«Чего тогда?»
«Ну – две дневные нормы ты сам на себя взял… Выполнишь…»
«Выполню – тебе чего…»
«Не задирайся – интеллигентишко… Мы чай с мужиками не каменные, да и интересно нам – а сможешь ли… Короче – мокрой смены у тебя не будет…» - (мокрой сменой называлась невероятно трудная работа по починке труб водоснабжения – когда на холоде, да ещё в воде почти по шею работать – а иногда даже нырять надо – такую одинарную смену навряд-ли выдержишь… Скорее сдохнешь от обморожения – для обморожения многого и не надо… Потому туда посылали тех, кого не жалко – навряд ли человек долго выживет после смены – даже если норму сдаст): «Только ты от двух сменных девчачьих норм не загнись – ломиком и лопатой ты сегодня помахаешь… И гляди – не сдохни – на нашем аукционе я на тебя сегодня поставил… Не выдюжишь – я сам тебя в мусорный контейнер упакую – сегодня вечером – до утра пожить не дам… Не надорвись…» - (девчачьей назывались участки, где необходимо было убирать мусор от бомбёжек – тоже трудные участки – но там действительно надо было больше ломиком и лопатой работать… Туда обычно женщин ставили… Для мужиков доставались участки, где очень много тяжёлых обломков надо было тягать).
«За что мне такое послабление?»
«Послабление??? Ха – ну насмешил – а ты видел какие ухойдоханные девчонки приходят после нормы? А тебе две таких сегодня тянуть! Посмотрим – придурок – выживешь ли ты до вечера!» - а потом подмигнув вытащил из своего кармана горсть таблеток от горла и сыпанул их мне в карман: «А вот об этом молчи… Это вроде как «допинг» - это с моей стороны нечестно… Я на тебя ставил… Мужики – если узнают – крика будет много – не люблю крик… Со мной ничего всё равно не станется, но тебе бока-то намнут… В общем – об этом молчок… Не сдохни сегодня…» - это он почти шёпотом – хотя навряд ли кто-то мог нас услышать…
Когда я возвращался к палатке – шатаясь от усталости – меня встретила Анна Ивановна: «Ну ты и глупый… Плоха она… Я хоть и изощрялась – кашу в чае размачивала – чтобы жидкой была – хоть у медиков грушу специальную (что для малой клизмы применяют) – мало она съела… Кстати – там мясо сублимированное осталось и хлеб – она их не может – так не стесняйся – съешь – завтра всё равно выкидывать – я ей завтрак принесла и ужин раньше взяла… Только всё равно не протянет… Ей бы бульончика, да где его взять… И смотри – присматривай за ней – чтобы ночью в своей блевотине не захлебнулась… Блюёт она – доктор сказал, что не заразна, но её организм настолько ослаблен и переохлаждён, что пищу принять уже не в состоянии… Не жилец она – зря себя мучишь…»
«Анна Ивановна – мы еще посмотрим…»
На ужине я сохранил пару кусков сублимированного мяса – а вдруг удастся накормить… В карман засунул… Грязными будут – но хоть что-то…
Кусков, которые девчонка не доела, пустую железную миску, кружку и грушу для клизмы тоже – не звери всё-таки…
А вот этого дохлого цыплёнка да и все её пожитки всё-таки перенесли на матрац, который рядом с самой печкой – самое неудобное место – с одной стороны очень сильный жар, с другой – той что от печки дальше – всё-таки холодно – дрянная печка, да и вонючая очень, а кроме того всю ночь мимо будет ночная смена лазить – те, кому очередь топить пришла…
Ну а мне – я задержался – место выделили рядом с девочкой… Больна – не больна, заразна – не заразна – доктору не очень верят, а жить-то хочется…
Значит этот задохлик – теперь моя соседка по матрасу…
Гришка подошёл: «Уважаю… Выиграл я знатно… На – твоя доля..» - протягивает мне несколько кусочков сублимированного мяса: «Сейчас подмогти чем? Я крупную ставку на твоё завтра поставил – даже с поваром на кусок масла поспорил – если и завтра живой притопаешь – кусок масла для себя и этой дохлой получишь… Поди давно масла-то не ел? Бери – не стесняйся – помочь чем? Завтра не смогу – не спортивно – а сегодня – пожалуйте…»
«Гриш – давай её на моё место переложим – всё-таки подальше от печки – чтобы дымом не задохнулась – она и так еле дышит…»
«А ну взяли – аккуратней… Вот так, что еще?»
Кто-то зароптал, что рядом с больной спать не хочет…
«Ты что, сморчок? Не от болячки – от меня подохнуть хочешь? А ну заткнись!» - присмирил Гришка возражавшего: «Ещё что?»
«Давай я первую ночную смену возьму – печку потоплю… За ней всё равно приглянуть хоть сколько надо…» - показываю на бессознательную девчонку…
«Ну ты и дурак! Я бы решил, что ты её поиметь хочешь – если бы там хоть трахать было что… Зачем тебе она?»
«А пускай моей дочкой считается – своей у меня навряд-ли случится…»
«Ну – ладно – нянечка… Жалко, что я на тебя поставил… Эх… Проиграю… Да ладно – меньше пожру… Первая ночная смена твоя – ты и так в конце недели дежурить должен был бы… Посмотрю – чтобы всё по честному… Но скажу тебе – ну и дурак же ты – Нянечка…»
Поддерживать огонь в печке не сложно – мусора, что гореть может – навалом – только из палатки выйди… Другое дело не заснуть – постоянно подбрасывать – чтобы не потухла…
А мне всё равно не спать…
Решил в куховарство поиграться – а что – железная кружка и железная миска есть, до бака с водой недалеко…
Закинул все куски сублимированного мяса, хлеба покрошил – авось бульон и съедобный получится… Долго варил – чтобы бульон набался…
Остудил…
При этом постоянно бегать за топливом, да иногда девочку на бок переворачивать – чтобы блевануть смогла… Ох – Анна Ивановна завтра будет хмуриться – эта задохлик походу испачкала и свой и мой матрас…
Убрать нечем…
А – хотя – может и высохнет – печка недалеко… А вони и так полно – чуть меньше- чуть больше…
Так – варево вроде остыло – как раз чуть-тёпленькое – кормить пора…
А как кормить? Ну в грушу, что для клизмы предназначена, бульончик (а что – даже вкусно пахнет – попробовал – ну не так и отвратительно – сойдёт) набрал… Сую в пересохшие и растрескавшиеся губки – а там зубы сцеплены – не влезает… Трясёт её еще – совсем плоха девочка…
А была – не была – носиком дышит – зажать носик – вот – ротик открыла, шланг груши туда, теперь носик отпустить…
На грушу нажал… Закашлялась – подавилась – бедная…
Откашлялась вроде – я думал – убил я её…
Теперь полегче все делать…
Вроде глотнула…
Ага…
Теперь подождать – примет ли измученный организм…
Сменщика на ночную смену даже будить не пришлось – некоторые мужики и бабы – у кого от нервного истощения и физической усталости плохо со сном – давно наблюдали за нашей «парочкой» - приподнявшись на локтях… Они сменщика-то и разбудили…
Шёпоток по палатке: «Слышь, Нянечка – поспи… Если ты сам издохнешь – ты ей не поможешь»
А как спать? Тут всё мокро и грязно – не всё организм девочки принял…
А хотя? Иногда – разгребая развалины – влезешь в такую тухлятину… А тут почти чистый бульончик из неё вышел…
Вот как бы сделать так, чтобы этот ребёнок в своей блевотине не захлебнулась – когда я засну – у неё позывы к рвоте не так и часто, но если на спине будет валяться – может и захлебнуться, на животе – тоже опасно… А на боку она сама не улежит…
А ладно – ложу её на бок, обнимаю… Проваливаюсь в сон…
Просыпаюсь от гогота – вся палатка ржёт…
Гришка подходит: «Эй – Нянька! Любовничек! Твоя краса ненаглядная за ночь тебя так изгвоздала! Иди – отмойся – мы за ней немного присмотрим… А то на человека не похож уже…»
Действительно – фу… Только не смешно… Вот то, что я грязный – это ладно… Плохо то, что в этой грязи прожилочки крови…
Не выживет девчонка?
Иду – как в воду опущенный… Неужели зря стараюсь?
Зря?
Это мы еще посмотрим…
Врач сегодня запаздывает? Но точно на обходе до завтрака будет – вот и спросим…
Ничего эта Нина Петровна не знает – оказывается ветеринаром вообще была до войны…
Взяла кровь из вены у девочки на экспресс-анализ – долго ругалась, что вену найти не может – истыкала маленькую ручку – сволочь (девочка и так никакущая – еле дышит – а тут ей ещё рученьку раскровянили) – показала, что прибор даёт ответ: «Не заразна»…
Но хоть таблеток от боли в горле мне отсыпала…
Трое суток мы с Анной Ивановной бились над телом этого задохлика – она днём, я ночами…
«Слышь, милок – безнадёжно это! Себя пожалей!» - говорила она мне – никого уже не стесняясь: «Я днём с ней посижу – мне всё равно – у меня никого не осталось… Война – проклятущая… А вот ты себя замучаешь…»
«Потерпим?»
«Потерпим… Ты хоть ночью спи!»
Трое почти бессонных ночей…
На четвёртую ночь я упал без сил… Будь что будет – не смогу я это чахленькое тельце оживить… Скорее сам сдохну…
На утром в палатке опять гогот: «Любовнички! Нянька – твоя девка на тебя почти залезла…»
А я думаю – кто мне в ухо дышит….
Девушка прижалась ко мне своим маленьким тельцем, ножку на меня во сне закинула, головку свою костлявенькую к моей щеке присунула…
Анна Ивановна как увидела – я так боялся встать, чтобы это костлявое тельце не повредить – так руками и всплеснула: «Волшебник! Если девка так лезет спросоня – значит на поправку пошла… Пару дней ещё выдержишь?»
«Выдержу, только очень аккуратненько, чтобы не повредить – помогите её с меня снять…»
Гогот в палатке: «Нянька наш – тот еще любовничек – из под девки вылезти не может…»
Гришка – красуясь: «Тихо всё! Видите – Любовь у них! Девка затрахала так, что он и ходить не сможет!» - ржёт…
Все ржут…
А мне тоже весело – этот полутрупик – хоть и не просыпается – двигаться начинает… Наверное выигранное масло на пользу пошло – всё ей скормил как бульон… И сегодня она меня не облевала – организм принял… Если сегодня выстою – Гришка обещал не только масла – настоящего куриного бульона с литр достать… Откуда куриный бульон, когда и голубей почти не осталось, даже ворон… А их должно быть много…
Он сказал: «Не твоё дело… Твоё дело выживать… Тут даже до твоей дохлятины никому дела нет – тут ты Шоу устраиваешь… Я с руководством уже даже на бабки забился… Выживешь – половина твоя… А за бабки можно знаешь что купить?»
Я-то знал…
Меня – невероятно усталого – ничего не соображал – крепко обняли женские ручки… И поцелуй в губы… Долгий и очень сладкий…
Немножко вонючий, но очень-очень сладкий и страстный…
Я сплю? Вроде нет…
Мне на ухо приятный женский голос шепчет: «Я – Маринка… Похоже я тебя люблю, только не знаю как зовут…»
Оттолкнул – с силой, вскочил: «Уйди видение!»
Тихий девичий плач…
Понимаю – это мой маленький задохлик…
Бросаюсь к ней: «Где, где болит? Что я тебе повредил???»
Плачет…
Обнимаю – ощупываю – палатка только отблесками огня из печки освещена… Не видно ничего – чёрт-чёрт-чёрт… Наверное я это маленькое тельце повредил…
Прильнула ко мне, плачет…
С одной стороны – страшно – может быть я ей что-нибудь повредил, с другой – душа от счастья ликует – этот ребёнок уже даже сидеть может…
Обнимаю, глажу по грязненьким, спутанным волосикам: «Малыш – Мариночка – расскажи где болит? Что я дурень старый тебе повредил?»
Рыдает – пытается тихонечко, но толи я ей так больно сделал, толи так сильно обидел…
В разных концах палатки гневные голоса: «Эй там – потише! Спать не даёте»
Гришка вскакивает – злой такой… Наверное прибьёт меня – да и поделом – взбудоражил всю палатку, а им на работу завтра – на бесконечную и очень трудную работу – у них от радостей жизни – только пожрать и выспаться…
Гришка смотрит на нас: «Любовнички? Нянька?» - сел, сжался – толи плачет, толи ржёт, вскакивает…
Наверное нам не жить – пытаюсь защитить хрупкое тельце девочки, тихо и с горечью говорю: «Гриша – меня убей хоть, её не трогай – я виноват…»
«Дурак? Дуралей??? Придурок полный! Эй – все! У меня заначка есть – сейчас сбегаю! Там грамм по 25 – если на всех, да и самогон гнуснейший – но сейчас гуляем! Со светом что-то придумайте – чтобы нам светло – а полиция не всполошилась – негоже в темноте праздновать!» - убегает куда-то в ночь…
Все в палатке всполошились – какие-то факелы придумывают – коптят, света дают мало – но всё-таки это свет… Это же романтика в палатке должников самогона выпить… Наверное Гришка сдурел совсем – но если он обещал – он сделает…
Каждому по глоточку –нет посуды – правда грязная кружка Маринкина есть – вонючая, закопчёная – у меня сил мыть не было много дней, Анна Ивановна тоже не заморачивалась… Но никто не брезгует – дают чуточку самогона… Каждый смакует – и никто не подгоняет… Кто-то подгонять старался, но Гришка ему кулак показал…
Смаковали так, как не смакуют дорогое вино…
Романтика и счастье… Должники так давно это забыли…
У кого-то пара шоколадных конфет нашлось – грязных и раздавленных…
Все: «Задохлику! Ей надо!»
Гришка с кружкой ко мне подошёл: «Задохлику нельзя, значит – Нянька – тебе двойная доза… Не охмелеешь… Тут столько нет… Только не глотай сразу – посмакуй… Ты какой напиток любил?»
«Самбуку, коньяк и джин…»
«Короче – ненормальную водяру… В общем – будешь пить, представляй, что самое дорогое из них смакуешь…»
Я так и сделал – невозможно приятное ощущение…
Маринка перестала плакать – улыбается…
Гришка: «Девка – Люби его – этот Нянька тебя так выхаживал – родная мама не смогла бы…»
«Люблю, только я ему не понравилась…»
«Это ты – дура – с чего взяла? Этот Нянька тебя с того света достал… Может он и придурок такой, что показать не может, а может и сам до сих пор не понял… Только Любит тебя – за нелюбимую так монтулиться не станешь… Он конечно жалостливый – только жалость проходит на второй день – может на третий… Он дохлый почти – почти как ты – а две нормы тянет… Моя Светка – краше её для меня нет – хоть бомжичкой была – меня после «боёв без правил» дохлого выходила – врачи отказались… Я ей Такие хоромы отстроил… Жили душа в душу… Не война – я б её в золото одел… Жаль – не случилось…» - Гришка плачет... : «Нянька – ты не дури – своё сердце послушай…»
«Гриш – не вмешивайся… Маринка мне за место дочки…»
Маринка всхлипывает…
Гришка утирает слёзы грязным кулаком: «Слышь – малохольный! Нянька – не обижай девку-то… Сердце твоё уже ей принадлежит… Ум у тебя свёрнутый наизнанку, но погоди – я тебе ум-то поправлю… Хотя… Девка – а ты не малолетка случаем?»
«Мне 19… Только он меня не любит – он меня так оттолкнул, как будто я зараза какая…»
Гришка смеётся: «А зараза и есть! Кто ты, если сейчас даже встать не сможешь – твоему мужику за тебя еще с неделю мантулить – пока ты хоть встать сможешь – не девка – скелет какой-то… Нянька – тебе в жёны скелет достался… У неё даже сисек нет! Что ты в ней нашёл?»
Не знаю что делать – обнять бедняжку – она опять плачет – или драться с Григорием… Порываюсь встать – защитить от хулы – хотя мне против Гришки как до Луны пешком…
«Эх – раздухарился!» - Гришка ржёт, все жители палатки тоже: «Нет-нет… Не вставай – ну нахлестаешь меня по морде – я специально – я заслужил – я сопротивляться-то не буду… Девка – Маринка что-ли? Хорошее имя… Быстро его обними и поцелуй – заткни ему рот – чтобы не вякал зря… А мы посмотрим что-ли?»
Маринка обнимает – трудно ей обнимать – мышцы рученек почти не действуют – пытается поцеловать в губы…
Сначала пытаюсь отстраниться – не потому, что девочка мне не по нраву, хотя – а что тут может нравиться-то – потому что я ей по возрасту не подхожу…
Потом – была не была! Кто меня за последние годы целовал-то…
Хоть из её ротика и пахнет немного отвратительно – а потом понимаю – от меня пахнет не лучше…
«Ну – две дневные нормы ты сам на себя взял… Выполнишь…»
«Выполню – тебе чего…»
«Не задирайся – интеллигентишко… Мы чай с мужиками не каменные, да и интересно нам – а сможешь ли… Короче – мокрой смены у тебя не будет…» - (мокрой сменой называлась невероятно трудная работа по починке труб водоснабжения – когда на холоде, да ещё в воде почти по шею работать – а иногда даже нырять надо – такую одинарную смену навряд-ли выдержишь… Скорее сдохнешь от обморожения – для обморожения многого и не надо… Потому туда посылали тех, кого не жалко – навряд ли человек долго выживет после смены – даже если норму сдаст): «Только ты от двух сменных девчачьих норм не загнись – ломиком и лопатой ты сегодня помахаешь… И гляди – не сдохни – на нашем аукционе я на тебя сегодня поставил… Не выдюжишь – я сам тебя в мусорный контейнер упакую – сегодня вечером – до утра пожить не дам… Не надорвись…» - (девчачьей назывались участки, где необходимо было убирать мусор от бомбёжек – тоже трудные участки – но там действительно надо было больше ломиком и лопатой работать… Туда обычно женщин ставили… Для мужиков доставались участки, где очень много тяжёлых обломков надо было тягать).
«За что мне такое послабление?»
«Послабление??? Ха – ну насмешил – а ты видел какие ухойдоханные девчонки приходят после нормы? А тебе две таких сегодня тянуть! Посмотрим – придурок – выживешь ли ты до вечера!» - а потом подмигнув вытащил из своего кармана горсть таблеток от горла и сыпанул их мне в карман: «А вот об этом молчи… Это вроде как «допинг» - это с моей стороны нечестно… Я на тебя ставил… Мужики – если узнают – крика будет много – не люблю крик… Со мной ничего всё равно не станется, но тебе бока-то намнут… В общем – об этом молчок… Не сдохни сегодня…» - это он почти шёпотом – хотя навряд ли кто-то мог нас услышать…
***
Когда я возвращался к палатке – шатаясь от усталости – меня встретила Анна Ивановна: «Ну ты и глупый… Плоха она… Я хоть и изощрялась – кашу в чае размачивала – чтобы жидкой была – хоть у медиков грушу специальную (что для малой клизмы применяют) – мало она съела… Кстати – там мясо сублимированное осталось и хлеб – она их не может – так не стесняйся – съешь – завтра всё равно выкидывать – я ей завтрак принесла и ужин раньше взяла… Только всё равно не протянет… Ей бы бульончика, да где его взять… И смотри – присматривай за ней – чтобы ночью в своей блевотине не захлебнулась… Блюёт она – доктор сказал, что не заразна, но её организм настолько ослаблен и переохлаждён, что пищу принять уже не в состоянии… Не жилец она – зря себя мучишь…»
«Анна Ивановна – мы еще посмотрим…»
***
На ужине я сохранил пару кусков сублимированного мяса – а вдруг удастся накормить… В карман засунул… Грязными будут – но хоть что-то…
Кусков, которые девчонка не доела, пустую железную миску, кружку и грушу для клизмы тоже – не звери всё-таки…
А вот этого дохлого цыплёнка да и все её пожитки всё-таки перенесли на матрац, который рядом с самой печкой – самое неудобное место – с одной стороны очень сильный жар, с другой – той что от печки дальше – всё-таки холодно – дрянная печка, да и вонючая очень, а кроме того всю ночь мимо будет ночная смена лазить – те, кому очередь топить пришла…
Ну а мне – я задержался – место выделили рядом с девочкой… Больна – не больна, заразна – не заразна – доктору не очень верят, а жить-то хочется…
Значит этот задохлик – теперь моя соседка по матрасу…
Гришка подошёл: «Уважаю… Выиграл я знатно… На – твоя доля..» - протягивает мне несколько кусочков сублимированного мяса: «Сейчас подмогти чем? Я крупную ставку на твоё завтра поставил – даже с поваром на кусок масла поспорил – если и завтра живой притопаешь – кусок масла для себя и этой дохлой получишь… Поди давно масла-то не ел? Бери – не стесняйся – помочь чем? Завтра не смогу – не спортивно – а сегодня – пожалуйте…»
«Гриш – давай её на моё место переложим – всё-таки подальше от печки – чтобы дымом не задохнулась – она и так еле дышит…»
«А ну взяли – аккуратней… Вот так, что еще?»
Кто-то зароптал, что рядом с больной спать не хочет…
«Ты что, сморчок? Не от болячки – от меня подохнуть хочешь? А ну заткнись!» - присмирил Гришка возражавшего: «Ещё что?»
«Давай я первую ночную смену возьму – печку потоплю… За ней всё равно приглянуть хоть сколько надо…» - показываю на бессознательную девчонку…
«Ну ты и дурак! Я бы решил, что ты её поиметь хочешь – если бы там хоть трахать было что… Зачем тебе она?»
«А пускай моей дочкой считается – своей у меня навряд-ли случится…»
«Ну – ладно – нянечка… Жалко, что я на тебя поставил… Эх… Проиграю… Да ладно – меньше пожру… Первая ночная смена твоя – ты и так в конце недели дежурить должен был бы… Посмотрю – чтобы всё по честному… Но скажу тебе – ну и дурак же ты – Нянечка…»
***
Поддерживать огонь в печке не сложно – мусора, что гореть может – навалом – только из палатки выйди… Другое дело не заснуть – постоянно подбрасывать – чтобы не потухла…
А мне всё равно не спать…
Решил в куховарство поиграться – а что – железная кружка и железная миска есть, до бака с водой недалеко…
Закинул все куски сублимированного мяса, хлеба покрошил – авось бульон и съедобный получится… Долго варил – чтобы бульон набался…
Остудил…
При этом постоянно бегать за топливом, да иногда девочку на бок переворачивать – чтобы блевануть смогла… Ох – Анна Ивановна завтра будет хмуриться – эта задохлик походу испачкала и свой и мой матрас…
Убрать нечем…
А – хотя – может и высохнет – печка недалеко… А вони и так полно – чуть меньше- чуть больше…
Так – варево вроде остыло – как раз чуть-тёпленькое – кормить пора…
А как кормить? Ну в грушу, что для клизмы предназначена, бульончик (а что – даже вкусно пахнет – попробовал – ну не так и отвратительно – сойдёт) набрал… Сую в пересохшие и растрескавшиеся губки – а там зубы сцеплены – не влезает… Трясёт её еще – совсем плоха девочка…
А была – не была – носиком дышит – зажать носик – вот – ротик открыла, шланг груши туда, теперь носик отпустить…
На грушу нажал… Закашлялась – подавилась – бедная…
Откашлялась вроде – я думал – убил я её…
Теперь полегче все делать…
Вроде глотнула…
Ага…
Теперь подождать – примет ли измученный организм…
***
Сменщика на ночную смену даже будить не пришлось – некоторые мужики и бабы – у кого от нервного истощения и физической усталости плохо со сном – давно наблюдали за нашей «парочкой» - приподнявшись на локтях… Они сменщика-то и разбудили…
Шёпоток по палатке: «Слышь, Нянечка – поспи… Если ты сам издохнешь – ты ей не поможешь»
А как спать? Тут всё мокро и грязно – не всё организм девочки принял…
А хотя? Иногда – разгребая развалины – влезешь в такую тухлятину… А тут почти чистый бульончик из неё вышел…
Вот как бы сделать так, чтобы этот ребёнок в своей блевотине не захлебнулась – когда я засну – у неё позывы к рвоте не так и часто, но если на спине будет валяться – может и захлебнуться, на животе – тоже опасно… А на боку она сама не улежит…
А ладно – ложу её на бок, обнимаю… Проваливаюсь в сон…
***
Просыпаюсь от гогота – вся палатка ржёт…
Гришка подходит: «Эй – Нянька! Любовничек! Твоя краса ненаглядная за ночь тебя так изгвоздала! Иди – отмойся – мы за ней немного присмотрим… А то на человека не похож уже…»
Действительно – фу… Только не смешно… Вот то, что я грязный – это ладно… Плохо то, что в этой грязи прожилочки крови…
Не выживет девчонка?
Иду – как в воду опущенный… Неужели зря стараюсь?
Зря?
Это мы еще посмотрим…
Врач сегодня запаздывает? Но точно на обходе до завтрака будет – вот и спросим…
***
Ничего эта Нина Петровна не знает – оказывается ветеринаром вообще была до войны…
Взяла кровь из вены у девочки на экспресс-анализ – долго ругалась, что вену найти не может – истыкала маленькую ручку – сволочь (девочка и так никакущая – еле дышит – а тут ей ещё рученьку раскровянили) – показала, что прибор даёт ответ: «Не заразна»…
Но хоть таблеток от боли в горле мне отсыпала…
***
Трое суток мы с Анной Ивановной бились над телом этого задохлика – она днём, я ночами…
«Слышь, милок – безнадёжно это! Себя пожалей!» - говорила она мне – никого уже не стесняясь: «Я днём с ней посижу – мне всё равно – у меня никого не осталось… Война – проклятущая… А вот ты себя замучаешь…»
«Потерпим?»
«Потерпим… Ты хоть ночью спи!»
Трое почти бессонных ночей…
***
На четвёртую ночь я упал без сил… Будь что будет – не смогу я это чахленькое тельце оживить… Скорее сам сдохну…
На утром в палатке опять гогот: «Любовнички! Нянька – твоя девка на тебя почти залезла…»
А я думаю – кто мне в ухо дышит….
Девушка прижалась ко мне своим маленьким тельцем, ножку на меня во сне закинула, головку свою костлявенькую к моей щеке присунула…
Анна Ивановна как увидела – я так боялся встать, чтобы это костлявое тельце не повредить – так руками и всплеснула: «Волшебник! Если девка так лезет спросоня – значит на поправку пошла… Пару дней ещё выдержишь?»
«Выдержу, только очень аккуратненько, чтобы не повредить – помогите её с меня снять…»
Гогот в палатке: «Нянька наш – тот еще любовничек – из под девки вылезти не может…»
Гришка – красуясь: «Тихо всё! Видите – Любовь у них! Девка затрахала так, что он и ходить не сможет!» - ржёт…
Все ржут…
А мне тоже весело – этот полутрупик – хоть и не просыпается – двигаться начинает… Наверное выигранное масло на пользу пошло – всё ей скормил как бульон… И сегодня она меня не облевала – организм принял… Если сегодня выстою – Гришка обещал не только масла – настоящего куриного бульона с литр достать… Откуда куриный бульон, когда и голубей почти не осталось, даже ворон… А их должно быть много…
Он сказал: «Не твоё дело… Твоё дело выживать… Тут даже до твоей дохлятины никому дела нет – тут ты Шоу устраиваешь… Я с руководством уже даже на бабки забился… Выживешь – половина твоя… А за бабки можно знаешь что купить?»
Я-то знал…
***
Меня – невероятно усталого – ничего не соображал – крепко обняли женские ручки… И поцелуй в губы… Долгий и очень сладкий…
Немножко вонючий, но очень-очень сладкий и страстный…
Я сплю? Вроде нет…
Мне на ухо приятный женский голос шепчет: «Я – Маринка… Похоже я тебя люблю, только не знаю как зовут…»
Оттолкнул – с силой, вскочил: «Уйди видение!»
Тихий девичий плач…
Понимаю – это мой маленький задохлик…
Бросаюсь к ней: «Где, где болит? Что я тебе повредил???»
Плачет…
Обнимаю – ощупываю – палатка только отблесками огня из печки освещена… Не видно ничего – чёрт-чёрт-чёрт… Наверное я это маленькое тельце повредил…
Прильнула ко мне, плачет…
С одной стороны – страшно – может быть я ей что-нибудь повредил, с другой – душа от счастья ликует – этот ребёнок уже даже сидеть может…
Обнимаю, глажу по грязненьким, спутанным волосикам: «Малыш – Мариночка – расскажи где болит? Что я дурень старый тебе повредил?»
Рыдает – пытается тихонечко, но толи я ей так больно сделал, толи так сильно обидел…
В разных концах палатки гневные голоса: «Эй там – потише! Спать не даёте»
Гришка вскакивает – злой такой… Наверное прибьёт меня – да и поделом – взбудоражил всю палатку, а им на работу завтра – на бесконечную и очень трудную работу – у них от радостей жизни – только пожрать и выспаться…
Гришка смотрит на нас: «Любовнички? Нянька?» - сел, сжался – толи плачет, толи ржёт, вскакивает…
Наверное нам не жить – пытаюсь защитить хрупкое тельце девочки, тихо и с горечью говорю: «Гриша – меня убей хоть, её не трогай – я виноват…»
«Дурак? Дуралей??? Придурок полный! Эй – все! У меня заначка есть – сейчас сбегаю! Там грамм по 25 – если на всех, да и самогон гнуснейший – но сейчас гуляем! Со светом что-то придумайте – чтобы нам светло – а полиция не всполошилась – негоже в темноте праздновать!» - убегает куда-то в ночь…
Все в палатке всполошились – какие-то факелы придумывают – коптят, света дают мало – но всё-таки это свет… Это же романтика в палатке должников самогона выпить… Наверное Гришка сдурел совсем – но если он обещал – он сделает…
***
Каждому по глоточку –нет посуды – правда грязная кружка Маринкина есть – вонючая, закопчёная – у меня сил мыть не было много дней, Анна Ивановна тоже не заморачивалась… Но никто не брезгует – дают чуточку самогона… Каждый смакует – и никто не подгоняет… Кто-то подгонять старался, но Гришка ему кулак показал…
Смаковали так, как не смакуют дорогое вино…
Романтика и счастье… Должники так давно это забыли…
У кого-то пара шоколадных конфет нашлось – грязных и раздавленных…
Все: «Задохлику! Ей надо!»
Гришка с кружкой ко мне подошёл: «Задохлику нельзя, значит – Нянька – тебе двойная доза… Не охмелеешь… Тут столько нет… Только не глотай сразу – посмакуй… Ты какой напиток любил?»
«Самбуку, коньяк и джин…»
«Короче – ненормальную водяру… В общем – будешь пить, представляй, что самое дорогое из них смакуешь…»
Я так и сделал – невозможно приятное ощущение…
Маринка перестала плакать – улыбается…
Гришка: «Девка – Люби его – этот Нянька тебя так выхаживал – родная мама не смогла бы…»
«Люблю, только я ему не понравилась…»
«Это ты – дура – с чего взяла? Этот Нянька тебя с того света достал… Может он и придурок такой, что показать не может, а может и сам до сих пор не понял… Только Любит тебя – за нелюбимую так монтулиться не станешь… Он конечно жалостливый – только жалость проходит на второй день – может на третий… Он дохлый почти – почти как ты – а две нормы тянет… Моя Светка – краше её для меня нет – хоть бомжичкой была – меня после «боёв без правил» дохлого выходила – врачи отказались… Я ей Такие хоромы отстроил… Жили душа в душу… Не война – я б её в золото одел… Жаль – не случилось…» - Гришка плачет... : «Нянька – ты не дури – своё сердце послушай…»
«Гриш – не вмешивайся… Маринка мне за место дочки…»
Маринка всхлипывает…
Гришка утирает слёзы грязным кулаком: «Слышь – малохольный! Нянька – не обижай девку-то… Сердце твоё уже ей принадлежит… Ум у тебя свёрнутый наизнанку, но погоди – я тебе ум-то поправлю… Хотя… Девка – а ты не малолетка случаем?»
«Мне 19… Только он меня не любит – он меня так оттолкнул, как будто я зараза какая…»
Гришка смеётся: «А зараза и есть! Кто ты, если сейчас даже встать не сможешь – твоему мужику за тебя еще с неделю мантулить – пока ты хоть встать сможешь – не девка – скелет какой-то… Нянька – тебе в жёны скелет достался… У неё даже сисек нет! Что ты в ней нашёл?»
Не знаю что делать – обнять бедняжку – она опять плачет – или драться с Григорием… Порываюсь встать – защитить от хулы – хотя мне против Гришки как до Луны пешком…
«Эх – раздухарился!» - Гришка ржёт, все жители палатки тоже: «Нет-нет… Не вставай – ну нахлестаешь меня по морде – я специально – я заслужил – я сопротивляться-то не буду… Девка – Маринка что-ли? Хорошее имя… Быстро его обними и поцелуй – заткни ему рот – чтобы не вякал зря… А мы посмотрим что-ли?»
Маринка обнимает – трудно ей обнимать – мышцы рученек почти не действуют – пытается поцеловать в губы…
Сначала пытаюсь отстраниться – не потому, что девочка мне не по нраву, хотя – а что тут может нравиться-то – потому что я ей по возрасту не подхожу…
Потом – была не была! Кто меня за последние годы целовал-то…
Хоть из её ротика и пахнет немного отвратительно – а потом понимаю – от меня пахнет не лучше…
