Безрассудство
1677 год.
Анабель стояла на могиле своих родителей Роджера и Розамунды Брейксторн, и боль души рвалась из её груди. Отчаяние, захлестнувшее всё нутро, выплеснулось наружу горькими слезами.
- У меня дурное предчувствие, отец. Мне кажется.., нет, я чувствую, что с Марлисом де Фонтеком меня ждёт только плохое. Всё самое-самое плохое... Мне кажется, что он принесёт мне беду...
Семнадцатилетняя баронесса была наивна, но не глупа, и прекрасно понимала намерения своего дядюшки - Филиппа Элькастера, этого чёрствого человека, которому дела не было до своей единственной племянницы и её судьбы. Ну конечно, ведь у него своя дочь... Ах, если бы не тот ужасный пожар, в котором погиб её отец! Если бы не вина дядюшки в том пожаре, он бы и пальцем не пошевелил ради неё, а поскорей бы отправил в какой-нибудь далёкий монастырь.
- Я не знаю, что мне делать, - продолжала она изливать свою боль могильным плитам фамильного склепа. - И идти мне некуда. Не у кого просить помощи. И никто не приютит. Я не люблю Марлиса. Нет, он довольно привлекательный и серьёзный человек. Возможно, добрый... Но я знаю, что никогда не смогу полюбить его. Есть в нём, что-то отталкивающее, что-то гадкое, низкое... - Девушка поморщилась, представив, как этот навязанный ей будущий муженёк тянет к ней свои руки, целует... - Нет. Не хочу! Как можно жить без любви? Это неправильно. Не с ним связана моя судьба. Вдобавок, он старше меня на восемнадцать лет. А ещё я слышала от Боржемины, что её брат падок на женщин. Не пропускает ни одной юбки. Он такой же урод... Боже мой! ? Анабель в порыве закрыла лицо руками. - Ну, почему все мужчины такие уроды? Ответь мне, отец. В вас нет ничего человеческого по отношению к нам, женщинам! Бедная... Бедная моя мамочка...
***
Выйдя из кареты, Анабель пошла по безлюдной улице, велев кучеру оставаться на месте и ждать её возвращения. Ночь медленно опускалась на Левингсток и звёзды становились всё ярче и ярче.
Девушка шла одна, без сопровождения, не думая о возможной опасности стать жертвой бесчестных разбойников и грабителей... таких же мерзких ублюдков, какие двенадцать лет назад напали на её мать. Они надругались над молодой женщиной и перерезали ей горло. Анабель шла погружённая в свои тяжёлые мысли и не заметила как остановилась. Лишь почувствовала на себе чей-то взгляд. Пристальный. Жгучий.
Взгляд исходил с помоста. С жуткого места, на котором совершали казни и изощрённо наказывали преступников
Он - смотрел на Неё. Она - смотрела на Него. Глаза в глаза. Глаза в глаза. Он притягивал её к себе.
Заворожённая его взглядом, Анабель направилась к нему: безбоязненно, решительно.
Кто он - этот человек у столба позора? Зачем она идёт туда? К Нему?
Наверное, потому, что он также несчастен от безысходности и колодок, которые сгибали его под своей тяжестью.
В отличие от него, Анабель шла прямо, с грацией аристократки, на ней не было физических оков, но навязанное замужество не давало ей порхать вольной бабочкой. Не давало разогнуться, как ему деревянные колодки, в которые были закованы его руки и шея.
Взошла на помост.
Он был совсем близко.
Он смотрел на неё.
Непонимающе. Молча.
Сдвинул брови. Поджал губы, опустил взгляд, словно пряча лицо за своими чёрными, как вороновое крыло, волнистыми волосами: не гоже находиться в таком унизительном положении при женщине. Тем более - Ему.
Девушка пропала из его поля зрения. Мужчина лишь услышал её негромкий вскрик. Он чувствовал её спиной. Своей исполосованной розгами спиной, которая вдобавок ещё страшно ныла от согнутого положения.
- Какой ужас. За что Вас? - тихо спросила Анабель.
Теперь она снова стояла перед ним, и его взгляд чёрных глаз невольно пал на её грудь. Которая трепетала. Волновалась. От безысходности. От неудобного положения. От мужчины. От преступника.
- А тебе есть дело? - окатила неблагородная интонация...
ПРЕСТУПНИКА...
Анабель дёрнула головой, поведя тёмной бровью.
- Вы проявляете ко мне невежество, не отвечая на невинный вопрос.
- А если мне нечего ответить миледи.
- Вы не похожи на преступника.
- Разве? ? усмехнулся молодой мужчина, готовый уже расхохотаться.
- Неужели Вы грозный, но благородный разбойник Робин Гуд?
Он всё же рассмеялся от её глупости.
- Нет, - резко бросил незнакомец, - я не Робин Гуд. Робин Гуд жил ещё в двенадцатом веке в Англии, а мы с Вами в семнадцатом в Вильгерии. Я - никто.
- А имя у «никто» есть?
- Имя? Имя есть... Джеффрис.
- Где-то я его уже слышала. А Вы.., Джеффрис, не желаете узнать как меня зовут?
- Сгораю от любопытства, - сыронизировал узник позорного столба. - Только на помосте знакомиться - плохая примета.
- Почему?
- Миледи не догадывается? Знакомство - коротким будет, - опять сыронизировал он, имея в виду, что помост - место казни.
- Остроумно.
Девушка отвернулась, словно обидевшись. Отошла от него. Вновь пропала из его поля зрения.
Он злился. Внутри его всё кипело, бушевало.
- Моё имя Анабель Брейксторн, - тихо прозвучал в тишине голос девушки. - И завтра я выхожу замуж.
- Отчего же голос такой невесёлый? Не любишь счастливчика?
- Не люблю, - тут же последовал ответ. - О нём ходят дурные слухи. И... совсем не мил он сердцу моему. И предчувствие у меня... Предчувствие...
Она вернулась к узнику. Вновь стояла перед ним: хрупкая, нежная, подобно точёной статуэтке.
- И всё же, за что Вас приковали, за что били?
В складках её пышного тёмно-синего платья он разглядел висевший на поясе кинжал, ножны которого были замаскированы под украшение.
Этот кинжал его последняя надежда на спасение.
- До чего ж любопытная миледи. - Джеффрис поднял на неё взгляд. Грустный. И невинный. - Просто... - облизнул пересохшие губы, придумывая очередную небылицу. Уж столько у него этих небылиц, так что одной больше, одной меньше, - мой дядя - инквизитор. Он... ненавидит моего отца, которого Бог знает, где носит, и... считает, что из-за него казнили мою мать... Царство ей Небесное. Вот и... вымещает злость на мне... Я очень похож на него. На отца. Одно лицо.
- И только? - возмутилось доверчивое сердце юной наивной красавицы. - Дети не должны отвечать за грехи родителей. Это несправедливо!
- Справедливо - несправедливо... Чего уж..? - наигранно вздохнул он. - Завтра... голову отрубят...
- О, святые угодники!.. Нет! Это приказ Вашего дяди?
Глаза Анабель расширились от возмущения и ужаса, а узник опять тяжело и смиренно вздохнул, махнув закованной рукой:
- Пусть рубят. Надоело мне в башне тёмной сидеть... света белого не видеть... - Поднял глаза в темнеющие небеса. - За любую провинность - розги. Или калёным железом. Любит на мне пытки испытывать. А однажды, - Джеффрис вновь бросил на наивную деву невинный взгляд, - на дыбе растянул, за то, что с девушкой познакомился... Так что пусть рубят...
Безысходность!
Безысходность!
Безысходность!
Рождает... Безрассудство...
В свете городских факелов блеснул холодный клинок.
- Ты что делаешь? - выпалил Джеффрис.
- Освобождаю, не видишь! - бросила Анабель, с усилием перерезая кинжалом толстые верёвки, которыми были скреплены колодки позорного столба.
Этого он и ждал. Но зачем-то пытался отговорить, ведь за ним следит караул:
- Это безрассудство!
- Я помогу тебе. Ты поможешь мне.
Ты ведь поможешь? - настойчиво задала она вопрос, ткнув уже острием кинжала ему шею, и сообщила: - Левая сторона готова, милорд.
- Ни один уважающий себя мужчина не посмеет отказать в помощи женщине.
- Вы правильно воспитаны, Джеффрис. Несмотря на свою горькую судьбу.
Ещё несколько мгновений, и последняя верёвка перерезана.
СВОБОДА.
Наконец, он мог разогнуться. Выпрямить спину. Что и сделал, рыча, как дикий лев.
Не успел опомниться.
Блеснул клинок - перед самым его носом. И застыл, угрожая острием вонзиться в его горло.
Он смотрел в её глаза: Отчаянные. Испуганные. Безумные. Решительные.
Она смотрела в его адскую бездну. Хищную бездну матёрого волка.
Он стоял перед ней статный, красивый, мужественный. Но очень опасный. Очень. Очень. Очень...
ОПАСНЫЙ...
- Ты ножик-то убери. А то порежешься. Кожа у тебя нежная... - Джеффрис только хотел коснуться её руки, в которой она держала кинжал.
Но клинок блеснул и резко оказался у хрупкого запястья, угрожая перерезать благородные вены.
- Мне терять нечего, - выпалила Анабель. - Я убью себя, если ты меня тронешь. Я ведь знаю, что ты меня хочешь.
- Хочу, - последовал мгновенный ответ. - Очень.
Жрать. Спать. И пить. О бабе я сейчас думаю меньше всего.
Он дёрнул её за руку, потянув за собой.
- Мне больно! - вскрикнула девушка. Но он окатил её огненным взглядом:
- Что ты орёшь, как свинья недорезанная. Хочешь быть повешенной - за пособоничество преступнику?
- Что? Почему Вы позволяете себе говорить со мной в таком тоне? Вы показались мне благородным и очень несчастным...
- Миледи пожалела лукавого разбойника, благородство которого четвертовали калёной секирой! Я больше не... - нарочно замолчал, не желая раскрывать о себе ничего. - Идёмте, миледи. Вы ведь хотите, чтобы я Вам помог. Избежать. Замужества.
- Каким образом Вы будете мне помогать?
- Способ один... Замужество. Ведь я Вам понравился.
- Отнюдь, милорд!
- Отнекивайтесь сколь угодно. Чувство влюблённости столь возвышенно и столь редко, что лишь слепец не заметит его. И... Вам лучше отдать нож мне. Не подобают миледи мужские разборки. Я Вас не трону. Будьте покойны. Вы - не в моём вкусе. Я люблю женщин помясистей. Но обвенчаться придётся с Вами, синим цыплёнком.
- Да Вы мерзкий грубиян! Отпустите меня немедленно! - Вновь попыталась она вырваться из его хватки.
- Немедленно отпустите миледи! - крикнул приближающийся на лошади караульный.
Анабель и глазом не успела моргнуть как её кинжал вонзился в горло человека в форме.
Шокированная убийством, девушка засеменила за широким быстрым шагом матёрого разбойника.
Прикрыла рот ладошкой от ужаса:
- Ты убил его!
- А что ты хотела? - бросил Джеффрис в ответ, вытерев окровавленный клинок об одежду мертвеца. - Чтобы он убил меня? Тогда зачем освобождала?
Его голос звучал как ни в чём не бывало. И это пугало юную баронессу ещё сильнее.
***
Анабель дрожала то ли от холода, то ли от страха, то ли от стресса... Она скованно прижималась к его груди. Он чувствовал её напряжение. В его нос проникали тонкие нотки запаха розы, исходившие от её тёмных волос.
Лошадь убитого караульного несла их в неведомую даль. Точнее, неведомая даль - была для девушки, Джеффрис же отлично знал куда едет сейчас, и куда поедет потом.
Впереди появилось очертание католического каменного храма - церковь святого Бенедикта.
Джеффрис спешился. На его поясе болталась шпага в ножнах. И прикреплённый к поясу же - кинжал Анабель. Теперь девушка безоружна.
- Зачем Вы меня сюда привезли? - спросила она, нырнув в его руки, которые он протянул, чтобы снять её с гнедой.
- Обвенчаться и поесть, - последовал мгновенный ответ. - Церковники не откажут в куске хлеба голодному жениху.
- Да какой из Вас жених? Вид, как у разбойника... - устало поморщилась Анабель, следуя за его широким шагом. Девушка не представляла какой комплимент сделала своему странному знакомому. А вид у Джеффриса действительно был разбойничий: резкие жесты, грубость, злость - всё смешалось; белая батистовая рубашка с широкими рукавами была покрыта на спине пятнами крови и изодрана в клочья от розги, на лице лёгкая небритость, волосы, еле касающиеся плеч, растрёпаны ветром и казались дерзкими не менее, чем глаза - такие красивые, яростные и уставшие. - Вы, правда, хотите на мне жениться?
- Откровенно говоря.., - бросил он, остановившись, - надевать на себя хомут в виде несмышлёной девчонки - я не имею желания. Более того, узы брака для меня помеха. Но в то же время оставить в беде несчастную дурочку - мне мешает совесть.
На лице Анабель мелькнула улыбка.
- О-о, да Вы хотите принести себя в жертву, господин-разбойник. Это благородно. И похвально. Дом-то у Вас хотя бы есть?
- Укрытие, - последовал мгновенный ответ. - Вряд ли это можно назвать домом... Но под дождём не промокнем.
- Отлично... - убитым голосом произнесла баронесса.
***
Войдя в церковь, несчастные «влюблённые» опустились на колени перед священнослужителем, открывшим им дверь Дома Божия.
- Святой отец. Обвенчайте нас, молю! - выдавливая из себя слёзы, выдала Анабель. Мы с Джеффрисом очень любим друг друга, но мой отец... против. Я богата, он беден. Посмотрите, что с ним сделали. Покажи спину.
- Не стоит, любовь моя, - мягко ответил Джеффрис.
- Его секли розгами, - продолжала лживые изливания Анабель, - держали в кандалах, морили голодом и жаждой... хотели, чтобы он отказался от меня. Обвенчайте нас, тогда мой отец ничего не сможет ему сделать.
С этими словами девушка протянула священнику золотую брошь с бирюзой, которую отстегнула от своего красивого пышного платья.
- Обвенчайте, святой отец, - попросил Джеффрис, держа «любимую» за руку. Ему заплатить было нечем. Его кольца, к сожалению, забрал себе палач.
- Воля соединённых Господом сильнее воли родительской.
Серое туманное утро заставило Анабель содрогнуться и открыть глаза от дрёмы. Она снова сидела на гнедой лошади с затёкшим от одной позы, телом, которым прижималась к горячей груди своего случайного и опасного супруга.
Место, где они сейчас находились не было похоже ни на поместье, ни на пещеру, ни на шалаш, как она представляла. Её зелёным глазам открылся дом. Каменный. Двухэтажный с высоким крыльцом, обнесённый забором. Деревья - клёны и ели, как высокие грозные стражи, скрывали его от посторонних глаз. Сад - заброшенный - теперь за ним ухаживала лишь сама природа, поливая его проливным дождём.
- Это и есть Ваше «укрытие»? - спросила она, не скрывая удивления.
- Оно самое.
Уставшие и сонные они сползли с лошади, вернее, сползла она прямо в руки Джеффриса.
Девушка простонала:
- Боже, у меня всё тело затекло... Вообще-то я представляла, что мне придётся жить в холодной пещере, - мягко улыбнулась она от неудобства, что такая наивная. - Спать на соломе... И разводить костёр...
- Здесь прекрасный камин, Анабель. И мягкая постель. Идём. - Джеффрис взял её за руку, уже негрубо, как на городской площади. - Конечно, это не дворец, к которому ты привыкла, но вполне пригодное для жизни место. - Он распахнул перед ней дверь - деревянную и обитую железом. - Об этом доме никто не знает. Появляюсь здесь я редко.
Мрачные ожидания девушки, к счастью, опять не оправдались - внутри было довольно уютно, но холодно оттого, что здесь уже давно никто не жил. Много мебели, правда, роскошеством она не отличалась, а баронесса привыкла к красивому и помпезному барокко.
- Вы его купили? - поинтересовалась Анабель, осматривая каменные тёмные стены, на одной из которых на деревянной панели были скрещены две шпаги. У другой действительно был камин, напротив него два тёмно-зелёных кресла с высокой спинкой. Джеффрис как раз находился у одного из них.
- Этот дом принадлежал одному моему очень хорошему и верному другу. Полтора года назад его не стало. Он завещал его мне.
- Я надеюсь, Вы его не убили? - в голосе Анабель проблеснул сарказм.
Она повернулась к нему лицом. Они смотрели глаза в глаза. Глаза в глаза...
ГЛАВА 1.
1677 год.
Анабель стояла на могиле своих родителей Роджера и Розамунды Брейксторн, и боль души рвалась из её груди. Отчаяние, захлестнувшее всё нутро, выплеснулось наружу горькими слезами.
- У меня дурное предчувствие, отец. Мне кажется.., нет, я чувствую, что с Марлисом де Фонтеком меня ждёт только плохое. Всё самое-самое плохое... Мне кажется, что он принесёт мне беду...
Семнадцатилетняя баронесса была наивна, но не глупа, и прекрасно понимала намерения своего дядюшки - Филиппа Элькастера, этого чёрствого человека, которому дела не было до своей единственной племянницы и её судьбы. Ну конечно, ведь у него своя дочь... Ах, если бы не тот ужасный пожар, в котором погиб её отец! Если бы не вина дядюшки в том пожаре, он бы и пальцем не пошевелил ради неё, а поскорей бы отправил в какой-нибудь далёкий монастырь.
- Я не знаю, что мне делать, - продолжала она изливать свою боль могильным плитам фамильного склепа. - И идти мне некуда. Не у кого просить помощи. И никто не приютит. Я не люблю Марлиса. Нет, он довольно привлекательный и серьёзный человек. Возможно, добрый... Но я знаю, что никогда не смогу полюбить его. Есть в нём, что-то отталкивающее, что-то гадкое, низкое... - Девушка поморщилась, представив, как этот навязанный ей будущий муженёк тянет к ней свои руки, целует... - Нет. Не хочу! Как можно жить без любви? Это неправильно. Не с ним связана моя судьба. Вдобавок, он старше меня на восемнадцать лет. А ещё я слышала от Боржемины, что её брат падок на женщин. Не пропускает ни одной юбки. Он такой же урод... Боже мой! ? Анабель в порыве закрыла лицо руками. - Ну, почему все мужчины такие уроды? Ответь мне, отец. В вас нет ничего человеческого по отношению к нам, женщинам! Бедная... Бедная моя мамочка...
***
Выйдя из кареты, Анабель пошла по безлюдной улице, велев кучеру оставаться на месте и ждать её возвращения. Ночь медленно опускалась на Левингсток и звёзды становились всё ярче и ярче.
Девушка шла одна, без сопровождения, не думая о возможной опасности стать жертвой бесчестных разбойников и грабителей... таких же мерзких ублюдков, какие двенадцать лет назад напали на её мать. Они надругались над молодой женщиной и перерезали ей горло. Анабель шла погружённая в свои тяжёлые мысли и не заметила как остановилась. Лишь почувствовала на себе чей-то взгляд. Пристальный. Жгучий.
Взгляд исходил с помоста. С жуткого места, на котором совершали казни и изощрённо наказывали преступников
Он - смотрел на Неё. Она - смотрела на Него. Глаза в глаза. Глаза в глаза. Он притягивал её к себе.
Заворожённая его взглядом, Анабель направилась к нему: безбоязненно, решительно.
Кто он - этот человек у столба позора? Зачем она идёт туда? К Нему?
Наверное, потому, что он также несчастен от безысходности и колодок, которые сгибали его под своей тяжестью.
В отличие от него, Анабель шла прямо, с грацией аристократки, на ней не было физических оков, но навязанное замужество не давало ей порхать вольной бабочкой. Не давало разогнуться, как ему деревянные колодки, в которые были закованы его руки и шея.
Взошла на помост.
Он был совсем близко.
Он смотрел на неё.
Непонимающе. Молча.
Сдвинул брови. Поджал губы, опустил взгляд, словно пряча лицо за своими чёрными, как вороновое крыло, волнистыми волосами: не гоже находиться в таком унизительном положении при женщине. Тем более - Ему.
Девушка пропала из его поля зрения. Мужчина лишь услышал её негромкий вскрик. Он чувствовал её спиной. Своей исполосованной розгами спиной, которая вдобавок ещё страшно ныла от согнутого положения.
- Какой ужас. За что Вас? - тихо спросила Анабель.
Теперь она снова стояла перед ним, и его взгляд чёрных глаз невольно пал на её грудь. Которая трепетала. Волновалась. От безысходности. От неудобного положения. От мужчины. От преступника.
- А тебе есть дело? - окатила неблагородная интонация...
ПРЕСТУПНИКА...
Анабель дёрнула головой, поведя тёмной бровью.
- Вы проявляете ко мне невежество, не отвечая на невинный вопрос.
- А если мне нечего ответить миледи.
- Вы не похожи на преступника.
- Разве? ? усмехнулся молодой мужчина, готовый уже расхохотаться.
- Неужели Вы грозный, но благородный разбойник Робин Гуд?
Он всё же рассмеялся от её глупости.
- Нет, - резко бросил незнакомец, - я не Робин Гуд. Робин Гуд жил ещё в двенадцатом веке в Англии, а мы с Вами в семнадцатом в Вильгерии. Я - никто.
- А имя у «никто» есть?
- Имя? Имя есть... Джеффрис.
- Где-то я его уже слышала. А Вы.., Джеффрис, не желаете узнать как меня зовут?
- Сгораю от любопытства, - сыронизировал узник позорного столба. - Только на помосте знакомиться - плохая примета.
- Почему?
- Миледи не догадывается? Знакомство - коротким будет, - опять сыронизировал он, имея в виду, что помост - место казни.
- Остроумно.
Девушка отвернулась, словно обидевшись. Отошла от него. Вновь пропала из его поля зрения.
Он злился. Внутри его всё кипело, бушевало.
- Моё имя Анабель Брейксторн, - тихо прозвучал в тишине голос девушки. - И завтра я выхожу замуж.
- Отчего же голос такой невесёлый? Не любишь счастливчика?
- Не люблю, - тут же последовал ответ. - О нём ходят дурные слухи. И... совсем не мил он сердцу моему. И предчувствие у меня... Предчувствие...
Она вернулась к узнику. Вновь стояла перед ним: хрупкая, нежная, подобно точёной статуэтке.
- И всё же, за что Вас приковали, за что били?
В складках её пышного тёмно-синего платья он разглядел висевший на поясе кинжал, ножны которого были замаскированы под украшение.
Этот кинжал его последняя надежда на спасение.
- До чего ж любопытная миледи. - Джеффрис поднял на неё взгляд. Грустный. И невинный. - Просто... - облизнул пересохшие губы, придумывая очередную небылицу. Уж столько у него этих небылиц, так что одной больше, одной меньше, - мой дядя - инквизитор. Он... ненавидит моего отца, которого Бог знает, где носит, и... считает, что из-за него казнили мою мать... Царство ей Небесное. Вот и... вымещает злость на мне... Я очень похож на него. На отца. Одно лицо.
- И только? - возмутилось доверчивое сердце юной наивной красавицы. - Дети не должны отвечать за грехи родителей. Это несправедливо!
- Справедливо - несправедливо... Чего уж..? - наигранно вздохнул он. - Завтра... голову отрубят...
- О, святые угодники!.. Нет! Это приказ Вашего дяди?
Глаза Анабель расширились от возмущения и ужаса, а узник опять тяжело и смиренно вздохнул, махнув закованной рукой:
- Пусть рубят. Надоело мне в башне тёмной сидеть... света белого не видеть... - Поднял глаза в темнеющие небеса. - За любую провинность - розги. Или калёным железом. Любит на мне пытки испытывать. А однажды, - Джеффрис вновь бросил на наивную деву невинный взгляд, - на дыбе растянул, за то, что с девушкой познакомился... Так что пусть рубят...
Безысходность!
Безысходность!
Безысходность!
Рождает... Безрассудство...
В свете городских факелов блеснул холодный клинок.
- Ты что делаешь? - выпалил Джеффрис.
- Освобождаю, не видишь! - бросила Анабель, с усилием перерезая кинжалом толстые верёвки, которыми были скреплены колодки позорного столба.
Этого он и ждал. Но зачем-то пытался отговорить, ведь за ним следит караул:
- Это безрассудство!
- Я помогу тебе. Ты поможешь мне.
Ты ведь поможешь? - настойчиво задала она вопрос, ткнув уже острием кинжала ему шею, и сообщила: - Левая сторона готова, милорд.
- Ни один уважающий себя мужчина не посмеет отказать в помощи женщине.
- Вы правильно воспитаны, Джеффрис. Несмотря на свою горькую судьбу.
Ещё несколько мгновений, и последняя верёвка перерезана.
СВОБОДА.
Наконец, он мог разогнуться. Выпрямить спину. Что и сделал, рыча, как дикий лев.
Не успел опомниться.
Блеснул клинок - перед самым его носом. И застыл, угрожая острием вонзиться в его горло.
Он смотрел в её глаза: Отчаянные. Испуганные. Безумные. Решительные.
Она смотрела в его адскую бездну. Хищную бездну матёрого волка.
Он стоял перед ней статный, красивый, мужественный. Но очень опасный. Очень. Очень. Очень...
ОПАСНЫЙ...
- Ты ножик-то убери. А то порежешься. Кожа у тебя нежная... - Джеффрис только хотел коснуться её руки, в которой она держала кинжал.
Но клинок блеснул и резко оказался у хрупкого запястья, угрожая перерезать благородные вены.
- Мне терять нечего, - выпалила Анабель. - Я убью себя, если ты меня тронешь. Я ведь знаю, что ты меня хочешь.
- Хочу, - последовал мгновенный ответ. - Очень.
Жрать. Спать. И пить. О бабе я сейчас думаю меньше всего.
Он дёрнул её за руку, потянув за собой.
- Мне больно! - вскрикнула девушка. Но он окатил её огненным взглядом:
- Что ты орёшь, как свинья недорезанная. Хочешь быть повешенной - за пособоничество преступнику?
- Что? Почему Вы позволяете себе говорить со мной в таком тоне? Вы показались мне благородным и очень несчастным...
- Миледи пожалела лукавого разбойника, благородство которого четвертовали калёной секирой! Я больше не... - нарочно замолчал, не желая раскрывать о себе ничего. - Идёмте, миледи. Вы ведь хотите, чтобы я Вам помог. Избежать. Замужества.
- Каким образом Вы будете мне помогать?
- Способ один... Замужество. Ведь я Вам понравился.
- Отнюдь, милорд!
- Отнекивайтесь сколь угодно. Чувство влюблённости столь возвышенно и столь редко, что лишь слепец не заметит его. И... Вам лучше отдать нож мне. Не подобают миледи мужские разборки. Я Вас не трону. Будьте покойны. Вы - не в моём вкусе. Я люблю женщин помясистей. Но обвенчаться придётся с Вами, синим цыплёнком.
- Да Вы мерзкий грубиян! Отпустите меня немедленно! - Вновь попыталась она вырваться из его хватки.
- Немедленно отпустите миледи! - крикнул приближающийся на лошади караульный.
Анабель и глазом не успела моргнуть как её кинжал вонзился в горло человека в форме.
Шокированная убийством, девушка засеменила за широким быстрым шагом матёрого разбойника.
Прикрыла рот ладошкой от ужаса:
- Ты убил его!
- А что ты хотела? - бросил Джеффрис в ответ, вытерев окровавленный клинок об одежду мертвеца. - Чтобы он убил меня? Тогда зачем освобождала?
Его голос звучал как ни в чём не бывало. И это пугало юную баронессу ещё сильнее.
***
Анабель дрожала то ли от холода, то ли от страха, то ли от стресса... Она скованно прижималась к его груди. Он чувствовал её напряжение. В его нос проникали тонкие нотки запаха розы, исходившие от её тёмных волос.
Лошадь убитого караульного несла их в неведомую даль. Точнее, неведомая даль - была для девушки, Джеффрис же отлично знал куда едет сейчас, и куда поедет потом.
Впереди появилось очертание католического каменного храма - церковь святого Бенедикта.
Джеффрис спешился. На его поясе болталась шпага в ножнах. И прикреплённый к поясу же - кинжал Анабель. Теперь девушка безоружна.
- Зачем Вы меня сюда привезли? - спросила она, нырнув в его руки, которые он протянул, чтобы снять её с гнедой.
- Обвенчаться и поесть, - последовал мгновенный ответ. - Церковники не откажут в куске хлеба голодному жениху.
- Да какой из Вас жених? Вид, как у разбойника... - устало поморщилась Анабель, следуя за его широким шагом. Девушка не представляла какой комплимент сделала своему странному знакомому. А вид у Джеффриса действительно был разбойничий: резкие жесты, грубость, злость - всё смешалось; белая батистовая рубашка с широкими рукавами была покрыта на спине пятнами крови и изодрана в клочья от розги, на лице лёгкая небритость, волосы, еле касающиеся плеч, растрёпаны ветром и казались дерзкими не менее, чем глаза - такие красивые, яростные и уставшие. - Вы, правда, хотите на мне жениться?
- Откровенно говоря.., - бросил он, остановившись, - надевать на себя хомут в виде несмышлёной девчонки - я не имею желания. Более того, узы брака для меня помеха. Но в то же время оставить в беде несчастную дурочку - мне мешает совесть.
На лице Анабель мелькнула улыбка.
- О-о, да Вы хотите принести себя в жертву, господин-разбойник. Это благородно. И похвально. Дом-то у Вас хотя бы есть?
- Укрытие, - последовал мгновенный ответ. - Вряд ли это можно назвать домом... Но под дождём не промокнем.
- Отлично... - убитым голосом произнесла баронесса.
***
Войдя в церковь, несчастные «влюблённые» опустились на колени перед священнослужителем, открывшим им дверь Дома Божия.
- Святой отец. Обвенчайте нас, молю! - выдавливая из себя слёзы, выдала Анабель. Мы с Джеффрисом очень любим друг друга, но мой отец... против. Я богата, он беден. Посмотрите, что с ним сделали. Покажи спину.
- Не стоит, любовь моя, - мягко ответил Джеффрис.
- Его секли розгами, - продолжала лживые изливания Анабель, - держали в кандалах, морили голодом и жаждой... хотели, чтобы он отказался от меня. Обвенчайте нас, тогда мой отец ничего не сможет ему сделать.
С этими словами девушка протянула священнику золотую брошь с бирюзой, которую отстегнула от своего красивого пышного платья.
- Обвенчайте, святой отец, - попросил Джеффрис, держа «любимую» за руку. Ему заплатить было нечем. Его кольца, к сожалению, забрал себе палач.
- Воля соединённых Господом сильнее воли родительской.
ГЛАВА 2.
Серое туманное утро заставило Анабель содрогнуться и открыть глаза от дрёмы. Она снова сидела на гнедой лошади с затёкшим от одной позы, телом, которым прижималась к горячей груди своего случайного и опасного супруга.
Место, где они сейчас находились не было похоже ни на поместье, ни на пещеру, ни на шалаш, как она представляла. Её зелёным глазам открылся дом. Каменный. Двухэтажный с высоким крыльцом, обнесённый забором. Деревья - клёны и ели, как высокие грозные стражи, скрывали его от посторонних глаз. Сад - заброшенный - теперь за ним ухаживала лишь сама природа, поливая его проливным дождём.
- Это и есть Ваше «укрытие»? - спросила она, не скрывая удивления.
- Оно самое.
Уставшие и сонные они сползли с лошади, вернее, сползла она прямо в руки Джеффриса.
Девушка простонала:
- Боже, у меня всё тело затекло... Вообще-то я представляла, что мне придётся жить в холодной пещере, - мягко улыбнулась она от неудобства, что такая наивная. - Спать на соломе... И разводить костёр...
- Здесь прекрасный камин, Анабель. И мягкая постель. Идём. - Джеффрис взял её за руку, уже негрубо, как на городской площади. - Конечно, это не дворец, к которому ты привыкла, но вполне пригодное для жизни место. - Он распахнул перед ней дверь - деревянную и обитую железом. - Об этом доме никто не знает. Появляюсь здесь я редко.
Мрачные ожидания девушки, к счастью, опять не оправдались - внутри было довольно уютно, но холодно оттого, что здесь уже давно никто не жил. Много мебели, правда, роскошеством она не отличалась, а баронесса привыкла к красивому и помпезному барокко.
- Вы его купили? - поинтересовалась Анабель, осматривая каменные тёмные стены, на одной из которых на деревянной панели были скрещены две шпаги. У другой действительно был камин, напротив него два тёмно-зелёных кресла с высокой спинкой. Джеффрис как раз находился у одного из них.
- Этот дом принадлежал одному моему очень хорошему и верному другу. Полтора года назад его не стало. Он завещал его мне.
- Я надеюсь, Вы его не убили? - в голосе Анабель проблеснул сарказм.
Она повернулась к нему лицом. Они смотрели глаза в глаза. Глаза в глаза...
