Откуда первому заму было знать, что буквально вчера перед Виктором его кандидатура по телефону была разложена буквально по косточкам никем иным, как Плесковой, немного знающей Мочалова по совместной работе и позже встречавшейся с ним в Москве.
- Сразу поставь себя жестко, дай понять ему, что ты не лыком шит. И он сразу… как это?.. а, обломается, - засмеялась генеральша.
Так и произошло – Мочалов почти моментально потух, встретив жесткий отпор со стороны Гордеева. Бедняков, судя по отмеченной Виктором реакции, это отметил, но в разговор не вмешался. Совещание закончилось на приятной для Гордеева ноте.
Заходя в таможню, он на вахте увидел знакомую фигуру. Буянкин! Не помочь пройти бывшему коллеге было бы некрасиво, да и настроение у Виктора было прекрасное.
- Не ко мне? – спросил он Гришу.
- Скажу так – не только.
Как оказалось – помимо прочего, Буянкин пришел походатайствовать за одного своего товарища, насчет его устройства в охрану. Отказывать Гордеев не стал, но и ту же звонить в кадры – тоже. Похоже, Гриша это понял как вежливый отказ, и настаивать дальше не стал. Они побеседовали еще пару минут, и Буянкин стал собираться. На прощание он сказал:
- Ты теперь по-другому смотришься. И ведешь себя совсем по-другому.
Если он хотел этим сказать что-то обидное для Виктора, то зря.
- Возможно, - ответил Гордеев. – Просто я тут чувствую себя на своем месте.
Буянкин смерил его взглядом и вышел из кабинета.
Виктор улыбнулся.
«Не тот ты человек, Гриша, чтобы тебе помогать. Не на том ты месте…»
И, закрыв глаза, он беззвучно засмеялся.
Прошло уже несколько месяцев, как Виктор Гордеев занял кресло начальника Городской таможни. Впереди были новогодние праздники, и буквально несколько минут назад он подписал распоряжение о времени и месте проведения праздничных мероприятий для сотрудников. В этот раз решили выехать из города – недалеко, по Московскому тракту, была неплохая база, которую и решили заказать на сутки под празднество. Гордеев предупредил руководителей подразделений о личной ответственности – по сути, намечается корпоратив, со всеми возможными нажираловками, траханьем, и т.д., и т.п. Все покивали головами – нет вопросов! Сам Виктор долго засиживаться на мероприятии не собирался: главное – чтобы коллектив в начале вечера узрел, что начальник с ними, а потом можно и свалить, машина с водителем под боком. Бухать с подчиненными уже давно не прельщало Гордеева, и он никак не мог понять, зачем этим занимались на заре таможенной юности Виктора его первые руководители – Филинов, Послов… Напивались, ходили от стола к столу, шатаясь, что-то бурчали. Неужели не понимали, что теряют авторитет среди младших по рангу? Нет, Гордеев никогда до такого не опустится, он знает тот уровень, которого надо держаться в этой жизни. И если он с кем-то напьется – то только с таким человеком, которому доверяет.
Хотя таких все меньше и меньше. Уже не так часто стали встречаться с коллегами по «команде». Кто-то выбыл, кто-то уехал в другой город, а кто-то даже умер. Жизнь идет. У всех свои дела, проблемы, и помаленьку людей разносит дальше и дальше друг от друга. Хотя, если требуется помощь, как недавно Кузьмичу, объединились, помогли, чем могли, все обошлось почетной пенсией. А не было бы коллег-друзей – тюрьма была бы весьма вероятным исходом всей истории, московские менты рвали и метали, но – здесь не Москва…
Свои проблемы были и у лучшего друга – Димы Мятникова. «Госспецраздела», по сути, уже больше не существовало. Все ждали распоряжения Президента о ликвидации организации, искали себе место и последними словами кляли бывшего начальника, который наворовал больше всех и решил свалить в Европу. И толку? Посидел там пару лет, а потом его выдали российскому правосудию, и теперь ему светит очень немало, а главное – по цепочке за собой он потянет еще несколько человек, и это в лучшем случае. До Мятникова, может, и не доберутся, – если иметь в виду ту самую цепочку, - но местные СМИ стали «пить кровь» у руководителя местного филиала сразу, как только в центральной прессе пошла информация о руководителе всего «Госспецраздела». Вспомнили недвижимость за границей, дорогие его пристрастия, пристрастия детей – вот же зло все-таки все эти социальные сети, столько всего оттуда можно скачать! Начали преследовать, просить рассказать, объяснить… Дурдом! Гордеев, как мог, поддерживал друга. За время нахождения Виктора у власти в городняке они виделись дважды: один раз напились у Гордеевых дома до зеленых соплей, а второй раз Мятников пришел к нему в таможню. Виктор испытал некоторое удовлетворение, давая разрешение на пропуск для друга. И еще большие эмоции он получил, когда увидел взгляд Димы, вошедшего в кабинет.
- Да, были времена, - сказал Мятников, оглядываясь по сторонам, и было видно – Дима откровенно сожалеет о тех временах, когда он сидел в этом кабинете. Это было очень приятно!
- Помню, помню, как к тебе сюда пробивался, - Виктор попробовал разрядить обстановку. Но Дима продолжал смотреть на мебель, гладить ее, кивая при этом головой.
Так продолжалось пару минут, после чего Мятников словно очнулся. Он сел в кресло у стола, покачался в нем, попрыгал, улыбнулся, перевел взгляд на хозяина кабинета и спросил:
- Освоился?
- Ну, в общем – да, - засмеялся Гордеев.
- А так, вообще? С людьми сошелся?
- Да. Уже успел по филиалам проехать, со всеми познакомился…
- В тире пострелял?
Виктор захохотал.
- Да, охрана потащила уже на второй день.
- А в сауну ходил?
Вот это был нехороший вопрос. Он ходил и смотрел место, где, по слухам, развлекались бывшие руководители, и откуда Воронкова, опять же по слухам, увезли тогда в больницу. Никто из таможни не подтверждал и не опровергал эти слухи, хотя… ведь была же дежурная смена! Но разбираться в этом Гордееву было откровенно неприятно, а ходить в эту сауну – тем более. Поэтому эту тему он для себя закрыл, а ключи от дверей отдал на вахту, предупредив – давать кому-либо только с его согласия. Ну, и для еженедельной уборки, конечно…
- Нет. Подруг подходящих пока не нашел.
Мятников открыл было рот, чтобы пошутить, но передумал.
- Ясно.
- А что у тебя? Какие перспективы?
- Не знаю. Хочу на месяцок свалить за границу.
- Когда вас закроют?
- Говорят, что к февралю-марту. Штат постепенно оголяем. Все свои уже ушли.
Было понятно, что без поддержки родственников Дима все равно не останется. А денег у него достаточно, чтобы безбедно жить и ему, и его детям. Так что особо он не унывал - так, разве что по поводу некоторой временной неустроенности. На эту тему они с Гордеевым повздыхали еще минут пятнадцать и распрощались.
Отчасти Виктор понимал своего друга. Быть в гуще событий, заниматься каким-то серьезным делом, при этом сидя на теплом месте – что может быть лучше для деятельного человека? И при этом иметь неплохие деньги… Определенных нюансов Мятников теперь был лишен. И явно завидует другу. Гордеев постоянно при деле – факт. Руководит серьезной организацией, которая стоит на страже интересов Родины. Налоги, перспективы экономических взаимоотношений, заключение различных контрактов. Сейчас вот новая тема – санкционные товары. Встречи, выступления, круглые столы, совещания. И при всем этом – решение внутренних вопросов и получение за это денег. По сути, тут все давно отлажено, даже не надо, как в Летной, кому-то звонить и предупреждать, представители сами все сделают, и даже не попытаются обмануть, ибо это чревато серьезными проблемами. Поэтому лучше все сделать по-честному, никого не обманывая. Виктору все больше здесь нравилось работать.
Новогодний «корпоратив» прошел без особых осложнений. Виктору показалось, что не все присутствующие «достаточно» расслаблялись, пока он был на базе, словно ждали его отъезда. А он не торопился, прошелся по территории, поговорил с приглашенными представителями брокерских компаний. Уехал он только в начале одиннадцатого, договорившись с Сергеем, водителем, о «компенсации» - бутылке вискаря. Того такой вариант вполне устроил.
- Побухать я и дома могу, а вот виски выпить получается не каждый день. И жене будет приятно. Так что хрен с ним, с этим «корпоративом», - резюмировал водитель. Гордеев только улыбнулся – как мало нужно человеку для счастья!
Он периодически созванивался с Насоновым, узнавал, как дела у него и у остальных «сосновских» ребят. Пока Сотилайнен в Летной никого особо не прижимал. Он притащил с собой с прежнего места несколько человек – в том числе главбуха, а главное - кадровика, отчего едва не уволилась не нашедшая «общий язык» с очередным начальником Раечка. Своим первым замом Лев назначил молодого и послушного Антона Берга, и Гордеев мысленно ему поаплодировал – из Антоши Сотилайнен явно собирался лепить «своего Насона». Новые люди заняли еще несколько постов. «Сосновские» пока были на своих местах: Насонов продолжал командовать на грузовом терминале, Грибов – тыловой службой, Дубинкин с Адамовым - «пассажиркой», Коробков командовал одной из смен. Но все могло измениться в один момент, все это понимали и старались ни в чем не давать повода.
При этом Сотилайнен выкинул фортель в другом. Он принял на работу того, кто когда-то клялся и божился, что никогда не вернется работать в таможню – Диму Мосина. Рассказав об этом, Насон долго смеялся. Всем был памятен тот вечер, когда Мосин говорил те памятные слова. Однако жизнь повернулась так, что он остался у разбитого корыта – все его умные слова о его связях и его голове остались словами. Судя по всему, его молодая жена, которую все помнили как Юлю - «Где-то-дерево-под-которым-зарыто-золото», поставила его в нехорошее положение, в связи с чем Дима и был вынужден так опозориться. Лев взял его, и более того – он позвонил Гордееву и попросил взять на работу в городняк саму Юлю! Сначала Виктор хотел просто послать Леву на три далеких буквы, но, немного подумав, согласился. Отказ мог ударить по землякам, а допустить этого было нельзя. Должность при разговоре не оговаривалась, поэтому Гордеев вызвал кадровика и попросил найти для жены Мосина такую должность, чтобы как можно реже с ней встречаться, и чтобы она не могла принести хоть какую-то гадость при своей деятельности. Именно первое пожелание было озвучено изначально, и кадровик, как мудрый человек, все правильно поняв, засунул пока Юлю в архив.
- Дальше посмотрим, - сказал он. Гордеев не стал возражать.
Про себя Насонов рассказывал немного. К работе, дескать, привык. Есть даже интересные моменты. То всякие телефоны навороченные шлют, и с каждым месяцем все больше. То всякие гаджеты, флешки, диктофоны, видеокамеры. А это все нельзя, сейчас по закону запреты вплоть до лишения свободы. В общем – не до скуки.
- Ну, и - слава Богу! – ответил Виктор. Раз у земляков все нормально, что ж не порадоваться за них, не поддержать их добрым словом?
Говорить о том, что он серьезно принял к сердцу слова Сотилайнена, Гордеев не хотел ни Насонову, ни кому-либо еще. Потому как то, что он собирался предпринять, могло серьезно ударить не только по Льву, но и по некоторым сильным мира сего. А зачем допускать какие-то намеки сейчас, если впоследствии это может всплыть?
Когда-то, работая на «пассажирке», Виктор видел, что некоторые чувалы с товаром, прилетевшие из Турции, по какой-то причине не были востребованы владельцами вовремя. Причин было множество: челнок был пьян и не был в состоянии унести товар самостоятельно; не было машины, чтобы отвезти это все сразу; теоретически – челнок был честным и хотел заплатить пошлину за товарную партию, а денег с собой не было; ну, и так далее. В «багажке» – то есть багажном отделении международного сектора, куда пассажиры приходят получать сдаваемый багаж, - сумки и тюки стояли и ожидали в своей очереди на вывоз на грузовой склад. Таково тогда было распоряжение вечно пьяного зама начальника таможни Замышляева, как будто стремящегося этаким образом бороться с контрабандой, а точнее – со своими подчиненными. Хоть трезвый, хоть в драбадан бухой, Замышляев понимал: в этих тюках – куртки, шубы и прочее шмотье в товарных партиях, и это в лучшем случае! Таскать на хискан и проверять, есть ли там, в дополнение к шмоткам, ювелирка или еще что-то ценное – таможенников не заставить, а грузчики не в подчинении, могут и послать. Опять же наваром с этих товарных партий подчиненные не делятся, и ему как руководителю это было это очень обидно, вот он и пытался с этим бороться. Но разве может один пьяный зам перебороть десятки пусть и не всегда трезвых подчиненных?
Конечно, с грузового склада чувалы было забрать труднее – но не из-за пошлин, которые один хрен никто не платил, так как все оговаривалось с «грузовиками», а из-за лишних документов, лишнего времени и лишних глаз. В какой-то момент Замышляев понял, что товар все равно уходит, и тогда стал требовать от девчонок с международного сектора оформлять и контролировать перевозку невостребованных грузов. Те его, понятно, послали – своего начальства хватало. Замышляев не успокоился. В заведенный по его распоряжению журнал таможенниками вносились записи – сколько мест багажа оставлено, номера бирок, номер рейса. В грузовом отделе был свой журнал приема, куда, соответственно, вносилась информация о выдаче – кто, когда… Это стало напрягать «грузелей», у которых и своих заморочек хватало. И тогда у кого-то на «пассажирке» родилась идея: если тупоголовый челнок сразу не забрал свои чувалы, что мешает ему принести в таможню и занести в багажное отделение такое же количество чувалов с какой-нибудь фигней и… поменять баулы с нужным товаром на чувалы с дерьмом?
Проблем с клетчатыми сумками или полосатыми мешками, которые и составляли в то время львиную долю удобного для любого челнока товарного места, ни у одного любителя-шопоголика не стояло. Попробовав, схему поставили на поток. Как правило, ночью к выходу с шестого сектора таможни подъезжала машина, в открывшуюся дверь вносилось энное количество баулов, а через некоторое время такое их же количество приносилось обратно. Со стороны это смотрелось весьма нелепо, но кого это могло интересовать, кроме непосредственных исполнителей и надзирающих органов? Но органы ночами обычно спали.
Предполагаемая проблема с бирками, которые клеятся на багаж с целью дальнейшего опознавания товара, тоже легко решалась. Бирки на багаж изначально крепились не слишком хорошо, поэтому переклеить их не являлось трудной задачей. Приходящему Замышляеву показывали: вот вечером было десять баулов, вот и утром десять, все внесены в журнал, сейчас повезем на склад. На складе приезжающий владелец показывал свои бирки, получал товар и уезжал. Если просили вскрыть чувалы, то он вскрывал: там могли быть старые спецовки, фуфайки, картон, мешки и прочая мутота, отчего хозяин багажа картинно хватался за сердце и просил валидол. По итогу он в любом случае вывозил это на ближайшую помойку. Были вариант, когда багаж оставался невостребованным, и тогда фуфайки и картон хранились на СВХ и по истечении определенного срока переходили в доход государства, чему государство, надо полагать, не было особо радо. А бывали случаи, когда по требованию владельца, в связи с определенной причиной, придуманной им, чтобы не приезжать за ненужным скарбом на склад, багажные места отправлялись обратно в страну, откуда ранее прибыли.
- Сразу поставь себя жестко, дай понять ему, что ты не лыком шит. И он сразу… как это?.. а, обломается, - засмеялась генеральша.
Так и произошло – Мочалов почти моментально потух, встретив жесткий отпор со стороны Гордеева. Бедняков, судя по отмеченной Виктором реакции, это отметил, но в разговор не вмешался. Совещание закончилось на приятной для Гордеева ноте.
Заходя в таможню, он на вахте увидел знакомую фигуру. Буянкин! Не помочь пройти бывшему коллеге было бы некрасиво, да и настроение у Виктора было прекрасное.
- Не ко мне? – спросил он Гришу.
- Скажу так – не только.
Как оказалось – помимо прочего, Буянкин пришел походатайствовать за одного своего товарища, насчет его устройства в охрану. Отказывать Гордеев не стал, но и ту же звонить в кадры – тоже. Похоже, Гриша это понял как вежливый отказ, и настаивать дальше не стал. Они побеседовали еще пару минут, и Буянкин стал собираться. На прощание он сказал:
- Ты теперь по-другому смотришься. И ведешь себя совсем по-другому.
Если он хотел этим сказать что-то обидное для Виктора, то зря.
- Возможно, - ответил Гордеев. – Просто я тут чувствую себя на своем месте.
Буянкин смерил его взглядом и вышел из кабинета.
Виктор улыбнулся.
«Не тот ты человек, Гриша, чтобы тебе помогать. Не на том ты месте…»
И, закрыв глаза, он беззвучно засмеялся.
Глава 48
Прошло уже несколько месяцев, как Виктор Гордеев занял кресло начальника Городской таможни. Впереди были новогодние праздники, и буквально несколько минут назад он подписал распоряжение о времени и месте проведения праздничных мероприятий для сотрудников. В этот раз решили выехать из города – недалеко, по Московскому тракту, была неплохая база, которую и решили заказать на сутки под празднество. Гордеев предупредил руководителей подразделений о личной ответственности – по сути, намечается корпоратив, со всеми возможными нажираловками, траханьем, и т.д., и т.п. Все покивали головами – нет вопросов! Сам Виктор долго засиживаться на мероприятии не собирался: главное – чтобы коллектив в начале вечера узрел, что начальник с ними, а потом можно и свалить, машина с водителем под боком. Бухать с подчиненными уже давно не прельщало Гордеева, и он никак не мог понять, зачем этим занимались на заре таможенной юности Виктора его первые руководители – Филинов, Послов… Напивались, ходили от стола к столу, шатаясь, что-то бурчали. Неужели не понимали, что теряют авторитет среди младших по рангу? Нет, Гордеев никогда до такого не опустится, он знает тот уровень, которого надо держаться в этой жизни. И если он с кем-то напьется – то только с таким человеком, которому доверяет.
Хотя таких все меньше и меньше. Уже не так часто стали встречаться с коллегами по «команде». Кто-то выбыл, кто-то уехал в другой город, а кто-то даже умер. Жизнь идет. У всех свои дела, проблемы, и помаленьку людей разносит дальше и дальше друг от друга. Хотя, если требуется помощь, как недавно Кузьмичу, объединились, помогли, чем могли, все обошлось почетной пенсией. А не было бы коллег-друзей – тюрьма была бы весьма вероятным исходом всей истории, московские менты рвали и метали, но – здесь не Москва…
Свои проблемы были и у лучшего друга – Димы Мятникова. «Госспецраздела», по сути, уже больше не существовало. Все ждали распоряжения Президента о ликвидации организации, искали себе место и последними словами кляли бывшего начальника, который наворовал больше всех и решил свалить в Европу. И толку? Посидел там пару лет, а потом его выдали российскому правосудию, и теперь ему светит очень немало, а главное – по цепочке за собой он потянет еще несколько человек, и это в лучшем случае. До Мятникова, может, и не доберутся, – если иметь в виду ту самую цепочку, - но местные СМИ стали «пить кровь» у руководителя местного филиала сразу, как только в центральной прессе пошла информация о руководителе всего «Госспецраздела». Вспомнили недвижимость за границей, дорогие его пристрастия, пристрастия детей – вот же зло все-таки все эти социальные сети, столько всего оттуда можно скачать! Начали преследовать, просить рассказать, объяснить… Дурдом! Гордеев, как мог, поддерживал друга. За время нахождения Виктора у власти в городняке они виделись дважды: один раз напились у Гордеевых дома до зеленых соплей, а второй раз Мятников пришел к нему в таможню. Виктор испытал некоторое удовлетворение, давая разрешение на пропуск для друга. И еще большие эмоции он получил, когда увидел взгляд Димы, вошедшего в кабинет.
- Да, были времена, - сказал Мятников, оглядываясь по сторонам, и было видно – Дима откровенно сожалеет о тех временах, когда он сидел в этом кабинете. Это было очень приятно!
- Помню, помню, как к тебе сюда пробивался, - Виктор попробовал разрядить обстановку. Но Дима продолжал смотреть на мебель, гладить ее, кивая при этом головой.
Так продолжалось пару минут, после чего Мятников словно очнулся. Он сел в кресло у стола, покачался в нем, попрыгал, улыбнулся, перевел взгляд на хозяина кабинета и спросил:
- Освоился?
- Ну, в общем – да, - засмеялся Гордеев.
- А так, вообще? С людьми сошелся?
- Да. Уже успел по филиалам проехать, со всеми познакомился…
- В тире пострелял?
Виктор захохотал.
- Да, охрана потащила уже на второй день.
- А в сауну ходил?
Вот это был нехороший вопрос. Он ходил и смотрел место, где, по слухам, развлекались бывшие руководители, и откуда Воронкова, опять же по слухам, увезли тогда в больницу. Никто из таможни не подтверждал и не опровергал эти слухи, хотя… ведь была же дежурная смена! Но разбираться в этом Гордееву было откровенно неприятно, а ходить в эту сауну – тем более. Поэтому эту тему он для себя закрыл, а ключи от дверей отдал на вахту, предупредив – давать кому-либо только с его согласия. Ну, и для еженедельной уборки, конечно…
- Нет. Подруг подходящих пока не нашел.
Мятников открыл было рот, чтобы пошутить, но передумал.
- Ясно.
- А что у тебя? Какие перспективы?
- Не знаю. Хочу на месяцок свалить за границу.
- Когда вас закроют?
- Говорят, что к февралю-марту. Штат постепенно оголяем. Все свои уже ушли.
Было понятно, что без поддержки родственников Дима все равно не останется. А денег у него достаточно, чтобы безбедно жить и ему, и его детям. Так что особо он не унывал - так, разве что по поводу некоторой временной неустроенности. На эту тему они с Гордеевым повздыхали еще минут пятнадцать и распрощались.
Отчасти Виктор понимал своего друга. Быть в гуще событий, заниматься каким-то серьезным делом, при этом сидя на теплом месте – что может быть лучше для деятельного человека? И при этом иметь неплохие деньги… Определенных нюансов Мятников теперь был лишен. И явно завидует другу. Гордеев постоянно при деле – факт. Руководит серьезной организацией, которая стоит на страже интересов Родины. Налоги, перспективы экономических взаимоотношений, заключение различных контрактов. Сейчас вот новая тема – санкционные товары. Встречи, выступления, круглые столы, совещания. И при всем этом – решение внутренних вопросов и получение за это денег. По сути, тут все давно отлажено, даже не надо, как в Летной, кому-то звонить и предупреждать, представители сами все сделают, и даже не попытаются обмануть, ибо это чревато серьезными проблемами. Поэтому лучше все сделать по-честному, никого не обманывая. Виктору все больше здесь нравилось работать.
Новогодний «корпоратив» прошел без особых осложнений. Виктору показалось, что не все присутствующие «достаточно» расслаблялись, пока он был на базе, словно ждали его отъезда. А он не торопился, прошелся по территории, поговорил с приглашенными представителями брокерских компаний. Уехал он только в начале одиннадцатого, договорившись с Сергеем, водителем, о «компенсации» - бутылке вискаря. Того такой вариант вполне устроил.
- Побухать я и дома могу, а вот виски выпить получается не каждый день. И жене будет приятно. Так что хрен с ним, с этим «корпоративом», - резюмировал водитель. Гордеев только улыбнулся – как мало нужно человеку для счастья!
Он периодически созванивался с Насоновым, узнавал, как дела у него и у остальных «сосновских» ребят. Пока Сотилайнен в Летной никого особо не прижимал. Он притащил с собой с прежнего места несколько человек – в том числе главбуха, а главное - кадровика, отчего едва не уволилась не нашедшая «общий язык» с очередным начальником Раечка. Своим первым замом Лев назначил молодого и послушного Антона Берга, и Гордеев мысленно ему поаплодировал – из Антоши Сотилайнен явно собирался лепить «своего Насона». Новые люди заняли еще несколько постов. «Сосновские» пока были на своих местах: Насонов продолжал командовать на грузовом терминале, Грибов – тыловой службой, Дубинкин с Адамовым - «пассажиркой», Коробков командовал одной из смен. Но все могло измениться в один момент, все это понимали и старались ни в чем не давать повода.
При этом Сотилайнен выкинул фортель в другом. Он принял на работу того, кто когда-то клялся и божился, что никогда не вернется работать в таможню – Диму Мосина. Рассказав об этом, Насон долго смеялся. Всем был памятен тот вечер, когда Мосин говорил те памятные слова. Однако жизнь повернулась так, что он остался у разбитого корыта – все его умные слова о его связях и его голове остались словами. Судя по всему, его молодая жена, которую все помнили как Юлю - «Где-то-дерево-под-которым-зарыто-золото», поставила его в нехорошее положение, в связи с чем Дима и был вынужден так опозориться. Лев взял его, и более того – он позвонил Гордееву и попросил взять на работу в городняк саму Юлю! Сначала Виктор хотел просто послать Леву на три далеких буквы, но, немного подумав, согласился. Отказ мог ударить по землякам, а допустить этого было нельзя. Должность при разговоре не оговаривалась, поэтому Гордеев вызвал кадровика и попросил найти для жены Мосина такую должность, чтобы как можно реже с ней встречаться, и чтобы она не могла принести хоть какую-то гадость при своей деятельности. Именно первое пожелание было озвучено изначально, и кадровик, как мудрый человек, все правильно поняв, засунул пока Юлю в архив.
- Дальше посмотрим, - сказал он. Гордеев не стал возражать.
Про себя Насонов рассказывал немного. К работе, дескать, привык. Есть даже интересные моменты. То всякие телефоны навороченные шлют, и с каждым месяцем все больше. То всякие гаджеты, флешки, диктофоны, видеокамеры. А это все нельзя, сейчас по закону запреты вплоть до лишения свободы. В общем – не до скуки.
- Ну, и - слава Богу! – ответил Виктор. Раз у земляков все нормально, что ж не порадоваться за них, не поддержать их добрым словом?
Говорить о том, что он серьезно принял к сердцу слова Сотилайнена, Гордеев не хотел ни Насонову, ни кому-либо еще. Потому как то, что он собирался предпринять, могло серьезно ударить не только по Льву, но и по некоторым сильным мира сего. А зачем допускать какие-то намеки сейчас, если впоследствии это может всплыть?
Когда-то, работая на «пассажирке», Виктор видел, что некоторые чувалы с товаром, прилетевшие из Турции, по какой-то причине не были востребованы владельцами вовремя. Причин было множество: челнок был пьян и не был в состоянии унести товар самостоятельно; не было машины, чтобы отвезти это все сразу; теоретически – челнок был честным и хотел заплатить пошлину за товарную партию, а денег с собой не было; ну, и так далее. В «багажке» – то есть багажном отделении международного сектора, куда пассажиры приходят получать сдаваемый багаж, - сумки и тюки стояли и ожидали в своей очереди на вывоз на грузовой склад. Таково тогда было распоряжение вечно пьяного зама начальника таможни Замышляева, как будто стремящегося этаким образом бороться с контрабандой, а точнее – со своими подчиненными. Хоть трезвый, хоть в драбадан бухой, Замышляев понимал: в этих тюках – куртки, шубы и прочее шмотье в товарных партиях, и это в лучшем случае! Таскать на хискан и проверять, есть ли там, в дополнение к шмоткам, ювелирка или еще что-то ценное – таможенников не заставить, а грузчики не в подчинении, могут и послать. Опять же наваром с этих товарных партий подчиненные не делятся, и ему как руководителю это было это очень обидно, вот он и пытался с этим бороться. Но разве может один пьяный зам перебороть десятки пусть и не всегда трезвых подчиненных?
Конечно, с грузового склада чувалы было забрать труднее – но не из-за пошлин, которые один хрен никто не платил, так как все оговаривалось с «грузовиками», а из-за лишних документов, лишнего времени и лишних глаз. В какой-то момент Замышляев понял, что товар все равно уходит, и тогда стал требовать от девчонок с международного сектора оформлять и контролировать перевозку невостребованных грузов. Те его, понятно, послали – своего начальства хватало. Замышляев не успокоился. В заведенный по его распоряжению журнал таможенниками вносились записи – сколько мест багажа оставлено, номера бирок, номер рейса. В грузовом отделе был свой журнал приема, куда, соответственно, вносилась информация о выдаче – кто, когда… Это стало напрягать «грузелей», у которых и своих заморочек хватало. И тогда у кого-то на «пассажирке» родилась идея: если тупоголовый челнок сразу не забрал свои чувалы, что мешает ему принести в таможню и занести в багажное отделение такое же количество чувалов с какой-нибудь фигней и… поменять баулы с нужным товаром на чувалы с дерьмом?
Проблем с клетчатыми сумками или полосатыми мешками, которые и составляли в то время львиную долю удобного для любого челнока товарного места, ни у одного любителя-шопоголика не стояло. Попробовав, схему поставили на поток. Как правило, ночью к выходу с шестого сектора таможни подъезжала машина, в открывшуюся дверь вносилось энное количество баулов, а через некоторое время такое их же количество приносилось обратно. Со стороны это смотрелось весьма нелепо, но кого это могло интересовать, кроме непосредственных исполнителей и надзирающих органов? Но органы ночами обычно спали.
Предполагаемая проблема с бирками, которые клеятся на багаж с целью дальнейшего опознавания товара, тоже легко решалась. Бирки на багаж изначально крепились не слишком хорошо, поэтому переклеить их не являлось трудной задачей. Приходящему Замышляеву показывали: вот вечером было десять баулов, вот и утром десять, все внесены в журнал, сейчас повезем на склад. На складе приезжающий владелец показывал свои бирки, получал товар и уезжал. Если просили вскрыть чувалы, то он вскрывал: там могли быть старые спецовки, фуфайки, картон, мешки и прочая мутота, отчего хозяин багажа картинно хватался за сердце и просил валидол. По итогу он в любом случае вывозил это на ближайшую помойку. Были вариант, когда багаж оставался невостребованным, и тогда фуфайки и картон хранились на СВХ и по истечении определенного срока переходили в доход государства, чему государство, надо полагать, не было особо радо. А бывали случаи, когда по требованию владельца, в связи с определенной причиной, придуманной им, чтобы не приезжать за ненужным скарбом на склад, багажные места отправлялись обратно в страну, откуда ранее прибыли.
