Весна
За окном была весна. Настоящая: с перепадами температуры, ветрами, дождем, ярким солнцем и заморозками. Это вам не книжные погоды и не картина в музее. Настоящая. Такая же весна была в душе. И радость, и печаль, и гнев, и слезы.
Глаша вытерла потеки туши с щек и тяжело вздохнула. Вот когда ей было 17 лет, она страдала по всякой ерунде и считала, что вот она драма и трагедия всей ее жизни. Ну почему никто не объяснил ей, что трагедия и драма жизни в том, что… да что угодно! Взять сегодня. Чего она сорвалась? Наорала на кота, за то что тот облевал коврик у двери. Животине же плохо было, чего орать? Но в моменте, Глафире казалось, что тварь Господня, но все же тварь, блюет на коврик ей назло. Она смешно надула щеки и снова выдохнула. Может у нее возрастное? Не шестнадцать уже.
За окном темнела ночь. Редкие машины нарушали покой спального района. Из открытого окна девушки лилась романтичная поставленная на повтор песня, которая вызывала обильные слезы у хозяйки твари Божьей. Кот, он же тварь, он же симпопусик (в моменты прилива нежности), он же Ромео ив Барханжуми или Ромик, с опаской взирал на хлюпающую носом хозяйку. Кот был ветераном жизни с Глафирой и знал, что завтра адекватность вернется в его хозяйку, надо только переждать. Главное, чтобы ее не занесло куда не надо. Он снова покосился на девушку. Хоть бы пронесло! Но душа Глафиры требовала… чего Ромик не знал. Но судя по тому, что она направилась к холодильнику, ничего хорошего! В холодильнике ничего вкусного не было. Не будет его Глаша точить сырую картошку, которая уже сморщилась от времени или рассматривать почерневшие листья капусты, придумывая сто пятнадцатый рецепт драников. Нет. Тут все по старинке: или бутерброд, или шоколадка.
Ромео совсем не по кошачьи вздохнул. Наестся, а потом страдать будет из-за веса или прыщика. Не понимает глупышка, что округлости всегда приятнее, чем угловатости. Он потянулся, переставляя пушистые лапы и устаивая свою упитанную тушку на место. Может быть, если нормально ела, стала бы спокойнее. А так… Ромик от досады даже отвернулся. Себя не бережет, его не бережет.
Рядом с котом сидел маленький ангел. Он погладил Ромео и поднял глаза на Глафиру. Прозрачные колючки уже стали меньше, но все еще не подпускали к девушке. Ангел попытался спрятать порванную тогу. Руки его кровоточили, поранился, пока удерживал свою подопечную от рукоприкладства. Раны быстро затянутся. Уже сейчас они стали меньше, зато удержал. А так бы она в еще большую печаль впала и самобичевание. А там и до уныния рукой подать. Прости Господи!
В кухне снова раздались всхлипы. Бутерброд был отброшен.
- Да, что же со мной не так?! Почему?
Ангел бросился к Глафире. Он не обращал внимания на то, как разрывают иглы печали и гнева его одеяния и его самого. Маленькими ручками он гладил девушку по голове и надеялся. Мог бы, он отогнал от нее все беды и напасти! Но он такой маленький, чуть больше королевской бабочки. Он может удерживать, утешать, помогать и чуть-чуть подталкивать в нужном направлении, поэтому ангелы-хранители такие маленькие. Свобода выбора человека неприкосновенна.
Ангел прижался к голове девушки. Все будет хорошо. Ты верь! Все с тобой в порядке. Ты просто грустишь. А еще насобирала камней в душу: обида, гнев, зависть. Вот они и тянут вниз. Выброси камни и сразу станет легче.
Так они лежали втроем на кухне. Глаша на своих руках, которые уронила на стол, ангел на ее плече, кот на полу. Первым пошевелился кот. Он открыл глаз. Лежит. Страдает. Хорошо, что больше глупости не говорит. А то как затянет про то, что она одна. Где она одна? А ангел-хранитель, который с ней всегда. Даже сейчас пробрался к ней через колючки. А он, Ромео? Конечно же он ее любит. Не любил бы, разве позволил называть себя Ромиком? Ну облевал, бывает. Ну покричала. Он уже простил и забыл. Ей-ей забыл. Мы коты такие: не нравится, забываем. Зачем помнить плохое? Ангела ее жалко. Совсем малыш в лохмотьях. Его самого пожалеть и приласкать охота, а он до последнего эту глупышку оберегает и защищает. Это же какая любовь! Был бы человечкой, расфуфырился от такой любви! Ходил бы важным и гордым, всем шавкам на зависть. А эта воет.
Ромео снова потянулся.
- Пошли спать, - подняла заплаканное лицо Глафира. - Буду считать, что временное помутнее прошло.
Кот хитро прищурил глаз.
- Да ну тебя, - отмахнулась от него девушка. Она посмотрела на свое отражение в зеркале ванной. - Может успокоительные травки попить? Все завтра.
За окном стояла настоящая весенняя ночь. С теплым и прохладным ветром в перемешку. С запахом пробуждающейся листвы. С ожиданием лета и зарождения новой жизни. Глаша мирно спала на своей подушке, а рядом с ее головой сидел маленький ангел и штопал свою белоснежную рубашку, изредка поглядывая на свою подопечную и даря ей нежную улыбку.
" Приходит время,
с юга птицы прилетают,
снеговые горы тают.
Им не до сна.
Приходит время
люди головы теряют
И это время
Называется весна."
(Весеннее танго. Людмила Иванова и Валерий Миляев)
За окном была весна. Настоящая: с перепадами температуры, ветрами, дождем, ярким солнцем и заморозками. Это вам не книжные погоды и не картина в музее. Настоящая. Такая же весна была в душе. И радость, и печаль, и гнев, и слезы.
Глаша вытерла потеки туши с щек и тяжело вздохнула. Вот когда ей было 17 лет, она страдала по всякой ерунде и считала, что вот она драма и трагедия всей ее жизни. Ну почему никто не объяснил ей, что трагедия и драма жизни в том, что… да что угодно! Взять сегодня. Чего она сорвалась? Наорала на кота, за то что тот облевал коврик у двери. Животине же плохо было, чего орать? Но в моменте, Глафире казалось, что тварь Господня, но все же тварь, блюет на коврик ей назло. Она смешно надула щеки и снова выдохнула. Может у нее возрастное? Не шестнадцать уже.
За окном темнела ночь. Редкие машины нарушали покой спального района. Из открытого окна девушки лилась романтичная поставленная на повтор песня, которая вызывала обильные слезы у хозяйки твари Божьей. Кот, он же тварь, он же симпопусик (в моменты прилива нежности), он же Ромео ив Барханжуми или Ромик, с опаской взирал на хлюпающую носом хозяйку. Кот был ветераном жизни с Глафирой и знал, что завтра адекватность вернется в его хозяйку, надо только переждать. Главное, чтобы ее не занесло куда не надо. Он снова покосился на девушку. Хоть бы пронесло! Но душа Глафиры требовала… чего Ромик не знал. Но судя по тому, что она направилась к холодильнику, ничего хорошего! В холодильнике ничего вкусного не было. Не будет его Глаша точить сырую картошку, которая уже сморщилась от времени или рассматривать почерневшие листья капусты, придумывая сто пятнадцатый рецепт драников. Нет. Тут все по старинке: или бутерброд, или шоколадка.
Ромео совсем не по кошачьи вздохнул. Наестся, а потом страдать будет из-за веса или прыщика. Не понимает глупышка, что округлости всегда приятнее, чем угловатости. Он потянулся, переставляя пушистые лапы и устаивая свою упитанную тушку на место. Может быть, если нормально ела, стала бы спокойнее. А так… Ромик от досады даже отвернулся. Себя не бережет, его не бережет.
Рядом с котом сидел маленький ангел. Он погладил Ромео и поднял глаза на Глафиру. Прозрачные колючки уже стали меньше, но все еще не подпускали к девушке. Ангел попытался спрятать порванную тогу. Руки его кровоточили, поранился, пока удерживал свою подопечную от рукоприкладства. Раны быстро затянутся. Уже сейчас они стали меньше, зато удержал. А так бы она в еще большую печаль впала и самобичевание. А там и до уныния рукой подать. Прости Господи!
В кухне снова раздались всхлипы. Бутерброд был отброшен.
- Да, что же со мной не так?! Почему?
Ангел бросился к Глафире. Он не обращал внимания на то, как разрывают иглы печали и гнева его одеяния и его самого. Маленькими ручками он гладил девушку по голове и надеялся. Мог бы, он отогнал от нее все беды и напасти! Но он такой маленький, чуть больше королевской бабочки. Он может удерживать, утешать, помогать и чуть-чуть подталкивать в нужном направлении, поэтому ангелы-хранители такие маленькие. Свобода выбора человека неприкосновенна.
Ангел прижался к голове девушки. Все будет хорошо. Ты верь! Все с тобой в порядке. Ты просто грустишь. А еще насобирала камней в душу: обида, гнев, зависть. Вот они и тянут вниз. Выброси камни и сразу станет легче.
Так они лежали втроем на кухне. Глаша на своих руках, которые уронила на стол, ангел на ее плече, кот на полу. Первым пошевелился кот. Он открыл глаз. Лежит. Страдает. Хорошо, что больше глупости не говорит. А то как затянет про то, что она одна. Где она одна? А ангел-хранитель, который с ней всегда. Даже сейчас пробрался к ней через колючки. А он, Ромео? Конечно же он ее любит. Не любил бы, разве позволил называть себя Ромиком? Ну облевал, бывает. Ну покричала. Он уже простил и забыл. Ей-ей забыл. Мы коты такие: не нравится, забываем. Зачем помнить плохое? Ангела ее жалко. Совсем малыш в лохмотьях. Его самого пожалеть и приласкать охота, а он до последнего эту глупышку оберегает и защищает. Это же какая любовь! Был бы человечкой, расфуфырился от такой любви! Ходил бы важным и гордым, всем шавкам на зависть. А эта воет.
Ромео снова потянулся.
- Пошли спать, - подняла заплаканное лицо Глафира. - Буду считать, что временное помутнее прошло.
Кот хитро прищурил глаз.
- Да ну тебя, - отмахнулась от него девушка. Она посмотрела на свое отражение в зеркале ванной. - Может успокоительные травки попить? Все завтра.
За окном стояла настоящая весенняя ночь. С теплым и прохладным ветром в перемешку. С запахом пробуждающейся листвы. С ожиданием лета и зарождения новой жизни. Глаша мирно спала на своей подушке, а рядом с ее головой сидел маленький ангел и штопал свою белоснежную рубашку, изредка поглядывая на свою подопечную и даря ей нежную улыбку.
" Приходит время,
с юга птицы прилетают,
снеговые горы тают.
Им не до сна.
Приходит время
люди головы теряют
И это время
Называется весна."
(Весеннее танго. Людмила Иванова и Валерий Миляев)
