– А как же ты всё-таки оказался на трубе? – спросила я, думая о странных следах, концентрирующихся у моего окна, которые помог обнаружить фонарь.
– Ах, это… – Базиль замялся, не желая признаваться в чём-то. – Пёс, будь он неладен! Терпеть не могу собак! И, кажется, эти неведомые существа – тоже! По крайней мере, они исчезли, как только пёс залаял.
– Клодина де Нозиф приближается к дверям со скоростью средневекового тарана! – бодро отрапортовали черепа, в обязанности которых входило оповещение об опасности.
Ситуация принимала новый оборот. Базиль молниеносно сунул мне в руки тюбик с магическим клеем и с самым невинным видом присел на банкетку в тот момент, когда я произносила:
– Впустить!
Клодина вошла, очень быстро охватив цепким взглядом комнату. Представляю, как всё выглядело со стороны: я с растрёпанными волосами и в полупрозрачном ночном одеянии, застывшая с судорожно сжатым в ладонях тюбиком, и неотразимый взъерошенный Базиль, с отсутствующим видом изучающий узоры на потолке.
– Это не то, что ты подумала, Клоди! – нежно промурлыкал оборотень, на всякий случай отступая под защиту стола.
– То есть, это я зря думаю, что рядом с Эжени ты как в камере хранения? – рассмеялась Клодина.
Чувствовалось, что она настолько хорошо изучила своего суженого, что догадывается обо всём, но не может причинить этому лохматому сокровищу сколько-нибудь ощутимый вред. Наверное, в этом и заключалась любовь.
– Нет! Нет! Всё правильно! – осипшим от волнения голосом поспешил уверить свою супругу Базиль. – Как в камере! Лучше не скажешь!
Решив переключить её внимание на другие вопросы, я рассказала Клодине о воспоминаниях, отнятых у фантома и случившемся ночью, а потом показала фонарь уфолога.
– Отсюда надо уходить! – сделала вывод Клодина, внимательно выслушав меня. – Скорее всего, эти существа как-то связаны с новым некромантом и охотились за тобой. В любом случае, живность, которую не может отследить ни оборотень, ни некромант в свой лорнет очень опасна!
– Я не могу взять и уйти просто так из-за каких-то предположений! – возразила я.– У меня здесь дела: у меня ремонт намечается, надо средства выбить у правительства, и потом, лучше бы понаблюдать, узнать, кто оставил следы, провести расследование, и уж тогда…
– Предпочитаешь героически погибнуть? – насмешливо перебила меня Клодина. – Я, бы не задумываясь, позволила тебе это, будь ты обычным человеком, но ты – наместница Противоположности Жизни, единственный носитель Силы Созидания среди некромантов. В общем, если с тобой что-то случится, и мне, и вот этому вечно дурачащемуся созданию…
Клодина ткнула пальцем в сторону оборотня, разыгрывавшего покорность наивернейшего супруга, и продолжала:
– … путь в потусторонний мир заказан и здесь житья не дадут! Мы несём ответственность за твою безопасность перед Советом Сторон!
В её словах было рациональное зерно, к тому же постоянно оставаться на стороне Живых у меня всё равно бы не получилось: однажды вкусивший что-то в потустороннем мире, обречён на возвращение, а я не яблоки в чужом саду понадкусывала, а выпила созданный Люрорм де Куку эликсир бессмертия, действие которого, кстати, постепенно иссякало. Я чувствовала это как странную усталость, проникавшую в каждую клетку моего тела, жаждавшего новой порции живительного снадобья. Правда, до срока приёма эликсира было ещё далеко, но этот момент неминуемо приближался, а, значит, надо было как-то налаживать отношения с моим женихом.
В общем, остаток недели я посвятила подготовке операции, которую дворцовый в целях конспирации красноречиво и лапидарно обозвал: «ЧП». Действительно, её полная аббревиатура состояла из четырёх букв «П», что расшифровывалось как «Прогулка по потустороннему Парижу». Сначала я поручила горничным собрать мои вещи – только самое необходимое. Результаты сборов превзошли все мои ожидания: не ограничившись тремя чемоданами и огромным мешком, очень подходящим для Деда Мороза-гиганта, горничные прикатили ещё садовую тачку, дабы заполнить и её прочими нужными вещами. В общем, невеста я оказалась богатая, накопив солидное приданное к семидесяти двум годам.
Постороннее присутствие «зелёных человечков» особенно ярко ощущалось ночью. Душераздирающие вздохи и шорохи в саду, постукивания в окна и двери, а, особенно, хождения невидимых пришельцев по крыше вполне могли вызвать у любого обычного человека бледный вид и макаронную походку, но никто и не утверждал, что некроманты – обычные люди. Моя походка осталась летящей и грациозной, мне было даже интересно, чем всё закончится, а в груди предательски пело сердце от приближения события, ожидание которого я долгое время, возможно, все эти годы на Стороне Жизни, прятала в глубине души, боясь признаться даже себе.
Последней каплей стало исчезновение людей. Сначала мы недосчитались уфолога, подарившего мне фонарь, но на этом исчезновения не прекратились. Поисками пропавших параллельно занялись полиция Франции и Диоген. Теперь в саду частенько было светло от мигалок и шумно от разговоров людей в форме, а мне пришлось ещё и давать бесконечные показания. Лютэн рвался завязать контакт с пришельцами, утверждая, что владеет эксклюзивной методикой ведения переговоров, но я строго-настрого запретила ему это, опасаясь, что и он тоже попадёт в списки пропавших.
– Этот дом надо уничтожить перед уходом! – настаивала Клодина, когда в одну из особенно бурных в плане нашествия «зелёных человечков» ночей мы собрались на Совет. – Лучше всего сжечь! Чтобы эти таинственные пришельцы не имели возможности проникнуть в настоящий особняк, а потом и в потусторонний мир, до того как мы будем готовы дать им отпор.
– Да что вы заладили?! Сжечь! Сжечь! – возмутился Лютэн, которого хоть и не приглашали на Совет, но он, как всегда, пробрался без приглашения. – Меня послушайте! У меня же не голова, а Колизей в миниатюре!
– Что умные мысли сражаются с глупыми, как гладиаторы, а ты, как Цезарь, взираешь на это с трона, по-моему, это диагноз? – Базиль разразился смехом, а Клодина раскрыла веер.
– То есть, я хотел сказать: Сорбонна! – быстро исправился дворцовый.
– Ну, и что там, в Сорбонне? – спросил Ящур, взяв его за плечи, чтобы поднять повыше и разглядеть мысли сквозь треуголку и рыжую шевелюру.
– Я готов пожертвовать собой и отвлекать внимание на себя, пока вы уходите огородами! – вырвавшись из костлявых объятий теропода, заявил Лютен и смело запрыгнул на стол, словно бравый пират. – Буду следить за домом, и враг не пройдёт! Только нужно, чтобы кто-то заменил Эжени.
Все уставились на него, не понимая, что он имеет в виду.
– Я подумал, будет здорово, если недруги не сразу узнают, что хозяйка ушла. Пусть они думают, что она по-прежнему здесь и ничего не подозревает! – пояснил Домовой. – Может быть, тогда удастся больше узнать о них. И для этого мне нужна помощница с выдающимся артистическим даром.
– Кто же, как не я, самая яркая из окрестных тыкв? – с вызовом заявила Выква.
– Нет! Нет! Нет! – замахал руками Лютэн. – Ты не годишься!
– Почему это?! Да я уж такая актриса, что и не было таких! – возмутилась тыква.
– Амплуа у тебя не то! – со знанием дела заявил Лютэн. – Я раньше у Мейерхольда в дому служил, поднаторел в театральном деле! Так вот, хозяйка-то у нас чисто «инженю», а ты…
– Ин-тык-ню! – выдал Ящур, внеся свою лепту в словарь театральных терминов и вызвав громкий хохот собравшихся.
– Неграмотные вы! Никакого удовольствия от интеллектуальной беседы! – обиделся Лютэн и демонстративно отвернулся к стене.
– Инженю…Тьфу ты! Эжени не Золушка, в тыквах не нуждается! – заметил Базиль в наступившей тишине. – Асама по себе идея хорошая! У меня есть одна кандидатура! Моя давняя знакомая!
Затем он наклонился к Клодине и ласково промурлыкал ей на ухо:
– Она уже в прошлом, и была за долго до тебя, мон амур-р-р-р!
На следующий день оборотень отправился за своей актрисой, предупредив, что та безумно талантлива и жутко экстравагантна. В его отсутствие Клодина, видимо, чтобы выплеснуть негатив, занялась допросом фантомов, а я – изучением подаренного исчезнувшим уфологом фонаря. Хотелось изготовить его копии и усилить воздействие лучей, чтобы они помогли разглядеть не только следы, но и тех, кто их оставил. Лютэн в прожжённом на животе фартуке на вырост и с длинной курительной трубкой в зубах помогал мне творить алхимическое действо, мастерски разжигая тигли и таская банки и колбы с эликсирами и толчёными минералами. Всё это прервал возглас черепов, возвестивший о приходе Базиля.
Мы все, даже невозмутимый и забывчивый Лыц-тыц-тыц, высыпали в коридор, причём самой первой выкатилась Выква, чьё неудовлетворённое артистическое дарование жаждало мести. Двери открылись, и у нас у всех, даже у Клодины, отвисли челюсти, потому что в коридор стремительно влетел эффектный гроб из красного дерева и гулко грянулся об пол, будто намеренно потеряв крышку. На нас из пламенеющего алой обивкой чрева этого роскошного последнего пристанища бренных тел с ослепительной улыбкой хозяйки положения смотрела яркая женщина, обладающая харизматичной внешностью и горящим взглядом.
– Позвольте представить вам величайшую актрису всех времён и народов, подарившую миру незабываемые образы Клеопатры, Джульетты, Жанны д’Арк и даже Гамлета, –божественную Сару Бернар, любезно согласившуюся нам помочь! – провозгласил Базиль, ошарашив нас ещё больше, а потом, проходя мимо меня, быстро прошептал:
– Она на Стороне Жизни нелегально, я обещал, что ты поможешь решить эту проблему в обмен на её услуги.
Я кивнула, а у меня в мыслях вспыхнула известная фраза на латыни, гласившая: «Vita brevis, ars longa» («Жизнь коротка, искусство вечно»). Клодина смотрела на Сару Бернар с опасным оттенком ревности, Выква – вызывающе, Лютэн – с недоверием, Ящур – плотоядно.
Пока кто-то из них не ляпнул что-то совершенно непотребное, я решила, что актрисе, владевшей при жизни сердцами тысяч зрителей, будут приятны аплодисменты и с криком:
– Браво! – захлопала в ладоши.
Все поддержали меня в этом начинании, после чего Сара Бернар вышла на поклон из своего оригинального футляра.
– Она совсем не похожа на Эжени! – с завистью проворчала Выква, но её овощное бормотание никто не слушал.
Сара Бернар попросила разрешения побеседовать со мной наедине. Будучи экстравагантной натурой, любящей эффекты, она сразу прониклась любовью к особняку, полному призраков, и с наслаждением выслушивала мои истории из жизни некромантов и рассматривала мои наряды, видимо, пытаясь вжиться в образ.
– А почему вы появились в гробу? – спросила я, когда между нами установились доверительные отношения.
– Я в детстве болела чахоткой и упросила мать купить мне этот гроб, чтобы точно знать, что буду лежать в комфорте и красоте, – с улыбкой рассказала мне актриса, нанося грим. – С тех пор он стал моим талисманом и спутником. Я частенько спала в нём и даже занималась любовью с моими избранниками.
Сара Бернар весело рассмеялась и заметила, подмигивая мне:
– Правда, не все они воспринимали это с должным энтузиазмом и сохраняли свой пыл!
Я могла бы побиться об заклад, что Базиля сей мрачный аксессуар вряд ли смущал, но не решилась спрашивать об этом, а Сара Бернар тем временем подошла ко мне и взглянула на меня так, будто хотела пронзить насквозь. Призрачно-театральный грим, поблёскивая в лучах светильников, небрежно и неравномерно лежал на её лице, словно безжизненная белая маска.
– Вы позволите прикоснуться к вам, Эжени? – спросила Сара Бернар. – Это необходимо для того, чтобы вжиться в образ.
– Конечно! – с готовностью согласилась я.
Сказать по правде, мне было немного жутковато и одновременно интересно. Актриса взяла меня за руку и начала медленно преображаться. Изменения сначала были едва заметны, казалось, что грим постепенно заполняет мелкие морщинки и поры на лице, образует нужные изгибы и линии. Меня не оставляло впечатление, словно эта призрачная дама снимает с меня слепок, чтобы надеть его на себя. Возможно, именно за счёт этого умения ей удавалось так долго скрываться от депортации назад, в потусторонний мир. Через час мы пригласили всех домочадцев в комнату, с интересом наблюдая за их реакцией, а посмотреть было на что, ведь взглядам хорошо знавших меня людей и нелюдей предстали сразу две Эжени, похожие, как две капли воды, только платья были разные (одинаковых у меня не водилось). Я выбрала своё любимое – лазоревое в стиле ампир, а Сара Бернар – кроваво-алое с россыпью чёрных роз по подолу и декольте, что было гораздо ближе к некромантским канонам и соответствовало её мировосприятию. Искусство призрачного грима и перевоплощения по Станиславскому произвело неизгладимое впечатление на зрителей.
– Японский Геродот! – пробормотал призрак Диогена с недоумением, глядя на раздвоившуюся меня.
– Тыквенный затык! – согласилась с ним Выква, смотревшая на нас, выпучив глазищи.
Мы сидели по разные стороны от зеркала, и Сара Бернар настолько непринуждённо и похоже копировала мои движения и мимику, что мне самой становилось не по себе при мысли о том, кто же из нас настоящая.
– Сильвупле! – сказала она, один в один копируя мой голос, и жестом пригласила всех подойти ближе, словно удав Каа бандерлогов.
Клодина де Нозиф щёлкнула механизмом раскрывавшегося некромантского лорнета и внимательно взглянула на меня и мою копию сквозь разноцветные стёкла. Обычно с помощью этого приспособления можно было легко разглядеть скрытое, но, как я и предполагала, не всегда. После долгого и внимательного рассматривания Клодина озадаченно сложила лорнет и остановилась, задумчиво скрестив руки на груди.
– Недурно! – пробормотала она.
– Гран-мерси! – не сговариваясь, произнесли мы с Сарой Бернар в один голос.
Вся моя некробригада, зайдя с флангов, тоже пыталась разгадать головоломку, но тщетно. Наконец, и дворцовый подошёл ближе, с опаской вглядываясь в глаза то мне, то Саре Бернар.
– Что ж ты не узнаёшь свою хозяйку, Лютэн? – ласково спросила она, поманив дворцового к себе.
– Нет уж! – испуганно затряс тот рыжей бородой, пятясь назад, как чёрт от ладана. – Миль пардон вам! Оконфузиться боюсь!
Сара Бернар весело рассмеялась – кажется ей всё больше нравилась новая роль. Последним из всей компании к нам приблизился мурный лохмач, по пути быстро трансформируясь в упитанного серого кота. Он вальяжно подошёл сначала ко мне и потёрся о ноги, слегка приподняв подол и добившись того, чтобы его погладили по голове, а потом собирался проделать тоже с Сарой, но актриса со смехом отогнала его, сказав:
– Это запрещённый приём, Базиль!
– Прости, Сара! – промурлыкал оборотень. – Зато действенный! Ты это не предусмотрела!
Актриса быстро приняла свой прежний облик, под бурные аплодисменты и восхищённые возгласы зрителей. Даже Клодина высоко оценила её актёрский дар.
– На одном из спектаклей при жизни я повредила колено, – пояснила Сара, когда мы снова остались одни, чтобы переодеться и побеседовать. – Мне тогда было шестьдесят лет. Боли адские! И я настояла на том, чтобы ногу ампутировали. А сейчас в моём новом качестве этот нюанс заметен. Базиль знал.
