Вот золотом листвы укрылась
Земля, и на? небе луна
Средь звёзд сиянья народилась.
В степи пленённая княжна
С колечка милого не сводит
Своих очей. Лишь наблюдать,
Как солнце всходит и заходит,
Ей остаётся. Сколько ждать?..
Разлуки дни она считает.
С надеждой в сердце, на устах
С молитвой силясь прогоняет
Неведенья колючий страх.
Крепится верой, что любимый
Вернётся вскорости за ней.
Один ли, с княжеской дружиной —
Неважно, лишь бы поскорей.
Не раз, не два они с Лисицей
Вдруг принимались рассуждать,
Как можно было б исхитриться,
Ловчее время подгадать
И убежать. Да только где же
Укрыться беглецам в пути?
Не то что леса, куст понеже
В степи бескрайней не найти!
Однажды буря разыгралась:
Гремели громы, дождь хлестал.
Любава молвила: «Дождались...
Бежим, Лисица, час настал!»
Но встала рыжая у входа
И не даёт никак пройти:
«Любава, даже в непогоду
Бежать, не ведая пути —
Подобно гибели! Поймают —
Да скоро — глазом не моргнёшь!
Они же степь родную знают,
От них так просто не уйдёшь!
Ах, если б мы с тобой сумели
Добыть волшебный инструмент —
Его чарующие трели
Всех усыпили бы в момент.
Тогда с тобою мы успеем
Отсюда далеко уйти
И даже, может быть, сумеем
Себе убежище найти.
Когда же в стане все проснутся,
Увидят, что тебя здесь нет,
Пока в погоню соберутся —
А наш уже простынет след!»
«Но ведь Яман не расстаётся
С своей волшебной адырной.
Как умыкнуть её?»
«Придётся
Придумать что-нибудь. Постой.
Давай не будем торопиться,
Ведь уговора срок пока
Не вышел...» — молвила Лисица.
Тут, разрезая облака,
Сверкнула молния. С раскатом
Прогрохотал над станом гром,
Дождь лил, как будто из ушата,
И сотрясалось все кругом.
К Любаве рыжая прильнула.
Вдруг глядь, с-под по?лога в шатёр
Мышь чуть заметно прошмыгнула
И к ним скорее на ковёр:
«Я умоляю, помогите!
Все наши домики в воде —
Мышаток-детушек спасите,
Не оставляйте нас в беде!
Мы знаем — вы добры душою!
И вся надежда лишь на вас —
Я прибежала к вам с мольбою
О помощи в тяжёлый час...»
Под полог кинулась Лисица.
И вдруг попятилась назад:
Ужели это ей не снится?
При свете молнии блестят
Десятки глаз, как будто всюду
Рассыпан бисер тут и там.
Лишь на Лисицу да на чудо
Осталось уповать мышам.
«В такую бурю бы зарыться
В подушки мягкие да спать...» —
Вздохнув, подумала Лисица.
Но надо малышей спасать!
Где мышь укажет — там копает
И морду по?д воду суёт,
Мышат за хвостики хватает
Да из воды их достаёт.
К полудню только возвернувшись,
Без сил, едва зашла в шатёр,
Легла, калачиком свернувшись,
У ног Любавы на ковёр.
Княжна тотчас её укрыла,
Насквозь промокшую, плащом
И взор свой снова обратила
К колечку милого. О нём
Все помыслы и размышленья:
Где он теперь, в каком краю?
Какие терпит он лишенья,
Чтоб вызволить любовь свою?
А Яромир всё шёл, ведомый
Случайным спутником, вперёд
И верил, хоть вдали от дома,
Победа непременно ждёт!
Вот из-за леса показалась
Деревня, где живёт кузнец.
«Ужели всё-таки добрались? —
Подумал витязь. — Наконец!»
Вот дом его. Но удивленье
У Яромира на лице:
И двор, и кузня в запустенье.
На покосившемся крыльце
Сидел кузнец и отрешённо
Перед собою вдаль глядел,
Как будто он — умалишённый,
И в этом весь его удел.
Гостей не сразу он заметил.
Увидев же, с крылечка встал,
Поклоном на поклон ответил
И жестом в дом пройти позвал.
В избе добротной в беспорядке
Разбросан скарб и тут, и там,
Да паутины сизой прядки
Висят по всем её углам.
За стол не убранный дубовый
Гостей хозяин усадил,
Потом принёс с вином ендо?ву
И им по чарочке налил.
«Гостей не видывал давненько...» —
Промолвил, пригубив, кузнец.
«Слыхали, в этой деревеньке
Живёт умелый удалец,
Которому в кузнечном деле
На целом свете равных нет».
Хозяин хмыкнул: «Неужели?
Тем слухам очень много лет...»
Он чарку вновь свою наполнил
И после разом осушил.
И замер, будто что-то вспомнил,
О чём давным-давно забыл.
Глаза наполнились тоскою,
Он стиснул зубы и вскочил
И чарку сильною рукою,
Как будто муху, раздавил.
Затем на лавку опустился,
Сидел и головой качал,
Но вскоре, сколько ни крепился,
На руки глядя, зарыдал.
«В былые годы руки эти
Способны были укротить
Любой металл на белом свете —
С ним что угодно мог творить.
И даже самый непокорный
Послушным сделать я умел
И молотом, и жаром горна,
Того что в сердце пламенел.
Я жил, дышал кузнечным делом,
И мастерство моё росло.
Своим единственным уделом
Я видел это ремесло.
Взглянуть съезжались отовсюду,
Как, взяв безжизненный металл,
Творя на наковальне чудо,
Я словно жизнь в него вдыхал.
Безбедно жил я: за работу
Всегда сполна платили мне.
Но коль помочь попросит кто-то —
Не говорил я о цене.
«Негоже это — наживаться,
Когда пришли к тебе с нуждой.
Им пособи, тебе воздастся» —
Учил меня родитель мой.
Я жил по совести, внимая
Заветам своего отца.
Работал, рук не покладая,
И труд простого кузнеца
Хоть и непрост, мне был не в тягость.
И день за днём я постигал
Его премудрости, и радость
Случалась, если открывал
Я для себя его секреты,
Когда искал и находил
Давно искомые ответы...
Вот так когда-то я и жил».
Он замолчал. Поднялся, снова
Себе и путникам налил
Вина по чарке молодого,
Хлебнул и вновь заговорил:
«К познанью тяга приносила
Свои чудесные плоды:
Росло уменье, крепли силы,
Я не испытывал нужды.
Однажды словно озаренье
Сошло, иначе не сказать:
Ведь кузницы своей под сенью
Я научился лёд ковать!
В тот миг мне верилось едва ли,
Что получилось сделать то,
О чем на свете не слыхали,
Чего не делывал никто!
Молва об этом разлетелась.
И к кузнице моей народ
Съезжался — видеть всем хотелось,
Как пламень укрощает лёд.
Не знаю сам, как получилось,
Я возгордился — горе мне!
Всё словно в бездну покатилось,
Я жил, как будто в страшном сне:
Отца покойного заветы,
Соседей добрых и друзей
Я променял на звон монеты —
Стал поклоняться только ей.
А как-то раз ко мне в светлицу,
Стройна и словно снег бела,
Вошла красавица-девица
И разговор такой вела:
«Молва идёт по белу свету,
Тебе — умельцу-удальцу —
В кузнечном деле равных нету...»
Такое слово гордецу
Елеем на? душу ложится,
А та, что молвила его,
Теперь богиня и царица —
Её желанье для него,
Что пчёлам мёд — всего важнее!
Его исполнить он спешит
Как только может поскорее...
Вот что порой с людьми творит
Гордыня! Девица спросила:
«Ты можешь ключик изо льда
Мне выковать? Тебе по силам?»
Немедля я ответил: «Да!»
Она добавила: «Тем паче
Тебе я щедро заплачу,
Коль скоро справишься с задачей.
Тебе ж такое по плечу?»
«К утру управлюсь, — я ответил. —
На «ять», не бойсь, не как-нибудь.
Ступай, покуда вечер светел,
Да об оплате не забудь».
Всю ночь я рук не покладая
Трудился в кузнице своей.
Пришла девица. Ключ, сверкая,
Лежал в тряпице перед ней.
Она в руках его вертела,
Лишь повторяя: «Ну и ну...»
И положила мне за дело
Тугую золота мошну.
Я отвернулся на мгновенье,
А девицы простыл и след:
Исчезла, будто бы виденье —
Стояла тут — и нет как нет.
А после вот что приключилось:
Я стал всё чаще замечать,
Из рук всё будто бы валилось —
Порою даже и начать
Никак не мог с утра работу —
То клещи или молот мой
Нарочно словно прятал кто-то,
То уголь в горне был сырой.
Какой-то, может, озорует
Забавы ради дурачок?
Иль это домовой балует?
Чем я его обидеть мог?
Поймать негодника пытался —
Лишь потерял покой и сон:
Из кузни ночью раздавался
То скрип, а то какой-то звон.
Я безобразника старался
Подкараулить в час ночной,
Но он как будто насмехался
Да потешался надо мной —
Бывало, в кузнице ночую
И жду его, когда придёт,
А он меня там словно чует —
К утру весь дом перевернёт!
А стоит в доме притаиться
И не смыкая глаз прождать
Всю ночь, а поутру дивиться,
Что в кузне натворил опять!
Быть может — это наказанье
За то, что с верного пути
В угоду алчного желанья
Однажды я решил сойти?
Всё, что имел, без сожаленья
Раздал соседям и друзьям...
Да только это наважденье
И ныне здесь — то тут, то там
Порой ночною громыхает.
А стоит хоть чуть-чуть прибрать,
Всё снова за ночь разбросает...
Никак мне с ним не совладать.
А может, мне мученье это
За то, что я сумел познать,
Постичь запретные секреты
И научился лёд ковать?
Кузнечное я бросил дело
Тому уже немало лет...
Того, о ком молва гудела
Давным-давно в помине нет...»
Кузнец умолк. «Позволь остаться
Нам у тебя заночевать.
Бывает всяко, может статься,
Сумеем за ночь разгадать
Загадку твоего несчастья, —
Негромко Яромир сказал. —
Глядишь, избавим от напасти
Тебя». Хозяин отвечал:
«Тут места вдоволь — оставайтесь, —
И он рукой кругом обвёл. —
Мой дом — ваш дом. Располагайтесь.
Я лягу у печи на пол».
Тут витязь к спутнику склонился
И прямо в ухо прошептал,
Чтоб в доме тот один ложился,
Но чтобы очи не смыкал.
«А я, — добавил, — в кузне старой
Покараулю. Может быть,
Нам безобразника на пару
Удастся нынче изловить».
Спустилась ночь. Сверчки запели.
Лишь круглолицая луна
В перинной облаков постели
Стыдливо нежилась одна.
А витязь в кузнице укрылся:
В углу соломы накидал,
Рогожей старою накрылся
И, затаившись, тихо ждал.
Всё стихло. В полуночном мраке
Деревня безмятежно спит.
Чу! Вдруг залаяли собаки...
Сквозь сумрак Яромир глядит —
Дверь, тихо скрипнув, отворилась,
И в лунном свете перед ним
Старушка в кузне появилась
Росточком, может быть, в аршин.
Сперва прислушалась. Застыла...
А после шустро принялась
Переставлять, что находила —
Откуда только прыть взялась!
Она по кузнице в потемках,
Как мысь по дереву, снуёт...
«Вот диво! Что за старушонка?» —
Подумал Яромир. И вот
Лишь только рядом очутилась
Она с укрытием его,
Он хвать её! Она взмолилась,
Пусти, мол, требуй хоть чего!
«Сперва ответь, почто тиранишь
Ты кузнеца который год?
Да помни, коль лукавить станешь —
Не жди пощады наперёд!»
«Мил человек, пусти. Клянуся,
Тебе всю правду расскажу...»
«Что ж, верю. Но смотри, бабуся,
Обманешь — впредь не пощажу».
Он припасённою свечою
Во мраке кузни посветил,
Старушку взял и пред собою
На наковальню усадил.
«Поведай, кто ты? Что худого
Тебе он сделал? Столько лет
Уже изводишь удалого
Ты кузнеца...» Она в ответ:
«Не в пору мне теперь таиться,
К тому же слово я дала
Как на духу тебе открыться...»
И речь такую повела:
«Всяк человек, что лесом ходит,
Его встречал наверняка:
Порой кругом трёх сосен водит
Мой муж иного ходока.
В народе Лешего не любят,
Хоть он, поверь мне, незлобив.
Мол, путников зазря лишь губит,
Ан нет — он с ними справедлив:
Его всегдашняя забота —
Зверьё да птиц оберегать.
И глупой прихоти кого-то
Он не посмеет волю дать.
Тому, кто с ним учтив, поможет
В лесу дорогу отыскать,
А коль ведёт себя негоже —
Сурово может наказать.
И обо мне молва худая
Идёт. Да байки эти врут,
А то вон и детей пугают!
Меня Кикиморой зовут.
Я на людское племя злобы
И малой капли не держу:
Ни мора, ни какой хворобы
Я на людей не навожу.
Бывает, что и к Домовому
На помощь прихожу порой,
Когда управиться по дому
Не успевает Домовой.
Но коль хозяйке станет ленно
Блюсти свой дом — я тут как тут:
Всё буду портить непременно,
До той поры, когда начнут
Опять хозяева такие
Порядок в доме соблюдать.
Ведь им не слуги Домовые —
Они готовы помогать
Вести хозяйство, но покуда
Лишь сажа, пыль да сор кругом,
Хозяйке пряжу путать буду
И прятать в доме всё тайком».
«Ужели ты сказать мне хочешь,
Что и кузнец таким же был?
Да ты мне голову морочишь!
Он сам хозяйство запустил?
А может, то заклятье злое? —
Промолвил витязь. — Али нет?
Поведай, не криви душою!»
Ему Кикимора в ответ:
«Я приходить в дома людские
Могу не только потому,
Что там хозяева плохие,
Еще — по зову одному:
Его мне сила не подвластна —
Как мотылёк на свет лечу,
Людей терзаю понапрасну,
Хоть зла им вовсе не хочу».
«Ответь, какому чародею
И почему ты так служить
Должна? Быть может, я сумею
Тебя от чар освободить?»
«Ах, витязь! Дело тут непросто...
Красива в дальние года
Была я, но иного роста,
Увы, не знала никогда.
Все потешались надо мною,
Хоть с ними я всегда была
Открыта сердцем и душою,
Добра, учтива и мила.
Шло время, становились злее
Насмешки надо мной, и я
Кляня судьбу, себя жалея,
Жила, обиду затая.
Коль в воду камни ты бросаешь,
То будут по воде круги,
А коль кого-то обижаешь,
Не будет дружбы, вы — враги.
И вот я начала стараться,
Чтоб слов нелестных избежать,
С людьми и вовсе не встречаться
Да кукиш за спиной держать:
Ведь ежли всё-таки случится
Кого-то встретить на пути,
Чтоб не посмел остановиться,
И продолжал себе идти...
А как-то раз седобородый
Купец на ярмарку позвал,
Да там пред всем честным народом
Меня бесстыдно осмеял...
Сквозь слёзы я запоминала
Всех, кто смеялся надо мной,
Потом им кукиш показала
И побежала прочь, домой.
Им вскоре не до смеха стало:
Я заглянула в каждый дом
И всюду, где я побывала,
Перевернула всё вверх дном!
Они смеялись надо мною,
Но вот пришла моя пора:
Придя, укрыта тьмой ночною,
Я им до самого утра
Поспать спокойно не давала —
Дверьми скрипела иль об пол
Тарелки, чугунки швыряла,
А то, вскарабкавшись на стол,
Как дикий зверь стонала, выла
И крики страха, плач детей
Душе и сердцу стали ми?лы,
Что ночи сделались черней...
Потом деревню, где росла я,
Покинула да в лес ушла,
Где горя от людей не зная,
Спокойной жизнью зажила.
Однажды у ручья лесного
Из чащи вышел мужичок
Ко мне. Был роста небольшого...
Видать, как я — лесовичок.
«Я — Леший. Лес оберегаю
И каждый день сюда хожу
И за тобою наблюдаю —
Сижу и глаз не отвожу.
И вот сегодня так случилось,
Что я решился рассказать
О том, что ты мне полюбилась.
Коль ты не против — в жены взять».
Меня смятенье обуяло:
Хоть он и был хорош собой,
Любви дотоле я не знала,
Все лишь смеялись надо мной.
«Позволь просить благословенья
Мне у родителей твоих».
Я отвечала: «К сожаленью,
Я никогда не знала их...»
И в тот же миг такой тоскою
Душа наполнилась моя,
Что слёзы потекли рекою...
Тогда, на берегу ручья
Я поняла, как одинока,
Живя лишь с горюшком своим,
И как судьба моя жестока:
Ведь я одна, как перст един...
А Леший: «Девица, не бойся!
Прости, коль чем обидеть мог.
Молю — скорее успокойся...»
И сел на тра?ву подле ног.
Потом мы по лесу гуляли.
Он был со мною очень мил.
Когда уже рассвет встречали,
Вновь замуж выйти предложил.
«Тебя я полюбить бы рада,
Да только места в сердце нет —
То за дела мои награда:
В дома людские много лет
Ночами тёмными влезала
И всем, кто в этом доме жил,
Покойно почивать мешала,
Покуда не лишались сил.
Ничто меня не занимало,
Вся жизнь — отмщение была,
Месть душу с сердцем выжигала,
Покуда вовсе не сожгла.
Теперь в сердечке места нету
Ни для кого... И как же быть?»
«Давай попробуем совета
У Духов Леса испросить.
Они помогут, хоть какая
Со мной случилась бы беда.
Мы — братья все, и каждый знает —
Земля, и на? небе луна
Средь звёзд сиянья народилась.
В степи пленённая княжна
С колечка милого не сводит
Своих очей. Лишь наблюдать,
Как солнце всходит и заходит,
Ей остаётся. Сколько ждать?..
Разлуки дни она считает.
С надеждой в сердце, на устах
С молитвой силясь прогоняет
Неведенья колючий страх.
Крепится верой, что любимый
Вернётся вскорости за ней.
Один ли, с княжеской дружиной —
Неважно, лишь бы поскорей.
Не раз, не два они с Лисицей
Вдруг принимались рассуждать,
Как можно было б исхитриться,
Ловчее время подгадать
И убежать. Да только где же
Укрыться беглецам в пути?
Не то что леса, куст понеже
В степи бескрайней не найти!
Однажды буря разыгралась:
Гремели громы, дождь хлестал.
Любава молвила: «Дождались...
Бежим, Лисица, час настал!»
Но встала рыжая у входа
И не даёт никак пройти:
«Любава, даже в непогоду
Бежать, не ведая пути —
Подобно гибели! Поймают —
Да скоро — глазом не моргнёшь!
Они же степь родную знают,
От них так просто не уйдёшь!
Ах, если б мы с тобой сумели
Добыть волшебный инструмент —
Его чарующие трели
Всех усыпили бы в момент.
Тогда с тобою мы успеем
Отсюда далеко уйти
И даже, может быть, сумеем
Себе убежище найти.
Когда же в стане все проснутся,
Увидят, что тебя здесь нет,
Пока в погоню соберутся —
А наш уже простынет след!»
«Но ведь Яман не расстаётся
С своей волшебной адырной.
Как умыкнуть её?»
«Придётся
Придумать что-нибудь. Постой.
Давай не будем торопиться,
Ведь уговора срок пока
Не вышел...» — молвила Лисица.
Тут, разрезая облака,
Сверкнула молния. С раскатом
Прогрохотал над станом гром,
Дождь лил, как будто из ушата,
И сотрясалось все кругом.
К Любаве рыжая прильнула.
Вдруг глядь, с-под по?лога в шатёр
Мышь чуть заметно прошмыгнула
И к ним скорее на ковёр:
«Я умоляю, помогите!
Все наши домики в воде —
Мышаток-детушек спасите,
Не оставляйте нас в беде!
Мы знаем — вы добры душою!
И вся надежда лишь на вас —
Я прибежала к вам с мольбою
О помощи в тяжёлый час...»
Под полог кинулась Лисица.
И вдруг попятилась назад:
Ужели это ей не снится?
При свете молнии блестят
Десятки глаз, как будто всюду
Рассыпан бисер тут и там.
Лишь на Лисицу да на чудо
Осталось уповать мышам.
«В такую бурю бы зарыться
В подушки мягкие да спать...» —
Вздохнув, подумала Лисица.
Но надо малышей спасать!
Где мышь укажет — там копает
И морду по?д воду суёт,
Мышат за хвостики хватает
Да из воды их достаёт.
К полудню только возвернувшись,
Без сил, едва зашла в шатёр,
Легла, калачиком свернувшись,
У ног Любавы на ковёр.
Княжна тотчас её укрыла,
Насквозь промокшую, плащом
И взор свой снова обратила
К колечку милого. О нём
Все помыслы и размышленья:
Где он теперь, в каком краю?
Какие терпит он лишенья,
Чтоб вызволить любовь свою?
А Яромир всё шёл, ведомый
Случайным спутником, вперёд
И верил, хоть вдали от дома,
Победа непременно ждёт!
Вот из-за леса показалась
Деревня, где живёт кузнец.
«Ужели всё-таки добрались? —
Подумал витязь. — Наконец!»
Вот дом его. Но удивленье
У Яромира на лице:
И двор, и кузня в запустенье.
На покосившемся крыльце
Сидел кузнец и отрешённо
Перед собою вдаль глядел,
Как будто он — умалишённый,
И в этом весь его удел.
Гостей не сразу он заметил.
Увидев же, с крылечка встал,
Поклоном на поклон ответил
И жестом в дом пройти позвал.
В избе добротной в беспорядке
Разбросан скарб и тут, и там,
Да паутины сизой прядки
Висят по всем её углам.
За стол не убранный дубовый
Гостей хозяин усадил,
Потом принёс с вином ендо?ву
И им по чарочке налил.
«Гостей не видывал давненько...» —
Промолвил, пригубив, кузнец.
«Слыхали, в этой деревеньке
Живёт умелый удалец,
Которому в кузнечном деле
На целом свете равных нет».
Хозяин хмыкнул: «Неужели?
Тем слухам очень много лет...»
Он чарку вновь свою наполнил
И после разом осушил.
И замер, будто что-то вспомнил,
О чём давным-давно забыл.
Глаза наполнились тоскою,
Он стиснул зубы и вскочил
И чарку сильною рукою,
Как будто муху, раздавил.
Затем на лавку опустился,
Сидел и головой качал,
Но вскоре, сколько ни крепился,
На руки глядя, зарыдал.
«В былые годы руки эти
Способны были укротить
Любой металл на белом свете —
С ним что угодно мог творить.
И даже самый непокорный
Послушным сделать я умел
И молотом, и жаром горна,
Того что в сердце пламенел.
Я жил, дышал кузнечным делом,
И мастерство моё росло.
Своим единственным уделом
Я видел это ремесло.
Взглянуть съезжались отовсюду,
Как, взяв безжизненный металл,
Творя на наковальне чудо,
Я словно жизнь в него вдыхал.
Безбедно жил я: за работу
Всегда сполна платили мне.
Но коль помочь попросит кто-то —
Не говорил я о цене.
«Негоже это — наживаться,
Когда пришли к тебе с нуждой.
Им пособи, тебе воздастся» —
Учил меня родитель мой.
Я жил по совести, внимая
Заветам своего отца.
Работал, рук не покладая,
И труд простого кузнеца
Хоть и непрост, мне был не в тягость.
И день за днём я постигал
Его премудрости, и радость
Случалась, если открывал
Я для себя его секреты,
Когда искал и находил
Давно искомые ответы...
Вот так когда-то я и жил».
Он замолчал. Поднялся, снова
Себе и путникам налил
Вина по чарке молодого,
Хлебнул и вновь заговорил:
«К познанью тяга приносила
Свои чудесные плоды:
Росло уменье, крепли силы,
Я не испытывал нужды.
Однажды словно озаренье
Сошло, иначе не сказать:
Ведь кузницы своей под сенью
Я научился лёд ковать!
В тот миг мне верилось едва ли,
Что получилось сделать то,
О чем на свете не слыхали,
Чего не делывал никто!
Молва об этом разлетелась.
И к кузнице моей народ
Съезжался — видеть всем хотелось,
Как пламень укрощает лёд.
Не знаю сам, как получилось,
Я возгордился — горе мне!
Всё словно в бездну покатилось,
Я жил, как будто в страшном сне:
Отца покойного заветы,
Соседей добрых и друзей
Я променял на звон монеты —
Стал поклоняться только ей.
А как-то раз ко мне в светлицу,
Стройна и словно снег бела,
Вошла красавица-девица
И разговор такой вела:
«Молва идёт по белу свету,
Тебе — умельцу-удальцу —
В кузнечном деле равных нету...»
Такое слово гордецу
Елеем на? душу ложится,
А та, что молвила его,
Теперь богиня и царица —
Её желанье для него,
Что пчёлам мёд — всего важнее!
Его исполнить он спешит
Как только может поскорее...
Вот что порой с людьми творит
Гордыня! Девица спросила:
«Ты можешь ключик изо льда
Мне выковать? Тебе по силам?»
Немедля я ответил: «Да!»
Она добавила: «Тем паче
Тебе я щедро заплачу,
Коль скоро справишься с задачей.
Тебе ж такое по плечу?»
«К утру управлюсь, — я ответил. —
На «ять», не бойсь, не как-нибудь.
Ступай, покуда вечер светел,
Да об оплате не забудь».
Всю ночь я рук не покладая
Трудился в кузнице своей.
Пришла девица. Ключ, сверкая,
Лежал в тряпице перед ней.
Она в руках его вертела,
Лишь повторяя: «Ну и ну...»
И положила мне за дело
Тугую золота мошну.
Я отвернулся на мгновенье,
А девицы простыл и след:
Исчезла, будто бы виденье —
Стояла тут — и нет как нет.
А после вот что приключилось:
Я стал всё чаще замечать,
Из рук всё будто бы валилось —
Порою даже и начать
Никак не мог с утра работу —
То клещи или молот мой
Нарочно словно прятал кто-то,
То уголь в горне был сырой.
Какой-то, может, озорует
Забавы ради дурачок?
Иль это домовой балует?
Чем я его обидеть мог?
Поймать негодника пытался —
Лишь потерял покой и сон:
Из кузни ночью раздавался
То скрип, а то какой-то звон.
Я безобразника старался
Подкараулить в час ночной,
Но он как будто насмехался
Да потешался надо мной —
Бывало, в кузнице ночую
И жду его, когда придёт,
А он меня там словно чует —
К утру весь дом перевернёт!
А стоит в доме притаиться
И не смыкая глаз прождать
Всю ночь, а поутру дивиться,
Что в кузне натворил опять!
Быть может — это наказанье
За то, что с верного пути
В угоду алчного желанья
Однажды я решил сойти?
Всё, что имел, без сожаленья
Раздал соседям и друзьям...
Да только это наважденье
И ныне здесь — то тут, то там
Порой ночною громыхает.
А стоит хоть чуть-чуть прибрать,
Всё снова за ночь разбросает...
Никак мне с ним не совладать.
А может, мне мученье это
За то, что я сумел познать,
Постичь запретные секреты
И научился лёд ковать?
Кузнечное я бросил дело
Тому уже немало лет...
Того, о ком молва гудела
Давным-давно в помине нет...»
Кузнец умолк. «Позволь остаться
Нам у тебя заночевать.
Бывает всяко, может статься,
Сумеем за ночь разгадать
Загадку твоего несчастья, —
Негромко Яромир сказал. —
Глядишь, избавим от напасти
Тебя». Хозяин отвечал:
«Тут места вдоволь — оставайтесь, —
И он рукой кругом обвёл. —
Мой дом — ваш дом. Располагайтесь.
Я лягу у печи на пол».
Тут витязь к спутнику склонился
И прямо в ухо прошептал,
Чтоб в доме тот один ложился,
Но чтобы очи не смыкал.
«А я, — добавил, — в кузне старой
Покараулю. Может быть,
Нам безобразника на пару
Удастся нынче изловить».
Спустилась ночь. Сверчки запели.
Лишь круглолицая луна
В перинной облаков постели
Стыдливо нежилась одна.
А витязь в кузнице укрылся:
В углу соломы накидал,
Рогожей старою накрылся
И, затаившись, тихо ждал.
Всё стихло. В полуночном мраке
Деревня безмятежно спит.
Чу! Вдруг залаяли собаки...
Сквозь сумрак Яромир глядит —
Дверь, тихо скрипнув, отворилась,
И в лунном свете перед ним
Старушка в кузне появилась
Росточком, может быть, в аршин.
Сперва прислушалась. Застыла...
А после шустро принялась
Переставлять, что находила —
Откуда только прыть взялась!
Она по кузнице в потемках,
Как мысь по дереву, снуёт...
«Вот диво! Что за старушонка?» —
Подумал Яромир. И вот
Лишь только рядом очутилась
Она с укрытием его,
Он хвать её! Она взмолилась,
Пусти, мол, требуй хоть чего!
«Сперва ответь, почто тиранишь
Ты кузнеца который год?
Да помни, коль лукавить станешь —
Не жди пощады наперёд!»
«Мил человек, пусти. Клянуся,
Тебе всю правду расскажу...»
«Что ж, верю. Но смотри, бабуся,
Обманешь — впредь не пощажу».
Он припасённою свечою
Во мраке кузни посветил,
Старушку взял и пред собою
На наковальню усадил.
«Поведай, кто ты? Что худого
Тебе он сделал? Столько лет
Уже изводишь удалого
Ты кузнеца...» Она в ответ:
«Не в пору мне теперь таиться,
К тому же слово я дала
Как на духу тебе открыться...»
И речь такую повела:
«Всяк человек, что лесом ходит,
Его встречал наверняка:
Порой кругом трёх сосен водит
Мой муж иного ходока.
В народе Лешего не любят,
Хоть он, поверь мне, незлобив.
Мол, путников зазря лишь губит,
Ан нет — он с ними справедлив:
Его всегдашняя забота —
Зверьё да птиц оберегать.
И глупой прихоти кого-то
Он не посмеет волю дать.
Тому, кто с ним учтив, поможет
В лесу дорогу отыскать,
А коль ведёт себя негоже —
Сурово может наказать.
И обо мне молва худая
Идёт. Да байки эти врут,
А то вон и детей пугают!
Меня Кикиморой зовут.
Я на людское племя злобы
И малой капли не держу:
Ни мора, ни какой хворобы
Я на людей не навожу.
Бывает, что и к Домовому
На помощь прихожу порой,
Когда управиться по дому
Не успевает Домовой.
Но коль хозяйке станет ленно
Блюсти свой дом — я тут как тут:
Всё буду портить непременно,
До той поры, когда начнут
Опять хозяева такие
Порядок в доме соблюдать.
Ведь им не слуги Домовые —
Они готовы помогать
Вести хозяйство, но покуда
Лишь сажа, пыль да сор кругом,
Хозяйке пряжу путать буду
И прятать в доме всё тайком».
«Ужели ты сказать мне хочешь,
Что и кузнец таким же был?
Да ты мне голову морочишь!
Он сам хозяйство запустил?
А может, то заклятье злое? —
Промолвил витязь. — Али нет?
Поведай, не криви душою!»
Ему Кикимора в ответ:
«Я приходить в дома людские
Могу не только потому,
Что там хозяева плохие,
Еще — по зову одному:
Его мне сила не подвластна —
Как мотылёк на свет лечу,
Людей терзаю понапрасну,
Хоть зла им вовсе не хочу».
«Ответь, какому чародею
И почему ты так служить
Должна? Быть может, я сумею
Тебя от чар освободить?»
«Ах, витязь! Дело тут непросто...
Красива в дальние года
Была я, но иного роста,
Увы, не знала никогда.
Все потешались надо мною,
Хоть с ними я всегда была
Открыта сердцем и душою,
Добра, учтива и мила.
Шло время, становились злее
Насмешки надо мной, и я
Кляня судьбу, себя жалея,
Жила, обиду затая.
Коль в воду камни ты бросаешь,
То будут по воде круги,
А коль кого-то обижаешь,
Не будет дружбы, вы — враги.
И вот я начала стараться,
Чтоб слов нелестных избежать,
С людьми и вовсе не встречаться
Да кукиш за спиной держать:
Ведь ежли всё-таки случится
Кого-то встретить на пути,
Чтоб не посмел остановиться,
И продолжал себе идти...
А как-то раз седобородый
Купец на ярмарку позвал,
Да там пред всем честным народом
Меня бесстыдно осмеял...
Сквозь слёзы я запоминала
Всех, кто смеялся надо мной,
Потом им кукиш показала
И побежала прочь, домой.
Им вскоре не до смеха стало:
Я заглянула в каждый дом
И всюду, где я побывала,
Перевернула всё вверх дном!
Они смеялись надо мною,
Но вот пришла моя пора:
Придя, укрыта тьмой ночною,
Я им до самого утра
Поспать спокойно не давала —
Дверьми скрипела иль об пол
Тарелки, чугунки швыряла,
А то, вскарабкавшись на стол,
Как дикий зверь стонала, выла
И крики страха, плач детей
Душе и сердцу стали ми?лы,
Что ночи сделались черней...
Потом деревню, где росла я,
Покинула да в лес ушла,
Где горя от людей не зная,
Спокойной жизнью зажила.
Однажды у ручья лесного
Из чащи вышел мужичок
Ко мне. Был роста небольшого...
Видать, как я — лесовичок.
«Я — Леший. Лес оберегаю
И каждый день сюда хожу
И за тобою наблюдаю —
Сижу и глаз не отвожу.
И вот сегодня так случилось,
Что я решился рассказать
О том, что ты мне полюбилась.
Коль ты не против — в жены взять».
Меня смятенье обуяло:
Хоть он и был хорош собой,
Любви дотоле я не знала,
Все лишь смеялись надо мной.
«Позволь просить благословенья
Мне у родителей твоих».
Я отвечала: «К сожаленью,
Я никогда не знала их...»
И в тот же миг такой тоскою
Душа наполнилась моя,
Что слёзы потекли рекою...
Тогда, на берегу ручья
Я поняла, как одинока,
Живя лишь с горюшком своим,
И как судьба моя жестока:
Ведь я одна, как перст един...
А Леший: «Девица, не бойся!
Прости, коль чем обидеть мог.
Молю — скорее успокойся...»
И сел на тра?ву подле ног.
Потом мы по лесу гуляли.
Он был со мною очень мил.
Когда уже рассвет встречали,
Вновь замуж выйти предложил.
«Тебя я полюбить бы рада,
Да только места в сердце нет —
То за дела мои награда:
В дома людские много лет
Ночами тёмными влезала
И всем, кто в этом доме жил,
Покойно почивать мешала,
Покуда не лишались сил.
Ничто меня не занимало,
Вся жизнь — отмщение была,
Месть душу с сердцем выжигала,
Покуда вовсе не сожгла.
Теперь в сердечке места нету
Ни для кого... И как же быть?»
«Давай попробуем совета
У Духов Леса испросить.
Они помогут, хоть какая
Со мной случилась бы беда.
Мы — братья все, и каждый знает —
