Но что еще больше удивило работавшую в тот день смену, так это то, что Говорков сам подошел к Бородюку и сказал, что ему требуется помощь при встрече пассажира. Пассажир оказался реальным, но незнакомым челноком, вез два чувала кожи, которые тут же были беспрепятственно выпущены. На вопрос куратора – не должны ли чего, Бородюк только ухмыльнулся. Говорков и Алдашев вежливо со всеми попрощались. Далее, по словам отслеживающих встречающих, челнок схватил один чувал, Кошмарыч – второй, Говорков пробежал до неприметного микроавтобуса, куда все с чувалами загрузились и - уехали. Бородюк выдержал «санитарную» паузу до вечерней смены Димы Мосина и, отказавшись от «клиентуры», быстренько свалил. Впрочем, Мосин на него не обиделся – еще раз проверив обстановку вокруг секторов, он выпустил сменой весь стамбульский багаж «под себя».
Документы смотрел не только Граф Елдашев – те же Замышляев с Сеноваловой периодически любили пошерстить наличие подписей под руководящими документами, папки с которыми находились в проходной комнате. Не важно ведь, что человек по какому-то документу работает уже с полгода-год, исполняет его требования, для начальников было главным поймать работника на нарушении установленных правил. За это, естественно, полагались дисциплинарные взыскания – в соответствии с законодательством, конечно. Периодически таможенникам стало «прилетать» - то замечание, а то и выговор. Еще более усугубило ситуацию с документами открытие более современного третьего международного сектора – универсального, через который можно было оформлять и вылеты (что было удобнее), и прилеты. Увеличилось количество таможенных комнат, появился отдельный кабинет начальника пассажирского отдела, где, впрочем, Валя Сеновалова сидела не так часто, оставляя это помещение для обитания и игры на компьютере своим помощникам Славину и Вестникову. Документы же теперь находились в нескольких местах, зачастую – в двух-трех экземплярах в разных папках, не считая тех, которые копировались таможенниками для себя. Это приводило к нелепым ситуациям, когда начальник по собственной глупости или глупости своих помощников, не сумев поймать нерадивого, как ему казалось, подчиненного, начинал таить злобу на того из-за каких-то мелочей.
Так случилось и с Большовым. Не найдя какой-то подписи в одном из документов, Замышляев попытался решить этот вопрос своей властью, но Гера мало того, что доказал свою правоту, но и в очередной раз поднял на смех постоянно пьяного руководителя. В итоге Замышляй на пару со своей благоверной Валей накопал целую кучу всякой мелкой дряни – отсутствие подписи, нахождение постороннего лица в таможенном помещении, нарушение формы одежды в рабочее время, и так далее – и начал отправлять это все в виде докладных на рассмотрение начальнику таможни. Виктор не понимал, как мог этот бородатый алкаш воздействовать на Филинова, но результатом всех этих инсинуаций стали три приказа начальника таможни – почти подряд! – после которых Большому объявили замечание, выговор и строгий выговор, и над ним реально зависла угроза увольнения. От руководства сменой Геру, естественно, отстранили. Однако Большой не скис. Он написал заявление в таможенную комиссию по трудовым спорам. И, несмотря на то, что председателем комиссии являлся Лимохин, лучший друг Замышляева, его сосед по площадке и первейший собутыльник, а представителем от администрации таможни, то есть главным «обвинителем», выступал ни кто иной, как господин Послов, с которым Большов уже имел проблемы на прежнем месте работы, - несмотря на это, Гера добился восстановления в статусе руководителя смены и отмены одного приказа, про «строгач».
Большов не распространялся о том, как он это сделал. Но Коля Ткачев, старый знакомый Виктора с Сосновки, работающий на грузовом секторе, входил в состав этой комиссии.
- Ты прикинь, Викто?р, - как всегда, ударяя на «о», говорил он Гордееву. – Расселись мы у Филина в кабинете. Входит Гера, в руках черная папочка, с какими-то документами. На Послова, по ходу, эта черная папочка впечатление произвела как красная тряпка на быка, не знаю, может, он уже видел ее там, в городняке, он просто с ходу взбеленился. Ну и начали его вопросами давить, что да как. Но Большой очень вежливо от всех претензий отбрехался, а где не мог – признал, но сразу дал понять, что грубых нарушений нет, и из папочки – документики, один за другим, показывает в обоснование. Послов с Лимохиным на пару жмут, кадровика этого, Таракана, позвали, тот чего-то повякал. И ни хрена. Гера доказал – законодательно они не правы, и они это поняли, даже юриста не стали звать. Меня спросили – я в целом Большого поддержал. Но Гера – вообще молоток. Ведь не побоялся ни разу, подготовился!
Но Виктор понимал, что это не последний бой. С нового месяца таможня переходила на контракты – новую систему взаимоотношений между работником и работодателем. И здесь у руководства таможни были все возможности для того, чтобы отсеять ненужных и неугодных, используя различные уловки с организационно-штатными мероприятиями. Большая часть таможенников уже подписали контракты, кого-то тихо уволили, как Валеру Охромеева – видимо, вспомнили ему баночки с джином! И таких неудобных, неприятных для начальства, как Большов, несмотря на весь его опыт и умение, тоже захотят убрать в первую очередь.
С другой стороны, Витя четко осознавал – ему надо двигаться вперед. И Гера ему, как не поверни, здесь помеха. Время идет, а должности и звания в карман не сыпятся. Не все же время сидеть под Большим – вспомнил он фразу из разговора с комитетчиком Анатолием. Настроение от таких воспоминаний сразу портилось.
Выйдя с утра на смену, Виктор не обнаружил Большова, хотя машина уже стояла на стоянке.
- Он приехал раньше и сразу в «садик» ломанулся, - объяснил Бородюк. – Похоже, сегодня у него по контракту вопрос решается. Так что принимай смену.
Большого не было полдня. Наконец ближе к обеду он с усталой улыбкой ввалился в проходную комнату. В руках у него была черная кожаная папка.
- Ну что? – Все присутствующие обратили лица к нему.
- Нормально, заключил. – Гера сел на диван. – Фу-у! Вот же уроды. Нет им жизни, все бы помучать кого…
Виктор протянул ключи Большому. Тот посмотрел на них, как на что-то очень надоевшее.
- Оставь себе, Витя. По новому контракту я простой инспектор, так что теперь можете помыкать мной, как соблаговолите. Хотя меня наверняка к Грише перебросят, так понимаю.
Все обалдели.
- Ничего не понял, - Пашнин потянул за руку уже бывшего начальника смены. – Объясни толком.
- Дайте попить сначала.
Минералка явно облегчила состояние Большого.
- Фу-у, класс! В общем так. Они меня там мурыжили сначала, типа жди. Ну, я и сидел там в приемной. Мимо народ ходит, контракты заключают, радостные все. Часа два назад только и позвали к Филину, там все – Филин, Посол, Замышляев, Горьков с тоскою на лице, Валя, конечно. Тут мне и Филин выдает – контракта не будет, свободен. Я был готов, открываю папочку и достаю им документик – не имеете права, неверное обоснование, неправильная трактовка законодательства, если кратко. И вообще оснований нет, грубых нарушений не имею, поощрений от того же Филина полная трудовая – проверьте, говорю, сами писали, так ведь? Хотите – могу судиться, только потом ошибки тяжелее будет исправлять.
Они поговорили меж собой, потом меня выгнали, смотрю – юрист к ним пошел. Ладно, жду. Юрист вышел – меня зовут. Филин опять за свое – контракта не будет, извини, должностей нет, все разобраны. Я ему говорю – мне поровну, по закону положено, ищите, увольняйте кого-то, виновных находите в таком разгильдяйстве, ваша же вина, что начальник смены без контракта и должности остался. Послов тут как вскочил: а нет такой должности – начальник смены! Есть ведущий инспектор, а начальник смены – это простое назначение. Я ему отвечаю – неправда, есть, я же не просто так работал. Ох, они напустились! И орут, и подтрунивают, и смеются над моей глупостью. Только Горьков сидит спокойно и в глаза мне смотрит. Явно чует мой провал. Позвали они юриста – тот говорит: нет такой должности. Они говорят – вопрос закрыт. Я открываю папку, и они все умолкают. Филинов с Пословым прямо впились в папку глазами, чуть взглядами ее не сожгли. А я достаю листочек, – дай Бог здоровья девчонкам-кадровичкам, надо им тортик принести, - копию с моей трудовой книжки, им ее и показываю. Отдельно прописано назначение на должность ведущего инспектора, отдельно – на должность ведущего инспектора – начальника смены, оба назначения приказами Филина. У него чуть глаза не выпали! Как он стал на Таракана орать! Матом, при всех, при Сеноваловой. Типа ты, мудак, - извини, Маша, - меня подставил, и все такое – и все это при мне, как не стыдно! Таракан в ответ оправдывается, тут же спор с юристом, я внутри ржу, конечно, никогда такого бардака нигде не видел.
Короче, они поняли, что неправы. И Филин, косясь на мою папку, - вот не вру ни капли, ребята, чуть глаза не сломал, бедный, - начал он мне говорить: дескать, по новому расписанию такой должности нет, а ведущие все уже подписаны, остались только инспектора. Конечно, это уже была маленькая победа, но и тут я мог, если честно, откровенно залупиться…
- Димка-то Мосин ведь в больнице с ногой лежит, - сказал Виктор, - он физически ничего не мог подписать.
- Точно, - кивнул Большой, - знал я это. Остальные должности они кому-то раздали, и мне похрен, кому, но если бы я полез в бутылку из-за должности и руководства сменой, тогда Димка остался бы с инспекторским контрактом. И что мне было делать? Мудаком, - еще раз извини, Маша, - перед Димкой выставляться?
- Да ладно, Гера, - пролепетала Бревенникова. – Был повод поругаться…
- Ну да, - опять кивнул Большов. – Но позвонить я Диме не мог, да и не собирался, в общем, достало меня это все, поэтому я еще немножко их помучал, - папку пооткрывал, помолчал, - и в итоге сказал: хрен с вами, подпишу я этот инспекторский контракт, и пусть будет вам счастье.
- И подписал? – просипел Колосков.
- Да. Они там так шумно вздохнули, что шторы, наверно, до сих пор колышутся. А Горьков заулыбался, и лицо ладонями так прикрыл до глаз, и на меня смотрит. Хороший мужик, да. Вот и все. Так что, - Гера похлопал Колоскова по плечу, – некому теперь тебя будет за курой посылать…
Шутка никого не рассмешила.
- Так он же на год всего, инспекторский-то, - продолжил сипеть Борис. – А потом что?
- Так год еще прожить надо. А там... Будем решать вопросы по мере их поступления. Посмотрим: может ишак сдохнет, а может – падишах…
Большов был переведен и вышел в смену Буянкина уже в эту же ночь. Виктор официально был назначен начальником второй смены, и для него началась новая жизнь – теперь он поднялся в таможенной иерархии на ступеньку выше. И это отчасти грело его самолюбие. Приехав домой, он предложил жене обмыть назначение, что называется, «в узком кругу». Сидя за столом, они обсуждали перспективы. У Виктора от спиртного наступило некоторое расслабление, и он начал игриво подмигивать жене. Внезапно зазвенел мобильник. Номер не был определен, и Виктору это не понравилось.
- Слушаю.
- А почему такой голос? Его повысили, надо пить-гулять, а он грустный. Ты чего? Поздравления принимаешь?
- Это кто? – задал вопрос Виктор, уже подсознательно зная ответ.
- Не узнал? Богатым буду. С твоей помощью конечно, ха-ха. Это же Анатолий, помнишь ли меня? Как видишь, ты уже поднялся. А иначе и быть не могло, мы свои слова на ветер не бросаем. Так что поздравляю с назначением. Как-нибудь увидимся. Пора что-то сделать. До встречи!
- Кто тебе звонил? Ты побледнел… - Татьяна привстала с невыпитой рюмкой.
- Какой-то дебил, - промолвил Виктор. Игривое настроение у него пропало.
Значит, скоро придется ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ….
Руководство сменой оказалось не таким уж легким делом. Да, в целом Виктор делал практически то же, что и при Большове, но сейчас ко всему прибавлялось главное – ответственность. За все, что творится подчиненными. И это уже напрягало. Раньше он даже не замечал, к примеру, как часто на смене выпивают Боря Колосков и Витя Пашнин. А сейчас… Мало того, что они квасят каждый вечер, так они еще и за сменной «плодожоркой» на пару ухлестывают! Видимо, Гера давал им возможность повеселиться, но держал поводок натянутым, и на работе это никак не сказывалось. На Виктора же эти два Ромео не спешили обращать внимание - авторитет-то не тот! Начались опоздания на рейсы, на работу, споры и ссоры. Виктор немного погрузился в тему и узнал, что «плодожорка» - ее звали Вика, - была совсем не против подобного обхождения. Разведенка, симпатичная и бездетная, она смело шла навстречу ухаживаниям двух обходительных и не стоящих за тратами таможенников. Те же, как оказалось, поставили себе цель не просто ее охомутать, а трахнуть, и обязательно вдвоем, после чего спокойно отвалить. Не добившись ничего уговорами, Виктор решил дождаться развязки - авось по окончании «романа» оба нарушителя дисциплины придут в себя. Но действительность превзошла ожидания. Мужчины добились своего, и в смене наступило затишье. Однако все произошло не благодаря, а вопреки, и Виктор это понял, когда неделю спустя Пашнин сам подошел к нему за советом. Оказалось, что получившая двойное удовольствие Вика где-то нарыла домашний телефон Пашниных, после чего набрала его, позвала жену одного из своих «партнеров» и что-то ей рассказала. Что – Пашнин точно не знал, но догадываться и не собирался, ему хватило представления со стороны жены. На кону стоял брак. Колоскову несказанно повезло, что никто не позвонил домой ему, но Пашнин и за себя, и за своего «коллегу» клятвенно обещал – с пьянками-гулянками завязываем, только помоги, поговори с этой дурой!
Отказать Виктор не мог, и не только из-за того, что его просил хоть и провинившийся, но подчиненный. Он просто подумал о том, что так могла бы поступить Бревенникова. И что тогда произошло бы с ним?! Да, так МОГЛО произойти, но не произошло, и слава Богу. Виктор представил себя на месте тезки и, конечно же, поговорил. Сексапильная «плодожорка» долго улыбалась и даже пыталась кокетничать, но ее внезапно охладило предложение сообщить о произошедшем руководительнице, старшей «плодожорке». Виктория почему-то испугалась этого, из чего Витя сделал вывод, что данный случай – не первый, и стал дожимать. Пришли к общему решению – она звонит с искренними извинениями и заверениями в обмане и пьяном бреде жене Пашнина и на километр не приближается к таможенникам, таможенники в упор не видят ее. По возможности она сменит смену. Это устроило обе стороны. В семье Пашниных воцарился хрупкий мир, подкрепленный некими подарками со стороны мужа, и Гордееву впору было вздохнуть. Однако прошло всего пара месяцев, и братья-акробаты опять стали заливать «за шиворот». И Виктор стал снова искать причины этих действий. Ведь вся ответственность за последствия сейчас лежала только на нем.
Были и другие сложные моменты, но тут уже помогала выучка Большого. Виктору теперь легко давалось общение с любым пассажиром любого уровня – он знал, КАК нужно себя вести. Поэтому количество жалоб на смену было мизерным.
Документы смотрел не только Граф Елдашев – те же Замышляев с Сеноваловой периодически любили пошерстить наличие подписей под руководящими документами, папки с которыми находились в проходной комнате. Не важно ведь, что человек по какому-то документу работает уже с полгода-год, исполняет его требования, для начальников было главным поймать работника на нарушении установленных правил. За это, естественно, полагались дисциплинарные взыскания – в соответствии с законодательством, конечно. Периодически таможенникам стало «прилетать» - то замечание, а то и выговор. Еще более усугубило ситуацию с документами открытие более современного третьего международного сектора – универсального, через который можно было оформлять и вылеты (что было удобнее), и прилеты. Увеличилось количество таможенных комнат, появился отдельный кабинет начальника пассажирского отдела, где, впрочем, Валя Сеновалова сидела не так часто, оставляя это помещение для обитания и игры на компьютере своим помощникам Славину и Вестникову. Документы же теперь находились в нескольких местах, зачастую – в двух-трех экземплярах в разных папках, не считая тех, которые копировались таможенниками для себя. Это приводило к нелепым ситуациям, когда начальник по собственной глупости или глупости своих помощников, не сумев поймать нерадивого, как ему казалось, подчиненного, начинал таить злобу на того из-за каких-то мелочей.
Так случилось и с Большовым. Не найдя какой-то подписи в одном из документов, Замышляев попытался решить этот вопрос своей властью, но Гера мало того, что доказал свою правоту, но и в очередной раз поднял на смех постоянно пьяного руководителя. В итоге Замышляй на пару со своей благоверной Валей накопал целую кучу всякой мелкой дряни – отсутствие подписи, нахождение постороннего лица в таможенном помещении, нарушение формы одежды в рабочее время, и так далее – и начал отправлять это все в виде докладных на рассмотрение начальнику таможни. Виктор не понимал, как мог этот бородатый алкаш воздействовать на Филинова, но результатом всех этих инсинуаций стали три приказа начальника таможни – почти подряд! – после которых Большому объявили замечание, выговор и строгий выговор, и над ним реально зависла угроза увольнения. От руководства сменой Геру, естественно, отстранили. Однако Большой не скис. Он написал заявление в таможенную комиссию по трудовым спорам. И, несмотря на то, что председателем комиссии являлся Лимохин, лучший друг Замышляева, его сосед по площадке и первейший собутыльник, а представителем от администрации таможни, то есть главным «обвинителем», выступал ни кто иной, как господин Послов, с которым Большов уже имел проблемы на прежнем месте работы, - несмотря на это, Гера добился восстановления в статусе руководителя смены и отмены одного приказа, про «строгач».
Большов не распространялся о том, как он это сделал. Но Коля Ткачев, старый знакомый Виктора с Сосновки, работающий на грузовом секторе, входил в состав этой комиссии.
- Ты прикинь, Викто?р, - как всегда, ударяя на «о», говорил он Гордееву. – Расселись мы у Филина в кабинете. Входит Гера, в руках черная папочка, с какими-то документами. На Послова, по ходу, эта черная папочка впечатление произвела как красная тряпка на быка, не знаю, может, он уже видел ее там, в городняке, он просто с ходу взбеленился. Ну и начали его вопросами давить, что да как. Но Большой очень вежливо от всех претензий отбрехался, а где не мог – признал, но сразу дал понять, что грубых нарушений нет, и из папочки – документики, один за другим, показывает в обоснование. Послов с Лимохиным на пару жмут, кадровика этого, Таракана, позвали, тот чего-то повякал. И ни хрена. Гера доказал – законодательно они не правы, и они это поняли, даже юриста не стали звать. Меня спросили – я в целом Большого поддержал. Но Гера – вообще молоток. Ведь не побоялся ни разу, подготовился!
Но Виктор понимал, что это не последний бой. С нового месяца таможня переходила на контракты – новую систему взаимоотношений между работником и работодателем. И здесь у руководства таможни были все возможности для того, чтобы отсеять ненужных и неугодных, используя различные уловки с организационно-штатными мероприятиями. Большая часть таможенников уже подписали контракты, кого-то тихо уволили, как Валеру Охромеева – видимо, вспомнили ему баночки с джином! И таких неудобных, неприятных для начальства, как Большов, несмотря на весь его опыт и умение, тоже захотят убрать в первую очередь.
С другой стороны, Витя четко осознавал – ему надо двигаться вперед. И Гера ему, как не поверни, здесь помеха. Время идет, а должности и звания в карман не сыпятся. Не все же время сидеть под Большим – вспомнил он фразу из разговора с комитетчиком Анатолием. Настроение от таких воспоминаний сразу портилось.
Выйдя с утра на смену, Виктор не обнаружил Большова, хотя машина уже стояла на стоянке.
- Он приехал раньше и сразу в «садик» ломанулся, - объяснил Бородюк. – Похоже, сегодня у него по контракту вопрос решается. Так что принимай смену.
Большого не было полдня. Наконец ближе к обеду он с усталой улыбкой ввалился в проходную комнату. В руках у него была черная кожаная папка.
- Ну что? – Все присутствующие обратили лица к нему.
- Нормально, заключил. – Гера сел на диван. – Фу-у! Вот же уроды. Нет им жизни, все бы помучать кого…
Виктор протянул ключи Большому. Тот посмотрел на них, как на что-то очень надоевшее.
- Оставь себе, Витя. По новому контракту я простой инспектор, так что теперь можете помыкать мной, как соблаговолите. Хотя меня наверняка к Грише перебросят, так понимаю.
Все обалдели.
- Ничего не понял, - Пашнин потянул за руку уже бывшего начальника смены. – Объясни толком.
- Дайте попить сначала.
Минералка явно облегчила состояние Большого.
- Фу-у, класс! В общем так. Они меня там мурыжили сначала, типа жди. Ну, я и сидел там в приемной. Мимо народ ходит, контракты заключают, радостные все. Часа два назад только и позвали к Филину, там все – Филин, Посол, Замышляев, Горьков с тоскою на лице, Валя, конечно. Тут мне и Филин выдает – контракта не будет, свободен. Я был готов, открываю папочку и достаю им документик – не имеете права, неверное обоснование, неправильная трактовка законодательства, если кратко. И вообще оснований нет, грубых нарушений не имею, поощрений от того же Филина полная трудовая – проверьте, говорю, сами писали, так ведь? Хотите – могу судиться, только потом ошибки тяжелее будет исправлять.
Они поговорили меж собой, потом меня выгнали, смотрю – юрист к ним пошел. Ладно, жду. Юрист вышел – меня зовут. Филин опять за свое – контракта не будет, извини, должностей нет, все разобраны. Я ему говорю – мне поровну, по закону положено, ищите, увольняйте кого-то, виновных находите в таком разгильдяйстве, ваша же вина, что начальник смены без контракта и должности остался. Послов тут как вскочил: а нет такой должности – начальник смены! Есть ведущий инспектор, а начальник смены – это простое назначение. Я ему отвечаю – неправда, есть, я же не просто так работал. Ох, они напустились! И орут, и подтрунивают, и смеются над моей глупостью. Только Горьков сидит спокойно и в глаза мне смотрит. Явно чует мой провал. Позвали они юриста – тот говорит: нет такой должности. Они говорят – вопрос закрыт. Я открываю папку, и они все умолкают. Филинов с Пословым прямо впились в папку глазами, чуть взглядами ее не сожгли. А я достаю листочек, – дай Бог здоровья девчонкам-кадровичкам, надо им тортик принести, - копию с моей трудовой книжки, им ее и показываю. Отдельно прописано назначение на должность ведущего инспектора, отдельно – на должность ведущего инспектора – начальника смены, оба назначения приказами Филина. У него чуть глаза не выпали! Как он стал на Таракана орать! Матом, при всех, при Сеноваловой. Типа ты, мудак, - извини, Маша, - меня подставил, и все такое – и все это при мне, как не стыдно! Таракан в ответ оправдывается, тут же спор с юристом, я внутри ржу, конечно, никогда такого бардака нигде не видел.
Короче, они поняли, что неправы. И Филин, косясь на мою папку, - вот не вру ни капли, ребята, чуть глаза не сломал, бедный, - начал он мне говорить: дескать, по новому расписанию такой должности нет, а ведущие все уже подписаны, остались только инспектора. Конечно, это уже была маленькая победа, но и тут я мог, если честно, откровенно залупиться…
- Димка-то Мосин ведь в больнице с ногой лежит, - сказал Виктор, - он физически ничего не мог подписать.
- Точно, - кивнул Большой, - знал я это. Остальные должности они кому-то раздали, и мне похрен, кому, но если бы я полез в бутылку из-за должности и руководства сменой, тогда Димка остался бы с инспекторским контрактом. И что мне было делать? Мудаком, - еще раз извини, Маша, - перед Димкой выставляться?
- Да ладно, Гера, - пролепетала Бревенникова. – Был повод поругаться…
- Ну да, - опять кивнул Большов. – Но позвонить я Диме не мог, да и не собирался, в общем, достало меня это все, поэтому я еще немножко их помучал, - папку пооткрывал, помолчал, - и в итоге сказал: хрен с вами, подпишу я этот инспекторский контракт, и пусть будет вам счастье.
- И подписал? – просипел Колосков.
- Да. Они там так шумно вздохнули, что шторы, наверно, до сих пор колышутся. А Горьков заулыбался, и лицо ладонями так прикрыл до глаз, и на меня смотрит. Хороший мужик, да. Вот и все. Так что, - Гера похлопал Колоскова по плечу, – некому теперь тебя будет за курой посылать…
Шутка никого не рассмешила.
- Так он же на год всего, инспекторский-то, - продолжил сипеть Борис. – А потом что?
- Так год еще прожить надо. А там... Будем решать вопросы по мере их поступления. Посмотрим: может ишак сдохнет, а может – падишах…
Большов был переведен и вышел в смену Буянкина уже в эту же ночь. Виктор официально был назначен начальником второй смены, и для него началась новая жизнь – теперь он поднялся в таможенной иерархии на ступеньку выше. И это отчасти грело его самолюбие. Приехав домой, он предложил жене обмыть назначение, что называется, «в узком кругу». Сидя за столом, они обсуждали перспективы. У Виктора от спиртного наступило некоторое расслабление, и он начал игриво подмигивать жене. Внезапно зазвенел мобильник. Номер не был определен, и Виктору это не понравилось.
- Слушаю.
- А почему такой голос? Его повысили, надо пить-гулять, а он грустный. Ты чего? Поздравления принимаешь?
- Это кто? – задал вопрос Виктор, уже подсознательно зная ответ.
- Не узнал? Богатым буду. С твоей помощью конечно, ха-ха. Это же Анатолий, помнишь ли меня? Как видишь, ты уже поднялся. А иначе и быть не могло, мы свои слова на ветер не бросаем. Так что поздравляю с назначением. Как-нибудь увидимся. Пора что-то сделать. До встречи!
- Кто тебе звонил? Ты побледнел… - Татьяна привстала с невыпитой рюмкой.
- Какой-то дебил, - промолвил Виктор. Игривое настроение у него пропало.
Значит, скоро придется ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ….
Глава 20
Руководство сменой оказалось не таким уж легким делом. Да, в целом Виктор делал практически то же, что и при Большове, но сейчас ко всему прибавлялось главное – ответственность. За все, что творится подчиненными. И это уже напрягало. Раньше он даже не замечал, к примеру, как часто на смене выпивают Боря Колосков и Витя Пашнин. А сейчас… Мало того, что они квасят каждый вечер, так они еще и за сменной «плодожоркой» на пару ухлестывают! Видимо, Гера давал им возможность повеселиться, но держал поводок натянутым, и на работе это никак не сказывалось. На Виктора же эти два Ромео не спешили обращать внимание - авторитет-то не тот! Начались опоздания на рейсы, на работу, споры и ссоры. Виктор немного погрузился в тему и узнал, что «плодожорка» - ее звали Вика, - была совсем не против подобного обхождения. Разведенка, симпатичная и бездетная, она смело шла навстречу ухаживаниям двух обходительных и не стоящих за тратами таможенников. Те же, как оказалось, поставили себе цель не просто ее охомутать, а трахнуть, и обязательно вдвоем, после чего спокойно отвалить. Не добившись ничего уговорами, Виктор решил дождаться развязки - авось по окончании «романа» оба нарушителя дисциплины придут в себя. Но действительность превзошла ожидания. Мужчины добились своего, и в смене наступило затишье. Однако все произошло не благодаря, а вопреки, и Виктор это понял, когда неделю спустя Пашнин сам подошел к нему за советом. Оказалось, что получившая двойное удовольствие Вика где-то нарыла домашний телефон Пашниных, после чего набрала его, позвала жену одного из своих «партнеров» и что-то ей рассказала. Что – Пашнин точно не знал, но догадываться и не собирался, ему хватило представления со стороны жены. На кону стоял брак. Колоскову несказанно повезло, что никто не позвонил домой ему, но Пашнин и за себя, и за своего «коллегу» клятвенно обещал – с пьянками-гулянками завязываем, только помоги, поговори с этой дурой!
Отказать Виктор не мог, и не только из-за того, что его просил хоть и провинившийся, но подчиненный. Он просто подумал о том, что так могла бы поступить Бревенникова. И что тогда произошло бы с ним?! Да, так МОГЛО произойти, но не произошло, и слава Богу. Виктор представил себя на месте тезки и, конечно же, поговорил. Сексапильная «плодожорка» долго улыбалась и даже пыталась кокетничать, но ее внезапно охладило предложение сообщить о произошедшем руководительнице, старшей «плодожорке». Виктория почему-то испугалась этого, из чего Витя сделал вывод, что данный случай – не первый, и стал дожимать. Пришли к общему решению – она звонит с искренними извинениями и заверениями в обмане и пьяном бреде жене Пашнина и на километр не приближается к таможенникам, таможенники в упор не видят ее. По возможности она сменит смену. Это устроило обе стороны. В семье Пашниных воцарился хрупкий мир, подкрепленный некими подарками со стороны мужа, и Гордееву впору было вздохнуть. Однако прошло всего пара месяцев, и братья-акробаты опять стали заливать «за шиворот». И Виктор стал снова искать причины этих действий. Ведь вся ответственность за последствия сейчас лежала только на нем.
Были и другие сложные моменты, но тут уже помогала выучка Большого. Виктору теперь легко давалось общение с любым пассажиром любого уровня – он знал, КАК нужно себя вести. Поэтому количество жалоб на смену было мизерным.
