Черные подковы

- Нет, с ним там девушка сидела, напротив него стол.
       - А, Светка-конфетка. Кстати, ты обратил внимание, что у нее стол стоит на некотором возвышении?
       - Нет. Хотя… да, вроде сейчас что-то припоминаю…
       - Так получилось, что Толя выбрал свой стол первым. И когда Светка устроилась и за свой стол села, первое, что Толя увидел в проеме стола – ее раздвинутые ноги, а между ними - ярко-зеленые трусы. Она не специально, не думай, просто так вышло. И вот представь: взрослый мужик, такая фигня. И ведь сказать не может, боится, типа она еще начнет думать, что он специально все подстроил, или за извращенца его примет. А глаза постоянно возвращаются на одно и то же место, о чем не думай. Почти как в книжке про Ходжу Насреддина! В общем, он так месяц маялся, все трусы ее наизусть выучил, работать нормально не мог, потом притащил из дома молоток с гвоздями, нашел где-то кусок ДВП и забил проем. Догадалась она или нет, когда увидела все это, неизвестно, но когда он нам про все это рассказывал – мы просто уссывались!
       Отпустив Насонова на обед, они вышли на пятый сектор. Виктор посмотрел вверх – видна ли лампочка, которую Гера ему показывал? С того времени он даже ни разу про нее не вспомнил, вот ведь как. Нет, при свете дня ничего не видно. Может, там уже ничего нет? Почему-то вспомнился вчерашний разговор с эфэсбэшником, и настроение резко испортилось. Виктор глянул на Геру – Большой смотрел в окно. Вопрос сформировался в голове сам собой:
       - Гера, как ты думаешь, у нас стукачи на пассажирке есть?
       - Думаю, есть, - Большой обернулся. – А что ты так заинтересовался?
       - Да я все про Степку думаю, - надо же было что-то соврать.
       - А-а, - протянул Гера. – Да сейчас есть наверняка уже, как понабрали столько народу. Малафеев у Буянкина по всем признакам стукачок. Ему же ничего не надо, у него мама большая шишка в банке, деньги его интересуют не так сильно. Его и устроили по крюку, так понимаю – никто в таможню его брать не хотел. Явно дует куда-то. Пяткин у Мосина в смене работает – тоже очень скользкий тип. Сам большой, а натура ссыкливая. Я ему немного помогал недавно, когда его у нас на районе при аварии напрягли. Пообщались маленько. У нас вроде пока тихо, как думаешь?
       - Вроде да. Нормальные вроде все.
       Витя помолчал. Потом поднял глаза – Гера смотрел на него. Надо было что-то сказать…
       - А у тебя остались друзья в ФСБ? С которыми общаешься? Которые могут помочь тебе… если что?
       Большой усмехнулся и поднял глаза к потолку.
       - Давай я тебе кое-что объясню. Во-первых, ты мне можешь верить или не верить. И как относиться ко мне, зависит от твоего воспитания и способности реально оценить происходящее вокруг тебя и вокруг меня. Я на это никак не повлияю, что бы тебе ни говорил, так?
       - Так.
       - Разобрались. Во-вторых – у каждого из нас есть свои маленькие секреты, о которых никому знать не надо. Это, думаю, тоже понятно. Ну, а в-третьих, и это мое мнение, каждый должен рассчитывать в первую очередь только на свои силы. Время сейчас сучье. И настоящих друзей, которые действительно смогут тебе помочь, как ты говоришь – если что – мало. В основном нас с тобой ценят за то, что мы работаем в таможне. Как только ты отсюда уйдешь, или с тобою что-то случится – почти никого из тех, кто тебя сегодня окружает, с тобой рядом не останется. Представь подобное, не дай Бог такого, конечно, и прикинь, кто реально захочет тебе помочь.
       - Надеюсь, что таких немало, - предположил Виктор.
       - И зря, - обрезал Гера. – Не витай в облаках. Ты хоть немного, но старше меня, и должен уже научиться разбираться в людях. Сейчас все ищут выгоды, и от отношений тоже. Если от нас не будет выгоды – кто будет нам помогать? Я думаю, что только те, кто знал нас до таможни.
       Он помолчал. Потом опять усмехнулся и продолжил:
       - Не знаю, к чему вспомнил – оформлял как-то рейс на Эмираты. Вылетает девушка, с собой только маленькая спортивная сумка. Мне с хискана маякнули – проверь, что в ней? Я, пока документы смотрю, с ней разговор завел: не страшно ли одной лететь, там свои законы, всякие ограничения. Нет-нет, все нормально, встречают. Откройте сумку, ей говорю. А она мне: да там пусто, ничего нет, давай я пойду. Я говорю: так не пойдет, дайте сам, и начинаю копаться. А там… всего-то здоровенных два рулона наших родных синих презервативов, этих, с надписью «Проверено электроникой», да помада с тушью. И все. Мне ее так жалко стало. Стюард один раньше летал, сейчас там в Дубаях работает, прилетал и рассказывал: там целые городки, забором огороженные, есть, где и проститутки наши, и бухло, и никакие законы не действуют. Главное – за забор не выходить, там уже проблемы могут быть, а проституткам вообще зиндан сразу на год. Вискарь мне все время привозит, к себе зовет – отдохнем, развлечемся! И вот гляжу я на эту девчонку – до чего же ты дошла, милая? На все готова, себя продать готова, зинданом рискнуть… А ведь, если что, - Гера посмотрел на Виктора, - ей там никто помогать не будет. Нет у нее никаких друзей. И сколько таких по России?
       - И что, все рассчитывают на себя?
       - А на кого? Государство давно на всех положило, потому и приходится рассчитывать на свои силы. Одна вот презики с собой в запас тащит, другая, помню, видеокассету повезла в Германию, на которой записано, как ее перли в разных позах. Это у нее было как квалификационная карточка, что ли… Правда, мы кассеты-то все досматривать обязаны, вот и включили в проходной, потом все по одному ходили смотреть со стоек, пока она краснела возле меня. Михайлов-старший предлагал кассету задержать для подробного досмотра как «сугубо подозрительную», но пожалели тетеньку.
       Виктор уже сталкивался с процедурой досмотра видеокассет – это делалось под предлогом недопустимости вывоза на них секретной информации. Чаще всего кассеты приносили заранее, особенно при их большом количестве – к примеру, у тех, кто выезжал на ПМЖ, то есть – на постоянное место жительства - в Израиль. Но все обычно сводилась к банальной проверке на порнографию, такие кассеты возвращались назад или попросту изымались. Случались и конфликты – однажды пассажир испугался, что кассеты у него отберут, и попросту сломал на лестнице две видеокассеты с фильмами Тинто Брасса.
       - Кстати, чтобы у тебя не сложилось ложное впечатление, - Большой хлопнул ладонью по стойке. – Перед той сменой, когда загребли Михайлова-старшего, ко мне приехали ребята. Вечером, часов в 10, наверно. Два таможенника и общий знакомый. Они мне и сказали, что завтра будет проблема. Звонить никуда не советовали – телефон мог прослушиваться, я даже Уголька не мог предупредить, да у него тогда и телефона не было, а на работу звонить глупо. Направлено это было против Димы Михайлова, Рамиза и меня, мы тут самые старые были. Причем все это организовал зам по оперативной с Городской таможни, Леньков Федор Сергеевич, я его еще с комитета хорошо знаю. Как он ногами стучал, когда узнал, что я заболел! - засмеялся Гера.
       - Злился на тебя?
       - Нет. Просто понял, что мне кто-то сказал, а слив информации – всегда плохо. Дело не во мне, мы в хороших отношениях, и я не думаю, что он реально мне желал влететь. Кстати, именно он меня сюда засунул, когда у меня там проблемы начались с начальником. Был в городняке такой Послов. Хороший мужик, но как вобьет себе чего в голову – все, не переубедить. Под меня один мудак с отдела борьбы с контрабандой начал рыть, будто я медь в Литву по левым документам оформляю. Этому бы мудаку в другом направлении чего поискать, но он мелочь какую-то насобирал и к Послову с этим отправился. Откровенно врать не стал – я его насчет этого сразу предупредил, знал, что ничего существенного не найдет. Но и мелочи хватило – Послов начал меня давить: дескать, ты вор и взяточник, увольняйся, иначе тебе хана, я его даже на диктофон записывал, где-то кассетка лежит… Вот Леньков меня сначала в охрану засунул, а потом сюда. А Послова потом турнули с начальника, тот самый мудак, что меня пытался разработать, его же, собственного начальника таможни, прикрепил к одному медному делу, известному, может, слышал – там памятник Колумбу собирались делать? – Витя кивнул. - К чему я это – к тому, что Михайлова-старшего я терпеть не мог, но и заказывать его не собирался. А то, что мне в этом ребята помогли – так благодарен им буду за это до конца дней.
       - Ты мне так все говоришь, как будто я тебя в чем-то подозреваю, - воскликнул Виктор.
       - Про то, как относиться к моим словам, мы с тобой уже говорили, - кивнул Большой. – Если по чесноку, то я давно уже не обращаю внимания, кто и что про меня рассказывает – если не грубости, конечно. Пусть говорят, что я беру взятки, что я помогаю разворовывать страну, что я вообще конченый контрабандист. Мне насрать. Если бы мне платили зарплату хотя бы в десять раз больше, чем сейчас, я бы посылал всех нахрен, не брал никаких подношений, драл со всех нужные пошлины и держался бы за это место как за последнее. Кнут и пряник – вот, что должно держать нас на этой работе! И не только нас – это касается всех правоохранителей. Только так. И государству это было бы выгодно, любой из нас свою десятикратную зарплату может при желании за раз на Стамбуле в карман положить, если повезет. И подобное – по всей стране. Но наверху это никому не интересно. Поэтому сейчас есть только кнут. А раз так - я беру свой пряник и плюю на чье-то мнение. Зато могу решить многие вопросы по мере их поступления. И могу нормально содержать семью, помогать больным родителям, и сестре, которая с ними живет, имея на иждивении двоих детей и придурка мужа. Помогаю вместо того же государства, между прочим. И друзьям стараюсь помочь, тем, старым друзьям, которых знаю со школы.
       - Я тоже стараюсь родителям помогать. И своим, и Татьяниным, - сказал Виктор.
       - И правильно делаешь. Только не забывай об осторожности, - засмеялся Гера, - иначе то самое ФСБ… Там тоже всякого народу хватает, факт. Но случайных людей там практически нет. Жесткий отбор, четкие задачи. Все отработано десятилетиями. Старых людей ведь не так просто даже сами буквы КГБ пугают. Был случай - пришли мы как-то по простому делу к директору Высшей партшколы, так он, седой дед, задрожал, когда мы с товарищем ему корочки предъявили. Знаешь, как не по себе было? Так что в комитете работают люди жесткие, нацеленные на результат. Поэтому там могут быть знакомые, приятели, но точно не друзья. И даже если они тебе помогут по своей службе, ты им это отработаешь втройне. А захотят - просто используют тебя в своих целях и отбросят в сторону, как ненужную бумажку. Понимаешь, о чем я говорю?
       «…отработаешь втройне...». Надо же было в такое ввязаться! Гера говорил, а Витя думал: «Интересно, их там учат читать мысли по лицам, по глазам?» Очень бы этого не хотелось, и он старался не поднимать голову. А в голове звучало: «…отработаешь втройне…»
       

       Глава 17

       По Плаксину ситуация в целом не менялась. Тая говорила, что он уже почти освоился – насколько, конечно, можно освоиться в тюрьме. Она сдала на права и уже сама ездила за рулем, сама начала таскать тяжелые передачи, хотя ребята постоянно предлагали ей свою помощь. Было понятно, что ей просто неудобно было их напрягать, хотя никто и не собирался отказываться от поддержки. Адвокат решал вопросы с Москвой, пока ничего не обещал, но между слов сквозила уверенность – Степу могут полностью оправдать. Вопрос был только в сроках рассмотрения кассации.
       Новый знакомый «из органов» Виктора пока больше не беспокоил. Это радовало, но полностью расслабиться Витя не мог. Не добавил уверенности и разговор с появившимся Загребецким. Тот, как мог, юлил и не договаривал все, что можно было не сказать. В итоге они поругались.
       Одна радость, впрочем, была. Виктору дали очередную звездочку, вырос он и в должности – стал старшим инспектором. Отмечали у армян. С несколькими представителями местной диаспоры Виктор и Насон сдружились ранее, потом познакомили Большова, у которого тоже были знакомые армяне. Внутри диаспоры все друг друга хорошо знали, тут и закрутилось. Армянам надо было решать вопросы по вывозу денег на историческую родину, где была очень тяжелая экономическая ситуация. А по прилету им привозили продукты и армянский коньяк, который дальше шел в «подшефные» фирмы, а также места общественного питания, коих появилось достаточно много. В одно из таковых и гуляли. Хозяева постарались на славу: таможенники ушли сытые и почти пьяные, чудесная армянская кухня не дала возможности напиться вусмерть. Все было, разумеется, за счет заведения, но обе стороны понимали, что количество гостей, все ими съеденное и выпитое несоизмеримо с перспективами дальнейшего сотрудничества. Все таможенники были приглашены на следующее утро на хаш. Реально что-то понимал в хаше только Гера, он сразу согласился. Виктор тоже решил сходить, хотя и надо было вставать на заре – свое национальное блюдо армяне едят ранним утром. Но горячий бульон вкупе с водкой на старые дрожжи пошел очень хорошо. Нужной добавкой были свежие новости от Большого:
       - Худой Грач опять рыскает.
       Грачик Погосян был главой местного представительства «Армянских авиалиний». Седой, из-за худобы похожий на Кащея, он сразу по приезду решил задружиться со всеми портовскими службами, имеющими отношение к международному сектору. Перевозки его встретили весьма сдержанно – почти чисто женский коллектив не обрадовался совсем не похожему на Алена Делона кавказцу. Милиция разговор об отношениях перевела на классику: утром деньги – вечером стулья. Пограничники выпили предложенного коньяка, сказали «спасибо» и молча ушли. Надежда у него осталась на таможенников, тем более они казались весьма разобщенной массой. Но и тут Грачика ожидал прохладный прием. Даже вопросы по «левому» ввозу коньяка ему предлагалось решать через кого-то из диаспоры. Грачик не опускал руки, тем более, что дела он хотел решать куда более значимые. Одним из таких дел был давно предлагаемый ему еще на старом месте вариант с экспортом птиц семейства соколиных. В Эмиратах и соседних странах за кречета давали бешеные деньги – их использовали для охоты. Молва о богатстве нефтяных принцев пустыни делала свое дело, и утверждения о том, что за хорошего кречета те готовы выложить десятки и сотни тысяч долларов, - а то и целый миллион! – не оставляли равнодушными алчные души, к которым относился и Грачик. И поэтому среди таможенников он искал того, кто разделит с ним желание заработать «на птичках». Пернатые будут привезены, упакованы на манер колбасок в сумку, на голову им наденут клобучки, чтобы они ничего не видели, и напоят нужной жижей, чтобы они спали всю дорогу. Грачик всего-то просит, чтобы никто не увидел на хискане, что в сумке, а сумку позволили взять в салон. И все. Грачик не будет говорить, сколько птичек, и не скажет, сколько заплатили ему. Но долю отдаст – он же честный!
       - Полгода назад его послали, - продолжал Большой. – Сейчас он опять ищет «жертву». Насколько я понял, одного нашел – мне звонил Буянкин, его охранник подходил к нему и спрашивал, как перевезти попугаев. Гриша решил его развести, сказал, типа смотря куда. Тот сказал, что в Эмираты. Ну, не дебил ли?
       Они уже порядочно выпили, но жирный хаш, вкупе с зеленью и бастурмой, сдерживал активное наступательное действие алкоголя.