– Но можно странствовать по миру, не взваливая себе на спину лишний груз!
– Тяжесть на плечах не так страшна, как тяжесть на душе. А ты мне нравишься, хоть и бестолкова до крайности. Тебе не стоило покидать свой дом, и я хочу, чтобы ты туда возвратилась. Еще не поздно повернуть обратно, рыжая Фейн.
– Мне нужно попасть в лесной монастырь, – я говорила так твердо, как это возможно для человека, вольготно расположившегося на чужой спине.
– И что ты там надеешься найти?
– Это не твое дело, Хорвек.
– Значит, ты все-таки не веришь, что я демон, – усмехался он. – От демонов у тебя секретов нет…
В таком же духе проходили все наши беседы, и вскоре я, поддавшись равнодушно-легкому тону, заданному Хорвеком, начала ловить себя на мысли: «И впрямь, какая разница, Рекхе это или нет?». Размышления о том, кем может оказаться мой помощник, если первая моя догадка неверна, я старательно отгоняла, хоть и понимала, что поступаю все опрометчивее и опрометчивее. Но из-за них в мой душе словно появлялся черный бездонный колодец, похожий на тот, где обитал господин подземелий. Что-то подсказывало мне: поддаться растерянности и замереть на месте, как кролик, загипнотизированный змеей, будет самой страшной ошибкой.
Около полудня мы сделали привал на берегу небольшой речушки, куда нас вывел старый тракт: какой-то крестьянин, повстречавшийся на нашем пути, сказал, что здесь проходит более короткая дорога к монастырю, непригодная для тяжелых повозок, но вполне удобная для пеших странников.
Погода стояла чудесная – прохладная, ветреная, но солнечная. И до того со мной случалось, что окружающий мир вдруг казался дивно прекрасным, а от бега облаков и дрожания зеленой листвы замирало сердце. Но сегодня я ощущала каждый луч солнца, каждый порыв ветра особенно ясно: в блеске серебристых листочков осин я видела мерцание крылышек лесных фей, а в солнечной ряби на воде – сверкающую чешую русалок. Сначала мне подумалось, что все это из-за недавней болезни, заставившей меня столько времени провести в постели, но случайно взглянув на Хорвека, опустившего руки в речную воду, я поняла: это его настроение удивительным образом передалось мне. Кем бы ни был бродяга, он действительно радовался и солнцу, и ветру, и течению темной речной воды, пусть радость эта была тиха и отдавала горечью.
Во время наших с дядюшкой странствий я не раз видала лихих ребят вроде Хорвека – это была особая порода людей, появляющаяся средь бела дня в городе лишь для того, чтобы прокутить свой нечестный ночной заработок. Кто-то из них был черен лицом, кто-то – бел, разукрашен пестрыми рисунками или несуразными побрякушками – они словно показывали, что им нет дела до обычаев тех краев, куда их завела кривая дорожка, и единственная их родина – это бесконечная дорога. Хорвек, казалось, внешне ничуть не отличался от этого племени вечных странников – такой же жилистый, битый жизнью и людьми, диковатый и временами походящий на лесного или полевого духа. Вот только лицо у него не было отмечено печатью жадности до удовольствий, проявляющейся обычно у бродяг при виде денег, еды и вина, а глаза всегда оставались холодными и спокойными. Вкрадчивый и тихий голос точно так же не подходил к его внешности, как и отрешенность, с которой он воспринимал все, что встречалось на нашем пути.
Задумавшись обо всех этих странностях, я рассматривала Хорвека, словно диковинное животное, но так и не нашла ясного ответа на свои вопросы. Переведя взгляд на свои запылившиеся ноги, на замызганный подол платья, я вздохнула – вода манила и меня. Ополоснуть лицо, горевшее от солнечных лучей и ветра, постоять в прохладной воде у берега, чтобы боль в ногах унялась хоть ненадолго…
Хорвек, оглянувшись, без труда угадал, отчего на моем лице застыло страдальческое выражение.
– Уж не думаешь ли ты, что меня взволнует вид твоих босых ног или что-либо другое после того, как я полдня тащил тебя на своей спине? – насмешливо промолвил он. – Купайся сколько твоей душе угодно, я не стану за тобой подглядывать. Но если ты начнешь тонуть или же какая-то водяная нечисть захочет утянуть тебя в омут, то, надеюсь, у тебя достанет ума позвать на помощь…
Конечно, мне не стоило полагаться на слова какого-то бродяги – или даже демона! – но я с радостью согласилась с его доводами и, отойдя чуть в сторону, с наслаждением принялась брызгать водой себе в лицо, оставив всю свою нехитрую одежду на берегу.
Заслышав плеск воды в той стороне, где остался бродяга, я поняла, что он тоже решил искупаться, и, замирая от страха и стыда, тихонько высунула нос из камышей: мне подумалось, что если мой новый знакомец – демон Рекхе, то у него вполне может обнаружиться хвост или иное непотребство. Однако краснеть от смущения мне пришлось совершенно зря – из того, что я смогла разглядеть, ничто не указывало на нечеловеческую природу Хорвека. Вконец разозлившись на саму себя за дурацкое любопытство, я попятилась и зашуршала камышами. Бродяга не мог не услышать этот звук, но, словно не желая ставить меня в еще более неловкое положение, и ухом не повел. Я перевела дух, и еще долго плескала себе в лицо холодной водой, пытаясь прогнать предательскую красноту со щек.
Затем я сидела на берегу рядом с Хорвеком, закутавшись в плащ. Мое кое-как постиранное платье сушилось на ветвях кустов. В котелке вновь булькала каша, над водой летали стрекозы, среди листвы трещали и чирикали какие-то лесные птицы, а за излучиной реки виднелось поле, подернутое голубоватой дымкой… Мир казался таким чудесным, что я на время позабыла, зачем отправилась в этот путь, точно так же, как выбросила из головы более разумную мысль: дядюшка Абсалом и прочие мои знакомые непременно испугаются до смерти, когда узнают, что я продолжила свой путь в монастырь после нападения разбойников, да еще и в компании какого-то дикого оборванца.
Но еще удивительнее было другое – после небольшой передышки я встала на ноги так легко, как это мне не удавалось с начала болезни. Нет, мне все еще с трудом давался каждый шаг, однако еще недавно я была куда слабее!
«Колдовство! – подумала я, не понимая, от испуга или от радости забилось быстрее мое сердце. – Что же это значит? Ах, как жаль, что я ничегошеньки не понимаю в колдовских делах! Быть может, ведьма забавляется со мной? Она может принять любое обличье, может подослать ко мне какое-то магическое создание из числа своих подручных… Но избавиться от меня ей легче, чем прихлопнуть комара! Неужели она играет со мной, как кошка с мышкой? А если это Рекхе, то стоит ли верить в его бескорыстную помощь?».
Но вновь меня отвлекали то птицы, пролетающие над нашими головами, то дикие лесные козы, перебегающие старую дорогу, и мне казалось, что я попросту отправилась на неспешную прогулку, наконец-то вырвавшись из каменного нутра таммельнского дворца, камни подземелий которого теперь были испачканы моей кровью. Когда тени между деревьями стали глубже и чернее, как это бывает под вечер, я испытала приступ страха – ночлег в лесу наедине со странным, едва знакомым человеком, который, быть может, и не человек вовсе… нет, моего ума хватило на то, чтобы сообразить, какой опасности я себя подвергаю. Но не успела я как следует поразмыслить, как меня отвлек вид глубокой царапины на руке Хорвека: он отвел в сторону колючую ветку, нависшую над дорогой, чтобы я смогла пройти, не наклоняясь.
«Его кровь похожа на человеческую… – подумала я, зачарованно глядя на кровоточащую рану. – Говорят, у демонов кровь черна. Но можно ли верить своим глазам? Что, если из его раны сейчас сочится страшный яд?»
Хорвек заметил мой пристальный, встревоженный взгляд и правильно истолковал его.
– Это обычная кровь, Фейн, – мягко произнес он. – Смотри – она падает на траву, и трава не чернеет, да и земля не горит. Я человек, такой же, как и ты. Какие еще признаки темной силы ты во мне ищешь? Клыки? Когти?.. Отсутствие тени? Посмотри – вот она. Видишь – я не бессмертен, мой век так же недолог, как и твой. И у меня нет другого облика.
– Всегда ли так было? – спросила я, торопясь использовать миг откровенности, который, как мне показалось, случился между нами.
– Так всегда будет, – ответил мне Хорвек.
Спали мы, тесно прижавшись друг к другу, – ночь была по-осеннему холодной, промозглой. «Пообещай, что ты не выпьешь мою кровь, когда я усну!» – сурово приказала я Хорвеку перед тем, как улечься рядом, и он рассмеялся: «Ты продолжаешь верить обещаниям клятвопреступника?». Но затем, поняв, что я и в самом деле напугана, прибавил куда серьезнее: «Если бы я нуждался в твоей крови, то взял бы ее, а не тащил тебя на своей спине день-деньской». Это меня успокоило – в самом деле, кем бы он ни был, я давно уже находилась в полной его власти.
Под утро начался мелкий, тихий дождь и я, наспех съев ломоть зачерствевшего хлеба, отправилась в путь вслед за Хорвеком, едва рассвело. Непогода усиливалась, но около древней дороги не селились люди, и нам негде было попросить приюта.
Тот лес, в чащобу которого завела нас дорога, был стар и тих – я повсюду видела отметины, показывающие, что некогда здесь почитали лесных духов: высокие камни с грубыми узорами; поросшие папоротником и мхом основания древних каменных башен; зеленые холмы, форма которых была слишком правильной для того, чтобы посчитать их творением природы… Однажды, услышав шорох за спиной, я оглянулась, и мне показалось, что в колючих зарослях ежевики замерло высокое рогатое существо, едва различимое за пеленой дождя.
– С чего бы этим монахиням забираться в такую глушь… – пробормотала я. – Тут нелюдей наверняка в сотню раз больше, чем людей!
Тут мне подумалось, что лесным духам наверняка бы не понравилось, забреди в их владения демон, – как это разгневало духов дворца. Но я не чувствовала ничего недоброго – во взглядах тех, чьи глаза порой блестели в зарослях, как дождевые капли, светилось лишь любопытство. По этой дороге давно уже никто не ходил, и лесным созданиям мы наверняка казались странными гостями. Так кем же был Хорвек? Как он смог обмануть духов? Неужели демон сумел изменить свою природу?
В следующий раз мы остановились у старой каменной стены, самую малость защитившей нас от дождя. Когда-то на нее упало большое дерево, образовав своими ветвями подобие крыши, – вьющиеся растения со стены тут же добрались туда, оплетя все сплошной густой сетью. Хорвек развел небольшой костер, около которого мы немного просушили наши плащи и обувь.
– Я так устала… – вырвалось у меня, и я тут же умолкла, ожидая язвительного замечания: «Но ты же собиралась дойти в одиночку!». Однако Хорвек жестом указал, чтобы я поближе придвинулась к огню, и уверенно заявил, что лесной монастырь должен быть совсем неподалеку. Я задремала, прижавшись к нему, а когда костерок погас окончательно, мы опять зашагали по дороге, и я снова удивилась тому, как прибавилось силы в моих ногах.
Случайно ли мой спутник угадал, что конец нашего пути близок, просто желая меня подбодрить, или же куда лучше знал лесные тропы, чем пытался показать, но и в самом деле мы вскоре вышли на наезженную дорогу. А спустя час-другой я услышала печальный звон колокола – смеркалось, и монахинь созывали на вечернюю молитву.
Сама лесная обитель оказалась небольшим каменным строением, которое окружала стена, некогда украшенная коваными решетками, но сейчас почти полностью скрытая под побегами плюща и дикого винограда. Многоскатная черепичная крыша позеленела ото мха, и издали казалось, что на пригорке возвышается исполинский трухлявый пень, а не человеческое жилище. Солнце, почти скрывшееся за лесом, бросало последние полосы света на дорогу, словно поторапливая меня, – лесная тьма наступала и готова была поглотить путника, не успевшего найти приют в стенах монастыря.
– Твоя цель рядом, – Хорвек остановился у края небольшого поля, окружающего монастырь. – Если ты не передумала – иди. Надеюсь, ты хорошо знаешь, о чем собираешься просить здешних богов... или людей…
– Ты не пойдешь со мной? – я испытующе смотрела на него.
– Нет, пожалуй, мне не место рядом с монахинями, – рассмеялся он. – Но не торопись вновь обвинять меня в том, что я беглый демон. Сама посуди, стоит ли в моей компании показываться на глаза благочестивым сестрам, если ты желаешь с ними поладить?
Возразить на это было нечего. Разрисованный с ног до головы дикарь, украшений на котором было больше, чем на иных ярмарочных прилавках, действительно показался бы обитательницам монастыря – да и не одним им – странным спутником. Вряд ли Хорвеку удалось бы уверить даже глупейшего из простофиль в своей набожности, честности намерений или миролюбивости.
– Что ж, тогда мне остается поблагодарить тебя, – я протянула ему руку, и, несмотря на то, что мы не раз касались друг друга за время нашего небольшого путешествия, это простое движение отчего-то стоило мне усилия над собой. – Без тебя я не смогла бы сюда добраться.
– Возможно, это было бы к лучшему, – ответил он, пожимая мои пальцы как-то особенно осторожно.
– Когда я отправлюсь обратно в Таммельн, ты… ты снова появишься? – решилась спросить я, сама не зная, какой ответ встревожил бы меня больше.
– А ты хочешь, чтобы я появился? – не стал облегчать мои душевные терзания Хорвек.
И пока я вновь пыталась то ли доказать самой себе, что Хорвек – демон, то ли опровергнуть свою догадку, чтобы испугаться еще более, мой предательский язык сам по себе произнес:
– Да.
– Тогда я подожду тебя, – ответил он и не прощаясь шагнул куда-то в сторону, бесшумно скрываясь в лесной чаще.
И я, не помня себя от внезапного приступа смущения, в одиночестве направилась к воротам, рядом с которыми висел начищенный медный колокол – с его помощью путники подавали знак обитательницам монастыря о своем приходе. Над ним я увидела табличку, надпись сообщала: здесь рады любому честному гостю и готовы предоставить кров уставшему в дороге путнику. Быть может, я не могла считаться честным гостем, но определенно выбилась из сил и продрогла, оттого с чистой совестью дернула за веревку.
Вскоре отворилась небольшая дверца, и милейшая тетушка в строгом одеянии тут же впустила меня внутрь, не переставая охать и сочувственно вздыхать, – должно быть, выглядела я ужасно: промокшая до нитки, проголодавшаяся, да еще и опирающаяся на костыли.
Возможно, боги захотели показать мне, что моя неприязнь к их служителям не столь уж оправдана: монахини из лесной обители оказались добрейшими созданиями, хоть и излишне суетливыми. Не успела я в двух словах описать, как подверглась нападению разбойников, в моих руках появилась стопка чистой одежды, пахнущей лекарственными травами, а в гостевой комнатушке я нашла достаточное количество горячей воды, чтобы привести себя в порядок.
Меня любезно позвали к общему столу, накрытому к ужину, и я в подробностях рассказала, как бессовестные грабители угнали повозку с припасами для лесной обители. Умолчала я только о помощи Хорвека да о том, что видела, как брат Жиром улепетывал с таинственным сундуком. Что-то мне подсказывало: монахи решили обстряпать это дельце себе на пользу, и любой, посмевший утверждать, будто главная ценность не досталась разбойникам, станет их личным врагом. Мне же было достаточно того, что во враги я сама себе назначила могущественную и безжалостную колдунью.
– Тяжесть на плечах не так страшна, как тяжесть на душе. А ты мне нравишься, хоть и бестолкова до крайности. Тебе не стоило покидать свой дом, и я хочу, чтобы ты туда возвратилась. Еще не поздно повернуть обратно, рыжая Фейн.
– Мне нужно попасть в лесной монастырь, – я говорила так твердо, как это возможно для человека, вольготно расположившегося на чужой спине.
– И что ты там надеешься найти?
– Это не твое дело, Хорвек.
– Значит, ты все-таки не веришь, что я демон, – усмехался он. – От демонов у тебя секретов нет…
В таком же духе проходили все наши беседы, и вскоре я, поддавшись равнодушно-легкому тону, заданному Хорвеком, начала ловить себя на мысли: «И впрямь, какая разница, Рекхе это или нет?». Размышления о том, кем может оказаться мой помощник, если первая моя догадка неверна, я старательно отгоняла, хоть и понимала, что поступаю все опрометчивее и опрометчивее. Но из-за них в мой душе словно появлялся черный бездонный колодец, похожий на тот, где обитал господин подземелий. Что-то подсказывало мне: поддаться растерянности и замереть на месте, как кролик, загипнотизированный змеей, будет самой страшной ошибкой.
Прода -25-
Около полудня мы сделали привал на берегу небольшой речушки, куда нас вывел старый тракт: какой-то крестьянин, повстречавшийся на нашем пути, сказал, что здесь проходит более короткая дорога к монастырю, непригодная для тяжелых повозок, но вполне удобная для пеших странников.
Погода стояла чудесная – прохладная, ветреная, но солнечная. И до того со мной случалось, что окружающий мир вдруг казался дивно прекрасным, а от бега облаков и дрожания зеленой листвы замирало сердце. Но сегодня я ощущала каждый луч солнца, каждый порыв ветра особенно ясно: в блеске серебристых листочков осин я видела мерцание крылышек лесных фей, а в солнечной ряби на воде – сверкающую чешую русалок. Сначала мне подумалось, что все это из-за недавней болезни, заставившей меня столько времени провести в постели, но случайно взглянув на Хорвека, опустившего руки в речную воду, я поняла: это его настроение удивительным образом передалось мне. Кем бы ни был бродяга, он действительно радовался и солнцу, и ветру, и течению темной речной воды, пусть радость эта была тиха и отдавала горечью.
Во время наших с дядюшкой странствий я не раз видала лихих ребят вроде Хорвека – это была особая порода людей, появляющаяся средь бела дня в городе лишь для того, чтобы прокутить свой нечестный ночной заработок. Кто-то из них был черен лицом, кто-то – бел, разукрашен пестрыми рисунками или несуразными побрякушками – они словно показывали, что им нет дела до обычаев тех краев, куда их завела кривая дорожка, и единственная их родина – это бесконечная дорога. Хорвек, казалось, внешне ничуть не отличался от этого племени вечных странников – такой же жилистый, битый жизнью и людьми, диковатый и временами походящий на лесного или полевого духа. Вот только лицо у него не было отмечено печатью жадности до удовольствий, проявляющейся обычно у бродяг при виде денег, еды и вина, а глаза всегда оставались холодными и спокойными. Вкрадчивый и тихий голос точно так же не подходил к его внешности, как и отрешенность, с которой он воспринимал все, что встречалось на нашем пути.
Задумавшись обо всех этих странностях, я рассматривала Хорвека, словно диковинное животное, но так и не нашла ясного ответа на свои вопросы. Переведя взгляд на свои запылившиеся ноги, на замызганный подол платья, я вздохнула – вода манила и меня. Ополоснуть лицо, горевшее от солнечных лучей и ветра, постоять в прохладной воде у берега, чтобы боль в ногах унялась хоть ненадолго…
Хорвек, оглянувшись, без труда угадал, отчего на моем лице застыло страдальческое выражение.
– Уж не думаешь ли ты, что меня взволнует вид твоих босых ног или что-либо другое после того, как я полдня тащил тебя на своей спине? – насмешливо промолвил он. – Купайся сколько твоей душе угодно, я не стану за тобой подглядывать. Но если ты начнешь тонуть или же какая-то водяная нечисть захочет утянуть тебя в омут, то, надеюсь, у тебя достанет ума позвать на помощь…
Конечно, мне не стоило полагаться на слова какого-то бродяги – или даже демона! – но я с радостью согласилась с его доводами и, отойдя чуть в сторону, с наслаждением принялась брызгать водой себе в лицо, оставив всю свою нехитрую одежду на берегу.
Заслышав плеск воды в той стороне, где остался бродяга, я поняла, что он тоже решил искупаться, и, замирая от страха и стыда, тихонько высунула нос из камышей: мне подумалось, что если мой новый знакомец – демон Рекхе, то у него вполне может обнаружиться хвост или иное непотребство. Однако краснеть от смущения мне пришлось совершенно зря – из того, что я смогла разглядеть, ничто не указывало на нечеловеческую природу Хорвека. Вконец разозлившись на саму себя за дурацкое любопытство, я попятилась и зашуршала камышами. Бродяга не мог не услышать этот звук, но, словно не желая ставить меня в еще более неловкое положение, и ухом не повел. Я перевела дух, и еще долго плескала себе в лицо холодной водой, пытаясь прогнать предательскую красноту со щек.
Затем я сидела на берегу рядом с Хорвеком, закутавшись в плащ. Мое кое-как постиранное платье сушилось на ветвях кустов. В котелке вновь булькала каша, над водой летали стрекозы, среди листвы трещали и чирикали какие-то лесные птицы, а за излучиной реки виднелось поле, подернутое голубоватой дымкой… Мир казался таким чудесным, что я на время позабыла, зачем отправилась в этот путь, точно так же, как выбросила из головы более разумную мысль: дядюшка Абсалом и прочие мои знакомые непременно испугаются до смерти, когда узнают, что я продолжила свой путь в монастырь после нападения разбойников, да еще и в компании какого-то дикого оборванца.
Но еще удивительнее было другое – после небольшой передышки я встала на ноги так легко, как это мне не удавалось с начала болезни. Нет, мне все еще с трудом давался каждый шаг, однако еще недавно я была куда слабее!
«Колдовство! – подумала я, не понимая, от испуга или от радости забилось быстрее мое сердце. – Что же это значит? Ах, как жаль, что я ничегошеньки не понимаю в колдовских делах! Быть может, ведьма забавляется со мной? Она может принять любое обличье, может подослать ко мне какое-то магическое создание из числа своих подручных… Но избавиться от меня ей легче, чем прихлопнуть комара! Неужели она играет со мной, как кошка с мышкой? А если это Рекхе, то стоит ли верить в его бескорыстную помощь?».
Но вновь меня отвлекали то птицы, пролетающие над нашими головами, то дикие лесные козы, перебегающие старую дорогу, и мне казалось, что я попросту отправилась на неспешную прогулку, наконец-то вырвавшись из каменного нутра таммельнского дворца, камни подземелий которого теперь были испачканы моей кровью. Когда тени между деревьями стали глубже и чернее, как это бывает под вечер, я испытала приступ страха – ночлег в лесу наедине со странным, едва знакомым человеком, который, быть может, и не человек вовсе… нет, моего ума хватило на то, чтобы сообразить, какой опасности я себя подвергаю. Но не успела я как следует поразмыслить, как меня отвлек вид глубокой царапины на руке Хорвека: он отвел в сторону колючую ветку, нависшую над дорогой, чтобы я смогла пройти, не наклоняясь.
«Его кровь похожа на человеческую… – подумала я, зачарованно глядя на кровоточащую рану. – Говорят, у демонов кровь черна. Но можно ли верить своим глазам? Что, если из его раны сейчас сочится страшный яд?»
Хорвек заметил мой пристальный, встревоженный взгляд и правильно истолковал его.
– Это обычная кровь, Фейн, – мягко произнес он. – Смотри – она падает на траву, и трава не чернеет, да и земля не горит. Я человек, такой же, как и ты. Какие еще признаки темной силы ты во мне ищешь? Клыки? Когти?.. Отсутствие тени? Посмотри – вот она. Видишь – я не бессмертен, мой век так же недолог, как и твой. И у меня нет другого облика.
– Всегда ли так было? – спросила я, торопясь использовать миг откровенности, который, как мне показалось, случился между нами.
– Так всегда будет, – ответил мне Хорвек.
Спали мы, тесно прижавшись друг к другу, – ночь была по-осеннему холодной, промозглой. «Пообещай, что ты не выпьешь мою кровь, когда я усну!» – сурово приказала я Хорвеку перед тем, как улечься рядом, и он рассмеялся: «Ты продолжаешь верить обещаниям клятвопреступника?». Но затем, поняв, что я и в самом деле напугана, прибавил куда серьезнее: «Если бы я нуждался в твоей крови, то взял бы ее, а не тащил тебя на своей спине день-деньской». Это меня успокоило – в самом деле, кем бы он ни был, я давно уже находилась в полной его власти.
Под утро начался мелкий, тихий дождь и я, наспех съев ломоть зачерствевшего хлеба, отправилась в путь вслед за Хорвеком, едва рассвело. Непогода усиливалась, но около древней дороги не селились люди, и нам негде было попросить приюта.
Тот лес, в чащобу которого завела нас дорога, был стар и тих – я повсюду видела отметины, показывающие, что некогда здесь почитали лесных духов: высокие камни с грубыми узорами; поросшие папоротником и мхом основания древних каменных башен; зеленые холмы, форма которых была слишком правильной для того, чтобы посчитать их творением природы… Однажды, услышав шорох за спиной, я оглянулась, и мне показалось, что в колючих зарослях ежевики замерло высокое рогатое существо, едва различимое за пеленой дождя.
– С чего бы этим монахиням забираться в такую глушь… – пробормотала я. – Тут нелюдей наверняка в сотню раз больше, чем людей!
Тут мне подумалось, что лесным духам наверняка бы не понравилось, забреди в их владения демон, – как это разгневало духов дворца. Но я не чувствовала ничего недоброго – во взглядах тех, чьи глаза порой блестели в зарослях, как дождевые капли, светилось лишь любопытство. По этой дороге давно уже никто не ходил, и лесным созданиям мы наверняка казались странными гостями. Так кем же был Хорвек? Как он смог обмануть духов? Неужели демон сумел изменить свою природу?
В следующий раз мы остановились у старой каменной стены, самую малость защитившей нас от дождя. Когда-то на нее упало большое дерево, образовав своими ветвями подобие крыши, – вьющиеся растения со стены тут же добрались туда, оплетя все сплошной густой сетью. Хорвек развел небольшой костер, около которого мы немного просушили наши плащи и обувь.
– Я так устала… – вырвалось у меня, и я тут же умолкла, ожидая язвительного замечания: «Но ты же собиралась дойти в одиночку!». Однако Хорвек жестом указал, чтобы я поближе придвинулась к огню, и уверенно заявил, что лесной монастырь должен быть совсем неподалеку. Я задремала, прижавшись к нему, а когда костерок погас окончательно, мы опять зашагали по дороге, и я снова удивилась тому, как прибавилось силы в моих ногах.
Случайно ли мой спутник угадал, что конец нашего пути близок, просто желая меня подбодрить, или же куда лучше знал лесные тропы, чем пытался показать, но и в самом деле мы вскоре вышли на наезженную дорогу. А спустя час-другой я услышала печальный звон колокола – смеркалось, и монахинь созывали на вечернюю молитву.
Сама лесная обитель оказалась небольшим каменным строением, которое окружала стена, некогда украшенная коваными решетками, но сейчас почти полностью скрытая под побегами плюща и дикого винограда. Многоскатная черепичная крыша позеленела ото мха, и издали казалось, что на пригорке возвышается исполинский трухлявый пень, а не человеческое жилище. Солнце, почти скрывшееся за лесом, бросало последние полосы света на дорогу, словно поторапливая меня, – лесная тьма наступала и готова была поглотить путника, не успевшего найти приют в стенах монастыря.
– Твоя цель рядом, – Хорвек остановился у края небольшого поля, окружающего монастырь. – Если ты не передумала – иди. Надеюсь, ты хорошо знаешь, о чем собираешься просить здешних богов... или людей…
– Ты не пойдешь со мной? – я испытующе смотрела на него.
– Нет, пожалуй, мне не место рядом с монахинями, – рассмеялся он. – Но не торопись вновь обвинять меня в том, что я беглый демон. Сама посуди, стоит ли в моей компании показываться на глаза благочестивым сестрам, если ты желаешь с ними поладить?
Возразить на это было нечего. Разрисованный с ног до головы дикарь, украшений на котором было больше, чем на иных ярмарочных прилавках, действительно показался бы обитательницам монастыря – да и не одним им – странным спутником. Вряд ли Хорвеку удалось бы уверить даже глупейшего из простофиль в своей набожности, честности намерений или миролюбивости.
– Что ж, тогда мне остается поблагодарить тебя, – я протянула ему руку, и, несмотря на то, что мы не раз касались друг друга за время нашего небольшого путешествия, это простое движение отчего-то стоило мне усилия над собой. – Без тебя я не смогла бы сюда добраться.
– Возможно, это было бы к лучшему, – ответил он, пожимая мои пальцы как-то особенно осторожно.
– Когда я отправлюсь обратно в Таммельн, ты… ты снова появишься? – решилась спросить я, сама не зная, какой ответ встревожил бы меня больше.
– А ты хочешь, чтобы я появился? – не стал облегчать мои душевные терзания Хорвек.
И пока я вновь пыталась то ли доказать самой себе, что Хорвек – демон, то ли опровергнуть свою догадку, чтобы испугаться еще более, мой предательский язык сам по себе произнес:
– Да.
– Тогда я подожду тебя, – ответил он и не прощаясь шагнул куда-то в сторону, бесшумно скрываясь в лесной чаще.
И я, не помня себя от внезапного приступа смущения, в одиночестве направилась к воротам, рядом с которыми висел начищенный медный колокол – с его помощью путники подавали знак обитательницам монастыря о своем приходе. Над ним я увидела табличку, надпись сообщала: здесь рады любому честному гостю и готовы предоставить кров уставшему в дороге путнику. Быть может, я не могла считаться честным гостем, но определенно выбилась из сил и продрогла, оттого с чистой совестью дернула за веревку.
Вскоре отворилась небольшая дверца, и милейшая тетушка в строгом одеянии тут же впустила меня внутрь, не переставая охать и сочувственно вздыхать, – должно быть, выглядела я ужасно: промокшая до нитки, проголодавшаяся, да еще и опирающаяся на костыли.
Возможно, боги захотели показать мне, что моя неприязнь к их служителям не столь уж оправдана: монахини из лесной обители оказались добрейшими созданиями, хоть и излишне суетливыми. Не успела я в двух словах описать, как подверглась нападению разбойников, в моих руках появилась стопка чистой одежды, пахнущей лекарственными травами, а в гостевой комнатушке я нашла достаточное количество горячей воды, чтобы привести себя в порядок.
Меня любезно позвали к общему столу, накрытому к ужину, и я в подробностях рассказала, как бессовестные грабители угнали повозку с припасами для лесной обители. Умолчала я только о помощи Хорвека да о том, что видела, как брат Жиром улепетывал с таинственным сундуком. Что-то мне подсказывало: монахи решили обстряпать это дельце себе на пользу, и любой, посмевший утверждать, будто главная ценность не досталась разбойникам, станет их личным врагом. Мне же было достаточно того, что во враги я сама себе назначила могущественную и безжалостную колдунью.
