Марина Маркелова
«Существо»
Никто и ничто. И имя забыто.
Доверие смыто, и сердце закрыто.
Убожество, особь, ничтожный урод,
Никто не поможет. Ничто не спасёт.
Зачем дальше жить? Я, честно, не знаю,
Но всё же живу. Терплю, не стеная.
И чудо, быть может, однажды придёт.
И руку протянет, и веру вернёт.
Пока же я твёрдо знаю одно.
Никто и ничто. Я лишь Существо.
Мидиус — маленькая планета на самой границе обитаемой зоны белого карлика Лиоллы, чья система не входит в состав Империи Объединённых территорий. Это планета вечного сумрака — тусклый свет Лиоллы едва касается поверхности Мидиуса. Но, несмотря на это, нигде вы не найдёте такого разнообразного животного мира, какой представлен здесь. Вот только разумных существ на Мидиусе нет, кроме переселенцев. А переселенцы — это разномастное сборище как империан, так и обитателей иных систем и планет, превратившихся, по воле судеб, в изгоев. Беглые преступники, контрабандисты, опальные учёные, отщепенцы общества — кого только не найдёшь в убогих городишках Мидиуса.
А ещё здесь находится самый большой нелегальный рынок животных. Я слышала, что в поисках диковинок для домашних зоопарков сюда, хоть и нечасто, но прилетают даже из далёких систем империи. И именно здесь — в магазине под названием «Редкое зверьё Мидиуса», в подвале, на тощем матрасе, воняющем сыростью, рядом с миской, в которой уже
нет еды, — начинается моя история.
Почему только начинается, ведь мне уже тридцать лет? Потому, что всё это время я не жила, а просто существовала. Потому что, хотя у меня и есть имя, лишь один цессянин — тот, который, наверное, меня всё-таки немного любил, — называл меня им. Для всех остальных я была и есть просто — Существо.
Я слышу шаги отчётливо, хотя торговец только подходит к двери подвала, сажусь на матрасе, подтягивая колени к груди. Опускаю голову и жду. Чего? Сама не знаю. Торговец вообще-то не самый злой владелец. Он ещё ни разу меня не ударил и кормит хорошо. Я не слышала от него унизительных слов. Но он держит меня в клетке, как одного из своих зверей, а это доверия не прибавляет.
Дверь открывается, пропуская внутрь грузную коренастую фигуру в длинном неряшливом облачении. Я не шевелюсь, лишь прислушиваюсь к шагам, звону ключей и скрипу решётки. Чувствую на макушке тяжёлую ладонь, которая, поглаживая, движется взад-вперёд.
— Выспалась? — голос мужчины звучит озабоченно.
У него есть причины волноваться — я плохо спала несколько ночей с того момента, как он меня приобрёл. Для торговца я — товар, не пользующийся особым спросом, но всё-таки товар. И если буду немощная или больная, меня никто не купит.
Но беспокоится он напрасно — я киваю.
— Ну и хорошо, — довольно выдыхает он, — сегодня ожидается гость из империи, может, ты ему приглянешься.
Приглянусь? Сомнительно. Как может понравиться бледный, даже бесцветный гуманоид? Да и купить меня — это значит купить раба. А в империи рабов нет. Я знаю, я там жила.
Вообще-то я родилась в империи, на Цессе. Первый хозяин был добрым. Он воспитывал меня вместе со своими детьми, и всем, что знаю и умею, я обязана только ему. В те годы жизнь можно было назвать счастливой. Но длилась она всего пять лет. Потом хозяина не стало, а его наследникам я оказалась не нужна, утратила своё имя, превратилась в Существо — этакого нелюбимого домашнего питомца. Уж не знаю, чем не угодила, но меня ненавидели. Почему не пришибли — непонятно. Наверное, рука не поднималась. Меня мало кормили и поили, заставляли работать по дому, поселили в каморке под лестницей, куда и свет-то едва попадал, а спустя десять лет подарили.
У новых хозяев было не лучше — я снова стала прислугой, над которой можно измываться, как морально, так и физически, а она без дозволения даже не ответит. То, что я — Существо, мне напоминали ежедневно. И привыкла ведь... Мне больше ничего не оставалось. Да и иной судьбы для себя я уже не ждала. А потом хозяева разорились. Им пришлось спешно продавать и дом, и имущество. Меня в том числе. Тогда-то я и попала к торговцу с Мидиуса. Меня отдали почти что даром, лишь бы избавиться поскорее от обузы.
Долгожданный потенциальный покупатель появляется через несколько часов. О его прибытии догадываюсь, услышав чужой голос — приятный, мягкий баритон. Когда он вслед за торговцем всё же спускается в подвал, меня так и тянет поднять голову и взглянуть — интересно же, империане на Мидиус прилетают нечасто. Но я отлично помню, что значит посмотреть на хозяина или его гостя без разрешения. Пробовала несколько раз, больше не хочу.
— Вот это то, о чём я говорил, — заискивающе поясняет торговец, останавливаясь возле моей клетки. — Её принадлежность к какой бы то ни было расе не определяется ни одним показателем. И к видам животных тоже. Это просто неизвестно что.
«Это»... Что ж, самое подходящее определение.
Тишина. Торговец, ясное дело, ждёт, что ответит покупатель. Но почему тот медлит? Какое-то нехорошее предчувствие рождается в сознании и скручивает тугим узлом живот, мешая дышать. Я боюсь? Конечно, боюсь. Кто знает, что у этого любителя диковинок в голове.
— Это женская особь или гермафродит? — наконец раздаётся вопрос.
— Женщина, — тут же слышен ответ.
— И альбинос, — продолжает гость, только теперь в его голосе утверждение. — Ты можешь поднять голову?
Не сразу понимаю, что это он мне. Торговец открывает клетку, подскакивает и не больно дёргает меня за подбородок. Лицо взлетает, и я вижу гостя. Немолодой невысокий мужчина. Мощные плечи, широкое овальное лицо, бледная кожа. Вьющиеся волосы цвета снега, не доходящие до плеч, а на глазах какие-то прозрачные круги в оправе. Украшение? Впервые такое вижу. Или это приспособление, чтобы изменить цвет радужек? То есть на самом деле они не сиреневые?
Империанин задумчиво рассматривает меня сквозь круги, постукивая указательным пальцем по щеке.
— Дай мне руку, — просит он, а торговцу поясняет: — Мой определитель точнее.
Я послушно выполняю приказ, прекрасно зная, что будет потом — проходила эту процедуру не раз и не два. Мужчина достаёт из кармана куртки небольшую пластину и подносит к моему запястью. Раздаётся щелчок, по руке до самого плеча бежит кусачая дрожь. На небольшом зелёном экране, развернувшемся над прибором, сначала бегут цифры и символы, затем появляются красные вспышки. Это значит «не определено».
Незнакомец внимательно вчитывается в результаты. По серьёзному лицу невозможно определить, о чём он думает. Но я кое-что чувствую. Интерес... Да, наверное. Только вот не знаю, радоваться или горевать из-за того, что я ему... интересна.
— Сколько она стоит? Я беру.
Наконец он убирает определитель расовой принадлежности и оборачивается к торговцу, а тот, расплываясь в заискивающей улыбке, называет цену. Не самую маленькую, надо сказать. Я и не подозревала, что столько стою. То есть я определённо этого не стою.
Однако покупатель не торгуется. Пробегает пальцами по своему браслету, впечатывая сумму и адрес перевода. Через мгновение пищит браслет продавца, оповещая, что деньги получены.
— Поднимись, — обращается ко мне мой новый хозяин.
Теперь я обязана подчиниться и встаю в полный рост. Мелкая, тщедушная особь. Даже невысокому империанину только по плечо.
— На кого она похожа? — слышу я его недовольный голос. — У вас есть во что её переодеть? И почему она такая замученная? Вы над ней издевались?
— Я?! — возмущается торговец. — Во-первых, я ценю свой товар, а во-вторых, это сделали её предыдущие хозяева, те ещё ублюдки. Не отойдёт никак. А одежду я вам сейчас раздобуду. Нет ничего такого, что бы Толстый Йер не нашёл.
Наверное, это так его зовут на Мидиусе — Толстый Йер. Я ни разу не слышала этого имени, он мне его не называл.
Торговец уходит, оставив меня наедине с новым хозяином, а я так и стою, опустив руки и не поднимая головы. Просто не знаю, что мне делать. Может, империанин ждёт, что я начну болтать как ненормальная, а может, это его, наоборот, раздражает. В любом случае...
Теряю мысль и вздрагиваю, когда мужская ладонь неожиданно ложится на щёку и лёгким, каким-то нежным движением побуждает взглянуть на того, кто стоит со мной рядом. Заставляет подчиниться вовсе не потому, что так нужно, а потому... Потому что приятно. Я давно забыла, что такое нежность. А может, и не знала никогда.
— У тебя есть имя? — спрашивает империанин.
— Да, хозяин.
— Не называй меня хозяином, — просит он, — кем бы ты ни была, ты не собственность. Меня зовут Сидариус Нахау. Можешь называть доктор или просто Сидариус.
Просто... Совсем это не просто — так запросто обращаться к тому, кто за тебя столько заплатил.
— Как скажете, доктор.
— Так как тебя зовут?
— Существо. — Я вспоминаю все те презрительные клички, которыми меня награждали, перечисляя: — Особь, тварь, выродок...
— Нет, — обрывает он. — Имя. Если оно всё же есть.
Имя?.. Я теряюсь, настолько неожиданной оказывается его желание узнать то, что другие хозяева заставляли меня забыть. Имя... Да, есть. Я столько лет не произносила его вслух.
— Кл... Кл... Клер.
Империанин моментально меняется в лице.
Испугался? Нет, другое. Насторожился, вцепился в меня взглядом сквозь прозрачные кругляшки. А что я не так сказала? Он просил имя, я назвала.
Доктор снова поднимает руку, и я невольно зажмуриваюсь, втягивая голову в плечи. Но вместо того чтобы ударить, он гладит меня по растрёпанным грязным волосам.
— Что же они с тобой сделали?
Услышав сокрушённый вздох и не веря своим ушам, я бросаю осторожный взгляд из-под ресниц на этого невероятного мужчину. Который, к счастью, на меня уже не смотрит, а поворачивается к вернувшемуся в подвал торговцу, чтобы забрать протянутый ему свёрток.
Моя одежда... О том, откуда Йер её взял, не рассуждаю. Принимаю кулёк из рук доктора и сразу же начинаю переодеваться. Без стеснения сбрасываю с себя рубище, служившее мне единственным одеянием всё это время. И только потом, заметив, как Сидариус отводит взгляд в сторону, спохватываюсь, сообразив, что стоило бы дождаться, пока мужчины выйдут или отвернутся. Теперь же торговец спешит убедить империанина, что мне просто никто не объяснял правила приличия и скромности. На самом деле объясняли, и чувство стыда мне присуще. Вот только одни учили, а другие потом выбивали эти знания. Когда ты полуголая драишь полы в доме хозяев и думаешь, как бы за малейшую провинность не получить плетью вдоль спины, о приличиях не вспоминаешь.
Одежда, надо признать, замечательная. Мягкие сандалии, брюки и рубашка. Может, кто-то сочтёт всё это убогой простотой, но мне нравится. Я с наслаждением одеваюсь, в душе досадуя, что нет возможности помыться. А то жалко чистую одежду, да на грязное тело.
— Ты готова? — не оборачиваясь, спрашивает империанин.
— Да, доктор, — отзываюсь я.
Он отступает, пропуская меня вперёд, а сам прощается с торговцем. Мне же хочется поскорее вырваться из полумрака подвала, в котором просидела столько времени. И сейчас всё равно, притворяется ли этот доктор добродетельным или он действительно такой. За шанс выйти на свежий воздух, за чистую одежду, за то, что спросил меня об имени, я готова ему ноги целовать.
Едва выходим из дома торговца, доктор берёт меня осторожно под локоть и увлекает за собой.
— Идём, Клер, — говорит он серьёзно, — нам лучше не задерживаться на улицах.
И мой хозяин прав. В приземистых одноэтажных постройках, таких же, как и дом Толстого Йера, живут не самые законопослушные личности, с которыми определённо не стоит сталкиваться. Доктор осматривается по сторонам, одной рукой направляет меня, а другую держит на поясе. Только сейчас замечаю прицепленную к ремню кобуру и рукоять бластера.
Да, он знал, что здесь может быть опасно, и приготовился. Мы быстрым шагом идём к границе поселения — городом это скопление хибар не назовёшь. Чуть дальше, на жёлтом морском берегу греется в слабых белых лучах Лиоллы небольшой космический транспортник. Чёрный как ночь, обтекаемый, с растопыренными посадочными упорами, похожий на грузное мрачное насекомое. Таких я раньше не видела — тот, на котором меня сюда привезли, был белым и другой формы.
На фоне тёмного корабля я не сразу замечаю женскую фигуру в чёрном облегающем комбинезоне, которая, скрестив руки на груди, прислонилась спиной к глянцевой поверхности. Лишь когда оказываемся совсем близко, накатывает ощущение угрозы, и я, отыскивая причину, впиваюсь взглядом в незнакомку. Невысокая, темноволосая и светлокожая...
Кажется, милбарка. То есть... Пиратка?! И на поясе у неё сразу два бластера!
В панике я хватаюсь за руку доктора, он удивлённо смотрит на меня, и только тогда я понимаю, что позволила себе слишком много.
— Ты чего испугалась, Клер?
Я киваю на женщину, шагнувшую нам навстречу.
— Лита? — уточняет Сидариус и неожиданно усмехается. — Её не нужно опасаться. Лита не трогает того, кто ей платит.
— Это оно? То, за чем вы так рьяно рвались в этот гадюшник? — Милбарка осматривает меня с ног до головы и презрительно кривит пухлые губы.
— Она, — поправляет её Сидариус.
— Неважно, — отмахивается Лита. — Лучше поскорее убраться отсюда, пока не пришлось пустить их в дело.
Пиратка похлопывает по оружию ладонью, и у меня не возникает сомнений, что с ним она умеет обращаться умеет.
— Конечно. Взлетаем. Я отведу Клер в каюту.
— Каюту?
— Да. Куда же ещё?
Лита, хоть и молчит, но пренебрежения в её взгляде прибавляется. Ей не по нраву это решение, видимо, считает, что я недостойна жить в нормальных условиях. Доктор же, не обращая внимания на реакцию милбарки, увлекает меня в раскрытый, ведущий внутрь корабля проём.
Длинный коридор заканчивается перегородкой с надписью: «Жилой сектор». А когда внутренние двери раздвигаются и мы оказываемся в каюте, я шумно выдыхаю от восторга. Разумеется, это не дом. Но по сравнению с клеткой...
Экраны-иллюминаторы в форме вытянутых окон. Два дивана, пара кресел. Голограф на стене. Столик, и на нём настоящие, живые цветы.
— Нравится? — Сидариус улыбается, наблюдая за моим лицом.
— Очень красиво.
— Твой отсек здесь.
Шагнув к светло-серой стене, доктор открывает ещё один проём. За ним — маленькая комнатка с постелью, полками над ней и прикроватным столиком, а ещё глубже — ниша, закрытая матовой перегородкой.
— Там гигиенический модуль, — поясняет новый хозяин, которого нельзя так называть. — Располагайся. Надеюсь, тебе будет удобно.
Удобно? Да я даже в самых сокровенных мечтах не грезила о таком. Всё ещё ошарашенно осматриваюсь, не веря до конца, что всё это происходит со мной.
— Когда поднимемся на орбиту, будет ужин. Ты, наверное, проголодалась. А пока можешь принять душ, поспать... В общем, ни в чём себе не отказывай. Мой отсек, если что, напротив. Через два дня мы прибудем на Цесс. Бывала?
— Я там родилась, доктор, и жила до того, как... — замолкаю, потому что ему и без моих слов всё ясно.
— И я, — желая приободрить, улыбается Сидариус, — родился и живу. Расскажешь потом?
— Как прикажете.
— Не прикажу, — игриво грозит он мне пальцем, и это выглядит действительно забавно, — а попрошу. Тебе больше никто не приказывает, Клер, привыкай. Потом договорим, ладно?
Империанин уходит, проём за его спиной смыкается, а я так и стою, не в силах поверить, что это возможно.
«Существо»
Никто и ничто. И имя забыто.
Доверие смыто, и сердце закрыто.
Убожество, особь, ничтожный урод,
Никто не поможет. Ничто не спасёт.
Зачем дальше жить? Я, честно, не знаю,
Но всё же живу. Терплю, не стеная.
И чудо, быть может, однажды придёт.
И руку протянет, и веру вернёт.
Пока же я твёрдо знаю одно.
Никто и ничто. Я лишь Существо.
Мидиус — маленькая планета на самой границе обитаемой зоны белого карлика Лиоллы, чья система не входит в состав Империи Объединённых территорий. Это планета вечного сумрака — тусклый свет Лиоллы едва касается поверхности Мидиуса. Но, несмотря на это, нигде вы не найдёте такого разнообразного животного мира, какой представлен здесь. Вот только разумных существ на Мидиусе нет, кроме переселенцев. А переселенцы — это разномастное сборище как империан, так и обитателей иных систем и планет, превратившихся, по воле судеб, в изгоев. Беглые преступники, контрабандисты, опальные учёные, отщепенцы общества — кого только не найдёшь в убогих городишках Мидиуса.
А ещё здесь находится самый большой нелегальный рынок животных. Я слышала, что в поисках диковинок для домашних зоопарков сюда, хоть и нечасто, но прилетают даже из далёких систем империи. И именно здесь — в магазине под названием «Редкое зверьё Мидиуса», в подвале, на тощем матрасе, воняющем сыростью, рядом с миской, в которой уже
нет еды, — начинается моя история.
Почему только начинается, ведь мне уже тридцать лет? Потому, что всё это время я не жила, а просто существовала. Потому что, хотя у меня и есть имя, лишь один цессянин — тот, который, наверное, меня всё-таки немного любил, — называл меня им. Для всех остальных я была и есть просто — Существо.
***
Я слышу шаги отчётливо, хотя торговец только подходит к двери подвала, сажусь на матрасе, подтягивая колени к груди. Опускаю голову и жду. Чего? Сама не знаю. Торговец вообще-то не самый злой владелец. Он ещё ни разу меня не ударил и кормит хорошо. Я не слышала от него унизительных слов. Но он держит меня в клетке, как одного из своих зверей, а это доверия не прибавляет.
Дверь открывается, пропуская внутрь грузную коренастую фигуру в длинном неряшливом облачении. Я не шевелюсь, лишь прислушиваюсь к шагам, звону ключей и скрипу решётки. Чувствую на макушке тяжёлую ладонь, которая, поглаживая, движется взад-вперёд.
— Выспалась? — голос мужчины звучит озабоченно.
У него есть причины волноваться — я плохо спала несколько ночей с того момента, как он меня приобрёл. Для торговца я — товар, не пользующийся особым спросом, но всё-таки товар. И если буду немощная или больная, меня никто не купит.
Но беспокоится он напрасно — я киваю.
— Ну и хорошо, — довольно выдыхает он, — сегодня ожидается гость из империи, может, ты ему приглянешься.
Приглянусь? Сомнительно. Как может понравиться бледный, даже бесцветный гуманоид? Да и купить меня — это значит купить раба. А в империи рабов нет. Я знаю, я там жила.
Вообще-то я родилась в империи, на Цессе. Первый хозяин был добрым. Он воспитывал меня вместе со своими детьми, и всем, что знаю и умею, я обязана только ему. В те годы жизнь можно было назвать счастливой. Но длилась она всего пять лет. Потом хозяина не стало, а его наследникам я оказалась не нужна, утратила своё имя, превратилась в Существо — этакого нелюбимого домашнего питомца. Уж не знаю, чем не угодила, но меня ненавидели. Почему не пришибли — непонятно. Наверное, рука не поднималась. Меня мало кормили и поили, заставляли работать по дому, поселили в каморке под лестницей, куда и свет-то едва попадал, а спустя десять лет подарили.
У новых хозяев было не лучше — я снова стала прислугой, над которой можно измываться, как морально, так и физически, а она без дозволения даже не ответит. То, что я — Существо, мне напоминали ежедневно. И привыкла ведь... Мне больше ничего не оставалось. Да и иной судьбы для себя я уже не ждала. А потом хозяева разорились. Им пришлось спешно продавать и дом, и имущество. Меня в том числе. Тогда-то я и попала к торговцу с Мидиуса. Меня отдали почти что даром, лишь бы избавиться поскорее от обузы.
Долгожданный потенциальный покупатель появляется через несколько часов. О его прибытии догадываюсь, услышав чужой голос — приятный, мягкий баритон. Когда он вслед за торговцем всё же спускается в подвал, меня так и тянет поднять голову и взглянуть — интересно же, империане на Мидиус прилетают нечасто. Но я отлично помню, что значит посмотреть на хозяина или его гостя без разрешения. Пробовала несколько раз, больше не хочу.
— Вот это то, о чём я говорил, — заискивающе поясняет торговец, останавливаясь возле моей клетки. — Её принадлежность к какой бы то ни было расе не определяется ни одним показателем. И к видам животных тоже. Это просто неизвестно что.
«Это»... Что ж, самое подходящее определение.
Тишина. Торговец, ясное дело, ждёт, что ответит покупатель. Но почему тот медлит? Какое-то нехорошее предчувствие рождается в сознании и скручивает тугим узлом живот, мешая дышать. Я боюсь? Конечно, боюсь. Кто знает, что у этого любителя диковинок в голове.
— Это женская особь или гермафродит? — наконец раздаётся вопрос.
— Женщина, — тут же слышен ответ.
— И альбинос, — продолжает гость, только теперь в его голосе утверждение. — Ты можешь поднять голову?
Не сразу понимаю, что это он мне. Торговец открывает клетку, подскакивает и не больно дёргает меня за подбородок. Лицо взлетает, и я вижу гостя. Немолодой невысокий мужчина. Мощные плечи, широкое овальное лицо, бледная кожа. Вьющиеся волосы цвета снега, не доходящие до плеч, а на глазах какие-то прозрачные круги в оправе. Украшение? Впервые такое вижу. Или это приспособление, чтобы изменить цвет радужек? То есть на самом деле они не сиреневые?
Империанин задумчиво рассматривает меня сквозь круги, постукивая указательным пальцем по щеке.
— Дай мне руку, — просит он, а торговцу поясняет: — Мой определитель точнее.
Я послушно выполняю приказ, прекрасно зная, что будет потом — проходила эту процедуру не раз и не два. Мужчина достаёт из кармана куртки небольшую пластину и подносит к моему запястью. Раздаётся щелчок, по руке до самого плеча бежит кусачая дрожь. На небольшом зелёном экране, развернувшемся над прибором, сначала бегут цифры и символы, затем появляются красные вспышки. Это значит «не определено».
Незнакомец внимательно вчитывается в результаты. По серьёзному лицу невозможно определить, о чём он думает. Но я кое-что чувствую. Интерес... Да, наверное. Только вот не знаю, радоваться или горевать из-за того, что я ему... интересна.
— Сколько она стоит? Я беру.
Наконец он убирает определитель расовой принадлежности и оборачивается к торговцу, а тот, расплываясь в заискивающей улыбке, называет цену. Не самую маленькую, надо сказать. Я и не подозревала, что столько стою. То есть я определённо этого не стою.
Однако покупатель не торгуется. Пробегает пальцами по своему браслету, впечатывая сумму и адрес перевода. Через мгновение пищит браслет продавца, оповещая, что деньги получены.
— Поднимись, — обращается ко мне мой новый хозяин.
Теперь я обязана подчиниться и встаю в полный рост. Мелкая, тщедушная особь. Даже невысокому империанину только по плечо.
— На кого она похожа? — слышу я его недовольный голос. — У вас есть во что её переодеть? И почему она такая замученная? Вы над ней издевались?
— Я?! — возмущается торговец. — Во-первых, я ценю свой товар, а во-вторых, это сделали её предыдущие хозяева, те ещё ублюдки. Не отойдёт никак. А одежду я вам сейчас раздобуду. Нет ничего такого, что бы Толстый Йер не нашёл.
Наверное, это так его зовут на Мидиусе — Толстый Йер. Я ни разу не слышала этого имени, он мне его не называл.
Торговец уходит, оставив меня наедине с новым хозяином, а я так и стою, опустив руки и не поднимая головы. Просто не знаю, что мне делать. Может, империанин ждёт, что я начну болтать как ненормальная, а может, это его, наоборот, раздражает. В любом случае...
Теряю мысль и вздрагиваю, когда мужская ладонь неожиданно ложится на щёку и лёгким, каким-то нежным движением побуждает взглянуть на того, кто стоит со мной рядом. Заставляет подчиниться вовсе не потому, что так нужно, а потому... Потому что приятно. Я давно забыла, что такое нежность. А может, и не знала никогда.
— У тебя есть имя? — спрашивает империанин.
— Да, хозяин.
— Не называй меня хозяином, — просит он, — кем бы ты ни была, ты не собственность. Меня зовут Сидариус Нахау. Можешь называть доктор или просто Сидариус.
Просто... Совсем это не просто — так запросто обращаться к тому, кто за тебя столько заплатил.
— Как скажете, доктор.
— Так как тебя зовут?
— Существо. — Я вспоминаю все те презрительные клички, которыми меня награждали, перечисляя: — Особь, тварь, выродок...
— Нет, — обрывает он. — Имя. Если оно всё же есть.
Имя?.. Я теряюсь, настолько неожиданной оказывается его желание узнать то, что другие хозяева заставляли меня забыть. Имя... Да, есть. Я столько лет не произносила его вслух.
— Кл... Кл... Клер.
Империанин моментально меняется в лице.
Испугался? Нет, другое. Насторожился, вцепился в меня взглядом сквозь прозрачные кругляшки. А что я не так сказала? Он просил имя, я назвала.
Доктор снова поднимает руку, и я невольно зажмуриваюсь, втягивая голову в плечи. Но вместо того чтобы ударить, он гладит меня по растрёпанным грязным волосам.
— Что же они с тобой сделали?
Услышав сокрушённый вздох и не веря своим ушам, я бросаю осторожный взгляд из-под ресниц на этого невероятного мужчину. Который, к счастью, на меня уже не смотрит, а поворачивается к вернувшемуся в подвал торговцу, чтобы забрать протянутый ему свёрток.
Моя одежда... О том, откуда Йер её взял, не рассуждаю. Принимаю кулёк из рук доктора и сразу же начинаю переодеваться. Без стеснения сбрасываю с себя рубище, служившее мне единственным одеянием всё это время. И только потом, заметив, как Сидариус отводит взгляд в сторону, спохватываюсь, сообразив, что стоило бы дождаться, пока мужчины выйдут или отвернутся. Теперь же торговец спешит убедить империанина, что мне просто никто не объяснял правила приличия и скромности. На самом деле объясняли, и чувство стыда мне присуще. Вот только одни учили, а другие потом выбивали эти знания. Когда ты полуголая драишь полы в доме хозяев и думаешь, как бы за малейшую провинность не получить плетью вдоль спины, о приличиях не вспоминаешь.
Одежда, надо признать, замечательная. Мягкие сандалии, брюки и рубашка. Может, кто-то сочтёт всё это убогой простотой, но мне нравится. Я с наслаждением одеваюсь, в душе досадуя, что нет возможности помыться. А то жалко чистую одежду, да на грязное тело.
— Ты готова? — не оборачиваясь, спрашивает империанин.
— Да, доктор, — отзываюсь я.
Он отступает, пропуская меня вперёд, а сам прощается с торговцем. Мне же хочется поскорее вырваться из полумрака подвала, в котором просидела столько времени. И сейчас всё равно, притворяется ли этот доктор добродетельным или он действительно такой. За шанс выйти на свежий воздух, за чистую одежду, за то, что спросил меня об имени, я готова ему ноги целовать.
Едва выходим из дома торговца, доктор берёт меня осторожно под локоть и увлекает за собой.
— Идём, Клер, — говорит он серьёзно, — нам лучше не задерживаться на улицах.
И мой хозяин прав. В приземистых одноэтажных постройках, таких же, как и дом Толстого Йера, живут не самые законопослушные личности, с которыми определённо не стоит сталкиваться. Доктор осматривается по сторонам, одной рукой направляет меня, а другую держит на поясе. Только сейчас замечаю прицепленную к ремню кобуру и рукоять бластера.
Да, он знал, что здесь может быть опасно, и приготовился. Мы быстрым шагом идём к границе поселения — городом это скопление хибар не назовёшь. Чуть дальше, на жёлтом морском берегу греется в слабых белых лучах Лиоллы небольшой космический транспортник. Чёрный как ночь, обтекаемый, с растопыренными посадочными упорами, похожий на грузное мрачное насекомое. Таких я раньше не видела — тот, на котором меня сюда привезли, был белым и другой формы.
На фоне тёмного корабля я не сразу замечаю женскую фигуру в чёрном облегающем комбинезоне, которая, скрестив руки на груди, прислонилась спиной к глянцевой поверхности. Лишь когда оказываемся совсем близко, накатывает ощущение угрозы, и я, отыскивая причину, впиваюсь взглядом в незнакомку. Невысокая, темноволосая и светлокожая...
Кажется, милбарка. То есть... Пиратка?! И на поясе у неё сразу два бластера!
В панике я хватаюсь за руку доктора, он удивлённо смотрит на меня, и только тогда я понимаю, что позволила себе слишком много.
— Ты чего испугалась, Клер?
Я киваю на женщину, шагнувшую нам навстречу.
— Лита? — уточняет Сидариус и неожиданно усмехается. — Её не нужно опасаться. Лита не трогает того, кто ей платит.
— Это оно? То, за чем вы так рьяно рвались в этот гадюшник? — Милбарка осматривает меня с ног до головы и презрительно кривит пухлые губы.
— Она, — поправляет её Сидариус.
— Неважно, — отмахивается Лита. — Лучше поскорее убраться отсюда, пока не пришлось пустить их в дело.
Пиратка похлопывает по оружию ладонью, и у меня не возникает сомнений, что с ним она умеет обращаться умеет.
— Конечно. Взлетаем. Я отведу Клер в каюту.
— Каюту?
— Да. Куда же ещё?
Лита, хоть и молчит, но пренебрежения в её взгляде прибавляется. Ей не по нраву это решение, видимо, считает, что я недостойна жить в нормальных условиях. Доктор же, не обращая внимания на реакцию милбарки, увлекает меня в раскрытый, ведущий внутрь корабля проём.
Длинный коридор заканчивается перегородкой с надписью: «Жилой сектор». А когда внутренние двери раздвигаются и мы оказываемся в каюте, я шумно выдыхаю от восторга. Разумеется, это не дом. Но по сравнению с клеткой...
Экраны-иллюминаторы в форме вытянутых окон. Два дивана, пара кресел. Голограф на стене. Столик, и на нём настоящие, живые цветы.
— Нравится? — Сидариус улыбается, наблюдая за моим лицом.
— Очень красиво.
— Твой отсек здесь.
Шагнув к светло-серой стене, доктор открывает ещё один проём. За ним — маленькая комнатка с постелью, полками над ней и прикроватным столиком, а ещё глубже — ниша, закрытая матовой перегородкой.
— Там гигиенический модуль, — поясняет новый хозяин, которого нельзя так называть. — Располагайся. Надеюсь, тебе будет удобно.
Удобно? Да я даже в самых сокровенных мечтах не грезила о таком. Всё ещё ошарашенно осматриваюсь, не веря до конца, что всё это происходит со мной.
— Когда поднимемся на орбиту, будет ужин. Ты, наверное, проголодалась. А пока можешь принять душ, поспать... В общем, ни в чём себе не отказывай. Мой отсек, если что, напротив. Через два дня мы прибудем на Цесс. Бывала?
— Я там родилась, доктор, и жила до того, как... — замолкаю, потому что ему и без моих слов всё ясно.
— И я, — желая приободрить, улыбается Сидариус, — родился и живу. Расскажешь потом?
— Как прикажете.
— Не прикажу, — игриво грозит он мне пальцем, и это выглядит действительно забавно, — а попрошу. Тебе больше никто не приказывает, Клер, привыкай. Потом договорим, ладно?
Империанин уходит, проём за его спиной смыкается, а я так и стою, не в силах поверить, что это возможно.
