С этими размышлениями я и заснула, так и не дождавшись прихода Бахамутова.
…Ветер, что дул со стороны реки, не был ласковым и тихим. Сильные и стремительные порывы, казалось, хотели разорвать блаженный покой безлунной ночи над Хойаном. Они приносили странную, необъяснимую и чарующую сердце мелодию, которая пронизывалась томной и страстной мукой, а ещё невероятным завораживающим ритмом, который заставлял выйти из полудрёмы и попытаться понять, что происходит.
Находясь на грани между сном и явью, я встряхнула головой и, кое-как поднявшись с постели, побрела к окну. Непонятная музыка. Мне такой никогда не приходилось слышать. Может, на улице продолжается празник? И вьетнамцы играют на своём знаменитом дан бау, инструменте, у которого всего одна струна, и вся мелодия зависит только от мастерства музыканта? Правда, то и дело было слышно, что в протяжную, медленно и сладко переливающуюся мелодию, врывались звонкие удары. Словно кто-то играл на миниатюрных медных гонгах Кыа Ма, которые, если выставить в ряд, то займут всю Азию.
За окном не было людей. Во всяком случае, никто не попадался на глаза. Но в тёмной воде Тху Бон ярко вспыхивали и дрожали янтарные отблески фонарей. Мелкие волны безостановочно накатывали на берег, оставляя на песке какое-то странное красновато-оранжевое свечение. Чем выше поднимались волны, тем громче звучала музыка, заставляя позабыть обо всём и только чувствовать, как сердце бьётся в такт ритму гонгов, видеть как чёрная вода расцветает огненными цветами, что держатся несколько мгновений и опадают тут же на песок, рассыпаясь прозрачными каплями. Даже не в состоянии предположить, что это такое, я обернулась и замерла, не в силах пошевелиться.
Оставленный на столе дракон сиял, словно сердоликовый факел, от которого во все стороны разбегались ослепительные искры. Те поверхности, куда они попадали, будто выпивали их сияние, сами становясь частью этого пламенного безумия.
Разумных объяснений происходящему не было. Так же, как и тому неясному ощущению, словно меня обхватили невидимые руки и тянули из номера, подальше от людей и как можно ближе к воде.
И почему-то сейчас было совсем неинтересно, что в таком виде появляться вне дома неприлично. А там, где происходят такие вещи, от которых волосы становятся дыбом, — тем более.
Сама не поняв, как оказалась на улице, я медленно и неуверенно, спотыкаясь почти при каждом шагу, направилась к реке. Возникало необъяснимое ощущение, что я это делаю не по своей воле, а по чьему-то принуждению.
Тху Бон тем временем и вовсе перестала быть похожей на то, что я видел раньше. Теперь вместо спокойного медленного течения в нескольких шагах от меня бушевал и ярился пламенный ад: брызги превращались в искры, волны становились огненными языками, а зеркальная гладь в итоге превратилась в раскаленную лаву, в которой взрывалось пламя.
Проявлялась ещё одна странность — этот огонь не обжигал, да и никакого тепла от него не исходило. То, что это не дело человеческих рук, я сообразила уже давно. Однако, пояснить это каким-то аномальным явлением тоже было весьма затруднительно.
В какой-то момент я смогла разглядеть, что на фоне этого огня движутся причудливые фигуры: то расплываясь и подрагивая, то вновь обретая четкие очертания. Толпа. Точнее армия — высокие статные воины, чьи доспехи блещут так, что затмевают солнце, а неведомое грозное оружие направлено на противника. Кто эти воины — понять невозможно. Разве что, если сильно напрячь зрение, то возможно разглядеть, что это монголоиды.
Однако это слишком общее определение. Они напоминали современных жителей Юго-Восточной Азии, но в то же время в них было что-то такое, что заставляло воспринимать их как тех, кто стоит на более высокой ступени развития. Нечто нечеловеческое. Хотя…
Если мне удалось рассмотреть верно их противников, то тех существ и описать словами нереально. У меня возникла ассоциация с мифическими драконами, которых так любят вьетнамцы. Они казались огромными и сражались бок о бок с человеческими бойцами, чьи доспехи, наоборот были чернее, чем ночь, а оружие, длинное и тонкое, на поминало причудливую металлическую сеть. Бой длился бесконечно. Или мне это только показалось? Неясно почему, но те, кто воевал вместе с ящерами, начали отступать. В то время как сияющие огнем, словно миллионы солнц, воины одерживали победу.
«Глупость, — подумала я, — какая глупость».
И, словно услышав эти мысли, один из драконов резко повернул голову в мою сторону и посмотрел прямо в глаза. Я вздрогнула. Это не были глаза зверя. Безусловно, в них было что-то дикое и пугающее. Однако бесконечная мудрость и что-то такое, что заставляло сделать шаг навстречу, на какое-то время сделали так, что я, как завороженная, смотрел в ответ.
Неожиданно в один миг всё исчезло. Стихла оглушающая музыка, и потухло неистовое пламя, будто наконец река сумела восстановить свои права и занять надлежащие ей территории.
Через миг я сообразила, что нахожусь тут не одна. По пояс в воде стоял высокий смуглый мужчина. Достаточно молодой, чтобы быть преданным и выносливым воином своего правителя, однако уже и достаточно зрелый для того, чтобы пользоваться уважением среди своих соратников.
Мысли казались невероятно глупыми, однако они происходили всего лишь от ощущений, которые возникали при взгляде на него. Кожа горела словно янтарь, где спрятано древнее солнце; черные волосы касались плеч, из-под хмуро сведённых соболиных бровей на меня смотрели гагатовые глаза. Спокойные, яркие, невероятно живые. Мужчина сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Ещё и ещё, медленно, но верно приближаясь ко мне. Обнажённый торс обвивала диковинная татуировка в виде агатово-алого дракона. Самым невероятным было то, что зверь казался объёмным и движущимся, будто рисунок ожил и теперь вместе со своим хозяином внимательно наблюдал за мной.
Меж тем, пока я заворожено разглядывала эту картину, воин приблизился ко мне. Став практически вплотную, подцепил подбородок пальцами и резко вздёрнул моё лицо вверх.
Я попыталась было возразить, однако тело окутало какое-то странное оцепенение — не то что возразить, не получалось вымолвить ни слова.
В тёмных глазах незнакомца неожиданно появились мягкость и какая-то необъяснимая нежность.
— На-Теру, — еле слышно произнёс он низким, завораживающим голосом и, не давая опомниться, быстро прижался к моим губам, обжигая огненным нечеловеческим поцелуем, испепеляя всё желание сопротивляться.
Вся прелесть раннего утра заключается в том, чтобы сладко его проспать. Если происходит нечто, что не даёт этого сделать, то, считай, весь день пошёл насмарку.
— Дана, если ты сейчас же не встанешь, я тебя чем-нибудь стукну, — любезно раздалось откуда-то сверху, и тут же словно в подтверждение сказанного чья-то ладонь с размаху хлопнула меня по бедру.
— Ай! Бахамут, ты что, с ума сошёл? — заорала я, подпрыгивая на кровати и некоторое время пытаясь прийти в себя, чтобы сообразить, где я нахожусь и что происходит.
Передо мной стоял Руслан, сложив руки на груди. По светло-серым глазам этого богатыря я прекрасно понимала, что ничего хорошего мне это не сулит.
— Хлоева, ты где вчера ходила? — Бахамутов явно был не в настроении и сантиментов разводить не собирался.
— Здесь, — ответила я чистую правду. — И даже спала. И, кстати, пришла в номер раньше тебя. Так что ещё...
Оператор присел рядом и подцепил пальцами мой подбородок.
— Ай!
От прикосновения почему-то пробежала болезненная волна, и я дёрнулась в сторону, пытаясь уйти от него подальше.
— Где ты тогда раздобыла это украшение?
— Какое?
Бахамутов не ответил, но хмуро кивнул в сторону висевшего на стене зеркала.
— Иди, полюбуйся.
Ещё раз недоумённо взглянув на оператора, я всё же поднялась и направилась к зеркалу. Отражение не особо порадовало — левую скулу и подбородок пересекали несколько бледно-красных линий, будто какой-то шутник за ночь разрисовал моё лицо. Я попыталась опять прикоснуться, однако тут же вскрикнула от новой вспышки боли.
— Что это?
— Это ты у меня спрашиваешь? — любезно осведомился Бахамутов, вставая с кровати и приближаясь ко мне.
— А у кого, по-твоему? — пробурчала я, пытаясь сообразить, откуда взялась такая «красота». Даже если меня что-то укусило вроде местного динозавра в миниатюре, то где он мог спрятаться? К тому же, я очень хорошо помнила, что самым главным моим приключением этой ночью планировалось добраться до постели и лечь спать. Снилась, правда, какая-то ерунда. Я нахмурилась. Какая именно — сказать не могу уже, но ерунда однозначно.
Руслан ещё раз оглядел полосы, нереально ярко горевшие на бледной коже, и, цокнув языком, тяжело вздохнул.
— Сиди тут, сейчас спущусь к хозяину и узнаю, как это лечить. Ну… если, конечно, оно вообще лечится, — утешил Бахамутов и, быстро подойдя к двери, вышел из номера, оставляя меня в полном одиночестве.
Нужно ли говорить, что ни появившийся спустя некоторое время хозяин, ни его знакомый врач ничего толкового сказать не смогли? Последний склонялся к тому, что нечто вызвало у меня аллергию, и теперь вот она проявилась таким образом. Меня попросили припомнить, что я вчера ела, но когда перечислила продукты, лишь развели руками, так как ничего подозрительного обнаружить не смогли.
В связи с этим появилась весьма серьёзная проблема: как сниматься с таким лицом?
Руслан, однако, сообщил, что сегодня весь день всё равно пройдет впустую, потому что переводчик появится только к вечеру, и все контакты с местным населением, в особенности с монахами, которых мы тоже хотели отснять, откладываются. Оставался только один вариант: снимать места, где не требовалось моё присутствие, и можно было пустить лишь голос.
— Молись всем богам, чтобы это прошло, — проворчал Бахамутов, — иначе будешь вести программу как есть.
— Я атеистка, — покосилась я на оператора. — К тому же, стилист из тебя неважный.
— Вот и я о чем, — ни капли не обиделся Руслан, давая понять, что просто так никогда и ничего не говорит.
* * *
Несмотря на то, что солнце уже клонилось к закату, припекало оно по-прежнему неслабо. Всё время мы с Бахамутовым занимались тем, что бродили по Хойану в поисках красоты, которую можно показать российскому зрителю.
Чувствуя, как от усталости подкашиваются ноги, я осмотрелась и, заприметив довольно симпатичное бревно, быстро устроилась на нём, пока Руслан снимал берег Тху Бон.
— Эти кадры можно пустить на заставку, — сообщил он, поправляя бандану и вновь принимаясь за работу.
Кажется, не глядя на всю сложившуюся ситуацию, он был весьма доволен отснятым материалом, а также тем, что не нужно мне постоянно делать замечания.
Впрочем, у меня тоже особо не было времени праздно прогуливаться, так как приходилось всё внимательно осматривать, запоминать, а ещё делать пометки в блокноте, чтобы потом, по возвращении в гостиницу, залезть в Интернет и изучить всю информацию на доступном и понятном языке.
— Угу, — отозвалась я, — тут вообще шикарные места.
— Очень, давай-ка заберёмся ещё вон ту...
Окончание фразы утонуло в противном треске ломающихся ветвей. Мы с оператором резко оглянулись, всматриваясь в заросли каких-то низкорослых деревьев, в хаотичном порядке росших по берегам Тху Бон.
— Это ещё что такое? — нахмурился Бахамутов, направляясь к ним.
— Стой, — сказала я, быстро поднявшись с бревна и подходя к оператору. — Может, ветви просто переломились?
Из зарослей послышался тонкий вскрик, и вновь что-то хрустнуло.
— Не думаю, — Бахамутов пошёл на голос. — Там человек.
— Да я уже поняла, — пробормотала я, оказавшись шустрее Руслана и, обогнав его, уже шла впереди.
Первым, что я увидела, была тёмно-синяя материя, вероятно служившая чьим-то одеянием. Через несколько секунд, отодвинув ветки, я нашла подтверждение своим мыслям, обнаружив заплутавшего хрупкого мальчишку, который, скорее всего, просто потерял из виду своих родителей.
— Как тебя угораздило, мелкий? — пробормотала я, аккуратно подхватывая его и помогая встать на ноги. — Всё нормально, не ушибся?
Говорить приходилось на английском, я искренне надеялась, что он поймет хотя бы часть слов, а если и нет, то спокойный ласковый тон и мягкие прикосновения хоть немного успокоят, и он, по крайней мере, не испугается нас до чёртиков.
— Я… Не знаю, но… — Узкая ладонь поднялась к глазам, кончики пальцев начали быстро ощупывать лоб, переходя на волосы, словно он что-то искал.
В любом случае, ответил он мне так, что я вполне поняла, о чем речь. Значит, некоторые дети тут изъясняются вполне сносно и смогут понять даже иностранного туриста. Здорово.
— Всё в порядке, не волнуйся. — Я мягко перехватила его запястье и убрала руку от лица.
Увиденное заставило меня поёжиться, так как мгновенно стало ясно, почему он начал закрывать ладонью лицо. Мальчик был слеп. И смотреть спокойно у меня не получалось. По спине то и дело пробегала дрож.
— Здесь где-то должна быть моя… — Он запнулся, словно пытаясь подобрать слово на чужом языке.
Опустив взгляд, я сообразила, что кобальтово-синяя шёлковая лента повисла на поясе ребёнка, и, аккуратно сняв её, привстала и осторожно повязала на глаза.
— Ты как тут оказался? — спросила я, беря его за руку и выводя из зарослей.
Бахамутов на протяжении всего этого разговора сохранял мрачное молчание.
— Я шёл за мудрецом Те, — тихо ответил мальчик. — Но в какой-то миг понял, что его нет рядом.
— Вы из монастыря? — нахмурилась я, вспомнив имя свидетеля при происшествии с Ву.
— Да. Из того, что на левом берегу Тху Бон, — последовал ответ.
— Сможешь рассказать, как туда добраться? — поинтересовалась я, прекрасно понимая, что парнишку надо отвести домой, ибо сам он туда явно не доберётся.
— Да, — снова согласился он. — К тому же, вы его никогда не видели, правда?
— Правда, — кивнула я.
Конечно, не видела. Не каждый день бываю во Вьетнаме.
— Вам понравится Лак Лонг Куан, — с едва заметной улыбкой сообщил мальчик, чуть сильнее сжимая мою ладонь.
Я очень удивилась, когда услышала такое название.
— То есть, ты хочешь сказать, что это не буддистским храм? — мягко говоря, я в первый раз столкнулась с тем, что храм назван в честь древнего, пусть и невероятно почитаемого, однако, языческого божества
— Нет, — мальчик даже тихо засмеялся. — Это не храм. Это...
Он использовал слово, смысл которого мне остался недоступен. Но спросить о значении я так и не сумела, потому что, во-первых, это было достаточно проблематично выговорить, а во-вторых, мальчик тут же повернул голову в мою сторону так, словно пытался что-то разглядеть.
— Ты не переживай, — неожиданно негромко прошептал он, — в Лак Лонг Куане можно исцелить эти раны. Не останется и следа.
— Раны? — запинаясь, переспросила я, внутри холодея от ужаса, так как прекрасно поняла, о чем идёт речь. О красных полосах на скуле и подбородке. Но как? Как мальчишка сумел разглядеть линии у меня на лице?
— Да, — прошептал он, — всё будет хорошо.
— О чем вы там говорите? — хмуро поинтересовался Руслан, переводя взгляд с меня на него.
— Как? Ты что не слышишь? — удивилась я, едва не споткнувшись, но мальчик неожиданно крепко сжал мою руку и умудрился удержать на месте.
— Я слышу, — отозвался Бахамут. — Но при этом ни слова не понимаю на языке, на котором вы общаетесь.
…Ветер, что дул со стороны реки, не был ласковым и тихим. Сильные и стремительные порывы, казалось, хотели разорвать блаженный покой безлунной ночи над Хойаном. Они приносили странную, необъяснимую и чарующую сердце мелодию, которая пронизывалась томной и страстной мукой, а ещё невероятным завораживающим ритмом, который заставлял выйти из полудрёмы и попытаться понять, что происходит.
Находясь на грани между сном и явью, я встряхнула головой и, кое-как поднявшись с постели, побрела к окну. Непонятная музыка. Мне такой никогда не приходилось слышать. Может, на улице продолжается празник? И вьетнамцы играют на своём знаменитом дан бау, инструменте, у которого всего одна струна, и вся мелодия зависит только от мастерства музыканта? Правда, то и дело было слышно, что в протяжную, медленно и сладко переливающуюся мелодию, врывались звонкие удары. Словно кто-то играл на миниатюрных медных гонгах Кыа Ма, которые, если выставить в ряд, то займут всю Азию.
За окном не было людей. Во всяком случае, никто не попадался на глаза. Но в тёмной воде Тху Бон ярко вспыхивали и дрожали янтарные отблески фонарей. Мелкие волны безостановочно накатывали на берег, оставляя на песке какое-то странное красновато-оранжевое свечение. Чем выше поднимались волны, тем громче звучала музыка, заставляя позабыть обо всём и только чувствовать, как сердце бьётся в такт ритму гонгов, видеть как чёрная вода расцветает огненными цветами, что держатся несколько мгновений и опадают тут же на песок, рассыпаясь прозрачными каплями. Даже не в состоянии предположить, что это такое, я обернулась и замерла, не в силах пошевелиться.
Оставленный на столе дракон сиял, словно сердоликовый факел, от которого во все стороны разбегались ослепительные искры. Те поверхности, куда они попадали, будто выпивали их сияние, сами становясь частью этого пламенного безумия.
Разумных объяснений происходящему не было. Так же, как и тому неясному ощущению, словно меня обхватили невидимые руки и тянули из номера, подальше от людей и как можно ближе к воде.
И почему-то сейчас было совсем неинтересно, что в таком виде появляться вне дома неприлично. А там, где происходят такие вещи, от которых волосы становятся дыбом, — тем более.
Сама не поняв, как оказалась на улице, я медленно и неуверенно, спотыкаясь почти при каждом шагу, направилась к реке. Возникало необъяснимое ощущение, что я это делаю не по своей воле, а по чьему-то принуждению.
Тху Бон тем временем и вовсе перестала быть похожей на то, что я видел раньше. Теперь вместо спокойного медленного течения в нескольких шагах от меня бушевал и ярился пламенный ад: брызги превращались в искры, волны становились огненными языками, а зеркальная гладь в итоге превратилась в раскаленную лаву, в которой взрывалось пламя.
Проявлялась ещё одна странность — этот огонь не обжигал, да и никакого тепла от него не исходило. То, что это не дело человеческих рук, я сообразила уже давно. Однако, пояснить это каким-то аномальным явлением тоже было весьма затруднительно.
В какой-то момент я смогла разглядеть, что на фоне этого огня движутся причудливые фигуры: то расплываясь и подрагивая, то вновь обретая четкие очертания. Толпа. Точнее армия — высокие статные воины, чьи доспехи блещут так, что затмевают солнце, а неведомое грозное оружие направлено на противника. Кто эти воины — понять невозможно. Разве что, если сильно напрячь зрение, то возможно разглядеть, что это монголоиды.
Однако это слишком общее определение. Они напоминали современных жителей Юго-Восточной Азии, но в то же время в них было что-то такое, что заставляло воспринимать их как тех, кто стоит на более высокой ступени развития. Нечто нечеловеческое. Хотя…
Если мне удалось рассмотреть верно их противников, то тех существ и описать словами нереально. У меня возникла ассоциация с мифическими драконами, которых так любят вьетнамцы. Они казались огромными и сражались бок о бок с человеческими бойцами, чьи доспехи, наоборот были чернее, чем ночь, а оружие, длинное и тонкое, на поминало причудливую металлическую сеть. Бой длился бесконечно. Или мне это только показалось? Неясно почему, но те, кто воевал вместе с ящерами, начали отступать. В то время как сияющие огнем, словно миллионы солнц, воины одерживали победу.
«Глупость, — подумала я, — какая глупость».
И, словно услышав эти мысли, один из драконов резко повернул голову в мою сторону и посмотрел прямо в глаза. Я вздрогнула. Это не были глаза зверя. Безусловно, в них было что-то дикое и пугающее. Однако бесконечная мудрость и что-то такое, что заставляло сделать шаг навстречу, на какое-то время сделали так, что я, как завороженная, смотрел в ответ.
Неожиданно в один миг всё исчезло. Стихла оглушающая музыка, и потухло неистовое пламя, будто наконец река сумела восстановить свои права и занять надлежащие ей территории.
Через миг я сообразила, что нахожусь тут не одна. По пояс в воде стоял высокий смуглый мужчина. Достаточно молодой, чтобы быть преданным и выносливым воином своего правителя, однако уже и достаточно зрелый для того, чтобы пользоваться уважением среди своих соратников.
Мысли казались невероятно глупыми, однако они происходили всего лишь от ощущений, которые возникали при взгляде на него. Кожа горела словно янтарь, где спрятано древнее солнце; черные волосы касались плеч, из-под хмуро сведённых соболиных бровей на меня смотрели гагатовые глаза. Спокойные, яркие, невероятно живые. Мужчина сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Ещё и ещё, медленно, но верно приближаясь ко мне. Обнажённый торс обвивала диковинная татуировка в виде агатово-алого дракона. Самым невероятным было то, что зверь казался объёмным и движущимся, будто рисунок ожил и теперь вместе со своим хозяином внимательно наблюдал за мной.
Меж тем, пока я заворожено разглядывала эту картину, воин приблизился ко мне. Став практически вплотную, подцепил подбородок пальцами и резко вздёрнул моё лицо вверх.
Я попыталась было возразить, однако тело окутало какое-то странное оцепенение — не то что возразить, не получалось вымолвить ни слова.
В тёмных глазах незнакомца неожиданно появились мягкость и какая-то необъяснимая нежность.
— На-Теру, — еле слышно произнёс он низким, завораживающим голосом и, не давая опомниться, быстро прижался к моим губам, обжигая огненным нечеловеческим поцелуем, испепеляя всё желание сопротивляться.
Глава 3. Встреча на берегу Тху Бон
Вся прелесть раннего утра заключается в том, чтобы сладко его проспать. Если происходит нечто, что не даёт этого сделать, то, считай, весь день пошёл насмарку.
— Дана, если ты сейчас же не встанешь, я тебя чем-нибудь стукну, — любезно раздалось откуда-то сверху, и тут же словно в подтверждение сказанного чья-то ладонь с размаху хлопнула меня по бедру.
— Ай! Бахамут, ты что, с ума сошёл? — заорала я, подпрыгивая на кровати и некоторое время пытаясь прийти в себя, чтобы сообразить, где я нахожусь и что происходит.
Передо мной стоял Руслан, сложив руки на груди. По светло-серым глазам этого богатыря я прекрасно понимала, что ничего хорошего мне это не сулит.
— Хлоева, ты где вчера ходила? — Бахамутов явно был не в настроении и сантиментов разводить не собирался.
— Здесь, — ответила я чистую правду. — И даже спала. И, кстати, пришла в номер раньше тебя. Так что ещё...
Оператор присел рядом и подцепил пальцами мой подбородок.
— Ай!
От прикосновения почему-то пробежала болезненная волна, и я дёрнулась в сторону, пытаясь уйти от него подальше.
— Где ты тогда раздобыла это украшение?
— Какое?
Бахамутов не ответил, но хмуро кивнул в сторону висевшего на стене зеркала.
— Иди, полюбуйся.
Ещё раз недоумённо взглянув на оператора, я всё же поднялась и направилась к зеркалу. Отражение не особо порадовало — левую скулу и подбородок пересекали несколько бледно-красных линий, будто какой-то шутник за ночь разрисовал моё лицо. Я попыталась опять прикоснуться, однако тут же вскрикнула от новой вспышки боли.
— Что это?
— Это ты у меня спрашиваешь? — любезно осведомился Бахамутов, вставая с кровати и приближаясь ко мне.
— А у кого, по-твоему? — пробурчала я, пытаясь сообразить, откуда взялась такая «красота». Даже если меня что-то укусило вроде местного динозавра в миниатюре, то где он мог спрятаться? К тому же, я очень хорошо помнила, что самым главным моим приключением этой ночью планировалось добраться до постели и лечь спать. Снилась, правда, какая-то ерунда. Я нахмурилась. Какая именно — сказать не могу уже, но ерунда однозначно.
Руслан ещё раз оглядел полосы, нереально ярко горевшие на бледной коже, и, цокнув языком, тяжело вздохнул.
— Сиди тут, сейчас спущусь к хозяину и узнаю, как это лечить. Ну… если, конечно, оно вообще лечится, — утешил Бахамутов и, быстро подойдя к двери, вышел из номера, оставляя меня в полном одиночестве.
Нужно ли говорить, что ни появившийся спустя некоторое время хозяин, ни его знакомый врач ничего толкового сказать не смогли? Последний склонялся к тому, что нечто вызвало у меня аллергию, и теперь вот она проявилась таким образом. Меня попросили припомнить, что я вчера ела, но когда перечислила продукты, лишь развели руками, так как ничего подозрительного обнаружить не смогли.
В связи с этим появилась весьма серьёзная проблема: как сниматься с таким лицом?
Руслан, однако, сообщил, что сегодня весь день всё равно пройдет впустую, потому что переводчик появится только к вечеру, и все контакты с местным населением, в особенности с монахами, которых мы тоже хотели отснять, откладываются. Оставался только один вариант: снимать места, где не требовалось моё присутствие, и можно было пустить лишь голос.
— Молись всем богам, чтобы это прошло, — проворчал Бахамутов, — иначе будешь вести программу как есть.
— Я атеистка, — покосилась я на оператора. — К тому же, стилист из тебя неважный.
— Вот и я о чем, — ни капли не обиделся Руслан, давая понять, что просто так никогда и ничего не говорит.
* * *
Несмотря на то, что солнце уже клонилось к закату, припекало оно по-прежнему неслабо. Всё время мы с Бахамутовым занимались тем, что бродили по Хойану в поисках красоты, которую можно показать российскому зрителю.
Чувствуя, как от усталости подкашиваются ноги, я осмотрелась и, заприметив довольно симпатичное бревно, быстро устроилась на нём, пока Руслан снимал берег Тху Бон.
— Эти кадры можно пустить на заставку, — сообщил он, поправляя бандану и вновь принимаясь за работу.
Кажется, не глядя на всю сложившуюся ситуацию, он был весьма доволен отснятым материалом, а также тем, что не нужно мне постоянно делать замечания.
Впрочем, у меня тоже особо не было времени праздно прогуливаться, так как приходилось всё внимательно осматривать, запоминать, а ещё делать пометки в блокноте, чтобы потом, по возвращении в гостиницу, залезть в Интернет и изучить всю информацию на доступном и понятном языке.
— Угу, — отозвалась я, — тут вообще шикарные места.
— Очень, давай-ка заберёмся ещё вон ту...
Окончание фразы утонуло в противном треске ломающихся ветвей. Мы с оператором резко оглянулись, всматриваясь в заросли каких-то низкорослых деревьев, в хаотичном порядке росших по берегам Тху Бон.
— Это ещё что такое? — нахмурился Бахамутов, направляясь к ним.
— Стой, — сказала я, быстро поднявшись с бревна и подходя к оператору. — Может, ветви просто переломились?
Из зарослей послышался тонкий вскрик, и вновь что-то хрустнуло.
— Не думаю, — Бахамутов пошёл на голос. — Там человек.
— Да я уже поняла, — пробормотала я, оказавшись шустрее Руслана и, обогнав его, уже шла впереди.
Первым, что я увидела, была тёмно-синяя материя, вероятно служившая чьим-то одеянием. Через несколько секунд, отодвинув ветки, я нашла подтверждение своим мыслям, обнаружив заплутавшего хрупкого мальчишку, который, скорее всего, просто потерял из виду своих родителей.
— Как тебя угораздило, мелкий? — пробормотала я, аккуратно подхватывая его и помогая встать на ноги. — Всё нормально, не ушибся?
Говорить приходилось на английском, я искренне надеялась, что он поймет хотя бы часть слов, а если и нет, то спокойный ласковый тон и мягкие прикосновения хоть немного успокоят, и он, по крайней мере, не испугается нас до чёртиков.
— Я… Не знаю, но… — Узкая ладонь поднялась к глазам, кончики пальцев начали быстро ощупывать лоб, переходя на волосы, словно он что-то искал.
В любом случае, ответил он мне так, что я вполне поняла, о чем речь. Значит, некоторые дети тут изъясняются вполне сносно и смогут понять даже иностранного туриста. Здорово.
— Всё в порядке, не волнуйся. — Я мягко перехватила его запястье и убрала руку от лица.
Увиденное заставило меня поёжиться, так как мгновенно стало ясно, почему он начал закрывать ладонью лицо. Мальчик был слеп. И смотреть спокойно у меня не получалось. По спине то и дело пробегала дрож.
— Здесь где-то должна быть моя… — Он запнулся, словно пытаясь подобрать слово на чужом языке.
Опустив взгляд, я сообразила, что кобальтово-синяя шёлковая лента повисла на поясе ребёнка, и, аккуратно сняв её, привстала и осторожно повязала на глаза.
— Ты как тут оказался? — спросила я, беря его за руку и выводя из зарослей.
Бахамутов на протяжении всего этого разговора сохранял мрачное молчание.
— Я шёл за мудрецом Те, — тихо ответил мальчик. — Но в какой-то миг понял, что его нет рядом.
— Вы из монастыря? — нахмурилась я, вспомнив имя свидетеля при происшествии с Ву.
— Да. Из того, что на левом берегу Тху Бон, — последовал ответ.
— Сможешь рассказать, как туда добраться? — поинтересовалась я, прекрасно понимая, что парнишку надо отвести домой, ибо сам он туда явно не доберётся.
— Да, — снова согласился он. — К тому же, вы его никогда не видели, правда?
— Правда, — кивнула я.
Конечно, не видела. Не каждый день бываю во Вьетнаме.
— Вам понравится Лак Лонг Куан, — с едва заметной улыбкой сообщил мальчик, чуть сильнее сжимая мою ладонь.
Я очень удивилась, когда услышала такое название.
— То есть, ты хочешь сказать, что это не буддистским храм? — мягко говоря, я в первый раз столкнулась с тем, что храм назван в честь древнего, пусть и невероятно почитаемого, однако, языческого божества
— Нет, — мальчик даже тихо засмеялся. — Это не храм. Это...
Он использовал слово, смысл которого мне остался недоступен. Но спросить о значении я так и не сумела, потому что, во-первых, это было достаточно проблематично выговорить, а во-вторых, мальчик тут же повернул голову в мою сторону так, словно пытался что-то разглядеть.
— Ты не переживай, — неожиданно негромко прошептал он, — в Лак Лонг Куане можно исцелить эти раны. Не останется и следа.
— Раны? — запинаясь, переспросила я, внутри холодея от ужаса, так как прекрасно поняла, о чем идёт речь. О красных полосах на скуле и подбородке. Но как? Как мальчишка сумел разглядеть линии у меня на лице?
— Да, — прошептал он, — всё будет хорошо.
— О чем вы там говорите? — хмуро поинтересовался Руслан, переводя взгляд с меня на него.
— Как? Ты что не слышишь? — удивилась я, едва не споткнувшись, но мальчик неожиданно крепко сжал мою руку и умудрился удержать на месте.
— Я слышу, — отозвался Бахамут. — Но при этом ни слова не понимаю на языке, на котором вы общаетесь.
