— Видел бы тебя сейчас твой супруг, — усмехнулся Рихард. — Он вечно думает, что ты у него забитая и скромная.
— Он бы меня не узнал, — покачала головой Анна. — Понимаешь ли, когда муж дома, пусть думает за всех сам, в конце концов, так заведено, а вот пока его нет, за главную я. Тогда и мне приходит время говорить.
— Вы мудрая женщина, пани Вишнивецкая, — Влад уважительно склонил голову. — Что ж, мы вас слушаем.
— Я немного понимаю из ваших разговоров в Сейме, признаться. Но в кулуарах часто звучать речи на польском, и из них зачастую можно узнать многим больше. Многие считают, что наша армия не продержится и дня, потому что не сможет удержать стригоев в Карпатах, а дальше нас станут оттеснять всё ближе и ближе к Варшаве, только и всего, — Вишнивецкая заговорила быстро, чётко, ненадолго сбрасывая маску покорной и кроткой княгини, способной заниматься только домом и детьми.
— И дальше они наткнутся на небольшое препятствие в виде солнца, — ухмыльнулся Рихард. — Я прав, Раду?
— Прав да не прав. Дело к глубокой осени, скоро небо затянется тучами так, что никакой ветер их не прогонит. А этого вполне достаточно для дневных перемещений. Безусловно, днём они слабы… Но как только на землю опустятся первые сумерки и заволокут горизонт… Берегитесь, — ответил тот, задумчиво глядя перед собой.
— В чём состоит опасность? — Вацлав поднялся и прошёлся по комнате туда-сюда, стараясь как можно лучше скрыть своё волнение. — Где я ещё ошибся?
— Не корите себя так, в конце концов, никто не совершенен, — Ливиану тоже встал, приблизился к нему, положил тонкую руку на плечо. — Так вот. Стригои могут обращаться зверями, могут долго сражаться, они почти не чувствуют усталости. Я уверен, Мнишек не поскупится на кровь для них, уж он-то может. Как следствие, это будут очень хорошие и способные убийцы, — он помрачнел. — Они придут мстить, ведь вампиры так долго не воспринимали их всерьёз… Вы, господа хорошие, знатно нарвались.
— Их можно понять, — подала голос Анна, вновь вернувшаяся к своему делу. — Я могу их понять.
— Ты давно уже не служанка, — Левандовский внимательно посмотрел на неё.
— Я была служанкой. Я хорошо знаю, что такое косые взгляды и перешёптывания за спиной, — Вишнивецкая повела плечами, будто отгоняя от себя неприятные воспоминания. — Так что…
— Пани Анна несказанно права, — заметил Раду. — Послушайте её, если мой печальный опыт уже забыт.
— Прости, — Влад коротко глянул на брата и вновь отвернулся к окну.
— Тебе как раз не за что извиняться, Влад, — Ливиану мягко улыбнулся ему. — Вернёмся, собственно, к Фабиану. Если мрачные предсказания моего брата окажутся правдой, — он сделал страшные глаза, чтобы рассмешить Анну и Рихи, — то кому-то придётся становиться во главе войска.
— И кому же? — Вацлав фыркнул. — Вас, пан Ливиану, они точно не станут слушать.
— Но могут послушать домнуле Вишнивецкого, — Раду обернулся к Анне. — Доамна Вишнивецкая, они ведь с вашим мужем хорошие друзья?
— Да, это верно, — та кивнула. — Они действительно неплохо общались, как мне кажется. А что?
— Боюсь, мне придётся забрать у вас вашего мужа на время и направить его ближе к полю битвы, в наш лагерь. Пусть посмотрит, что там и как, проверит оружие. Обещаю, что он вернётся к вам в целости и сохранности, милая доамна, но придётся вам немного подождать, — мягко ответил Ливиану. — Вы мне простите это?
— Да что я, не понимаю что ли… — Вишнивецкая тихонечко вздохнула. — Вы мне Рихи оставьте, а там поживём.
— Ой, я и сам хочу быть рядом с тобой! — Милинский придвинулся ближе к ней и обнял. — Никуда я не уеду, что ты. Кто же тебя будет защищать, если что случится?
— Ах, ты такой милый, — Анна ласково погладила его по голове. — Вот видите, как выходит.
***
Матиуш ещё раз перечитал письмо от Вацлава и бросил в камин, застыл, глядя, как огонь съедает хрупкую бумагу. От этой переписки не должно было остаться и следа, а потому Вишнивецкий покинул гостиную, только когда убедился в том, что всё окончательно сгорело. Ни буквы, ни клочка, ведь они представляли из себя большую тайну.
Он гостил у тётки уже неделю, толком не зная, что происходит в Варшаве, и только это послание хоть как-то разъяснило то, что там творилось и решалось. Его, князя Вишнивецкого, отправляли в действующее войско — командовать и проверять оборону. Матиуш ранее ничем подобным не занимался, но теперь был совершенно не прочь попробовать, тем более что ему обещали Велислава в качестве посильной помощи. Конечно, он не хотел оставлять Анну, ведь ему вечно не хватало её, но долг есть долг. Вишнивецкий пообещал себе, что как только всё это закончится, они на несколько месяцев уедут куда-нибудь очень далеко, чтобы просто насладиться друг другом и любить.
— Соколик, — голос тётушки прервал его мысли, — что-то случилось? Ты такой задумчивый, такой печальный…
— О, тётя, — Матиуш подошёл к ней и обнял. — Нет, всё… в порядке. Всё хорошо, — он подвёл её к креслу и помог сесть. — Вы вроде бы спать ложились. Я вас разбудил?
— Ну что ты, Матысек, нет, вовсе нет. Просто старая стала, сон уж не идёт. Знаешь, как говорят? На том свете отдохну… — Телимена тихо рассмеялась. — Ну полно, я ещё поживу, что ты так волнуешься?
— Не шутите так, — Вишнивецкий болезненно улыбнулся.
— Ну прости, прости, — Руцевич сжала его руку. — Хорошо хоть тебе смерть нестрашна…
Матиуш непонимающе посмотрел на неё, и Телимена с лёгкостью прочла в его глазах удивление и испуг.
— Да, я знаю, что ты вампир, — мягко продолжила она. — Я сразу это поняла, научена уже.
— Откуда вы… — Вишнивецкий не верил своим ушам. — Тётя, как же…
— О, всё просто, — та слабо улыбнулась и прикрыла глаза. — Помнишь, как я вам с Анной всё объяснить пыталась про любовь и вот… всё остальное? Такое сложно забыть, наверное, — она немного помолчала. — Я дважды была замужем, и первый мой муж был человек невиданный. Как я его любила!.. Ты бы только знал, Матысек, что это было за чувство. Я думала, что я самая счастливая на свете, раз мне так хорошо. Но всё это рассыпалось в прах… — он печально опустила голову, прижала руки к сердцу, словно безмерно тосковала. — Его звали Войцех Руцевич, думаю, понятно, чью фамилию ношу второй. Войцех… Он, как и ты, увлёкся этим всем, он всё время что-то читал, изучал… А потом он просто исчез! Я только через год, уже будучи супругой твоего родного дяди, узнала, кем Войцех стал. Вампиром, да. Мы виделись в последний раз около тридцати лет назад, наверное, ты только-только родился. Он тогда сказал, что тебя ждёт великое будущее. Я с тех пор боялась, пыталась оградить… Думаю, ты поймёшь, почему.
Матиуш сидел недвижимо, поражённый её рассказом. Он не произнёс ни слова, лишь крепко обнял тётю, только теперь осознавая весь смысл её ворчания и беспокойства. Он не ожидал такой истории и теперь пытался свыкнуться с ней.
— Я тебя испугала? — Телимена мягко потрепала его по волосам. — Матысек, соколик, не стоит. Это прошлое, старое, ты же так это не любишь, чего переживать.
— Мне просто вас жаль, тётушка, — прошептал Вишнивецкий. — Очень и очень жаль, потому что это… это как если бы я теперь бросил Анну. Мне вдруг стало страшно.
— Нет, ты не такой, ты не тот, что вечно смотрит в небо и мечтает о крыльях. Да, ты много чем интересуешься, но ты прочно привязан к земле. И к жене и сыну, — покачала головой та. — Это дорогого стоит, мой милый племянник.
***
Эржебет, убедившись, что Андраш уснул, тихо отошла от двери и оперлась на прохладную стену. Уже который месяц её мучило непонятное, но по-своему нежное и тёплое чувство. Она не солгала сыну, сказав, что это не любовь, это, конечно, рядом не стояло с такой силой, но всё-таки привязанность и симпатия к Книнскому принцу, Дарко Верешу, у неё были.
Батори вспоминала далёкий бал тысяча семьсот сорок пятого и бессмысленно улыбалась. Их танец, разговор, поцелуй, обещание — всё это складывалась в какую-то прекрасную и короткую тайну, почти что чудо, о котором никому нельзя было говорить.
— Обещайте, что напишете.
Эржебет мучительно тяжело вздохнула, решаясь. Она знала, что идёт война, знала, что они вроде как враги, знала, что между ними вряд ли что-то может быть… Но она всё равно дошла до своих покоев и неуверенно взялась за перо. В конце концов, разве она не знала, как это бывает? Сначала люди воюют, втаптывая друг друга в грязь, а потом заключают мирный договор, закрепляя его каким-нибудь ненужным браком. Только и всего. Это вовсе не война чести, не война за правое дело, нет. Это лишь война… Интересов? Более того… Дядя как-то отмечал, что они воюют вовсе не с Дарко, что тому достаточно лишь отомстить нескольким конкретным людям, не более, а вся беда только в Станиславе. Это тоже было аргументом в пользу письма.
Она не знала, как начать, чтобы это выглядело правдиво. Эржебет много притворялась, много прятала свои чувства, свою боль, она разучилась уже отличать, где врёт и играет, а где говорит честно. Исключением, пожалуй, был только Андраш, и теперь Батори очень хотела, чтобы и Верешу ей удалось сказать всё искренне.
Эржебет опустилась за стол, пододвинула канделябр к себе, коснулась бумаги. Нетвёрдой рукой обмакнула перо в чернильницу, занесла над листом.
Что написать?
А что Бог на душу положит.
«Ваше Высочество, я дала вам обещание, — написала она, внутренне дрожа от волнения, как влюблённая девочка. — И вот теперь я исполняю его. Я и впрямь не играю, когда складываю эти строки, и прошу вас, Ваше Высочество, мне верить, думаю, вы мне не откажете в этом, ведь до того я ни о чём не заикнулась. Мне не нужен весь мир, мой Принц, мне вовсе не нужны золотые горы и высокие дворцы, нет. Я хочу, чтобы вы это запомнили и не забывали впредь. Если вы захотите видеть меня чем-то большим, нежели просто гостьей на ваших балах, то вам придётся доказывать свои намерения иначе. Я, конечно, знаю, что и вы во мне ищете не красоту и не усладу, не ловкий ум и хитрость, не связей. Вы ищете во мне, Ваше Высочество, покой. Вовсе не сложно его дать, клянусь. Но он сам по себе ужасно дорог, и я хочу знать, что дарую вам его не зря, — Эржебет перечитала уже написанное, ненадолго задумалась, порывая сжечь, но всё же сдержалась и продолжила. — Вам ведь не покажется это большой дерзостью? Признаться, я наношу на бумагу все эти слова и невольно боюсь, что они кажутся излишним кокетством и большой глупостью. Но нет, это не так, во всяком случае, я смею на это надеяться. Я долго думала, прежде чем написать вам, и то, что вы прочтёте, является отражением всех тех чувств, что меня сейчас обуревают. Я хочу говорить с вами вне войн, вне распрей, вне политики. И я надеюсь, вы это учтёте, отвечая мне, Ваше Высочество, — она замерла, не зная, как закончить, не зная, надо ли это теперь вообще отправлять, всё ей казалось неестественным, неправильным, необдуманным. Но вместе с тем что-то было в этих строках чувственное и нежное, что Бет стало жаль их. Она дрожащими руками запечатала письмо и кликнула служанку, чтобы та его унесла.
В ту же ночь в сторону сербских Карпат полетел голубь, к ноге которого был привязан небольшой свёрнутый листок.
***
— Я примчался, как только смог, — Матиуш крепко прижимал жену к себе, та обвила его шею руками и счастливо улыбалась, чувствуя, как его тёплые ладони проходятся по спине вверх-вниз и почти что игриво задевают завязки платья.
— Завтра выступаем, — буднично отвечал Вацлав, стоя у окна и глядя, как катятся по стеклу капли дождя. — Нам нужно торопиться, Влад говорит, что над Фабианом висит огромная опасность, и мы не в силах её отвести.
— Влад не обладает даром предвидения, он основывается лишь на собственной логике, — Вишнивецкий ласково поцеловал Анну в затылок, опустился в кресло, усаживая любимую к себе на колени. — Он, безусловно, часто бывает прав, но не всегда же.
— Насколько я знаю, ни Велислав, ни Рихард ничего подобного не… предсказывали. Так что в твоих словах есть доля правды, — ответил Левандовский. — Признаться, Славеку я верю больше, уж если на то пошло. При всей своей нелюбви к Фабиану я надеюсь, что он всё-таки останется в порядке.
— Фабиан неплохой человек, — обронила Анна, положив голову мужу на грудь и уткнувшись носом в шею. — Правда, Матиуш?
— Да, душа моя, — Вишнивецкий ласково улыбнулся ей. — Но, смерть, солнышко, зачастую не смотрит на личные качества.
— А это очень жаль, — заметила та, печально опустив взгляд.
— Наутро Велислав заедет к вам, и вместе с ним отправишься в лагерь, — заключил Вацлав. — И будь, что будет. Dum loquimur, fugerit invida aetas: carpe diem, quam minimum credula postero.
— Гораций? Да, он очень верно выразился, — кивнул Матиуш, тяжело вздохнув. — Знаешь, я бы действительно хотел жить настоящим, но увы, война рождает редкостных чудовищ, что заставляют пытаться угадать будущее и следующий их шаг.
***
Фабиан велел отряду замедлиться и вести себя как можно тише, но не разворачивать лошадей: он издали заприметил дым небольшого костра и заслышал бойкий румынский говор — то были стригои, видимо, остановившиеся на привал после долгого горного перехода.
— Поедем, пан Концепольский, — бросил кто-то из солдат. — Чего размениваться, там лишь маленький отряд, какой нам смысл на них нападать и тратить силы?
— Позабавиться. Может, сумеем узнать что-то ценное, у них что короли, что простые воины передвигаются скромно, не то что у нас, — усмехнулся тот. — Разомнёмся, да и наши сабли заскучали без дела, разве нет?
— По тонкому мосту ступаете, мопанку, — с сомнением ответили ему. — Я слышал, среди птиц прошёл разговор, что сюда направляется сам Драгош Микулэ. Всем известны его скромность и скрытность, но не приведи дьявол нам ему попасться.
— Драгош Микулэ мне и в подмётки не годится, — горделиво, но уж слишком храбрясь, испытывая судьбу, фыркнул Фабиан. — Он всего лишь правая рука главы захудалого клана, который, вопреки всем доводам, пока жив и никому роздыху не даёт. Ты же знаешь, что у Микулэ в подчинении всего одна крепость, тоже мне великий властелин и воин.
— Он искусен во владении оружием, он хитёр и умён, поберегитесь, — солдат говорил со знанием дела, но его, конечно же, не воспринимали всерьёз.
— Налетай, — зычно крикнул Концепольский, уже предчувствуя лёгкую победу и пир. — Порезвимся, мы-то с вами не коронное войско!
Они быстро достигли небольшого лагеря, громко переговариваясь и хохоча, почти что шутя убили часового — мальчишку, недавно получившего становление, окружили сидящих у костра. Концепольский, предпочитавший для начала поиграть с жертвой, и только потом её убить, подъехал к невозмутимо сидящему у костра стригою и оглядел его. Тот был худ, скорее всего высок, носил длинные рыже-каштановые волосы. В его голубых глазах, один из которых был подёрнут слепотой, плескалось что-то дикое и очень опасное, но внешне он оставался спокоен.
