Изнурительный день, полный бесконечных тревог, закончился в душе. Я повесила на крючок халат, положила на деревянную скамеечку сумочку с бельем и косметикой, завернулась в полотенце и на цыпочках вбежала в пустой гулкий зал с душевыми ячейками.
Я не слышала скрипа открываемой двери, но успела почувствовать, как холодок сквозняка метнулся в ноги, а затем мою талию обхватили сильные руки, и теплое дыхание коснулось уха:
– Ты должна мне, – сообщил Арсений и переместил ладони до моих подмышек, от чего сердце моментально ухнуло с места в галоп.
– Должна? – я стукнула его по рукам и оглянулась. – Тебе?
– А кому же еще? – он позволил развернуться в кольце своих рук и хитро блеснул глазами, втянув нижнюю губу и прижав ее зубами. – Я же делился с тобой водой в мужской день.
Я смутилась, потому что вспомнила, как мы столкнулись с ним здесь в самом начале нашего знакомства. О жарком взгляде, о каплях воды, стекающих по смуглой коже, о губах, нетерпеливо дрожащих на расстоянии, слишком далеком для поцелуя...
– О, вижу, ты тоже помнишь о той ночи! – он мечтательно заломил бровь и прошептал едва слышно:
– Надо обновить воспоминания.
А после этого толкнул меня к стене, я же зашипела, когда лопаток коснулся холодный кафель.
– Холодно!
– Извини. Сейчас согрею, – и прижался ко мне, обволакивая своим теплом.
– М-м-м, – промычал, ведя носом по моей безвольно открытой шее. – Как же ты пахнешь!
– Ка-ак?
– Как женщина, которая должна стать моей навсегда.
Я задохнулась от важности его слов, от обещания, звучащего в них, от намека на что-то большее, о чем ни он, ни я не говорили пока вслух. Ну и еще, конечно, от того, что Арсений крутанул вентиль на стене и обрушил на нас поток ледяной воды, одновременно сдирая с меня полотенце и выбрасывая его в общий коридор.
– Зачем оно? – удивился наигранно и, хмыкнув, пояснил:
– Намокнет же.
Вот тут я и сделала первую стратегическую ошибку: заглянула ему в глаза, сразу же нырнув в уже знакомую кофейную бездну, жаркую, как ночи на побережье, когда галька впивается в пятки круглым боком, а морская волна с удовольствием облизывает твои колени, обещая все мыслимые наслаждения ночного заплыва.
Ну, если бы я когда-то бывала на ночном берегу, то это все обязательно выглядело бы именно так. Сейчас же, у края бездны, обещающей наслаждение, я отшатнулась, испуганно вскинув руки к груди, чтобы закрыться от пронзительного мужского взгляда.
Арсений гулко сглотнул и прохрипел:
– Поздно.
– Что? – пятиться было некуда, поэтому я просто отвела глаза, сгорая от внезапно накатившего стыда и страха.
– Я уже все рассмотрел, – он с усилием отвел мою правую руку и прижал ее к стене у моей головы. – И в первую очередь… – симметрично правой легла левая рука, – это.
Северов слегка наклонил голову, и я поняла, что он смотрит на мою грудь, на сжавшиеся в ожидании ласки ореолы и на бесстыдно заострившиеся соски.
– С ума сойти, до чего красиво!
Он оторвался от созерцания явного свидетельства моего возбуждения и посмотрел мне в глаза. Внезапно оказалось, что во рту у меня пересохло, а сама я трясусь, словно лишенный вожделенной дозы наркоман, и едва ворочая языком, скриплю песком в голосе:
– Просто вода холодная.
– Я так и понял, – слишком торопливо согласился он. – Не двигайся.
Правая рука парня выпустила из своего плена мое левое запястье и ушла в сторону, чтобы подкорректировать температуру воды (хотя мне, откровенно говоря, и без того уже давно было очень и очень жарко), а затем вернулась, скользнув кончиками пальцев под грудью. Так нежно и одновременно так жарко. С ума сойти! Я неосознанно прогнулась, мечтая о том, чтобы пальцы продвинулись чуть-чуть выше, уже почти готовая признать поражение. Давно готовая...
– Я же не велел тебе двигаться, – прохрипел Арсений у моего уха и, словно в наказание, прикусил мочку, от чего мои ноги немедленно стали ватными, а руки опустились на смуглые плечи.
– Прости, – просипела я и кашлянула в попытке вернуть голосу прежний тембр. Какое там! Я в следующий момент, по-моему, вообще лишилась голоса, потому что парень поднес мою руку к своему лицу и, закрыв глаза, поцеловал ладонь, голубую жилку на запястье, пощекотал языком кожу на локтевом сгибе. Подумать только, как много, оказывается, можно получить удовольствия, когда кто-то целует тебе руки... Нет, не кто-то. С какой-то самоубийственной ясностью я вдруг поняла: не кто-то, а именно он, только он.
– Арсений, – скорее выдохнула, чем произнесла, – Сеня...
Он поцеловал мое плечо, а затем снова заглянул в глаза, и столько в его взгляде было откровенного нетерпения, столько обнаженного желания и такого обжигающего ожидания, что я не выдержала и совершила вторую ошибку за вечер. Я набрала полную грудь воздуха, и безропотно повторила движение мужских губ напротив:
– Я так тебя хочу.
Он замер, словно не веря, наклонился, чтобы вслушаться в шепот, почти не слышимый за шумом воды:
– Пожалуйста.
– Оля! – обхватил меня за талию, вжимая в себя, торопясь поделиться своей страстной жаждой, поднимая над полом до тех пор, пока моя грудь не оказалась на уровне его рта.
– Хочу попробовать, – прохрипел Арсений, и теперь его дыхание показалось мне прохладным – настолько раскалилась моя кожа, – какая ты на вкус.
Он медленно облизал сосок, который своим окаменевшим видом буквально умолял об этой ласке, а затем нетерпеливо втянул его в рот, прижимая языком и хрипло постанывая от удовольствия.
– Везде, – мурлыкнул он, проводя языком по ложбинке между грудями, чертя дорожку ко второму соску, – везде.
Молочный пар в душевой вдруг стал густым, каждый вдох давался с трудом, легкие болезненно раздавались, втягивая влажный воздух и совершенно не насыщая кровь кислородом. Именно поэтому, наверное, темнеет в глазах. Поэтому голова идет кругом, поэтому, а не из-за того, что вытворяет с моей грудью этот бесстыдный рот.
Я совершенно покорена, я полностью открыта. Я буквально умоляю о каждой следующей ласке абсолютно любым движением своего тела. А Арсений вдруг останавливается, замирает, часто дыша и откинув голову назад. Я вижу как вздрагивает его горло и неосознанно тянусь губами к его шее.
– Тоже хочу, – хриплю я, – попробовать.
И языком – снизу вверх – до мочки уха, с каким-то садистским наслаждением прислушиваясь к хриплому рыку, следующему за движением моих губ.
Руки с моей талии скользят на бедра и сжимают, снова приподнимая, раскрывая, заставляя обхватить торс ногами. И я выдыхаю долго и протяжно, остро наслаждаясь новым ощущением.
– Это... – не голос, хрип, пытающийся выразить словами невозможное.
– Охренеть, – грубовато рычит Северов, видимо, как и я, утратив возможность подбирать слова и складывать их в предложения.
Он поднимает меня выше, и мое тело, тесно прижавшись к его, скользит вверх по влажной коже.
– Охренеть, до чего хорошо, – выдыхает мне в рот и жадно целует.
Впиваюсь пальцами в его плечи, ногами крепко сжимаю его талию, мне хочется раствориться в нем, вирусом проникнуть под смуглую кожу и остаться там навсегда, потому что жизнь без него – это пытка, пытка, лишающая дыхания.
Я дрожу, пытаясь перехватить инициативу в поцелуе, я повторяю каждое движение языка. Я хочу. Я так хочу тебя. Только тебя. Навсегда.
– Моя... – руки сжимают ягодицы, наверняка оставляя на них след, но мне все равно, я вскрикиваю от наслаждения, которое тесно граничит с болью. И я не знаю, чего я хочу больше – продлить это странное чувство или шагнуть дальше, оставляя его за собой.
– Моя, – повторяет Арсений.
– Твоя, – безмолвно соглашаюсь я, не понимая, куда вдруг исчез жаркий рот.
– Твоя, – испуганно повторяю, все еще не веря в происходящее.
– Только твоя! – кричу, раненым зверем, но реальность уже выдирает меня из моего сна, как всегда, грубо и жестко.
Душевая, наполненная паром, исчезла, а Северов растворился без следа. Есть только я, только моя спальня в Пансионе. Только боль неудовлетворенного желания и неутешительная в своей очевидной безысходности мысль: он нужен мне, как воздух, мой Арсений Северов.
С комментариями в общий файл, плиз http://prodaman.ru/Marina-/books/Detskij-mir?cpage=1&ok
Я не слышала скрипа открываемой двери, но успела почувствовать, как холодок сквозняка метнулся в ноги, а затем мою талию обхватили сильные руки, и теплое дыхание коснулось уха:
– Ты должна мне, – сообщил Арсений и переместил ладони до моих подмышек, от чего сердце моментально ухнуло с места в галоп.
– Должна? – я стукнула его по рукам и оглянулась. – Тебе?
– А кому же еще? – он позволил развернуться в кольце своих рук и хитро блеснул глазами, втянув нижнюю губу и прижав ее зубами. – Я же делился с тобой водой в мужской день.
Я смутилась, потому что вспомнила, как мы столкнулись с ним здесь в самом начале нашего знакомства. О жарком взгляде, о каплях воды, стекающих по смуглой коже, о губах, нетерпеливо дрожащих на расстоянии, слишком далеком для поцелуя...
– О, вижу, ты тоже помнишь о той ночи! – он мечтательно заломил бровь и прошептал едва слышно:
– Надо обновить воспоминания.
А после этого толкнул меня к стене, я же зашипела, когда лопаток коснулся холодный кафель.
– Холодно!
– Извини. Сейчас согрею, – и прижался ко мне, обволакивая своим теплом.
– М-м-м, – промычал, ведя носом по моей безвольно открытой шее. – Как же ты пахнешь!
– Ка-ак?
– Как женщина, которая должна стать моей навсегда.
Я задохнулась от важности его слов, от обещания, звучащего в них, от намека на что-то большее, о чем ни он, ни я не говорили пока вслух. Ну и еще, конечно, от того, что Арсений крутанул вентиль на стене и обрушил на нас поток ледяной воды, одновременно сдирая с меня полотенце и выбрасывая его в общий коридор.
– Зачем оно? – удивился наигранно и, хмыкнув, пояснил:
– Намокнет же.
Вот тут я и сделала первую стратегическую ошибку: заглянула ему в глаза, сразу же нырнув в уже знакомую кофейную бездну, жаркую, как ночи на побережье, когда галька впивается в пятки круглым боком, а морская волна с удовольствием облизывает твои колени, обещая все мыслимые наслаждения ночного заплыва.
Ну, если бы я когда-то бывала на ночном берегу, то это все обязательно выглядело бы именно так. Сейчас же, у края бездны, обещающей наслаждение, я отшатнулась, испуганно вскинув руки к груди, чтобы закрыться от пронзительного мужского взгляда.
Арсений гулко сглотнул и прохрипел:
– Поздно.
– Что? – пятиться было некуда, поэтому я просто отвела глаза, сгорая от внезапно накатившего стыда и страха.
– Я уже все рассмотрел, – он с усилием отвел мою правую руку и прижал ее к стене у моей головы. – И в первую очередь… – симметрично правой легла левая рука, – это.
Северов слегка наклонил голову, и я поняла, что он смотрит на мою грудь, на сжавшиеся в ожидании ласки ореолы и на бесстыдно заострившиеся соски.
– С ума сойти, до чего красиво!
Он оторвался от созерцания явного свидетельства моего возбуждения и посмотрел мне в глаза. Внезапно оказалось, что во рту у меня пересохло, а сама я трясусь, словно лишенный вожделенной дозы наркоман, и едва ворочая языком, скриплю песком в голосе:
– Просто вода холодная.
– Я так и понял, – слишком торопливо согласился он. – Не двигайся.
Правая рука парня выпустила из своего плена мое левое запястье и ушла в сторону, чтобы подкорректировать температуру воды (хотя мне, откровенно говоря, и без того уже давно было очень и очень жарко), а затем вернулась, скользнув кончиками пальцев под грудью. Так нежно и одновременно так жарко. С ума сойти! Я неосознанно прогнулась, мечтая о том, чтобы пальцы продвинулись чуть-чуть выше, уже почти готовая признать поражение. Давно готовая...
– Я же не велел тебе двигаться, – прохрипел Арсений у моего уха и, словно в наказание, прикусил мочку, от чего мои ноги немедленно стали ватными, а руки опустились на смуглые плечи.
– Прости, – просипела я и кашлянула в попытке вернуть голосу прежний тембр. Какое там! Я в следующий момент, по-моему, вообще лишилась голоса, потому что парень поднес мою руку к своему лицу и, закрыв глаза, поцеловал ладонь, голубую жилку на запястье, пощекотал языком кожу на локтевом сгибе. Подумать только, как много, оказывается, можно получить удовольствия, когда кто-то целует тебе руки... Нет, не кто-то. С какой-то самоубийственной ясностью я вдруг поняла: не кто-то, а именно он, только он.
– Арсений, – скорее выдохнула, чем произнесла, – Сеня...
Он поцеловал мое плечо, а затем снова заглянул в глаза, и столько в его взгляде было откровенного нетерпения, столько обнаженного желания и такого обжигающего ожидания, что я не выдержала и совершила вторую ошибку за вечер. Я набрала полную грудь воздуха, и безропотно повторила движение мужских губ напротив:
– Я так тебя хочу.
Он замер, словно не веря, наклонился, чтобы вслушаться в шепот, почти не слышимый за шумом воды:
– Пожалуйста.
– Оля! – обхватил меня за талию, вжимая в себя, торопясь поделиться своей страстной жаждой, поднимая над полом до тех пор, пока моя грудь не оказалась на уровне его рта.
– Хочу попробовать, – прохрипел Арсений, и теперь его дыхание показалось мне прохладным – настолько раскалилась моя кожа, – какая ты на вкус.
Он медленно облизал сосок, который своим окаменевшим видом буквально умолял об этой ласке, а затем нетерпеливо втянул его в рот, прижимая языком и хрипло постанывая от удовольствия.
– Везде, – мурлыкнул он, проводя языком по ложбинке между грудями, чертя дорожку ко второму соску, – везде.
Молочный пар в душевой вдруг стал густым, каждый вдох давался с трудом, легкие болезненно раздавались, втягивая влажный воздух и совершенно не насыщая кровь кислородом. Именно поэтому, наверное, темнеет в глазах. Поэтому голова идет кругом, поэтому, а не из-за того, что вытворяет с моей грудью этот бесстыдный рот.
Я совершенно покорена, я полностью открыта. Я буквально умоляю о каждой следующей ласке абсолютно любым движением своего тела. А Арсений вдруг останавливается, замирает, часто дыша и откинув голову назад. Я вижу как вздрагивает его горло и неосознанно тянусь губами к его шее.
– Тоже хочу, – хриплю я, – попробовать.
И языком – снизу вверх – до мочки уха, с каким-то садистским наслаждением прислушиваясь к хриплому рыку, следующему за движением моих губ.
Руки с моей талии скользят на бедра и сжимают, снова приподнимая, раскрывая, заставляя обхватить торс ногами. И я выдыхаю долго и протяжно, остро наслаждаясь новым ощущением.
– Это... – не голос, хрип, пытающийся выразить словами невозможное.
– Охренеть, – грубовато рычит Северов, видимо, как и я, утратив возможность подбирать слова и складывать их в предложения.
Он поднимает меня выше, и мое тело, тесно прижавшись к его, скользит вверх по влажной коже.
– Охренеть, до чего хорошо, – выдыхает мне в рот и жадно целует.
Впиваюсь пальцами в его плечи, ногами крепко сжимаю его талию, мне хочется раствориться в нем, вирусом проникнуть под смуглую кожу и остаться там навсегда, потому что жизнь без него – это пытка, пытка, лишающая дыхания.
Я дрожу, пытаясь перехватить инициативу в поцелуе, я повторяю каждое движение языка. Я хочу. Я так хочу тебя. Только тебя. Навсегда.
– Моя... – руки сжимают ягодицы, наверняка оставляя на них след, но мне все равно, я вскрикиваю от наслаждения, которое тесно граничит с болью. И я не знаю, чего я хочу больше – продлить это странное чувство или шагнуть дальше, оставляя его за собой.
– Моя, – повторяет Арсений.
– Твоя, – безмолвно соглашаюсь я, не понимая, куда вдруг исчез жаркий рот.
– Твоя, – испуганно повторяю, все еще не веря в происходящее.
– Только твоя! – кричу, раненым зверем, но реальность уже выдирает меня из моего сна, как всегда, грубо и жестко.
Душевая, наполненная паром, исчезла, а Северов растворился без следа. Есть только я, только моя спальня в Пансионе. Только боль неудовлетворенного желания и неутешительная в своей очевидной безысходности мысль: он нужен мне, как воздух, мой Арсений Северов.
С комментариями в общий файл, плиз http://prodaman.ru/Marina-/books/Detskij-mir?cpage=1&ok
