…Утро Энкарнита встречает у окна с молитвенником в руках. Зажмурившись, просит, чтобы солнечные лучи разогнали ночной мрак, молит, чтоб побороть страх, когда ослепительные золотые пламенеющие лучи занимаются на горизонте небывалым костром. Закончив молитву, касается губами переплета, и прохладная гладкость полночно-синего шелка успокаивает ее.
Очищающий огонь, верный помощник церкви, защитник и союзник праведных… Неверные должны трепетать при его виде, но отчего тогда у самой Энкарниты щемит в груди, замирает на сердце, сковывает нутро липким страхом?.. Она даже не помнит, как стояла вскоре после Успения Богородицы у алтаря в парче, атласе и кружевах. Все, что она видела перед собой – ровный огонек венчальной свечи в алых с золотом бантах. Лишь много позже осознала, что теперь она в семье де Сегура, могущественной, богатой, набожной и нетерпимой. Властный свекор, глава города. Свекровь, расчетливая и дальновидная. Родной брат жениха, его близнец, не так давно получивший высокий инквизиторский сан. Девушка не знает, и не узнает никогда, на что пришлось пойти ее матери в стремлении добиться такой партии, защитить нежную хрупкую дочь от козней ведьм, истязающих край.
…Неделю назад город гудел. В Фуэнте казнили ведьм. В самом центре, на главной площади у собора Омниум Санкториум, окаймленной каштанами и буками в осеннем убранстве, под окнами дома де Сегура.
Отец Салазар, облаченный в инквизиторскую мантию, перечислял перед Богом и толпой грехи пойманных колдуний. Рассказывал, что их по небу сопровождали бесы, от чего на землю раньше положенного ложились сумерки, истощался скот, портились посевы, болели добрые христиане…
Энкарнита вместе с новой семьей стояла на балконе, наблюдая за аутодафе. Муж, его родители, сестры, молодой племянник, старый дядюшка. Все сдержанны, но возбуждение выдают горящие фанатичным огнем глаза и раздувающиеся в предвкушении ноздри. Лишь Энкарниту привычно грызет беспричинная, суеверная тревога, и девушка еще крепче вцепляется в свой молитвенник, наследство недавно умершей матери.
К позорному столбу привязали ведьм, женщин в рубищах, на ногах и руках – тяжелые кандалы, на головах – мешок и туго сжимающий череп обруч, уничтожающий магию. В ноги им кинули книги, черные гримуары, древние рукописи, опасные свитки, сводящие с ума, смущающие сердца и растляющие души. Двое послушников с разных сторон бросили в бумаги зажженные, искрящие факелы.
Костер полыхнул так, что оказавшимся слишком близко зевакам обожгло лица, опалило волосы. Крики сжигаемых перекрывали весь остальной шум, и от них толпу накрыл ужас, который не смогли сдержать ни оцепление, ни громкие, на грани истерики молитвы священников.
Назавтра с рассветом загремели погребальные колокола, оплакивая десятки затоптанных. На это утро Энкарнита осталась лежать среди подушек, зажимая уши и силясь заглушить звон своими рыданиями.
На исходе октября, в последний его день, отец Салазар, улучив свободный момент, навестил родительский дом, отобедал с семьей, поздравил молодых. После трапезы семейство собралось в гостиной. Энкарнита скромно устроилась у окна, сжимая в руках молитвенник, с которым отныне не расставалась. За наборным окном буйствовала осень, ветер набросал листьев: золотистых, оранжевых, красных, багряных - и те прилипли к влажному стеклу. Слуги зажгли свечи в канделябрах.
«Наступает ведьмина ночь… - недовольно кряхтел свекор, наливая вина. - На небо не взглянуть – всякая шваль на шабаши слетается…» «Увы, не все слуги дьявола еще нашли свою смерть, - признал молодой инквизитор, как две капли воды похожий на ее Энрико – лишь взгляд был тяжелый, колючий, способный, как чудилось Энкарните, заглянуть в душу и вывернуть ее наизнанку. – На свободе осталась самая старая, стоящая у трона адских владык по левую руку. Братья выпытали, что ее называли Приближенной, она хитрей лисы и изворотливее змеи и умеет приносить вред через одно лишь написанное слово!.. Но недолго ей попирать землю: с божьей помощью, совсем скоро она запылает в аду вслед за своими книгами!» «Бог славен! Но брат, хватит про нечестивую: моя голубка до сих пор напугана и спасается только молитвами…»
Энкарнита вздрогнула вслед за свечным пламенем: то ли по спине потянуло осенним ветром и вкрадчивым смешком, то ли изнутри кольнуло что-то. Девушка опустила взгляд, перевернула страницу молитвенника.
«Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня…»
«Не страшись огня, который пожрет все» - разобрала она проступившую меж строчек фразу, написанную мелким почерком, старинными буквами, бурыми чернилами.
Девушка закрыла глаза, беззвучно всхлипнув. В ушах все звучали смертные крики, носящийся над площадью галочьей стаей, под веками смешались багрянец колышущихся на ветру деревьев, рассветная заря и пылающие закаты, до сих пор полыхал очищающий костер, пламя ночи Ведьм, шабашей на холмах, пригорках, пустырях и речных берегах...
…Огромное несчастье настигло город Фуэнте. Еще до полуночи, в канун дня Всех Святых случился пожар в доме достопочтимого Элизио Сальвадоре де Сегура. Богатый каменный дом на вершине холма полыхал яростным пламенем, погребя в себе все досточтимое семейство. Поговаривали еще, что той ночью видели среди столбов дыма, поднимавшихся до звездного неба, кружащие силуэты, похожие на людские… да быстро примолкли.
Очищающий огонь, верный помощник церкви, защитник и союзник праведных… Неверные должны трепетать при его виде, но отчего тогда у самой Энкарниты щемит в груди, замирает на сердце, сковывает нутро липким страхом?.. Она даже не помнит, как стояла вскоре после Успения Богородицы у алтаря в парче, атласе и кружевах. Все, что она видела перед собой – ровный огонек венчальной свечи в алых с золотом бантах. Лишь много позже осознала, что теперь она в семье де Сегура, могущественной, богатой, набожной и нетерпимой. Властный свекор, глава города. Свекровь, расчетливая и дальновидная. Родной брат жениха, его близнец, не так давно получивший высокий инквизиторский сан. Девушка не знает, и не узнает никогда, на что пришлось пойти ее матери в стремлении добиться такой партии, защитить нежную хрупкую дочь от козней ведьм, истязающих край.
…Неделю назад город гудел. В Фуэнте казнили ведьм. В самом центре, на главной площади у собора Омниум Санкториум, окаймленной каштанами и буками в осеннем убранстве, под окнами дома де Сегура.
Отец Салазар, облаченный в инквизиторскую мантию, перечислял перед Богом и толпой грехи пойманных колдуний. Рассказывал, что их по небу сопровождали бесы, от чего на землю раньше положенного ложились сумерки, истощался скот, портились посевы, болели добрые христиане…
Энкарнита вместе с новой семьей стояла на балконе, наблюдая за аутодафе. Муж, его родители, сестры, молодой племянник, старый дядюшка. Все сдержанны, но возбуждение выдают горящие фанатичным огнем глаза и раздувающиеся в предвкушении ноздри. Лишь Энкарниту привычно грызет беспричинная, суеверная тревога, и девушка еще крепче вцепляется в свой молитвенник, наследство недавно умершей матери.
К позорному столбу привязали ведьм, женщин в рубищах, на ногах и руках – тяжелые кандалы, на головах – мешок и туго сжимающий череп обруч, уничтожающий магию. В ноги им кинули книги, черные гримуары, древние рукописи, опасные свитки, сводящие с ума, смущающие сердца и растляющие души. Двое послушников с разных сторон бросили в бумаги зажженные, искрящие факелы.
Костер полыхнул так, что оказавшимся слишком близко зевакам обожгло лица, опалило волосы. Крики сжигаемых перекрывали весь остальной шум, и от них толпу накрыл ужас, который не смогли сдержать ни оцепление, ни громкие, на грани истерики молитвы священников.
Назавтра с рассветом загремели погребальные колокола, оплакивая десятки затоптанных. На это утро Энкарнита осталась лежать среди подушек, зажимая уши и силясь заглушить звон своими рыданиями.
На исходе октября, в последний его день, отец Салазар, улучив свободный момент, навестил родительский дом, отобедал с семьей, поздравил молодых. После трапезы семейство собралось в гостиной. Энкарнита скромно устроилась у окна, сжимая в руках молитвенник, с которым отныне не расставалась. За наборным окном буйствовала осень, ветер набросал листьев: золотистых, оранжевых, красных, багряных - и те прилипли к влажному стеклу. Слуги зажгли свечи в канделябрах.
«Наступает ведьмина ночь… - недовольно кряхтел свекор, наливая вина. - На небо не взглянуть – всякая шваль на шабаши слетается…» «Увы, не все слуги дьявола еще нашли свою смерть, - признал молодой инквизитор, как две капли воды похожий на ее Энрико – лишь взгляд был тяжелый, колючий, способный, как чудилось Энкарните, заглянуть в душу и вывернуть ее наизнанку. – На свободе осталась самая старая, стоящая у трона адских владык по левую руку. Братья выпытали, что ее называли Приближенной, она хитрей лисы и изворотливее змеи и умеет приносить вред через одно лишь написанное слово!.. Но недолго ей попирать землю: с божьей помощью, совсем скоро она запылает в аду вслед за своими книгами!» «Бог славен! Но брат, хватит про нечестивую: моя голубка до сих пор напугана и спасается только молитвами…»
Энкарнита вздрогнула вслед за свечным пламенем: то ли по спине потянуло осенним ветром и вкрадчивым смешком, то ли изнутри кольнуло что-то. Девушка опустила взгляд, перевернула страницу молитвенника.
«Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня…»
«Не страшись огня, который пожрет все» - разобрала она проступившую меж строчек фразу, написанную мелким почерком, старинными буквами, бурыми чернилами.
Девушка закрыла глаза, беззвучно всхлипнув. В ушах все звучали смертные крики, носящийся над площадью галочьей стаей, под веками смешались багрянец колышущихся на ветру деревьев, рассветная заря и пылающие закаты, до сих пор полыхал очищающий костер, пламя ночи Ведьм, шабашей на холмах, пригорках, пустырях и речных берегах...
…Огромное несчастье настигло город Фуэнте. Еще до полуночи, в канун дня Всех Святых случился пожар в доме достопочтимого Элизио Сальвадоре де Сегура. Богатый каменный дом на вершине холма полыхал яростным пламенем, погребя в себе все досточтимое семейство. Поговаривали еще, что той ночью видели среди столбов дыма, поднимавшихся до звездного неба, кружащие силуэты, похожие на людские… да быстро примолкли.
