Одухотворённая — это не про меня. Мама вот была такой. Я помню, как и на её протянутую руку сотни светящихся крупинок — тистов поднимались из высокой острой травы. Мама улыбалась, сияли её глаза, а лицо… Одухотворённым было, иначе не скажешь.
А я вот другая, как и моя любовь к Браусу: жёсткая, что ли, прямолинейная. Как у папы…
Воспоминания о родителях сбивают, и я сосредотачиваюсь на другом. Поляна напротив, вижу её прекрасно. Набрасываю на голову тёмно-зелёный капюшон, завязываю его потуже. Присаживаюсь на корточки, так, чтобы большие, широкие листья здешних кустов надёжно меня спрятали от посторонних глаз. Дотрагиваюсь до рукоятки бластера в кобуре, пристёгнутой к бедру. Я готова.
Окружающую меня тишину нарушает ровное гудение. Сначала оно едва уловимо, затем усиливается, но не настолько, чтобы оглушать. Вскидываю голову и вижу, как небольшой звездолёт сначала зависает над поляной, а затем, незначительно покачиваясь, приземляется. Морщусь… Не люблю технику — искусственная жизнь не по мне. И если уж пользуюсь ею, то лишь в крайней необходимости.
Пока я внимательно наблюдаю за происходящим. Звездолёт устраивается на поляне и притихает. Шуршит, открываясь, люк и, словно стальной язык, разворачивается гладкий трап. Ещё мгновение и на нём появляются двое.
Прищуриваюсь, хотя на зрение мне жаловаться не приходилось. Первый уже не молод, но ещё не старик. В возрасте, в общем. Волосы густые, слегка вьющиеся, тёмные, но даже на расстоянии видно, что с фиолетовыми переливами. Значит, милнарец. У него овальное лицо, длинный прямой нос и небольшие глаза, которые тут же начинают высматривать что-то вокруг. Только не что-то — кого-то. Меня.
Второй значительно моложе, и я не понимаю, какой он расы. Волосы серые, словно пеплом густо посыпанные. Он чуть пониже своего спутника, держится ровно и уверенно. Лицо у него узкое, скулы выдающиеся, рот небольшой. И то ли хмурит густые брови, то ли они расположены так, что кажется, будто их владелец напряжён и подозрителен. Видимо, второе, потому что он тоже озирается, а лучевое ружьё в его руках готово выстрелить в любую минуту.
Они спускаются, трап самостоятельно втягивается обратно в корабль. А мне пора заканчивать это представление.
Стремительно выхватываю бластер и, готовая выстрелить на поражение, выскакиваю из своего укрытия, ошарашив обоих. Старший резко оборачивается, и его глаза распахиваются от удивления. На лице младшего не вздрагивает ни одна эмоция, только руки отточенным движением разворачивают ружьё в мою сторону.
Милнарец, видимо, пытается меня прочувствовать. Напрасно. Во-первых, мы далеки от его родной планеты. Во-вторых, я абсолютно спокойна.
- Фисса Ирисса…, - начинает он, недоумевая, как женщина может вести себя столь возмутительным образом.
Но не заканчивает. Не сводя взгляда с молодого и его ружья, я резко и грубо обрываю:
- Я не фисса!
- Хорошо, - его растерянности нет предела, - Ирисса, что это значит? Вы что, не в курсе?
Я более чем в курсе. Иначе оба бы уже лежали если не мёртвыми, то обезвреженными. Потому что если имперцы появляются на Браусе, то только с моего согласия и одобрения.
- Уберите оружие, тогда поговорим, - сухо отвечаю.
Молодой не шевелится. В какой-то момент подмечаю, насколько ему безразлично происходящее. Охранник и страж, вот кто он. И думает в одном направлении — выполнять приказ.
Неприязнь захватывает меня моментально.
- Глеб, опусти оружие, - уже спокойнее просит старший.
На странное имя невозможно не обратить внимание. Вот и я обратила, когда договаривалась с голограммой Наследницы о том, что на Браус прилетят двое. Глеб Рун. Имя короткое, твёрдое и какое-то обрубленное. Где его родители такое выискали только? Воистину Империя полна загадок.
Он подчиняется, но не сразу. И опускает оружие медленно. Я же стою в прежней стойке и уточняю:
- Я сказала убрать, а не опустить!
- А больше ничего не надо?
Наконец-то заговорил. А то уж начала думать, будто немой. Но голос у него приятный, с лёгкой хрипотцой. И как будто усталый.
- Это Браус, фисты, - напоминаю я, слегка оборачиваясь к старшему, которого зовут, насколько я помню, Гердамон Фейх. - И здесь нет оружия, кроме естественного и того, что я держу в руках. Его я уберу, как только увижу, что вы полностью безоружны. Так что оставляйте всё на корабле. И тогда поговорим.
- Ирисса, - моё имя без приставок даётся Гердамону непросто, однако он сохраняет вежливый, располагающий тон, - это, видимо, какое-то недоразумение. Мы прилетели с дозволения императора Риласа Эт ле'Адиса, о чём вас лично поставила в известность Наследница Сийола Мео Отис. Я не понимаю причин вашего поведения?
Причин более чем достаточно, а повод, вот, выдался один. И о нём я точно не стану разговаривать с имперцами, которых вижу первый раз в жизни. Пусть даже за них поручилась Наследница — одна из немногих, кому я могу доверять.
- Это моя планета, Гердамон, - отвечаю резко, - и правила тоже мои. Не сомневайтесь, просто так я бы бластер в руках не держала. Делайте так, как я сказала, и проблем у нас не возникнет.
Он не сводит с меня пристального взгляда. Пытается понять или догадаться? Пускай. Но вдруг его сосредоточенное лицо становится мягче, и тонкие губы растягиваются в полуулыбке. Гердамон кивает Глебу. Тот разворачивается и возвращается в корабль, а через минуту возвращается без оружия и, чтобы подчеркнуть это, понимает обе руки вверх.
Я придирчиво его осматриваю. По-прежнему не распознать, что он чувствует или думает, зато от него разит неприятием. Взгляд холодный и тяжёлый, но не для меня. Чёрный бронированный комбинезон из плотной ткани обтягивает крепкое, напряжённое тело. Его, пожалуй, мне стоит опасаться, а не этого...Гердамона. А ещё лучше, сделать так, чтобы эти двое убрались восвояси, снова оставив меня одну на Браусе.
Опускаю бластер и убираю его в кобуру, а руки скрещиваю на груди.
- Я — Ирисса, называйте меня так и никак иначе.
- Гердамон Фейх, - милнарец подходит ко мне и с лёгким поклоном протягивает мне руку ладонью вверх.
Знаю я прекрасно, что означает этот жест, но не отвечаю, а только кошусь на это «подтверждение расположения».
- Гердамон, вы не поняли, - обращаюсь к нему на «вы» лишь из уважения к возрасту, - если я разговариваю с вами, этого уже достаточно. Все эти поглаживания — у вас в Империи, не здесь. Пока вы не получите то, зачем прилетели, мы с вами — коллеги, не больше-не меньше.
Он убирает руку и не спорит. Вижу, как сказанное его едва ли не оскорбляет. Глеб подходит ближе, и я снова слышу его голос, неохотно представляющийся:
- Глеб Рун.
- Рада знакомству, - отвечаю неискренне. - Пройдёмте к дому. Там разместитесь, отдохнёте, а потом поговорим.
Я указываю на тропу между кустов, убегающую с поляны. Когда-то она была дорогой к посадочной площадке: широкой и ровной, но теперь заросла.
Глеб ступает на тропу первым, за ним иду я, но так, чтобы опережать Гердамона не более чем на шаг.
- Тропа выведет прямо к дому, - поясняю на всякий случай. - А животных опасаться не стоит.
- Быть может нам всё-таки прихватить оружие, - сомневаясь, уточняет Гердамон. - Мы — чужие в этом мире, мало ли…
- Вот именно, что чужие. Не будете гулять без меня и лезть, куда не следует — оружие вам не понадобится. Ни один зверь здесь не гибнет от выстрелов.
- И как же ты охотишься? – спрашивает Глеб. - Или падалью питаешься?
То, что должно быть оскорблением, на самом деле звучит как вынужденный интерес. И благодаря вопросу, я вдруг понимаю, кого мне напоминает Глеб. Падальщика, точно. Но не по сути, а по внешнему виду. Водятся на Браусе плоскомордые, восьмилапые зекхи. У них длинные черные тела и два хвоста с четырёхпалыми клешнями на концах. Ими они и отщипывают от падали куски, ну и защищаются, в случае необходимости. А вот лапки у них короткие, но необычайно шустрые. Зекхи, благодаря им, очень быстро передвигаются. А вообще, несмотря на не самый приятный образ жизни, это красивые звери: гибкие, сильные, мощные. И кое для кого опасные — детёныш зекхи с меня ростом. И это ещё на Браусе мелочью считается.
- Глеб, пища же бывает не только животного происхождения, - вежливо осекает напарника Гердамон, - и потом, Ирисса прожила же здесь всю жизнь.
Глеб останавливается. Не потому, что собирается отвечать. Просто мы пришли. Тропа упирается в распашные двери двухэтажного дома с плоской крышей. Чёрно-зелёные стены сливаются с окружающей растительностью, в окнах подрагивает и переливается радугой перламутровая плёнка, тонкая и нежная только на вид. На самом деле даже пущенный с размаху увесистый камень её не пробьёт. Здесь нет крыльца, веранды, балконов. Только ровные стены и квадратные окна без ставен. Всё очень скромно и просто, как всегда хотел отец.
Хоть я вчера и заходила внутрь, мне снова становится не по себе, но не дожидаясь вопросов, повернувшись боком к Глебу, толкаю дверь. Она распахивается, приглашая гостей.
Внутри светло и чисто. Готовясь к встрече, я прибралась накануне, но не скажу, что работы было много. Просто откуда пыли и грязи взяться там, где никого не было шесть лет?
- Ну, располагайтесь, - приглашаю я, указывая на лестницу. - Ваши комнаты на втором этаже, обе. Всё необходимое там есть. В пищевых отсеках всё накрыто, так что если голодны — поешьте. Не бойся, не падаль.
Я смотрю в сторону Глеба.
- Вечером встретимся в гостевой комнате, - я указываю на двери слева от себя. - И обсудим дальнейшие действия.
- Может, не стоит откладывать? - спросил Гердамон. - Я так понимаю, ты… ты не в восторге от нашего присутствия. Раньше закончим — раньше улетим обратно.
- Верно, - я не числюсь в лицемерках, - но обсудить надо, а до мати-дари полдня добираться. Так что отправимся завтра с утра. А пока отдыхайте.
Я делаю шаг назад, и мои гости расценивают это правильно. Они поднимаются по лестнице, поэтому не могут видеть, как я бросаю беглый взгляд на ещё одни двери, ведущие в комнату, куда я вчера не заходила. И не зайду. Ни сегодня, ни когда бы то ни было. Потому что, хоть я и сильная, но не для такого. Пережить это снова, наверное, не смогу.
Вечера на Браусе — самое тихое время. Дневная природа замирает, готовясь к покою, а ночная не спешит проснуться. В это время услышать можно только шорохи листвы, потревоженной ветром, звон некоторых цветов и негромкое гудение полых ветвей. Я специально оставила двери открытыми, чтобы иметь удовольствие сейчас насладиться этим умиротворением и успокоиться самой. Потому что пока, в доме, с двумя почти что незнакомыми мужчинами под боком это не удаётся.
Они возвращались на корабль — я видела. Следила, потому что не поверила, что мои нежеланные коллеги так легко отказались от оружия. Однако ошиблась — оба вернулись только с небольшим личным багажом. Понятно — переодеваться же им во что-то надо.
Странно, но между собой они почти не общаются. Глеб всё больше молчит и задумчиво смотрит под ноги, что весьма неожиданно для его должности. Гердамон тоже не разговорчив, но сдаётся мне — только из-за угрюмости собеседника. Окажись рядом кто-то другой — не избежал бы разговора. Вот он-то, как раз и оглядывался по сторонам, стремясь увидеть и запомнить, как можно больше. Ему, что ли, так интересен Браус?
Может быть, узнаю сейчас. Первым спускается Глеб. В доме он сменил свой бронекомбинезон на лёгкие брюки и кофту серо-голубого цвета, очень сочетающиеся с его глазами. Вместо приветствия он мне только кивает и усаживается напротив. Нас разделяет прозрачный стол в виде волны. Это хорошо, хоть какое-то препятствие, если что. А так смотрю на него, не думая о скромности. Что же он всё-таки такое. Что за раса? Отец рассказывал мне обо всех, и серовласыми были только ториане. Но ведь их уничтожили. Что, это — последний выживший? Нет, слишком молодой. Может быть какая-то мутация? Дитя смешанных союзов? Тогда мы с ним похожи. И от этой мысли мне уже не так неприятно находиться с ним рядом.
Гердамон появляется как раз в тот момент, когда я собираюсь начать с Глебом сдержанный разговор, присаживается рядом с напарником и приветствует нас.
- Чудесный дом, - добавляет он после, - никогда не уставал восхищаться архитектурному мастерству. Ирисса, и ты здесь живёшь одна. Не порядок.
- Я живу не здесь, - поправляю, - а в пристройке.
- В пристройке? Зачем? В этом доме всё необходимое для комфортной жизни как минимум шестерых?
«Не твоё имперское дело», - чуть было не срываюсь я, а вслух отвечаю кратко:
- Мне там удобно.
И, пока не задали очередных вопросов, приступаю к делу, ради которого мужчины, собственно, и прилетели.
- Наследница Сийола передала мне, что учёные Империи ведут активную работу по разработке новейшего средства для быстрой регенерации повреждённых конечностей. И для этого необходимы образцы костной ткани мати-дари.
Я тянусь и включаю голограф. Изображение тут же вспыхивает над столом, и мы видим четырёхлапого мощного зверя, лишённого шеи, тупомордого и большеротого. Самая главная его особенность — это нагромождение костных пластин, шипов, рогов по всему телу. Разноцветная картинка вращается, позволяя нам разглядеть животное со всех сторон. Не отражает она только одного — истинных размеров мати-дари.
- Я должна помочь вам собрать материал. И я это сделаю, но вы должны мне пообещать, что не станете вмешиваться.
- Если ты просишь, - соглашается Гердамон неохотно, - но дело ли это для женщины? Ты можешь проводить нас, указать более подходящую особь, а со зверем мы сами справимся.
- Мати-дари высотой в два ваших роста, Гердамон. А длинной, - я задумываюсь, но больше для вида, - шагов пятнадцать, не меньше. И вы хотите самостоятельно справиться с этой бронированной горой, у которой даже глаза под ороговевшими веками? Мати-дари неуязвимы, даже если бы у вас было оружие. И убивать их вам никто не позволит. Вы знаете, как собрать материал, не причинив вреда животному и не пострадав самому?
Глеб наклоняется, сцепив руки в замок. Его губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но всё же он снова молчит.
- Не слишком ли много требований условий, Ирисса, - не одобряет Гердамон, - я понимаю, что ваши условия согласованы с Наследницей, но всему есть предел. Женщина на охоте, в то время, как двое мужчин за её спиной?! Это нонсенс. И даже рассуждать об этом смешно.
- А мне вот не смешно, - обрываю я, устав от пустого сотрясения воздуха звуком, - и когда мати-дари превратит вас обоих в лепёшку своими тяжёлыми копытами, тоже не будет. А если хоть одна живая тварь погибнет на Браусе от вашей руки и без моего ведома — разбираться будете с Наследницей или даже Императором. Только я знаю, как достать материал без жертв с обеих сторон. Так что на то, что вы назвали охотой, отправляется женщина, а мужчины её сопровождают и в точности выполняют все её указания.
Вот это меня понесло. Видимо, хорошенько так наступаю на мужское самолюбие. Потому что Гердамон даже бледнеет от моей наглости. Думает, что противопоставить. Нечего. Если бы они сами могли справиться — без лишних вопросов отправила бы одних. Но, так уж складывается, что на Браусе без проводника они и дня не продержаться. А я - их единственная возможность выжить. Ничего не поделаешь.
Глеб едва ли не прокалывает меня взглядом.
А я вот другая, как и моя любовь к Браусу: жёсткая, что ли, прямолинейная. Как у папы…
Воспоминания о родителях сбивают, и я сосредотачиваюсь на другом. Поляна напротив, вижу её прекрасно. Набрасываю на голову тёмно-зелёный капюшон, завязываю его потуже. Присаживаюсь на корточки, так, чтобы большие, широкие листья здешних кустов надёжно меня спрятали от посторонних глаз. Дотрагиваюсь до рукоятки бластера в кобуре, пристёгнутой к бедру. Я готова.
Окружающую меня тишину нарушает ровное гудение. Сначала оно едва уловимо, затем усиливается, но не настолько, чтобы оглушать. Вскидываю голову и вижу, как небольшой звездолёт сначала зависает над поляной, а затем, незначительно покачиваясь, приземляется. Морщусь… Не люблю технику — искусственная жизнь не по мне. И если уж пользуюсь ею, то лишь в крайней необходимости.
Пока я внимательно наблюдаю за происходящим. Звездолёт устраивается на поляне и притихает. Шуршит, открываясь, люк и, словно стальной язык, разворачивается гладкий трап. Ещё мгновение и на нём появляются двое.
Прищуриваюсь, хотя на зрение мне жаловаться не приходилось. Первый уже не молод, но ещё не старик. В возрасте, в общем. Волосы густые, слегка вьющиеся, тёмные, но даже на расстоянии видно, что с фиолетовыми переливами. Значит, милнарец. У него овальное лицо, длинный прямой нос и небольшие глаза, которые тут же начинают высматривать что-то вокруг. Только не что-то — кого-то. Меня.
Второй значительно моложе, и я не понимаю, какой он расы. Волосы серые, словно пеплом густо посыпанные. Он чуть пониже своего спутника, держится ровно и уверенно. Лицо у него узкое, скулы выдающиеся, рот небольшой. И то ли хмурит густые брови, то ли они расположены так, что кажется, будто их владелец напряжён и подозрителен. Видимо, второе, потому что он тоже озирается, а лучевое ружьё в его руках готово выстрелить в любую минуту.
Они спускаются, трап самостоятельно втягивается обратно в корабль. А мне пора заканчивать это представление.
Стремительно выхватываю бластер и, готовая выстрелить на поражение, выскакиваю из своего укрытия, ошарашив обоих. Старший резко оборачивается, и его глаза распахиваются от удивления. На лице младшего не вздрагивает ни одна эмоция, только руки отточенным движением разворачивают ружьё в мою сторону.
Милнарец, видимо, пытается меня прочувствовать. Напрасно. Во-первых, мы далеки от его родной планеты. Во-вторых, я абсолютно спокойна.
- Фисса Ирисса…, - начинает он, недоумевая, как женщина может вести себя столь возмутительным образом.
Но не заканчивает. Не сводя взгляда с молодого и его ружья, я резко и грубо обрываю:
- Я не фисса!
- Хорошо, - его растерянности нет предела, - Ирисса, что это значит? Вы что, не в курсе?
Я более чем в курсе. Иначе оба бы уже лежали если не мёртвыми, то обезвреженными. Потому что если имперцы появляются на Браусе, то только с моего согласия и одобрения.
- Уберите оружие, тогда поговорим, - сухо отвечаю.
Молодой не шевелится. В какой-то момент подмечаю, насколько ему безразлично происходящее. Охранник и страж, вот кто он. И думает в одном направлении — выполнять приказ.
Неприязнь захватывает меня моментально.
- Глеб, опусти оружие, - уже спокойнее просит старший.
На странное имя невозможно не обратить внимание. Вот и я обратила, когда договаривалась с голограммой Наследницы о том, что на Браус прилетят двое. Глеб Рун. Имя короткое, твёрдое и какое-то обрубленное. Где его родители такое выискали только? Воистину Империя полна загадок.
Он подчиняется, но не сразу. И опускает оружие медленно. Я же стою в прежней стойке и уточняю:
- Я сказала убрать, а не опустить!
- А больше ничего не надо?
Наконец-то заговорил. А то уж начала думать, будто немой. Но голос у него приятный, с лёгкой хрипотцой. И как будто усталый.
- Это Браус, фисты, - напоминаю я, слегка оборачиваясь к старшему, которого зовут, насколько я помню, Гердамон Фейх. - И здесь нет оружия, кроме естественного и того, что я держу в руках. Его я уберу, как только увижу, что вы полностью безоружны. Так что оставляйте всё на корабле. И тогда поговорим.
- Ирисса, - моё имя без приставок даётся Гердамону непросто, однако он сохраняет вежливый, располагающий тон, - это, видимо, какое-то недоразумение. Мы прилетели с дозволения императора Риласа Эт ле'Адиса, о чём вас лично поставила в известность Наследница Сийола Мео Отис. Я не понимаю причин вашего поведения?
Причин более чем достаточно, а повод, вот, выдался один. И о нём я точно не стану разговаривать с имперцами, которых вижу первый раз в жизни. Пусть даже за них поручилась Наследница — одна из немногих, кому я могу доверять.
- Это моя планета, Гердамон, - отвечаю резко, - и правила тоже мои. Не сомневайтесь, просто так я бы бластер в руках не держала. Делайте так, как я сказала, и проблем у нас не возникнет.
Он не сводит с меня пристального взгляда. Пытается понять или догадаться? Пускай. Но вдруг его сосредоточенное лицо становится мягче, и тонкие губы растягиваются в полуулыбке. Гердамон кивает Глебу. Тот разворачивается и возвращается в корабль, а через минуту возвращается без оружия и, чтобы подчеркнуть это, понимает обе руки вверх.
Я придирчиво его осматриваю. По-прежнему не распознать, что он чувствует или думает, зато от него разит неприятием. Взгляд холодный и тяжёлый, но не для меня. Чёрный бронированный комбинезон из плотной ткани обтягивает крепкое, напряжённое тело. Его, пожалуй, мне стоит опасаться, а не этого...Гердамона. А ещё лучше, сделать так, чтобы эти двое убрались восвояси, снова оставив меня одну на Браусе.
Опускаю бластер и убираю его в кобуру, а руки скрещиваю на груди.
- Я — Ирисса, называйте меня так и никак иначе.
- Гердамон Фейх, - милнарец подходит ко мне и с лёгким поклоном протягивает мне руку ладонью вверх.
Знаю я прекрасно, что означает этот жест, но не отвечаю, а только кошусь на это «подтверждение расположения».
- Гердамон, вы не поняли, - обращаюсь к нему на «вы» лишь из уважения к возрасту, - если я разговариваю с вами, этого уже достаточно. Все эти поглаживания — у вас в Империи, не здесь. Пока вы не получите то, зачем прилетели, мы с вами — коллеги, не больше-не меньше.
Он убирает руку и не спорит. Вижу, как сказанное его едва ли не оскорбляет. Глеб подходит ближе, и я снова слышу его голос, неохотно представляющийся:
- Глеб Рун.
- Рада знакомству, - отвечаю неискренне. - Пройдёмте к дому. Там разместитесь, отдохнёте, а потом поговорим.
Я указываю на тропу между кустов, убегающую с поляны. Когда-то она была дорогой к посадочной площадке: широкой и ровной, но теперь заросла.
Глеб ступает на тропу первым, за ним иду я, но так, чтобы опережать Гердамона не более чем на шаг.
- Тропа выведет прямо к дому, - поясняю на всякий случай. - А животных опасаться не стоит.
- Быть может нам всё-таки прихватить оружие, - сомневаясь, уточняет Гердамон. - Мы — чужие в этом мире, мало ли…
- Вот именно, что чужие. Не будете гулять без меня и лезть, куда не следует — оружие вам не понадобится. Ни один зверь здесь не гибнет от выстрелов.
- И как же ты охотишься? – спрашивает Глеб. - Или падалью питаешься?
То, что должно быть оскорблением, на самом деле звучит как вынужденный интерес. И благодаря вопросу, я вдруг понимаю, кого мне напоминает Глеб. Падальщика, точно. Но не по сути, а по внешнему виду. Водятся на Браусе плоскомордые, восьмилапые зекхи. У них длинные черные тела и два хвоста с четырёхпалыми клешнями на концах. Ими они и отщипывают от падали куски, ну и защищаются, в случае необходимости. А вот лапки у них короткие, но необычайно шустрые. Зекхи, благодаря им, очень быстро передвигаются. А вообще, несмотря на не самый приятный образ жизни, это красивые звери: гибкие, сильные, мощные. И кое для кого опасные — детёныш зекхи с меня ростом. И это ещё на Браусе мелочью считается.
- Глеб, пища же бывает не только животного происхождения, - вежливо осекает напарника Гердамон, - и потом, Ирисса прожила же здесь всю жизнь.
Глеб останавливается. Не потому, что собирается отвечать. Просто мы пришли. Тропа упирается в распашные двери двухэтажного дома с плоской крышей. Чёрно-зелёные стены сливаются с окружающей растительностью, в окнах подрагивает и переливается радугой перламутровая плёнка, тонкая и нежная только на вид. На самом деле даже пущенный с размаху увесистый камень её не пробьёт. Здесь нет крыльца, веранды, балконов. Только ровные стены и квадратные окна без ставен. Всё очень скромно и просто, как всегда хотел отец.
Хоть я вчера и заходила внутрь, мне снова становится не по себе, но не дожидаясь вопросов, повернувшись боком к Глебу, толкаю дверь. Она распахивается, приглашая гостей.
Внутри светло и чисто. Готовясь к встрече, я прибралась накануне, но не скажу, что работы было много. Просто откуда пыли и грязи взяться там, где никого не было шесть лет?
- Ну, располагайтесь, - приглашаю я, указывая на лестницу. - Ваши комнаты на втором этаже, обе. Всё необходимое там есть. В пищевых отсеках всё накрыто, так что если голодны — поешьте. Не бойся, не падаль.
Я смотрю в сторону Глеба.
- Вечером встретимся в гостевой комнате, - я указываю на двери слева от себя. - И обсудим дальнейшие действия.
- Может, не стоит откладывать? - спросил Гердамон. - Я так понимаю, ты… ты не в восторге от нашего присутствия. Раньше закончим — раньше улетим обратно.
- Верно, - я не числюсь в лицемерках, - но обсудить надо, а до мати-дари полдня добираться. Так что отправимся завтра с утра. А пока отдыхайте.
Я делаю шаг назад, и мои гости расценивают это правильно. Они поднимаются по лестнице, поэтому не могут видеть, как я бросаю беглый взгляд на ещё одни двери, ведущие в комнату, куда я вчера не заходила. И не зайду. Ни сегодня, ни когда бы то ни было. Потому что, хоть я и сильная, но не для такого. Пережить это снова, наверное, не смогу.
***
Вечера на Браусе — самое тихое время. Дневная природа замирает, готовясь к покою, а ночная не спешит проснуться. В это время услышать можно только шорохи листвы, потревоженной ветром, звон некоторых цветов и негромкое гудение полых ветвей. Я специально оставила двери открытыми, чтобы иметь удовольствие сейчас насладиться этим умиротворением и успокоиться самой. Потому что пока, в доме, с двумя почти что незнакомыми мужчинами под боком это не удаётся.
Они возвращались на корабль — я видела. Следила, потому что не поверила, что мои нежеланные коллеги так легко отказались от оружия. Однако ошиблась — оба вернулись только с небольшим личным багажом. Понятно — переодеваться же им во что-то надо.
Странно, но между собой они почти не общаются. Глеб всё больше молчит и задумчиво смотрит под ноги, что весьма неожиданно для его должности. Гердамон тоже не разговорчив, но сдаётся мне — только из-за угрюмости собеседника. Окажись рядом кто-то другой — не избежал бы разговора. Вот он-то, как раз и оглядывался по сторонам, стремясь увидеть и запомнить, как можно больше. Ему, что ли, так интересен Браус?
Может быть, узнаю сейчас. Первым спускается Глеб. В доме он сменил свой бронекомбинезон на лёгкие брюки и кофту серо-голубого цвета, очень сочетающиеся с его глазами. Вместо приветствия он мне только кивает и усаживается напротив. Нас разделяет прозрачный стол в виде волны. Это хорошо, хоть какое-то препятствие, если что. А так смотрю на него, не думая о скромности. Что же он всё-таки такое. Что за раса? Отец рассказывал мне обо всех, и серовласыми были только ториане. Но ведь их уничтожили. Что, это — последний выживший? Нет, слишком молодой. Может быть какая-то мутация? Дитя смешанных союзов? Тогда мы с ним похожи. И от этой мысли мне уже не так неприятно находиться с ним рядом.
Гердамон появляется как раз в тот момент, когда я собираюсь начать с Глебом сдержанный разговор, присаживается рядом с напарником и приветствует нас.
- Чудесный дом, - добавляет он после, - никогда не уставал восхищаться архитектурному мастерству. Ирисса, и ты здесь живёшь одна. Не порядок.
- Я живу не здесь, - поправляю, - а в пристройке.
- В пристройке? Зачем? В этом доме всё необходимое для комфортной жизни как минимум шестерых?
«Не твоё имперское дело», - чуть было не срываюсь я, а вслух отвечаю кратко:
- Мне там удобно.
И, пока не задали очередных вопросов, приступаю к делу, ради которого мужчины, собственно, и прилетели.
- Наследница Сийола передала мне, что учёные Империи ведут активную работу по разработке новейшего средства для быстрой регенерации повреждённых конечностей. И для этого необходимы образцы костной ткани мати-дари.
Я тянусь и включаю голограф. Изображение тут же вспыхивает над столом, и мы видим четырёхлапого мощного зверя, лишённого шеи, тупомордого и большеротого. Самая главная его особенность — это нагромождение костных пластин, шипов, рогов по всему телу. Разноцветная картинка вращается, позволяя нам разглядеть животное со всех сторон. Не отражает она только одного — истинных размеров мати-дари.
- Я должна помочь вам собрать материал. И я это сделаю, но вы должны мне пообещать, что не станете вмешиваться.
- Если ты просишь, - соглашается Гердамон неохотно, - но дело ли это для женщины? Ты можешь проводить нас, указать более подходящую особь, а со зверем мы сами справимся.
- Мати-дари высотой в два ваших роста, Гердамон. А длинной, - я задумываюсь, но больше для вида, - шагов пятнадцать, не меньше. И вы хотите самостоятельно справиться с этой бронированной горой, у которой даже глаза под ороговевшими веками? Мати-дари неуязвимы, даже если бы у вас было оружие. И убивать их вам никто не позволит. Вы знаете, как собрать материал, не причинив вреда животному и не пострадав самому?
Глеб наклоняется, сцепив руки в замок. Его губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но всё же он снова молчит.
- Не слишком ли много требований условий, Ирисса, - не одобряет Гердамон, - я понимаю, что ваши условия согласованы с Наследницей, но всему есть предел. Женщина на охоте, в то время, как двое мужчин за её спиной?! Это нонсенс. И даже рассуждать об этом смешно.
- А мне вот не смешно, - обрываю я, устав от пустого сотрясения воздуха звуком, - и когда мати-дари превратит вас обоих в лепёшку своими тяжёлыми копытами, тоже не будет. А если хоть одна живая тварь погибнет на Браусе от вашей руки и без моего ведома — разбираться будете с Наследницей или даже Императором. Только я знаю, как достать материал без жертв с обеих сторон. Так что на то, что вы назвали охотой, отправляется женщина, а мужчины её сопровождают и в точности выполняют все её указания.
Вот это меня понесло. Видимо, хорошенько так наступаю на мужское самолюбие. Потому что Гердамон даже бледнеет от моей наглости. Думает, что противопоставить. Нечего. Если бы они сами могли справиться — без лишних вопросов отправила бы одних. Но, так уж складывается, что на Браусе без проводника они и дня не продержаться. А я - их единственная возможность выжить. Ничего не поделаешь.
Глеб едва ли не прокалывает меня взглядом.
