Земля исполинов

Сказывают, праотец наш Айк был могучим исполином. Когда потомки его заселили Страну тысячи рек и ручьёв ^[1]

Закрыть

Т. е. страна Наири. «Страна рек (ручьёв)» – так переводится название «Наири». Она занимала большую южную часть Армянского нагорья.

и возвели среди тысячи гор свои крепости, долгое время в земле той рождались люди высокие ростом и наделённые недюжинной силой. И даже спустя девятнадцать веков среди айказунов ^[2]

Закрыть

Айказуны – (досл.) народ Айка.

иногда появлялись на свет настоящие исполины, вызывавшие у одних страх, у других зависть, у третьих восхищение...
       

       Глава 1. СОКРОВЕННАЯ СИЛА

       «Цви-цви! Весна! Весна!» – весело щебетали птицы, порхая с ветки на ветку в пронизанном солнцем зелёном лесу и кружа в ясном небе над просторной поляной. «Беее-беее! Те-е-пло! Те-е-пло!» – откликались пасшиеся на поляне овцы, пощипывая сочную свежую травку. Две большие косматые собаки стерегли стадо. На краю поляны мохнатым холмиком высилось сваленное в кучу пёстрое руно. В тени под раскидистым деревом спал пастух; он был не молод, но и не стар, а звали его Мунчем, потому что он был немой.
       Вдруг щебет смолк, а пастух встревоженно открыл глаза; сквозь дремоту он почувствовал дрожание земли, как от топота множества конских копыт. Он встал и под ладонь посмотрел в сторону леса, стелившегося вниз по склону горы. Собаки тоже вскочили и подняли лай. Из лесу на поляну выбежала молодая красивая девушка. На вид ей было не более двадцати. Она была в дорогом одеянии из аскамита с золотой бахромой и богато отделанным поясом. На запястьях блестели золотые браслеты, на груди переливалось радугой жемчужное ожерелье; в косы были вплетены нити с драгоценными камнями, на лбу сверкал золотой обруч, украшенный крупным рубином. В быстром беге мелькали на женских ножках изящные сандалии... Пастух в изумлении замер, а беглянка, стиснув зубы, спотыкаясь, падая и карабкаясь вверх по склону, решительно бежала в его сторону. Пастух издал гортанный звук; его псы сразу стихли, присмирели и пропустили красавицу в гущу стада. Пастух преградил ей путь и вопросительно заглянул ей в лицо. А та, упав на колени, со сбившимся дыханием и с мольбой в глазах, схватила его за штанину.
       – Спаси меня! Спрячь от погони! Заклинаю тебя небесами! Я не останусь в долгу!
       Она сорвала с груди жемчужное ожерелье, вложила в руку пастуха и вновь умоляюще посмотрела на него. Пастух кивнул ей, указал рукой на кучу руна, и когда беглянка нырнула в руно, сверху накрыл её пёстрыми шкурками. Потом он с размаху отбросил ожерелье далеко в сторону, а сам вернулся к стаду, вынул из-за пояса ножницы, уселся на камень, схватил первую попавшую под руку овцу, зажал её голову под коленом и стал стричь, притворившись спокойным.
       Топот копыт послышался совсем близко. Собаки снова подняли лай. Из лесу на поляну, поблёскивая шлемами и медными пластинами доспехов, выехала группа всадников. Все были вооружены мечами и лёгкими копьями; над шлемом их командира развевался пучок конских волос. Отбиваясь от собак плетьми, они подъехали к пастуху.
       – Отвечай! Где женщина? – закричал командир. – Если солжёшь, что не видел её, я прикончу тебя на месте!
       Выпустив овцу, пастух встал, испуганно закивал и указал рукой в сторону, куда минуту назад закинул ожерелье. По знаку командира один из воинов ускакал в указанном направлении. А командир сердито рявкнул:
       – Усмири своих псов, или я их зарублю!
       Пастух издал гортанный звук, собаки смолкли, отошли и улеглись поодаль.
       – Ты, что ли, немой? – спросил командир.
       Пастух усиленно закивал. Пристально оглядев стадо, командир подозрительно покосился на кучу руна.
       – Учти, если ты мне солгал, я тебя...
       Он угрожающе замахнулся плетью. Съёжившись, пастух выронил ножницы и упал на колени... Но тут вернулся посланный на разведку воин.
       – Командующий, он не солгал! Вот, смотри, я нашёл это там, – доложил воин и протянул командиру наполовину рассыпавшееся жемчужное ожерелье.
       Тот решительно взмахнул рукой:
       – В погоню!
       Отряд всадников умчался. Пастух проводил их взглядом, а когда топот смолк, он раздвинул руно и увидел под ним взволнованное лицо красавицы. В её глазах светилась благодарность.
       Вечером пастух привёл беглянку в свою убогую лачугу на склоне лесистой горы. Рядом с лачугой был устроен просторный загон для овец, окружённый невысоким плетнём. Чуть в стороне, на натянутой между столбами верёвке сохло бельё. На земле возле потрескавшейся лохани валялся тыквенный черпак. Перед лачугой на кривой грубо сколоченной скамье сидела старуха; она вила нить из чёсаной шерсти и наматывала её на веретено. Это была мать пастуха. Увидев рядом с сыном молодую женщину, она прекратила работу, прищурилась и впилась взглядом в гостью. Красавица смущённо улыбалась; блестели украшения в растрепавшихся косах, драгоценные браслеты на руках. Пастух тоже был смущён. Он исподлобья смотрел на мать.
       – Вижу, ты знатная женщина, – сказала старуха, – да только с несчастливой судьбой. Надеюсь, твоё появление не наведёт на нас беду.
       Она отложила веретено, отворила дверь и пригласила гостью в дом. Затеплив свечу, старуха достала из короба немного хлеба и сыра, положила на стол и вновь покосилась на красавицу. А та первым делом опустилась на колени перед закоптелым тониром ^[3] в самом центре комнаты и поцеловала его край, потом встала, огляделась... Из полумрака смутно выступали очертания кровельных балок, с них свисали связки чеснока и кураги, пучки сушёной зелени и мешочки с зерном. У маленького окна ютился ткацкий станок. По углам, прямо на полу, лежали тюфяки, застеленные груботкаными шерстяными одеялами. Старуха указала гостье на скамеечку возле стола, налила из жбана в миску молоко, преломила хлеб.
       – Благодарю тебя, добрая хозяйка, – сказала девушка, почтительно принимая еду. – Пусть хлеб и добро в твоём доме будут в избытке, а голод и беды обходят его стороной.
       – Сладко молвишь, – ухмыльнулась старуха. – Ну, рассказывай, кто ты такая, откуда, и как оказалась на этой горе.
       – Моё имя Аткана, – ответила гостья. – Недобрые люди желают убить меня.
       – За какую вину?
       – Я невинна, клянусь небесами! – воскликнула красавица и смутилась. – Я не могу вам поведать, кто я и откуда. Но если приютите меня в вашем доме, если позволите мне остаться, я буду помогать вам по хозяйству, буду прясть и ткать, готовить еду – делать всё, что прикажете.
       – Всё, что прикажем, говоришь? – хитро прищурилась старуха и указала на сына. – А женой его станешь?
       От неожиданности Аткана растерялась, а старуха продолжала:
       – Хотя мой сын и нем от рождения, но человек он хороший и трудолюбивый. Хотя и не молод, но здоров и силён. Ну, что скажешь, красавица?
       – Я не могу... – пряча глаза, ответила Аткана. – Я знаю, он мой спаситель... Только я уже замужем. И сейчас я имею под сердцем дитя.
       Молодая женщина понурилась; из-под густых ресниц по щеке сбежала слеза. Старуха разочарованно тряхнула головой; пастух только тихо вздохнул.
       Гостье устроили постель в свободном углу, дали простую одежду, а её богатое платье со всеми драгоценностями увязали в узел и закопали в землю возле лачуги. Так они стали жить втроём.
       Прошло лето, пролетела осень. И вот, снежной зимой у Атканы родился сын. Сколько же было всем радости! Мать пастуха сварила густую мясную похлёбку, налила Аткане полную миску, подала ей большой ломоть хлеба.
       – Ешь побольше! – сказала она, а сама бережно взяла на руки свёрток со спящим младенцем и стала заботливо укачивать.
       – Ох ты мой маленький, мой голубочек! Я-то уже и забыла, какими бывают младенцы. Да и как не забыть? – обратилась она к сыну. – Ведь тебе минуло сорок, а ты до сих пор не женился, не подарил мне внучка.
       В ответ пастух что-то угрюмо промычал. А Аткана с благодарной улыбкой обратилась к хозяйке:
       – Не грусти, матушка. Пусть мой сын будет твоим внуком. А я буду тебе дочерью. Я ведь давно уже стала частью вашей семьи.
       – Да, да, пусть так и будет! Это мой внук, мой ненаглядный, – закивала старуха, ласково улыбаясь младенцу. – А как ты его назовёшь?
       – Ты в семье старшая, матушка, тебе и решать, – ответила Аткана.
       – Мне-то?! – воскликнула та. – Я старая глупая женщина. И своего сына толком назвать не сумела... Вот дождёмся весны и покажем младенца мудрецу-шаману: уж он-то выберет для твоего сыночка хорошее имя.
       Весна возвратилась на землю тёплыми ветрами, поплыла по ясному небу пушистыми облаками, зазвенела в свежей зелени леса птичьими трелями. В солнечный день пастух Мунч со своей старой матерью и Аткана с подросшим младенцем явились к пещере шамана.
       – Погадай мне о внуке, – сказала старуха, – и дай ему доброе имя.
       Шаман принёс в жертву белого голубя, усадил младенца на широкий плоский камень перед пещерой, взял большую деревянную миску, наполненную гладкими округлыми камешками, встряхнул и вознёс над головой.
       
       – Сын ли ты неба или сын земли? Во благо ли рождён ты или во зло? Сделай свой выбор и открой мне свой дар! – торжественно возгласил шаман и поставил миску перед младенцем.
       На каждом камешке красной краской был нарисован магический знак. Младенец сразу же протянул обе ручки и выбрал из миски два камешка. Взглянув на них, шаман пришёл в сильное волнение.
       – Ну, что? Что он выбрал? – сгорая от любопытства, спросила старуха.
       Шаман посмотрел на неё с сомнением:
       – Он и вправду твой внук?
       – Конечно, мой! А чей же ещё?
       Поймав на себе пристальный взгляд мудреца, пастух отвёл глаза. Аткана сильно смутилась. А шаман, обратившись к старухе, проговорил:
       – Твой внук выбрал путь, по которому ходят герои. Он сын простолюдина, но родился с судьбой властителя.
       Старуха и пастух изумлённо переглянулись.
       – Как ты узнал это? – спросила Аткана.
       Шаман показал ей выбранные младенцем камешки.
       – Вот, можешь взглянуть сама: здесь написано «сила» и «власть». Сын твой вырастет богатырём. Небеса одарили его невероятной силой. Но эта сила опасна. До времени он должен хранить её втайне от всех.
       – До времени?
       Шаман пояснил:
       – Если дар мальчика откроется миру прежде, чем его разум и сердце достигнут зрелости, небесное благословение обернётся проклятием и для него самого, и для вас, и для всего царства.
       – Что же мне делать, шаман? – встревожилась Аткана. – Как мне спасти сына от проклятия и уберечь от опасности?
       – Воспитай в нём смирение и благодушие, – спокойно ответил мудрый шаман. – Мальчик должен научиться подавлять в себе силу. Поэтому я дам ему имя Кайпак, что значит «Сокрытая суть».
       Аткана так и стала воспитывать сына. Он рос добрым мальчиком, но сила его проявлялась уже в раннем возрасте. Жители города, прилегавшего к подножию Лесной горы, невзлюбили Кайпака. Родителям других детей он казался опасным, поэтому они запрещали своим сыновьям с ним играть и общаться, а некоторые даже перешёптывались, что сын пастуха Мунча одержим злыми духами. Но годы бежали, Кайпак подрастал...
       Когда ему исполнилось десять лет, ростом и статью он был уже с пятнадцатилетнего юношу. Его приёмный отец по-прежнему пас овец на горе, а мать научилась ткать тонкое полотно и готовить из овечьего молока изумительно вкусный сыр.
       Аткана часто спускалась в город и обменивала сыр и полотно на другие продукты. Кайпак ходил за ней хвостиком, таская на спине тяжёлый короб с такой лёгкостью, что иногда даже забывал о своей ноше. С глуповатой улыбкой, с наивным любопытством в глазах он то и дело заглядывался на детей, которые играли на замусоренных обочинах, гоняя палками медные обручи, или задерживался у прилавков со сладостями и ярко раскрашенными деревянными игрушками. Но он никогда ничего для себя не просил и покорно следовал за матерью. Кайпак был красивым мальчиком, потому что лицом он был очень похож на Аткану.
       Как-то раз, тёплым весенним днём, они снова спустились в город за покупками. Торговые улочки полнились народом. У торговых прилавков царил ажиотаж: одни руки клали в корзинки кочан капусты или пук моркови, другие руки отсчитывали маленькие бронзовые слитки – шиклу ^[4] . Мужчины толпились перед кузницей, выбирая ножи, топоры. Женщины разглядывали товары на лотке коробейника: веретёнца, гребни, швейные иглы... С разных сторон слышались крики торговцев: «Сюда, сюда подходите!» «Вино, вишнёвое вино!» «Свежая рыба! Кому свежей рыбы?» «Сюда подходите!» Аткана остановилась возле прилавка с сыром. Глазевший по сторонам Кайпак, неуклюже наткнувшись на мать, отступил, снял со спины короб, помог ей выложить на прилавок сырные головы. Толстый лавочник, попробовав сыр, довольно закивал:
       – Замечательный сыр, Аткана, как всегда! И заплачу я тебе за него тоже как всегда.
       Он отсчитал в руку Атканы десять бронзовых шиклу. Аткана поблагодарила его и спрятала слитки в кожаный мешочек. Они с Кайпаком пошли дальше по улице. Вдруг мимо пронёсся какой-то мальчишка, выхватил из руки Атканы мешочек со слитками и скрылся в толпе. Кайпак мгновенно сбросил короб и кинулся следом. Аткана только растерянно протянула ему вслед руку и крикнула:
       – Нет, Кайпак! Подожди!
       Но тот уже азартно преследовал воришку, прорезая невольно расступавшуюся толпу, виляя от обочины к обочине, от прилавка к прилавку. Догнав вора у перекрёстка и на повороте срезав путь, Кайпак схватил мальчишку за ворот рубашки. Тот стал брыкаться и возмущённо орать:
       – Пусти меня! Пусти сейчас же!
       – Сначала верни кошелёк! – потребовал Кайпак.
       – Хорошо, забирай!
       Мальчишка бросил мешочек на землю, и Кайпак тут же отпустил его. Он поднял мешочек и с победным видом вернулся к матери.
       – Скажи честно, Кайпак, ты побил его? – обеспокоенно спросила Аткана, заглянув сыну в глаза.
       – Нет, матушка! Я не ударил его ни разу! Только схватил за одежду, и он сразу вернул мне кошелёк.
       Аткана, ощупав мешочек, вдруг быстро его развязала и вытряхнула себе на ладонь горстку мелких камней. Кайпак сердито топнул ногой.
       – Вот хитрец! Он успел подменить их, когда убегал от меня! И как только я сразу не проверил!
       – Ничего, сынок, не сердись на него, – сказала Аткана. – Это я виновата, что была невнимательна.
       – Вот разыщу его...!
       – Даже не думай об этом! – строго запретила Аткана. – Давай возвратимся домой.
       – Но ведь мы ничего не купили! – возразил ей сын.
       – Не переживай. Купим завтра, когда продадим полотно.
       На следующий день Кайпак с матерью вновь спустились в город, продали полотно, накупили всякой снеди для дома и напоследок зашли в лавку травника.
       – Доброго тебе дня, Хетум, – с улыбкой сказала Аткана.
       Травник выбежал к ней и тоже заулыбался.
       – А-а, Аткана! И тебе доброго дня. Чем могу услужить, какое снадобье предложить?
       – Есть ли у тебя порошок из лакричного корня?
       – Готового нет, но могу намолоть. Заходи, я быстро всё сделаю.