Я судорожно сжала кулон на шее, маскировавший мощный флеш-накопитель, на который я сохранила секретные компрометирующие данные, способные стать поводом для масштабного судебного разбирательства.
«Как глупо! – подумалось мне, когда в руках одного из них появился пистолет.– Неужели это всё?!»
Солнце нестерпимо пекло, будто хотело расплавить мою кожу, но в самый опасный момент в моей жизни меня вдруг охватил холод. Сзади будто повеяло живительной прохладой ночи. Я невольно оглянулась, заметив, что под аркой снова виден совершенно иной ландшафт. Она казалась чёрным провалом в никуда, ярко и драматично контрастировавшим с сияющим полуденным светом и жаром. Я бросилась вперёд, чтобы окунуться в эту темноту, как прыгают в омут желающие утопиться. По краю сознания, словно острый камень по стеклу, неприятно царапнул звук выстрела…
– Эй, малый!
Я замерла на месте, как громом поражённая. Надо же было так задуматься и не заметить чьего-то приближения!
Сзади послышался гулкий и раскатистый мужской смех. А потом второй голос сказал:
– Он сейчас в штаны наложит от страха!
У этих мужчин был странный выговор. Речь казалась быстрой, как горный поток, и отрывисто-жёсткой, словно они отдавали команды, а не просто беседовали со мной. Я решила, что опасность надо встречать лицом к лицу, и повернулась навстречу судьбе. Зрелище, открывшееся мне в результате моего смелого поступка, не сулило ничего хорошего. На дороге, закрывая собой горизонт, передо мной возвышались четыре всадника. В первый момент от страха мне показалось, что они будто шагнули сюда из шестой главы Откровений Иоанна Богослова. Только там, по свидетельству очевидца, всадники появлялись по одному, а тут – на тебе! – выехали все вместе, видимо, ради встречи с такой важной персоной, как я.
– Доброго пути, господа воители! – громко и напевно выдала я, вспомнив
толкиновские тусовки и витиеватые эльфийские приветствия. – Ночь светла рядом с вами, а сердца врагов замирают от стука копыт ваших коней.
На всякий случай я слегка поклонилась, прижав правую руку к груди, и, взглянув на всадников, обнаружила, что слова мои произвели на них глубокое впечатление.
– Ишь ты! – тихо сказал мрачный лысый громила в доспехах, от тяжести которых, как мне показалось, чуть подгибались ноги его рыжего жеребца.
Остальные удивлённо переглянулись.
– Ты кто такой? – сурово вопросил, наконец, воин, восседавший на белом коне.
Он был молод и широкоплеч, и я бы даже согласилась признать его привлекательным, если бы не маниакально-цепкий, ледяной взгляд пронзительно-голубых глаз, придававший его лицу хищное выражение.
– Трувер предназначения, к вашим услугам, – смело соврала я, вспомнив, что у меня за спиной висит лютня несчастного бедолаги, труп которого я обнаружила на камнях у пещеры.
– Трувер, говоришь?
Всадник на вороном коне, худющий, словно Кощей Бессмертный, и такой же страшный на вид, с сомнением прицокнул языком и кивнул тому, кто тёмной громадой высился рядом с ним. Конь этого субъекта был цвета трупа, из которого высосали всю кровь, да ещё, ко всему прочему, жутко косил жёлтыми глазами и всхрапывал, отчего из ноздрей, казалось, вырывалось пламя. Его хозяин, не проронивший пока ни слова, вызывал у меня особенные опасения. Всадник пришпорил коня и приблизился, отчего мне стало как-то не по себе. Он сбросил глубокий капюшон плаща, соперничавшего по черноте с ночной темнотой, открыв немолодое свирепое лицо, пересечённое уродливым шрамом, и потребовал:
– Тогда блесни своим искусством, мальчик. Скажи что у меня на уме. Спой мне обо мне.
Один глаз у него был сильно повреждён, видимо, храня память об ударе вражеского клинка, а второй смотрел сурово и страшно. Возразить что-то или отступить не было никакой возможности. Я присела на придорожный камень, не дожидаясь, пока ноги сами подломятся подо мной от страха, и взялась за лютню. Нежно прикасаясь к струнам, я выдала первый изящный романтический перебор, потом подкрутила колки, настраивая инструмент. Прежде всего надо было успокоиться. Петь – не дрова пилить, как говорится. Не впервой! Пальцы привычно порхали по грифу, совсем как в прежние времена. Звук лютни всегда казался мне мягче, глубже и изысканней гитарного, а этот музыкальный инструмент, который достался мне при столь странных обстоятельствах, обладал совершенно чарующим голосом, словно был наделён каким-то непостижимым волшебством.
О чём же спеть суровому воину, путешествующему под покровом ночи в компании таких же, как и он, головорезов? От того, как мне удастся это сделать сейчас, возможно, зависела моя жизнь. Угадать, что у него на уме, конечно, было невозможно, поэтому я вспомнила все песни про рыцарей и разбойников, которые когда-либо исполняла на Грушинском фестивале или на сходках ролевиков, но ни одна из них не подходила для данного случая. И тогда я решилась положить на музыку давно написанные мною стихи.
Белым маком луна зацвела за окном.
Спи, печаль моя, в клетке заблудшей души.
Реки слёз сон заменит волшебным вином,
Все сомненья и страхи навек сокрушит.
Голос у меня всегда был похож на мальчишеский. Так, как я, мог бы петь какой-нибудь драчливый сорванец лет тринадцати. В юности это меня очень удручало, зато сейчас пришлось кстати. Звук лютни, казалось, был продолжением моих идей, заполняя собой всё вокруг. В общем, импровизация удалась.
Образ твой станет снова живым, и ветра
Будут нежно трепать непослушную прядь.
Я поверю, что нет больше горя в мирах,
И оставлю пылиться меча рукоять,
Чем больше я пела, тем почему-то мрачнее и угрюмее становился всадник на бледном коне, а его спутники свирепо и вместе с тем удивлённо смотрели на меня, сжимая эфесы мечей. Я чувствовала, что чем-то задела их, возможно, затронув какую-то запретную тему, но остановиться уже не могла. Эта лютня словно притягивала пальцы к струнам из жил, будто они были вырваны из моего тела, а теперь вновь обрели хозяйку.
И войду в старый дом, что разрушен судьбой –
Мой последний рубеж, где томится в плену
Моя прежняя жизнь, одержима тобой.
Спи, печаль моя! Я лишь вовек не усну.
Спи, печаль! В этой жизни тебе места нет.
Заблудился во тьме где-то новый рассвет.
– Позволь, я отрублю голову этому бродячему насмешнику! Яд сочится у него с языка! – угрожающе проворчал лысый громила, вынимая из ножен свой меч, когда последний звук струн умер в прохладной тишине ночи.
– Никто из людей не отважится в одиночку ходить в этих местах, даже будь он трижды трувер предназначения, – холодно обронил всадник на белом коне, презрительно сплюнув в пыль.– Возможно, это стонущий майви, принявший облик человека, или ещё кто-то из бездыханных!
– Голову с плеч, а там разберёмся! – настаивал лысый.
Я испуганно взглянула на всадника на бледном коне, приготовившись в случае его негативной реакции бросить лютню и дать дёру. У меня был первый взрослый разряд по лёгкой атлетике, что позволяло питать слабую надежду на возможность спастись бегством.
– Нет, – немного подумав, сказал всадник, – Этот мальчишка, похоже, не врёт. Он очень верно сказал обо мне, хотя и не знал, о чём говорит.
– К тому же майви или кого-то из таких я бы разглядел! Это человек, – поддержал его тот, что был похож на Кощея.
– Нам нужен трувер. Поэтому он поедет с нами. А убить его, если не справится, всегда успеете, – резюмировал всадник на бледном коне. – Да он и сам не выживет, если солгал.
Он бесцеремонно схватил меня за шиворот своей мощной ручищей, закованной в металл рыцарской перчатки, и грубо усадил перед собой. Я не успела ничего возразить, да и вряд ли кто-то стал бы слушать мои возражения. Не отрубили голову, и на том спасибо.
– Назови нам своё имя, трувер, – потребовал он.
– При условии, что и вы представитесь мне, – строго заявила я, холодея от собственной наглости.
Но моя реплика была воспринята спокойно и даже вызвала смех всадников.
– Малый-то – не промах, хоть и худосочный на вид, – заметил похожий на Кощея.
«Кто бы говорил!» – хотела возмущённо воскликнуть я, но вовремя прикусила язык.
– Зови меня эльд Эддрик, – сказал всадник на бледном коне.
– Сиятельный эльд! – многозначительно уточнил лысый громила.
– Не до церемоний сейчас, – оборвал его Эддрик.
– А мои спутники носят славные имена ортэ Турберт, тэй Летард и видящий тар Валькелин, – представил он по порядку лысого громилу, голубоглазого маньяка и Кощея.
– Для меня честь оказаться рядом с вами,– учтиво сказала я, так и не поняв, что за титулы кроются за странными словечками, предварявшими эффектные имена.
Возможно, сочетание «сиятельный эльд» указывало на принадлежность к сословию каких-нибудь страшно знатных вельмож, а «видящий тар» явно смахивало на ранг в иерархии магов, прочие же были похожи на нечто вроде рыцарских званий или титулов попроще. Это ещё предстояло аккуратно выяснить, не вызывая подозрений. И так я уже излишне обратила на себя внимание своим не в меру душещипательным пением. Так я рассуждала в своих мыслях, а вслух произнесла следующее:
– Сам я пока не заслужил никаких громких титулов. А Имя моё – Ираталь.
Это имечко водилось за мной ещё со времён ролевого движения, в котором я всегда брала на себя роль менестреля, и теперь пригодилось тоже.
– Странное имя. И говоришь ты странно, – заметил эльд Эддрик, когда его конь понёс нас быстрой рысью. – Ты, видно, нездешний.
– Странствую, – честно призналась я.
– Давно?
– С рождения.
– Где же твой дом, мальчик?
– Не знаю, эльд Эддрик. Может быть, у меня его нет.
– Не у тебя одного.
После этих слов мой собеседник замолчал, а я не посмела снова завязать разговор, чтобы побольше разузнать об этом мире и его обитателях. По правде говоря, у меня первое время просто захватывало дух от быстрой езды. Прежде мне никогда не приходилось скакать на коне, и с непривычки это доставляло некоторые неприятные ощущения и немного пугало. Но осознание того, что я становлюсь участницей какой-то мрачной, но по-своему прекрасной рыцарской саги, вытесняло все отрицательные эмоции. Бескрайние пустоши, покрытые шелестящими травами и от этого казавшиеся серебряным океаном, уходили в величественную темноту неба, где парил целый сонм неизвестных, постоянно меняющихся созвездий, похожий на взбудораженный рой светлячков.
Ветер приятно холодил мне лицо и плечи, развевая волосы, словно гюйс Летучего Голландца, на борту которого были я, эльд Эддрик и его сказочный конь. Устав держать спину прямо, я позволила себе наглость, обнимая драгоценную лютню, откинуться на могучую грудь моего спутника, похожую на большой, гладкий и прохладный щит. Эльд Эддрик не возражал, за что я была ему очень благодарна. Когда первая волна восторга отшумела в моём сознании, мозг, как обычно, начал критически анализировать ситуацию.
Первое, что несколько удивляло и наводило на размышления, было полное отсутствие даже намёков на наступающее утро. Мы ехали, по моим ощущениям, уже часа три, а горизонт не только не начал светлеть, но и, казалось, потемнел ещё больше. Что у них тут – полярная ночь? К тому же меня очень заинтересовал небесный источник света, из-за которого ночь казалась довольно светлой. Сначала я приняла его за луну, но, присмотревшись, обнаружила, что вместо неё в бездонной чаше неба будто распустился гигантский белый мак. «Переутомились, голубушка! А когда кажется, креститься надо...» – эти слова из детства, то и дело слетавшие с уст моего невролога при моих жалобах, я часто повторяла себе последнее время. А ещё где-то поблизости бродили майви и какие-то «бездыханные»! Жуткое место! Масла в огонь подлил поравнявшийся с нами видящий тар Валькелин.
– Час близится! – бросил он на ходу, и в его голосе прозвучали тревожные нотки.
– Успеем, – спокойно и веско сказал эльд Эддрик и пришпорил коня.
Все остальные последовали его примеру. Я ощутила, что мною начинает овладевать неприятное назойливое беспокойство. Что означали эти слова? Какой час близился? И почему никто не рискнул бы бродить в одиночку в этих местах? Что же это за места, чёрт побери?! Вдали, наконец, забрезжили слабенькие огоньки какого-то населённого пункта. Это очень меня обрадовало, потому что усталость, голод и другие обычные природные потребности очень ярко давали о себе знать.
Впереди уже можно было разглядеть детали частокола, окружавшего селение. Как показалось мне издали, он состоял из труб со странными толстыми набалдашниками, и некоторые из них шевелились, словно живые. Я не успела рассмотреть это сооружение, потому что всё пространство вокруг неожиданно заполнил душераздирающий стон. Он прокатился окрест, словно взрывная волна, сметая все иные звуки, мысли и чувства и оставив место лишь для цепенящего животного ужаса, мгновенно сковавшего моё тело.
– К бою! – Эльд Эддрик заглушил стон своим зычным басом.
– Давненько не рубал я безмозглых майви! – отозвался на его призыв ортэ Турберт, которого, казалось, даже забавляла предстоящая заварушка, чего нельзя было сказать обо мне и моём ушедшем в пятки сердце.
Всадники скакали во весь опор крупным галопом: впереди – Эддрик, за ним – Летард и Турберт, замыкал процессию Валькелин. Я беспокойно крутила головой, желая увидеть тех, кто преследовал нас, и тут сразу несколько тёмных, текучих фигур с абсолютно белыми глазами без зрачков возникли из мрака прямо у моих ног. Чёрные, зубастые и жилистые, они словно были частью необычно сгустившейся темноты вокруг. Второй стон, ещё более жуткий, чем первый, вырвавшись из их глоток, словно взрыв, прогремел в моей голове, лишая возможности мыслить и действовать.
Я просто смотрела, как зубы и когти этих отродий мрака неумолимо приближаются к моему бедру, чтобы разодрать его на куски, когда что-то ослепительно-яркое, как молния, сокрушило их, превратив в извивающиеся тёмные клочья. Это был меч в железной руке Эддрика!
– Не бойся, малец! – крикнул он мне, мастерски раздавая удары. – Так просто ты не умрёшь.
На лице его не было и тени страха. В нескольких метрах от нас, облепленные кучей самозабвенно орущих тварей, не менее лихо сражались Турберт и Летард. Тар Валькелин, сотворив в воздухе какой-то немыслимый жест вскинутой вверх рукой, прокричал что-то непонятное и пронзительное, отчего вокруг стало нестерпимо светло, будто он держал в ладони упавшую с неба звезду. То, что я увидела в результате, могло соперничать по выразительности со всеми ключевыми сценами из культовых фильмов ужасов, когда-либо просмотренных мною в прошлой жизни.
Пространство, отделявшее нас от спасительного частокола, за которым мы стремились укрыться от наступающих тварей, буквально кишело вопящими и извивающимися отродьями мрака. В какой-то момент все они вдруг приняли облик маленьких плачущих детей, словно в мгновение ока сменив театральный костюм, но разжалобить этим четырёх всадников было невозможно. Не на тех напали, как говорится!
Третья волна стона, одновременно излившегося из их раскрытых ртов, была такой силы, что все мы, и я, и воины, не сговариваясь, зажали уши руками, чтобы не сойти с ума от этого ужасного звука.
«Как глупо! – подумалось мне, когда в руках одного из них появился пистолет.– Неужели это всё?!»
Солнце нестерпимо пекло, будто хотело расплавить мою кожу, но в самый опасный момент в моей жизни меня вдруг охватил холод. Сзади будто повеяло живительной прохладой ночи. Я невольно оглянулась, заметив, что под аркой снова виден совершенно иной ландшафт. Она казалась чёрным провалом в никуда, ярко и драматично контрастировавшим с сияющим полуденным светом и жаром. Я бросилась вперёд, чтобы окунуться в эту темноту, как прыгают в омут желающие утопиться. По краю сознания, словно острый камень по стеклу, неприятно царапнул звук выстрела…
– Эй, малый!
Я замерла на месте, как громом поражённая. Надо же было так задуматься и не заметить чьего-то приближения!
Сзади послышался гулкий и раскатистый мужской смех. А потом второй голос сказал:
– Он сейчас в штаны наложит от страха!
У этих мужчин был странный выговор. Речь казалась быстрой, как горный поток, и отрывисто-жёсткой, словно они отдавали команды, а не просто беседовали со мной. Я решила, что опасность надо встречать лицом к лицу, и повернулась навстречу судьбе. Зрелище, открывшееся мне в результате моего смелого поступка, не сулило ничего хорошего. На дороге, закрывая собой горизонт, передо мной возвышались четыре всадника. В первый момент от страха мне показалось, что они будто шагнули сюда из шестой главы Откровений Иоанна Богослова. Только там, по свидетельству очевидца, всадники появлялись по одному, а тут – на тебе! – выехали все вместе, видимо, ради встречи с такой важной персоной, как я.
– Доброго пути, господа воители! – громко и напевно выдала я, вспомнив
толкиновские тусовки и витиеватые эльфийские приветствия. – Ночь светла рядом с вами, а сердца врагов замирают от стука копыт ваших коней.
На всякий случай я слегка поклонилась, прижав правую руку к груди, и, взглянув на всадников, обнаружила, что слова мои произвели на них глубокое впечатление.
– Ишь ты! – тихо сказал мрачный лысый громила в доспехах, от тяжести которых, как мне показалось, чуть подгибались ноги его рыжего жеребца.
Остальные удивлённо переглянулись.
– Ты кто такой? – сурово вопросил, наконец, воин, восседавший на белом коне.
Он был молод и широкоплеч, и я бы даже согласилась признать его привлекательным, если бы не маниакально-цепкий, ледяной взгляд пронзительно-голубых глаз, придававший его лицу хищное выражение.
– Трувер предназначения, к вашим услугам, – смело соврала я, вспомнив, что у меня за спиной висит лютня несчастного бедолаги, труп которого я обнаружила на камнях у пещеры.
– Трувер, говоришь?
Всадник на вороном коне, худющий, словно Кощей Бессмертный, и такой же страшный на вид, с сомнением прицокнул языком и кивнул тому, кто тёмной громадой высился рядом с ним. Конь этого субъекта был цвета трупа, из которого высосали всю кровь, да ещё, ко всему прочему, жутко косил жёлтыми глазами и всхрапывал, отчего из ноздрей, казалось, вырывалось пламя. Его хозяин, не проронивший пока ни слова, вызывал у меня особенные опасения. Всадник пришпорил коня и приблизился, отчего мне стало как-то не по себе. Он сбросил глубокий капюшон плаща, соперничавшего по черноте с ночной темнотой, открыв немолодое свирепое лицо, пересечённое уродливым шрамом, и потребовал:
– Тогда блесни своим искусством, мальчик. Скажи что у меня на уме. Спой мне обо мне.
Один глаз у него был сильно повреждён, видимо, храня память об ударе вражеского клинка, а второй смотрел сурово и страшно. Возразить что-то или отступить не было никакой возможности. Я присела на придорожный камень, не дожидаясь, пока ноги сами подломятся подо мной от страха, и взялась за лютню. Нежно прикасаясь к струнам, я выдала первый изящный романтический перебор, потом подкрутила колки, настраивая инструмент. Прежде всего надо было успокоиться. Петь – не дрова пилить, как говорится. Не впервой! Пальцы привычно порхали по грифу, совсем как в прежние времена. Звук лютни всегда казался мне мягче, глубже и изысканней гитарного, а этот музыкальный инструмент, который достался мне при столь странных обстоятельствах, обладал совершенно чарующим голосом, словно был наделён каким-то непостижимым волшебством.
О чём же спеть суровому воину, путешествующему под покровом ночи в компании таких же, как и он, головорезов? От того, как мне удастся это сделать сейчас, возможно, зависела моя жизнь. Угадать, что у него на уме, конечно, было невозможно, поэтому я вспомнила все песни про рыцарей и разбойников, которые когда-либо исполняла на Грушинском фестивале или на сходках ролевиков, но ни одна из них не подходила для данного случая. И тогда я решилась положить на музыку давно написанные мною стихи.
Белым маком луна зацвела за окном.
Спи, печаль моя, в клетке заблудшей души.
Реки слёз сон заменит волшебным вином,
Все сомненья и страхи навек сокрушит.
Голос у меня всегда был похож на мальчишеский. Так, как я, мог бы петь какой-нибудь драчливый сорванец лет тринадцати. В юности это меня очень удручало, зато сейчас пришлось кстати. Звук лютни, казалось, был продолжением моих идей, заполняя собой всё вокруг. В общем, импровизация удалась.
Образ твой станет снова живым, и ветра
Будут нежно трепать непослушную прядь.
Я поверю, что нет больше горя в мирах,
И оставлю пылиться меча рукоять,
Чем больше я пела, тем почему-то мрачнее и угрюмее становился всадник на бледном коне, а его спутники свирепо и вместе с тем удивлённо смотрели на меня, сжимая эфесы мечей. Я чувствовала, что чем-то задела их, возможно, затронув какую-то запретную тему, но остановиться уже не могла. Эта лютня словно притягивала пальцы к струнам из жил, будто они были вырваны из моего тела, а теперь вновь обрели хозяйку.
И войду в старый дом, что разрушен судьбой –
Мой последний рубеж, где томится в плену
Моя прежняя жизнь, одержима тобой.
Спи, печаль моя! Я лишь вовек не усну.
Спи, печаль! В этой жизни тебе места нет.
Заблудился во тьме где-то новый рассвет.
– Позволь, я отрублю голову этому бродячему насмешнику! Яд сочится у него с языка! – угрожающе проворчал лысый громила, вынимая из ножен свой меч, когда последний звук струн умер в прохладной тишине ночи.
– Никто из людей не отважится в одиночку ходить в этих местах, даже будь он трижды трувер предназначения, – холодно обронил всадник на белом коне, презрительно сплюнув в пыль.– Возможно, это стонущий майви, принявший облик человека, или ещё кто-то из бездыханных!
– Голову с плеч, а там разберёмся! – настаивал лысый.
Я испуганно взглянула на всадника на бледном коне, приготовившись в случае его негативной реакции бросить лютню и дать дёру. У меня был первый взрослый разряд по лёгкой атлетике, что позволяло питать слабую надежду на возможность спастись бегством.
– Нет, – немного подумав, сказал всадник, – Этот мальчишка, похоже, не врёт. Он очень верно сказал обо мне, хотя и не знал, о чём говорит.
– К тому же майви или кого-то из таких я бы разглядел! Это человек, – поддержал его тот, что был похож на Кощея.
– Нам нужен трувер. Поэтому он поедет с нами. А убить его, если не справится, всегда успеете, – резюмировал всадник на бледном коне. – Да он и сам не выживет, если солгал.
Он бесцеремонно схватил меня за шиворот своей мощной ручищей, закованной в металл рыцарской перчатки, и грубо усадил перед собой. Я не успела ничего возразить, да и вряд ли кто-то стал бы слушать мои возражения. Не отрубили голову, и на том спасибо.
– Назови нам своё имя, трувер, – потребовал он.
– При условии, что и вы представитесь мне, – строго заявила я, холодея от собственной наглости.
Но моя реплика была воспринята спокойно и даже вызвала смех всадников.
– Малый-то – не промах, хоть и худосочный на вид, – заметил похожий на Кощея.
«Кто бы говорил!» – хотела возмущённо воскликнуть я, но вовремя прикусила язык.
– Зови меня эльд Эддрик, – сказал всадник на бледном коне.
– Сиятельный эльд! – многозначительно уточнил лысый громила.
– Не до церемоний сейчас, – оборвал его Эддрик.
– А мои спутники носят славные имена ортэ Турберт, тэй Летард и видящий тар Валькелин, – представил он по порядку лысого громилу, голубоглазого маньяка и Кощея.
– Для меня честь оказаться рядом с вами,– учтиво сказала я, так и не поняв, что за титулы кроются за странными словечками, предварявшими эффектные имена.
Возможно, сочетание «сиятельный эльд» указывало на принадлежность к сословию каких-нибудь страшно знатных вельмож, а «видящий тар» явно смахивало на ранг в иерархии магов, прочие же были похожи на нечто вроде рыцарских званий или титулов попроще. Это ещё предстояло аккуратно выяснить, не вызывая подозрений. И так я уже излишне обратила на себя внимание своим не в меру душещипательным пением. Так я рассуждала в своих мыслях, а вслух произнесла следующее:
– Сам я пока не заслужил никаких громких титулов. А Имя моё – Ираталь.
Это имечко водилось за мной ещё со времён ролевого движения, в котором я всегда брала на себя роль менестреля, и теперь пригодилось тоже.
– Странное имя. И говоришь ты странно, – заметил эльд Эддрик, когда его конь понёс нас быстрой рысью. – Ты, видно, нездешний.
– Странствую, – честно призналась я.
– Давно?
– С рождения.
– Где же твой дом, мальчик?
– Не знаю, эльд Эддрик. Может быть, у меня его нет.
– Не у тебя одного.
После этих слов мой собеседник замолчал, а я не посмела снова завязать разговор, чтобы побольше разузнать об этом мире и его обитателях. По правде говоря, у меня первое время просто захватывало дух от быстрой езды. Прежде мне никогда не приходилось скакать на коне, и с непривычки это доставляло некоторые неприятные ощущения и немного пугало. Но осознание того, что я становлюсь участницей какой-то мрачной, но по-своему прекрасной рыцарской саги, вытесняло все отрицательные эмоции. Бескрайние пустоши, покрытые шелестящими травами и от этого казавшиеся серебряным океаном, уходили в величественную темноту неба, где парил целый сонм неизвестных, постоянно меняющихся созвездий, похожий на взбудораженный рой светлячков.
Ветер приятно холодил мне лицо и плечи, развевая волосы, словно гюйс Летучего Голландца, на борту которого были я, эльд Эддрик и его сказочный конь. Устав держать спину прямо, я позволила себе наглость, обнимая драгоценную лютню, откинуться на могучую грудь моего спутника, похожую на большой, гладкий и прохладный щит. Эльд Эддрик не возражал, за что я была ему очень благодарна. Когда первая волна восторга отшумела в моём сознании, мозг, как обычно, начал критически анализировать ситуацию.
Первое, что несколько удивляло и наводило на размышления, было полное отсутствие даже намёков на наступающее утро. Мы ехали, по моим ощущениям, уже часа три, а горизонт не только не начал светлеть, но и, казалось, потемнел ещё больше. Что у них тут – полярная ночь? К тому же меня очень заинтересовал небесный источник света, из-за которого ночь казалась довольно светлой. Сначала я приняла его за луну, но, присмотревшись, обнаружила, что вместо неё в бездонной чаше неба будто распустился гигантский белый мак. «Переутомились, голубушка! А когда кажется, креститься надо...» – эти слова из детства, то и дело слетавшие с уст моего невролога при моих жалобах, я часто повторяла себе последнее время. А ещё где-то поблизости бродили майви и какие-то «бездыханные»! Жуткое место! Масла в огонь подлил поравнявшийся с нами видящий тар Валькелин.
– Час близится! – бросил он на ходу, и в его голосе прозвучали тревожные нотки.
– Успеем, – спокойно и веско сказал эльд Эддрик и пришпорил коня.
Все остальные последовали его примеру. Я ощутила, что мною начинает овладевать неприятное назойливое беспокойство. Что означали эти слова? Какой час близился? И почему никто не рискнул бы бродить в одиночку в этих местах? Что же это за места, чёрт побери?! Вдали, наконец, забрезжили слабенькие огоньки какого-то населённого пункта. Это очень меня обрадовало, потому что усталость, голод и другие обычные природные потребности очень ярко давали о себе знать.
Впереди уже можно было разглядеть детали частокола, окружавшего селение. Как показалось мне издали, он состоял из труб со странными толстыми набалдашниками, и некоторые из них шевелились, словно живые. Я не успела рассмотреть это сооружение, потому что всё пространство вокруг неожиданно заполнил душераздирающий стон. Он прокатился окрест, словно взрывная волна, сметая все иные звуки, мысли и чувства и оставив место лишь для цепенящего животного ужаса, мгновенно сковавшего моё тело.
– К бою! – Эльд Эддрик заглушил стон своим зычным басом.
– Давненько не рубал я безмозглых майви! – отозвался на его призыв ортэ Турберт, которого, казалось, даже забавляла предстоящая заварушка, чего нельзя было сказать обо мне и моём ушедшем в пятки сердце.
Всадники скакали во весь опор крупным галопом: впереди – Эддрик, за ним – Летард и Турберт, замыкал процессию Валькелин. Я беспокойно крутила головой, желая увидеть тех, кто преследовал нас, и тут сразу несколько тёмных, текучих фигур с абсолютно белыми глазами без зрачков возникли из мрака прямо у моих ног. Чёрные, зубастые и жилистые, они словно были частью необычно сгустившейся темноты вокруг. Второй стон, ещё более жуткий, чем первый, вырвавшись из их глоток, словно взрыв, прогремел в моей голове, лишая возможности мыслить и действовать.
Я просто смотрела, как зубы и когти этих отродий мрака неумолимо приближаются к моему бедру, чтобы разодрать его на куски, когда что-то ослепительно-яркое, как молния, сокрушило их, превратив в извивающиеся тёмные клочья. Это был меч в железной руке Эддрика!
– Не бойся, малец! – крикнул он мне, мастерски раздавая удары. – Так просто ты не умрёшь.
На лице его не было и тени страха. В нескольких метрах от нас, облепленные кучей самозабвенно орущих тварей, не менее лихо сражались Турберт и Летард. Тар Валькелин, сотворив в воздухе какой-то немыслимый жест вскинутой вверх рукой, прокричал что-то непонятное и пронзительное, отчего вокруг стало нестерпимо светло, будто он держал в ладони упавшую с неба звезду. То, что я увидела в результате, могло соперничать по выразительности со всеми ключевыми сценами из культовых фильмов ужасов, когда-либо просмотренных мною в прошлой жизни.
Пространство, отделявшее нас от спасительного частокола, за которым мы стремились укрыться от наступающих тварей, буквально кишело вопящими и извивающимися отродьями мрака. В какой-то момент все они вдруг приняли облик маленьких плачущих детей, словно в мгновение ока сменив театральный костюм, но разжалобить этим четырёх всадников было невозможно. Не на тех напали, как говорится!
Третья волна стона, одновременно излившегося из их раскрытых ртов, была такой силы, что все мы, и я, и воины, не сговариваясь, зажали уши руками, чтобы не сойти с ума от этого ужасного звука.
