Руки Элен приятно скользили по спине. Без неё бы ни за что нельзя было укрыться от этих мыслей. Больше никто во дворце её по-настоящему не любил. Элен, натирая императрицу, легко и невзначай дотронулась до её груди. Елизавета не сопротивлялась. Ей было тепло и приятно. Ей было хорошо.
Он бился в каком-то припадке уже третий день. Его бросало то в жар, то в холод. И даже опий уже не мог помочь ему. За окном стояло туманное утро. Уже третий день оно стояло. Взгляд было некуда положить. Везде серость. Ему казалось, что он медленно сходит с ума.
На охоту с товарищами они так и не собрались. Погода оставляла желать лучшего. Но как избавиться от этого коматоза? Как руки заставить перестать трястись? И как избавиться от этого желания, которое, порой, сдавливало горло.
Охотник стал злоупотреблять опием. Что не способствовало итак подорванному давным-давно здоровью. В детстве он упал с лошади и чуть не свернул себе шею. С тех пор он как огня боялся верховой езды. Лошади со своим отчуждённым взглядом напоминали ему смерть. Но поступил на службу в гусары, чтобы отец не насмехался над ним. И на службе не был замечен в трусости.
Его скакун и шашка снискали ему боевую славу. Охотникову даже подумывали вручить «Георгия», но почему-то передумали. Говорят, император прознал о его драчливом характере, хотя в тех случаях Охотников даже и не был виноват.
И таким образом он стал не пришей рукав при любом дворе и начальстве, отчего стал холоден, остёр на язык и даже чванлив. Хотя всё это Алексей даже не считал своими недостатками, и даже гордился своей этакостью.
И вот теперь его снова сразила болезнь. Он чувствовал то же бессилие, что и в детстве. Его внимание притуплялось. Его мысли спутывались и мешались. Его взгляд стал болезненным и даже жалким. Его охватило какое-то болезненное безумие. Он даже наведывался в императорский сад, надеясь увидеть хоть тень её лика. И ему даже показалось, что он созерцал похожий на неё силуэт. Елизавета. От её имени перехватывало дыхание. Он тогда жадно впился в неё глазами и не мог насмотреться. Но всё это ему лишь казалось. И был ли он там, у него не могло быть уверенности.
Одно он знал, что хочет снова увидеть её. Фантазии в его голове мешались с реальностью. Постепенно, но верно его голову окутывал сон.
Он крался среди кустов по длинной и узкой тропинке. Его влёк за собой таинственный пленительный запах. Аромат, который кружил ему голову, казалось, был ему знаком. Он слышал его и это голос в детстве. Он видел этот сад. И всё это тогда не казалось ему сном. Несмотря на волнение, он вышел на свет.
Среди мерцания звёзд и завывания холодного ветра ярким светом горела свеча в её окне. Он ещё не видел её, но уже твёрдо знал - она его ждёт. Он, словно забыв себя, двигался к таинственному свету. И даже безумное завывание ветра и прерывистый скрип в дали не останавливали его. От биения сердца он даже не слышал звука своих шагов.
Он крался как вор, как притаившаяся гиена, мечтающая украсть добычу, ей не принадлежащую. Он шёл на запах. Он понимал, что крадётся к чему-то хрупкому. И туловище сводило от страха её спугнуть. Она не должна испугаться его. Она не должна подумать, что он чужой. Он должен ей всё объяснить. В глазах потемнело. Руками он упёрся в толстую стену дворца. Теперь нужно было подняться. Но как? Охотник встал в нерешительной задумчивости.
- Что же вы забыли здесь?- окликнул его тихий нежный голос. Алексей в смятении обернулся. Она рассматривала его с ехидным интересом и немного щурилась.
- Я… Я где-то видел вас…- всё, что он смог из себя извлечь.
- Я тоже вас помню,- она хитро улыбалась,- И зачем же вы явились ко мне?
- Ну, знаете… Человек не может жить без высшей цели. Потому что без высшей цели он уже не человек!
- О чём это вы?- Елизавета впервые за долгое время рассмеялась как ребёнок. В её взгляде была явная насмешка, но чувствовалось, что её чем-то умилял этот гусар.
- Моя высшая цель- это любить вас. Мне необходимо видеть вас, и быть хоть иногда вам защитой. Я…
- Милый мой, да у вас жар! Вы не здоровы. Ваш долг и честь не предписывают любить меня,- её взгляд вдруг стал безжалостно серьёзен.
- Моя милая, моя прекрасная, вы не должны как-нибудь неправильно меня понять. Я ни в коем случае не претенду…
Елизавета жестом приказала ему замолчать. Её рука в тонкой перчатке чуть не коснулась его губ. Что возымело на Охотникова магнетическое воздействие. Он, оцепенев, следил за каждым её движением.
- Ваш долг,- это махать шашкой, рубить головы, но с любовью этот долг никак не связан. Я не нужна вам. Ни к чему хорошему это чувство вас не приведёт. Знайте же, что в сердце моём вы заронили глубокую рану. Если бы я не была собой… Прощайте же…
- Нет!- он неожиданно грубо схватил её за руку. Она поддалась. Они стояли, держась за руки, и нерешительно смущённо смотрели друг другу в глаза. Сердце его сжалось…
И тут он проснулся. Слёзы наполнили его глаза. Не хотелось ему более видеть белый свет.
Дед отпаивал его старомонгольским чаем. На удивление, молодой гусар шёл на поправку. Чай, собранный из корней какого-то дерева поднимал в нём необычайные силы. Время от времени он даже вставал с кровати, задумчиво теребил правый ус и много ходил по комнате. Под конец болезни Охотников и вовсе начал отпускать ехидные шутки про государя. Дед нахмурился, погрозил ему пальцем. Потом поцеловал свой крест за взятие Измаила.
Охотников же сел на коня в одной рубахе и поскакал вдаль. Долго он скакал, не жалея ни своих сил, ни сил Буцефала. И всё в его душе прояснилось. Он не оставит её одну. И тут он что-то понял. Именно её он видел там, в своих мечтах. Именно она, словно ангел, успокаивала его в минуты сомнений. Именно она была его бесконечным сном.
Не ты ли была любима мною всегда? Непорочная, лёгкая, детоокая, неодолимая надежда… Куда же ты тянешь меня? Неугомонная невиданная явь? Невыносимая грубиянка. Мы вместе заблудимся тут. Нам нечего искать здесь, в этом мире мрака и теней. Мы вознесёмся вместе. Если только я тебя найду…
Я устала… Слишком тяжко тонуть в беззвучной свирели. Я не перенесу всего этого…
Я понесу тебя, если ты устанешь идти. Сила, сила, что кипит во мне, донесёт нас обоих. Я смогу! Я превозмогу невозможное, и перенесу тебя через великую реку вечности. Мы крепко связаны тем, что не разорвать. Мы скованны былью. Только доверься мне…
Нет,- ответила она. Нет, не смогу…
Что-то пробудило его от этого наваждения. Солнце уже клонилось к закату. А он всё скакал и скакал. Разъярённый Охотник развернул коня. Он отправлялся обратно в Петербург. Он сам всё должен был решить.
На приёме у императора она вела себя предельно отстранённо, ничем не выдавая своего волнения, и даже не демонстрируя какого-то особенного отношения к нему. Она была предельно весела и непринуждённа, перешёптываясь о чём-то с фрейлинами.
Здесь собрался весь цвет тогдашней интеллигенции. Собрался лишь для того, чтобы торжественно и весело отметить отставку Сперанского, который грозил аристократии ограничением в правах. Формальным поводом для бала было пятилетие великой победы над Наполеоновской чумой, поразившей всю Европу. Эту победу отмечали каждый год. И с каждым годом балы в честь неё устраивались всё пышнее. Наряды дам становились всё красочнее и богаче, а шутки на этих балах всё острее и веселее.
И даже императрица была особенно легка, пышна, свежа и легкомысленна этим вечером. Она много смеялась, шутила и даже дала три кадрили трём разным кавалерам, что было уже совсем за гранью приличия. Глаза её блестели, и всех она радовала своей весёлой лёгкой непринуждённостью. Все подмечали её блеск и розовые исполна налитые кровью ланиты. Все хвалили прелесть и очарование императрицы.
Он бессмысленно осматривал стройные ряды беззаботных и весёлых вельмож. Настроение в залах было приподнятое. Все приветствовали его нежной и, как ему казалось, заговорщической улыбкой. Как будто они что-то знали. Как будто они о чём-то догадывались. Она сама при виде его отворачивалась и бледнела. Будто бы императрица была совсем не расположена к нему. Но душа Охотникова сгорала от тоски. Он знал, как пылко она его ждёт. Он знал.
Охотников был мрачен и скучен на этом балу. Он не хотел ни пить, не веселиться. Особенно впечатлительным барышням он пару раз прочёл свои старые стихи. Дамы были в восторге. Они хвалили его сильный слог и выразительную едкость. Самому же ему собственные стихи теперь казались тухлыми и вульгарными. Что-то грызло его изнутри. Он достаточно быстро надоел даже особенно впечатлительным барышням.
Он остался один. И смерял всё происходящее бессмысленно озлобленным взглядом. Он судорожно думал над тем, что царило в его своевольной безумной голове. И тут она будто бы подала еле заметный сигнал. Елизавета наклонила голову и моргнула в сторону балкона. Недолго думая, Охотников вышел на свежий воздух.
Здесь. Встретиться с ней. Сейчас… Безумие. Невозможно. Ведь могут увидеть… И вот она словно маленькое чудо чуть слышно подошла сзади.
- Вы, очевидно, искали встречи со мной. Зачем? Быть может, хотели сказать что-то…- процедила императрица, как бы ничем не запятнав себя.
Он своевольно потянулся к её руке. Потом внезапно сильно сжал её запястье и начал медленно целовать.
- Стойте! Придите же в себя! Мне придётся закричать.
Она боязненно огладывалась по сторонам… потом замолчала.
Он стал часто дышать. Ноги его чуть не подкосило.
- Я знаю, прекрасная, что не имею и права вас просить…
- Не можете.
- Могу я…
- Нет.
- Просить о том, чтобы хоть изредка видеть вас?
- Нет.
- Хотя бы верить, что, может быть, однажды…
- Нет. Хотя, вам, наверное, неприятно это слышать.
- Напротив, это гораздо лучше, чем когда вы говорите «Нет» ему.
Елизавета захохотала. Звонко и истерически. Она посмотрела на него с презрением и благодарностью. Глаза её заблестели.
- Что же вам нужно?
- Вас.
- Но эта любовь ненастоящая. Вы сами её себе придумали, чтобы заполнить пространство собственных грёз. Вы любите совсем не меня, а моё отражение в собственных мыслях.
- Возможно, но у меня нет другой любви.
Он как-то даже неряшливо поцеловал её руку, не снимая тонкой прозрачной перчатки. Императрица замерла.
Так и стоял он, сжав её запястье с такой силой, как будто, выпустив, провалился бы в пропасть. Лиза отстранённо смотрела вдаль. Она, казалось, думала о чём-то своём. Но с подбородка её падали слёзы. Так и стояли они в холодном молчании. Он лишь украдкой воровато вдыхал её сладкий запах. Прошло немного времени. Совсем немного. После чего она сказала:
- Уходите.
И он ушёл. Он уходил с этого пыльного и душного бала на улицу, обдуваемую холодным ветром. Его голова была полностью пуста. Охотников понимал одно. Больше ему в жизни ничего не было нужно. Годы прошли. Священная юность пронеслась блестящим вихрем перед глазами. Будущее тянулось серым бессмысленным калейдоскопом событий. Его дух видел ярость, видел смерть, а теперь не мог понять своего пути. В какую же сторону нужно двигаться человеку, которому ничего не нужно?
Его в голову ударил холодный ветер. Боли в лёгких обострились. Ощущение было, что его что-то стремится разорвать изнутри. Он ничего не ждал и ни к чему не рвался. Но внутри его не отпускала какая-то странная тяжесть. Будто что-то важное он упустил. И он не знал, что делать с этим странным и тяжёлым чувством. Оно длинным и скользким телом оплетало его душу, постепенно и, не торопясь, высасывая из него жизнь.
Охотников устало дошёл до своего дома, лениво скинул сапоги в прихожей, дошёл до кровати и рухнул в неё, не раздеваясь и зарывшись в одеяла. Безумные далёкие сновидения должны были заменить ему порочную бессмысленную глупую реальность, что постепенно выдавливала его из себя.
Нечто демоническое, нечто инородное, чужое медленно опускалась из глубины небес. Оно неслось тенью между светлых и блестящих далей, преследуя какую-то свою неведомую цель. И глаза этого жадного неуёмного Нечто хищно впивались в яркую и нежную Бесконечность.
Она парила над обрывом, не ощущая ни падения, ни страха, несясь легко через времена и пространства, словно бы будучи легче самого вакуума. Она скользила будто бы по лезвию, не опасаясь обжечься, не думая ни о преградах, ни о пугающем будущем. И даже тяжёлая тень, постепенно нависающая над ней, словно бы совершенно не волновала её.
И тут она совершила вираж. Громко хохоча, она сделала петлю и развернулась, оставив ястреба далеко у себя за спиной. Зверь бросился изо всех сил ей на перерез, и она опять же, смеясь, в самый последний момент увильнула, изящно изогнувшись. Демон сощурился. Ему явно надоело играть. Он бросился в сторону от удивлённой сирены. И тут же, совершив грозный разворот, в прыжке атаковал зазевавшуюся нимфу. Она, никак не ожидав этого, вскрикнула и беспомощно раскинула руки, поддавшись орлиным лапам, её схватившим.
- Моя охотница. Моя прелестная Диана… Ты поразила меня и связала одним взглядом своим. Я знаю тебя глубже и тоньше всех них. Тебя не видели другие. Я видел то, что находится на дне твоей души. Тебе не убежать от меня, о ветроногая охотница. Я здесь, в сердце твоём. Я пришёл сюда и похитил твою душу. Теперь душа твоя, о прелестница, принадлежит мне. Я тот демон, что в сердце твоём. Я - то зло, что в душе твоей. Я – та боль, что разрывает тебя изнутри. Так не сопротивляйся же мне. Не сопротивляйся своей боли. Это только навредит. Эта боль поднимает нас вверх и уносит наши слабые неокрепшие крылья. Я донесу тебя. Я найду путь.
- Мне тяжко, рыцарь мой. Мне совсем некуда бежать от мыслей моих. Я чувствую тяжесть. Я чувствую вину за любовь к тебе. Я не твоя и никогда не буду твоей. Ты не сможешь преодолеть силу Трона Небесного. Ты не разорвёшь силу вечной власти небесных уз. Покинь меня, смирись со своей участью, отвергнутый Охотник. И не скаль на меня обиды своей. Моя душа всей силой рвётся к тебе… Но я не могу…
- Не пытайся усыпить меня, моя светлая сладостная богиня. Не старайся ульстить меня языком своим, чертовка, и выползти змеёю из моих рук. Я и есть чёрный ангел, свалившийся в бездну. Моё тело превратилось в пламень, но душа моя воспарила. Тебе не скрыться от всесметающего духа моего. Не ты ли была любима мною всегда, детоокая нетерпеливая грехотворница?
- О чёрный ангел мой, оставь меня. Позволь вырваться из цепей твоих. Мы с тобой злодеи оба, покаранные этой страстью за спесивость свою. Но отпусти меня. Позволь разомкнуть этот бессмысленный безумный круг боли и беспамятства.
- Не сопротивляйся мне. Пока ты непокорна, ты сопротивляешься сути своей. Ты валишься с ног? Я тебя понесу, отпусти только руки.
- Ты безмерно неудержимо горд! Длань Творца отыщет тебя.
- Я сам являюсь гонцом рока.
И тут же небо пронзила искра. И раскололся мир будто бы на тысячи осколков. И стало причудливое отражением очевидного. И поднялся со дна гнев диавольский. И наполнилась земля пламенем. И раскололось также небо на два куска. Одно небо залилось светом, другое обуял мрак. И мрака было тысячекратно больше. И из мрака этого вырвался первозданный всесжигающий пламень.
Он бился в каком-то припадке уже третий день. Его бросало то в жар, то в холод. И даже опий уже не мог помочь ему. За окном стояло туманное утро. Уже третий день оно стояло. Взгляд было некуда положить. Везде серость. Ему казалось, что он медленно сходит с ума.
На охоту с товарищами они так и не собрались. Погода оставляла желать лучшего. Но как избавиться от этого коматоза? Как руки заставить перестать трястись? И как избавиться от этого желания, которое, порой, сдавливало горло.
Охотник стал злоупотреблять опием. Что не способствовало итак подорванному давным-давно здоровью. В детстве он упал с лошади и чуть не свернул себе шею. С тех пор он как огня боялся верховой езды. Лошади со своим отчуждённым взглядом напоминали ему смерть. Но поступил на службу в гусары, чтобы отец не насмехался над ним. И на службе не был замечен в трусости.
Его скакун и шашка снискали ему боевую славу. Охотникову даже подумывали вручить «Георгия», но почему-то передумали. Говорят, император прознал о его драчливом характере, хотя в тех случаях Охотников даже и не был виноват.
И таким образом он стал не пришей рукав при любом дворе и начальстве, отчего стал холоден, остёр на язык и даже чванлив. Хотя всё это Алексей даже не считал своими недостатками, и даже гордился своей этакостью.
И вот теперь его снова сразила болезнь. Он чувствовал то же бессилие, что и в детстве. Его внимание притуплялось. Его мысли спутывались и мешались. Его взгляд стал болезненным и даже жалким. Его охватило какое-то болезненное безумие. Он даже наведывался в императорский сад, надеясь увидеть хоть тень её лика. И ему даже показалось, что он созерцал похожий на неё силуэт. Елизавета. От её имени перехватывало дыхание. Он тогда жадно впился в неё глазами и не мог насмотреться. Но всё это ему лишь казалось. И был ли он там, у него не могло быть уверенности.
Одно он знал, что хочет снова увидеть её. Фантазии в его голове мешались с реальностью. Постепенно, но верно его голову окутывал сон.
Он крался среди кустов по длинной и узкой тропинке. Его влёк за собой таинственный пленительный запах. Аромат, который кружил ему голову, казалось, был ему знаком. Он слышал его и это голос в детстве. Он видел этот сад. И всё это тогда не казалось ему сном. Несмотря на волнение, он вышел на свет.
Среди мерцания звёзд и завывания холодного ветра ярким светом горела свеча в её окне. Он ещё не видел её, но уже твёрдо знал - она его ждёт. Он, словно забыв себя, двигался к таинственному свету. И даже безумное завывание ветра и прерывистый скрип в дали не останавливали его. От биения сердца он даже не слышал звука своих шагов.
Он крался как вор, как притаившаяся гиена, мечтающая украсть добычу, ей не принадлежащую. Он шёл на запах. Он понимал, что крадётся к чему-то хрупкому. И туловище сводило от страха её спугнуть. Она не должна испугаться его. Она не должна подумать, что он чужой. Он должен ей всё объяснить. В глазах потемнело. Руками он упёрся в толстую стену дворца. Теперь нужно было подняться. Но как? Охотник встал в нерешительной задумчивости.
- Что же вы забыли здесь?- окликнул его тихий нежный голос. Алексей в смятении обернулся. Она рассматривала его с ехидным интересом и немного щурилась.
- Я… Я где-то видел вас…- всё, что он смог из себя извлечь.
- Я тоже вас помню,- она хитро улыбалась,- И зачем же вы явились ко мне?
- Ну, знаете… Человек не может жить без высшей цели. Потому что без высшей цели он уже не человек!
- О чём это вы?- Елизавета впервые за долгое время рассмеялась как ребёнок. В её взгляде была явная насмешка, но чувствовалось, что её чем-то умилял этот гусар.
- Моя высшая цель- это любить вас. Мне необходимо видеть вас, и быть хоть иногда вам защитой. Я…
- Милый мой, да у вас жар! Вы не здоровы. Ваш долг и честь не предписывают любить меня,- её взгляд вдруг стал безжалостно серьёзен.
- Моя милая, моя прекрасная, вы не должны как-нибудь неправильно меня понять. Я ни в коем случае не претенду…
Елизавета жестом приказала ему замолчать. Её рука в тонкой перчатке чуть не коснулась его губ. Что возымело на Охотникова магнетическое воздействие. Он, оцепенев, следил за каждым её движением.
- Ваш долг,- это махать шашкой, рубить головы, но с любовью этот долг никак не связан. Я не нужна вам. Ни к чему хорошему это чувство вас не приведёт. Знайте же, что в сердце моём вы заронили глубокую рану. Если бы я не была собой… Прощайте же…
- Нет!- он неожиданно грубо схватил её за руку. Она поддалась. Они стояли, держась за руки, и нерешительно смущённо смотрели друг другу в глаза. Сердце его сжалось…
И тут он проснулся. Слёзы наполнили его глаза. Не хотелось ему более видеть белый свет.
Дед отпаивал его старомонгольским чаем. На удивление, молодой гусар шёл на поправку. Чай, собранный из корней какого-то дерева поднимал в нём необычайные силы. Время от времени он даже вставал с кровати, задумчиво теребил правый ус и много ходил по комнате. Под конец болезни Охотников и вовсе начал отпускать ехидные шутки про государя. Дед нахмурился, погрозил ему пальцем. Потом поцеловал свой крест за взятие Измаила.
Охотников же сел на коня в одной рубахе и поскакал вдаль. Долго он скакал, не жалея ни своих сил, ни сил Буцефала. И всё в его душе прояснилось. Он не оставит её одну. И тут он что-то понял. Именно её он видел там, в своих мечтах. Именно она, словно ангел, успокаивала его в минуты сомнений. Именно она была его бесконечным сном.
Не ты ли была любима мною всегда? Непорочная, лёгкая, детоокая, неодолимая надежда… Куда же ты тянешь меня? Неугомонная невиданная явь? Невыносимая грубиянка. Мы вместе заблудимся тут. Нам нечего искать здесь, в этом мире мрака и теней. Мы вознесёмся вместе. Если только я тебя найду…
Я устала… Слишком тяжко тонуть в беззвучной свирели. Я не перенесу всего этого…
Я понесу тебя, если ты устанешь идти. Сила, сила, что кипит во мне, донесёт нас обоих. Я смогу! Я превозмогу невозможное, и перенесу тебя через великую реку вечности. Мы крепко связаны тем, что не разорвать. Мы скованны былью. Только доверься мне…
Нет,- ответила она. Нет, не смогу…
Что-то пробудило его от этого наваждения. Солнце уже клонилось к закату. А он всё скакал и скакал. Разъярённый Охотник развернул коня. Он отправлялся обратно в Петербург. Он сам всё должен был решить.
На приёме у императора она вела себя предельно отстранённо, ничем не выдавая своего волнения, и даже не демонстрируя какого-то особенного отношения к нему. Она была предельно весела и непринуждённа, перешёптываясь о чём-то с фрейлинами.
Здесь собрался весь цвет тогдашней интеллигенции. Собрался лишь для того, чтобы торжественно и весело отметить отставку Сперанского, который грозил аристократии ограничением в правах. Формальным поводом для бала было пятилетие великой победы над Наполеоновской чумой, поразившей всю Европу. Эту победу отмечали каждый год. И с каждым годом балы в честь неё устраивались всё пышнее. Наряды дам становились всё красочнее и богаче, а шутки на этих балах всё острее и веселее.
И даже императрица была особенно легка, пышна, свежа и легкомысленна этим вечером. Она много смеялась, шутила и даже дала три кадрили трём разным кавалерам, что было уже совсем за гранью приличия. Глаза её блестели, и всех она радовала своей весёлой лёгкой непринуждённостью. Все подмечали её блеск и розовые исполна налитые кровью ланиты. Все хвалили прелесть и очарование императрицы.
Он бессмысленно осматривал стройные ряды беззаботных и весёлых вельмож. Настроение в залах было приподнятое. Все приветствовали его нежной и, как ему казалось, заговорщической улыбкой. Как будто они что-то знали. Как будто они о чём-то догадывались. Она сама при виде его отворачивалась и бледнела. Будто бы императрица была совсем не расположена к нему. Но душа Охотникова сгорала от тоски. Он знал, как пылко она его ждёт. Он знал.
Охотников был мрачен и скучен на этом балу. Он не хотел ни пить, не веселиться. Особенно впечатлительным барышням он пару раз прочёл свои старые стихи. Дамы были в восторге. Они хвалили его сильный слог и выразительную едкость. Самому же ему собственные стихи теперь казались тухлыми и вульгарными. Что-то грызло его изнутри. Он достаточно быстро надоел даже особенно впечатлительным барышням.
Он остался один. И смерял всё происходящее бессмысленно озлобленным взглядом. Он судорожно думал над тем, что царило в его своевольной безумной голове. И тут она будто бы подала еле заметный сигнал. Елизавета наклонила голову и моргнула в сторону балкона. Недолго думая, Охотников вышел на свежий воздух.
Здесь. Встретиться с ней. Сейчас… Безумие. Невозможно. Ведь могут увидеть… И вот она словно маленькое чудо чуть слышно подошла сзади.
- Вы, очевидно, искали встречи со мной. Зачем? Быть может, хотели сказать что-то…- процедила императрица, как бы ничем не запятнав себя.
Он своевольно потянулся к её руке. Потом внезапно сильно сжал её запястье и начал медленно целовать.
- Стойте! Придите же в себя! Мне придётся закричать.
Она боязненно огладывалась по сторонам… потом замолчала.
Он стал часто дышать. Ноги его чуть не подкосило.
- Я знаю, прекрасная, что не имею и права вас просить…
- Не можете.
- Могу я…
- Нет.
- Просить о том, чтобы хоть изредка видеть вас?
- Нет.
- Хотя бы верить, что, может быть, однажды…
- Нет. Хотя, вам, наверное, неприятно это слышать.
- Напротив, это гораздо лучше, чем когда вы говорите «Нет» ему.
Елизавета захохотала. Звонко и истерически. Она посмотрела на него с презрением и благодарностью. Глаза её заблестели.
- Что же вам нужно?
- Вас.
- Но эта любовь ненастоящая. Вы сами её себе придумали, чтобы заполнить пространство собственных грёз. Вы любите совсем не меня, а моё отражение в собственных мыслях.
- Возможно, но у меня нет другой любви.
Он как-то даже неряшливо поцеловал её руку, не снимая тонкой прозрачной перчатки. Императрица замерла.
Так и стоял он, сжав её запястье с такой силой, как будто, выпустив, провалился бы в пропасть. Лиза отстранённо смотрела вдаль. Она, казалось, думала о чём-то своём. Но с подбородка её падали слёзы. Так и стояли они в холодном молчании. Он лишь украдкой воровато вдыхал её сладкий запах. Прошло немного времени. Совсем немного. После чего она сказала:
- Уходите.
И он ушёл. Он уходил с этого пыльного и душного бала на улицу, обдуваемую холодным ветром. Его голова была полностью пуста. Охотников понимал одно. Больше ему в жизни ничего не было нужно. Годы прошли. Священная юность пронеслась блестящим вихрем перед глазами. Будущее тянулось серым бессмысленным калейдоскопом событий. Его дух видел ярость, видел смерть, а теперь не мог понять своего пути. В какую же сторону нужно двигаться человеку, которому ничего не нужно?
Его в голову ударил холодный ветер. Боли в лёгких обострились. Ощущение было, что его что-то стремится разорвать изнутри. Он ничего не ждал и ни к чему не рвался. Но внутри его не отпускала какая-то странная тяжесть. Будто что-то важное он упустил. И он не знал, что делать с этим странным и тяжёлым чувством. Оно длинным и скользким телом оплетало его душу, постепенно и, не торопясь, высасывая из него жизнь.
Охотников устало дошёл до своего дома, лениво скинул сапоги в прихожей, дошёл до кровати и рухнул в неё, не раздеваясь и зарывшись в одеяла. Безумные далёкие сновидения должны были заменить ему порочную бессмысленную глупую реальность, что постепенно выдавливала его из себя.
Нечто демоническое, нечто инородное, чужое медленно опускалась из глубины небес. Оно неслось тенью между светлых и блестящих далей, преследуя какую-то свою неведомую цель. И глаза этого жадного неуёмного Нечто хищно впивались в яркую и нежную Бесконечность.
Она парила над обрывом, не ощущая ни падения, ни страха, несясь легко через времена и пространства, словно бы будучи легче самого вакуума. Она скользила будто бы по лезвию, не опасаясь обжечься, не думая ни о преградах, ни о пугающем будущем. И даже тяжёлая тень, постепенно нависающая над ней, словно бы совершенно не волновала её.
И тут она совершила вираж. Громко хохоча, она сделала петлю и развернулась, оставив ястреба далеко у себя за спиной. Зверь бросился изо всех сил ей на перерез, и она опять же, смеясь, в самый последний момент увильнула, изящно изогнувшись. Демон сощурился. Ему явно надоело играть. Он бросился в сторону от удивлённой сирены. И тут же, совершив грозный разворот, в прыжке атаковал зазевавшуюся нимфу. Она, никак не ожидав этого, вскрикнула и беспомощно раскинула руки, поддавшись орлиным лапам, её схватившим.
- Моя охотница. Моя прелестная Диана… Ты поразила меня и связала одним взглядом своим. Я знаю тебя глубже и тоньше всех них. Тебя не видели другие. Я видел то, что находится на дне твоей души. Тебе не убежать от меня, о ветроногая охотница. Я здесь, в сердце твоём. Я пришёл сюда и похитил твою душу. Теперь душа твоя, о прелестница, принадлежит мне. Я тот демон, что в сердце твоём. Я - то зло, что в душе твоей. Я – та боль, что разрывает тебя изнутри. Так не сопротивляйся же мне. Не сопротивляйся своей боли. Это только навредит. Эта боль поднимает нас вверх и уносит наши слабые неокрепшие крылья. Я донесу тебя. Я найду путь.
- Мне тяжко, рыцарь мой. Мне совсем некуда бежать от мыслей моих. Я чувствую тяжесть. Я чувствую вину за любовь к тебе. Я не твоя и никогда не буду твоей. Ты не сможешь преодолеть силу Трона Небесного. Ты не разорвёшь силу вечной власти небесных уз. Покинь меня, смирись со своей участью, отвергнутый Охотник. И не скаль на меня обиды своей. Моя душа всей силой рвётся к тебе… Но я не могу…
- Не пытайся усыпить меня, моя светлая сладостная богиня. Не старайся ульстить меня языком своим, чертовка, и выползти змеёю из моих рук. Я и есть чёрный ангел, свалившийся в бездну. Моё тело превратилось в пламень, но душа моя воспарила. Тебе не скрыться от всесметающего духа моего. Не ты ли была любима мною всегда, детоокая нетерпеливая грехотворница?
- О чёрный ангел мой, оставь меня. Позволь вырваться из цепей твоих. Мы с тобой злодеи оба, покаранные этой страстью за спесивость свою. Но отпусти меня. Позволь разомкнуть этот бессмысленный безумный круг боли и беспамятства.
- Не сопротивляйся мне. Пока ты непокорна, ты сопротивляешься сути своей. Ты валишься с ног? Я тебя понесу, отпусти только руки.
- Ты безмерно неудержимо горд! Длань Творца отыщет тебя.
- Я сам являюсь гонцом рока.
И тут же небо пронзила искра. И раскололся мир будто бы на тысячи осколков. И стало причудливое отражением очевидного. И поднялся со дна гнев диавольский. И наполнилась земля пламенем. И раскололось также небо на два куска. Одно небо залилось светом, другое обуял мрак. И мрака было тысячекратно больше. И из мрака этого вырвался первозданный всесжигающий пламень.
