, хотелось просто лечь у порога и уснуть. Кир посмотрел на нас, лишь махнул рукой и удалился.
