Темное наследие прошлого.
Началась эта история в одном из спальных районов на окраине Москвы в конце 60х годов.
Жилищный вопрос в СССР всегда стоял на повестке дня очень остро. И Москва в этом списке была отнюдь совсем не исключением из правил. В это время по всей Москве было много коммунальных квартир, которые в народе ласково величали «коммуналками». Их обитатели годами терпеливо стояли в очереди, в глубине души надеясь, что в самом ближайшем будущем счастье обязательно постучится и в дверь их комнаты в коммунальной квартире, и родное государство, наконец-то, выделит и им отдельное жилье. Нередко вся жизнь коммунальщиков так и проходила в ожидании переезда в собственное, свободное от других квартирантов, жилье.
Вот в такой двухкомнатной «коммуналке» в большей по площади комнате и поселился после сдачи дома под заселение один человек. Фамилия его была Панфилов. Был это мужчина ростом под два метра, внешностью совсем не запоминающейся, хотя, впрочем, и не отталкивающей. С виду совершенно обыкновенный человек, здоровяк. Но свои шестнадцать законных метров в коммунальной квартире он получил неслучайно, именно, благодаря своей работе. А работал Панфилов, начиная с конца 30х годов вплоть до развенчания культа Сталина, самым простым шофером … «черного воронка». Подъезжал он на своем «черном воронке» по вызову к дому и увозил очередную несчастную жертву в неизвестном направлении. После чего люди пропадали сами по себе, и больше их никто никогда в жизни не видел. После смерти Сталина необходимость в «черном воронке» отпала, и он перешел работать в милицию, на сей раз действительно простым шофером вплоть до самой своей смерти. Сущность самого Панфилова и довольно специфическая работа, которую он выполнял в прошлом, видимо, невольно наложила отпечаток и на коммунальную квартиру, в которой он начал проживать в конце 60х годов.
Заселившись в большую шестнадцатиметровую комнату в коммуналке, он быстро встретил спутницу жизни. Была он ростом под 1м70см, и напоминала чем-то колоду. Но, как говорят, любовь зла… Работала спутница Панфилова в доме престарелых прямо рядом с домом на раздаче еды. В подъезде она всегда появлялась в одном и том же темном халате, позаимствованном из того же дома престарелых, в засаленном фартуке, с вечно растрепанными всклокоченными волосами, и почти всегда слегка поддатая. Лицо у нее было круглое, глазки маленькие, а нос «картошкой». За это соседи за глаза прозвали ее ласково «свинья в халате». Имя ее уже давно стерлось из памяти, а воспоминания о «свинье в халате» остались. Жили они, душа в душу, и поддавали, конечно, вместе.
В маленькой по площади двенадцатиметровой комнате этой же коммуналки проживал инженер Слава, интеллигентнейший человек. Очень часто Панфилов со «свиньей в халате» устраивали пьяные дебоши, и тогда подъезд словно оживал. Когда Панфилов очень сильно принимал водки на грудь, и начинал терять чувство реальности, он брал в руки огромный кухонный нож, и, размахивая им, начинал бегать по лестнице подъезда вверх и вниз, тем самым приводя других жильцов подъезда в неописуемый ужас. Также часто он вступал в прения со своим соседом по коммуналке инженером Славой. Инженер, будучи ростом 1м50см и дыша Панфилову прямо в пупок, говорил ему прямо и четко: «Х…тебе в жопу, старый хрен!», чем приводил Панфилова в чувство, после чего пьяная парочка моментально засыпала, и в подъезде воцарялась абсолютная тишина.
«Свинья в халате», работая не покладая рук, тащила из дома престарелых все, что плохо лежало, и постепенно в их большой шестнадцатиметровой комнате образовался настоящий продовольственный склад. Так они жили вместе и не тужили. Но, как известно, ничего вечного в этой жизни не бывает, и в один прекрасный день Панфилов отдал Богу душу. После смерти Панфилова работники ЖЭКа обнаружили у него в комнате настоящие «закрома Родины»: мешки с гречкой и другие разные крупы, многочисленные банки и консервы. Сосед с 9го этажа жаловался, что у него от этого: «Мыши, как коммунисты на парад, ходят». «Свинья в халате» попыталась получить оставшуюся после смерти Панфилова комнату через суд, но поскольку в официальном браке с ним она не состояла, быстро исчезла, как будто эти долгие годы ее и вовсе не было.
Через некоторое время в большую шестнадцатиметровую комнату в коммуналке, в которой и закончил свою жизнь Панфилов, въехала одинокая молодая женщина. Позднее выяснилось, что была она родом из Анапского края. Муж привез ее оттуда в Москву, пожил с ней какое-то время, а потом развелся по причине странности характера, считая, что она была, как у нас говорят, «с приветом». Детей они вместе не нажили.
В ее внешности было что-то явно отталкивающее. Вроде, с первого взгляда, самая обыкновенная молодая женщина, но по какой-то причине всем своим существом она вызывала непонятную неприязнь. Мужеподобная, высокая, с толстыми ножищами и руками. Умела она ловко входить в доверие к незнакомым людям для достижения своих неблаговидных целей. Свой гнусный, мерзкий, злобный характер она проявила гораздо позднее. Пока она молчала, все было нормально. Позднее в общении с соседями все самое плохое, то, что было у нее внутри, вылезло наружу. Стоило ей открыть свой рот, лицо ее сразу преображалось в гримасу, и на нем появлялся звериный оскал, а на губах иногда выступала пена. То, что она была на голову явно стебанутая, все соседи поняли сразу. Имела она обыкновение, проживая в многоквартирном доме, спускаться на лифте с шестого этажа во время мороза зимой, когда у подъезда лежал снег, и бродить под окнами совершенно босая.
В это время в двенадцатиметровую комнату в этой коммунальной квартире въехала старушка-«божий одуванчик», которая сменила проживавшего в ней раньше инженера Славу. Работники ЖЭКа сразу посоветовали Тоньке, так звали эту молодую женщину, занявшую комнату покойного Панфилова, срочно завести ребеночка, чтобы после смерти старушки получить в свое владение и двенадцатиметровую комнату тоже. И тут началось прямо по Пушкину. «Туда не зарастет народная тропа…» Действительно, тропа, протоптанная мужиками, в прямом смысле в Тонькину комнату в коммуналке не зарастала. А мужики к Тоньке стали ходить все время разные. Имея вид настоящей трибады, и обладая полным отсутствием женской привлекательности, даже не верилось, что она могла крутить романы одновременно с разными мужчинами. Хотя, как хорошо известно, все мужчины на это дело падкие. И если женщина всем своим видом показывает, что она сама не против интимных отношений, мужики начинают слетаться, как мухи на г… Так кувыркалась Тонька довольно долгое время, но ребеночка так зачать и не смогла. Через некоторое время к ней в комнату на огонек стал захаживать муж ее близкой подруги, внешне вылитый Череп. От него она и понесла ребенка.
Работала она в это время уборщицей в отделении милиции рядом с домом. И, как положено, через девять месяцев Тонька родила мальчика, которого назвала Павлом в честь своего отца, а в графе «Отец ребенка» стоял прочерк. Идея после смерти соседки-старушки «божьего одуванчика» получить в свою собственность дополнительно комнату в двенадцать метров, и стать законной владелицей всей коммунальной квартиры Тоньку не покидала ни на секунду. Мальчик стал подрастать, а пожилая соседка Тоньки по коммуналке так концы отдавать и не собиралась. Наоборот, Судьба на старости лет улыбнулась и ей. Она случайно повстречала порядочного старичка, и поймав Фортуну за хвост, не раздумывая, быстро вышла за него замуж. Приватизировав свою комнату в коммуналке, старушка незамедлительно переехала к своему законному супругу, продав свою двенадцатиметровую комнату следующему соседу, тем самым полностью разрушив Тонькины надежды и мечты на обретение отдельного от соседей жилища. Тонькин план потерпел полный провал.
Рядом с этой коммунальной квартирой проживала в отдельной трехкомнатной квартире семья: жена, муж и дочь Ирина. Ирина, будучи молодой интеллигентной женщиной, была довольно привлекательна, как внешне, так и внутренне. Господь одарил ее незаурядной внешностью, с одной стороны, и скромным характером, с другой. Ирина вела довольно затворнический образ жизни, пребывая в основном в своем богатом внутреннем мире, и просто не замечала, что в это время вытворяла ее соседка Тонька, проживавшая рядом, в коммунальной квартире, так как все это ей было совершенно неинтересно. Однажды, моя тряпкой на лестничной площадке пол, Ирина случайно подняла глаза на коммунальную квартиру, и просто обомлела. Коммуналка была вся окутана черным дымом, который при этом клубился, напоминая сильно живую субстанцию. Выглядело все это довольно зловеще. Сначала Ирину прошиб холодный пот, затем она поймала себя на мысли, что у нее началась галлюцинация, и все это ей просто померещилось. Моргнув несколько раз, пытаясь отогнать наваждение, Ирина вновь подняла глаза на дверь коммуналки. Черная дымовая завеса никуда не исчезла. Коммунальная квартира жила своей отдельной жизнью. Темное наследие Панфилова, дополненное омерзительной сущностью Тоньки, сыграло в этом свою роковую роль. Подумав, что она явно сходит с ума, в ужасе, Ирина быстро скрылась в своей квартире, так и не поняв, что же все-таки она увидела. Вот с этого момента в этой квартире и с окружающими ее соседями, а также с людьми, случайно сталкивающимися с Тонькой, стали происходить всякие необъяснимые нехорошие вещи.
Тонька была сильно озадачена приватизацией двенадцатиметровой комнаты в коммуналке старушкой-«божьем одуванчиком», ее быстрым переездом к своему мужу-старичку, а также продажей этой комнаты очередному жильцу. Полностью потеряв надежду получить именно эту двенадцатиметровую комнату в коммуналке, ради которой она собственно и родила сына, Тонька попыталась исправить ситуацию, встав в очередь на отдельное жилье в Москве. Мужчин она на дух переносить не могла, но так как надо было как-то устраиваться в этой нелегкой жизни, Тонька незамедлительно решила исправить создавшуюся ситуацию на своей работе, и, целенаправленно переспав со всем отделением милиции еще будучи простой уборщицей, быстро пошла вверх по карьерной лестнице, наконец-то, стала милиционершей. Получила она в свое владение и служебное оружие. Милицейская форма и пистолет давали этому полному ничтожеству законную власть и превосходство над окружающими ее простыми людьми. Теперь Тонька нагло прохаживалась по местному рынку, собирая дневную дань в виде денег и продуктов c владельцев палаток, не забывая также попутно обобрать бедных старушек, торговавших со своих огородов зеленью, огурцами, фруктами, а также дачников, привозивших из леса собранные ими грибы у ближайшего метро. Каждый день возвращалась она с дежурства с полными сумками еды. Жизнь потихоньку налаживалась. Но лишь одна крамольная мысль не давала ей спокойно заснуть и постоянно блуждала в ее воспаленном мозгу. Это была мысль об отдельной от других соседей жилой площади. Почему она должна со своим малолетним сыном ютиться в коммуналке, в то время как рядом другие люди живут себе припеваючи в отдельных квартирах? Недолго размышляя, она обратила свой взор на своих соседей по лестничной площадке. Всего на ней проживало четверо соседей. Решив, что если кого-то из них она сведет в могилу, то освободившуюся рядом квартиру непременно отдадут ей с сыном.
Тамбуров перед квартирами соседей на лестничной клетке в те времена не было, и Тонька беспрепятственно получила полный доступ к порогам квартир своих соседей. Вместе с Тонькой на лестничной клетке располагалось всего четыре квартиры. Все, проживавшие в других трех квартирах люди, были коренными москвичами. Естественно, что о «подкладах» под дверь в то время в Москве никто не знал, и не имел об этом ни малейшего представления. «Подклады» представляли собой вид энергетической порчи, направленных против определенных людей с разными целями. Например, наслать тяжелую неизлечимую болезнь, разорить, рассорить с близкими, и даже свести в могилу. Тонька же, происходя из глубинки и владея всякими «нехорошими» навыками, наметила себе две первые жертвы: крохотную старушечку по имени Надежда и проживавшую рядом с ней в соседней квартире пышущую здоровьем Валентину, женщину средних лет. Около дверей этих двух соседок стали регулярно появляться различные посторонние вещи-«подклады»: металлические предметы, рассыпанные монеты, а в скором времени и сырая земля… Будучи людьми набожными, и не имея одноразовых перчаток, которые сейчас можно легко приобрести в любом магазине поблизости у дома, соседки собирали все это абсолютно голыми руками, и замывали потом половой тряпкой. Тонька ворожила по-черному, насмерть…Ходила ли она за землей специально на кладбище, чтобы провести свой обряд на смерть, никто не знал.
Через некоторое время обе соседки заболели раком груди. Надежде опухоль удачно прооперировали, и она благополучно, прожив еще около 20 лет, умерла в своей постели от глубокой старости. В скором времени благодаря усилиям врачей Валентина тоже пошла на поправку. Тонькин план трещал по швам. Тем временем маленький Павлик стал потихоньку подрастать. Постепенно в его облике стали проступать черты Черепа. Был он таким же на вид противным, как и его мать, но, правда, в отличие от матери отличался худобой и нескладным телосложением. Видимо, этим он пошел в отца Черепа. Павлик носил специальные очки по причине очень плохого зрения, а, может, и по тому, что был он зачат далеко в нетрезвом состоянии обоих родителей. В его облике проступало что-то мерзкое от его папаши Черепа, и это вполне закономерно вызывало у окружающих нездоровую неприязнь.
Взявшись за последнюю квартиру, находящуюся рядом с ее коммунальной квартирой, где проживала Ирина с ее родителями, Тонька начала внедрять в их дом своего Павлика. Мальчик стал часто бывать в доме Ирины. Родители Ирины слыли людьми на редкость гостеприимными. И, хотя Ирина интуитивно не поощряла приходы сына Тоньки к ним в дом, мальчик стал потихоньку входить к соседям в доверие. Однажды, мама Ирины, погладив Павлика по голове, поймала себя на мысли, что ей очень захотелось помыть после этого свои руки с мылом. В этом маленьком пока еще мальчике отчетливо проступала какая-то врожденная нечистоплотность. Недаром говорят: «Яблоко от яблони недалеко падает». В то время у Тоньки жила черная кошка, которая внезапно умерла. Сразу после этого на пороге квартиры Ирины появился Павлик с тремя кусками праздничного торта. «О, бойтесь данайцев дары приносящих!» Отец Ирины и сама Ирина, приехавшая поздно вечером с работы из коммерческой фирмы, попробовали по куску этого торта, мама же выкинула последней кусок торта, предназначавшийся ей, за окно птицам. Всю ночь отца Ирины и ее сильно рвало, это было сильнейшее отравление. Как они тогда сумели остаться в живых, никто из них не понял. Спустя несколько дней, когда Тонька встретила своих соседей живыми и невредимыми в лифте, на ее лице было такое удивление, которое словами и описать было нельзя.
Часть1.
Началась эта история в одном из спальных районов на окраине Москвы в конце 60х годов.
Жилищный вопрос в СССР всегда стоял на повестке дня очень остро. И Москва в этом списке была отнюдь совсем не исключением из правил. В это время по всей Москве было много коммунальных квартир, которые в народе ласково величали «коммуналками». Их обитатели годами терпеливо стояли в очереди, в глубине души надеясь, что в самом ближайшем будущем счастье обязательно постучится и в дверь их комнаты в коммунальной квартире, и родное государство, наконец-то, выделит и им отдельное жилье. Нередко вся жизнь коммунальщиков так и проходила в ожидании переезда в собственное, свободное от других квартирантов, жилье.
Вот в такой двухкомнатной «коммуналке» в большей по площади комнате и поселился после сдачи дома под заселение один человек. Фамилия его была Панфилов. Был это мужчина ростом под два метра, внешностью совсем не запоминающейся, хотя, впрочем, и не отталкивающей. С виду совершенно обыкновенный человек, здоровяк. Но свои шестнадцать законных метров в коммунальной квартире он получил неслучайно, именно, благодаря своей работе. А работал Панфилов, начиная с конца 30х годов вплоть до развенчания культа Сталина, самым простым шофером … «черного воронка». Подъезжал он на своем «черном воронке» по вызову к дому и увозил очередную несчастную жертву в неизвестном направлении. После чего люди пропадали сами по себе, и больше их никто никогда в жизни не видел. После смерти Сталина необходимость в «черном воронке» отпала, и он перешел работать в милицию, на сей раз действительно простым шофером вплоть до самой своей смерти. Сущность самого Панфилова и довольно специфическая работа, которую он выполнял в прошлом, видимо, невольно наложила отпечаток и на коммунальную квартиру, в которой он начал проживать в конце 60х годов.
Заселившись в большую шестнадцатиметровую комнату в коммуналке, он быстро встретил спутницу жизни. Была он ростом под 1м70см, и напоминала чем-то колоду. Но, как говорят, любовь зла… Работала спутница Панфилова в доме престарелых прямо рядом с домом на раздаче еды. В подъезде она всегда появлялась в одном и том же темном халате, позаимствованном из того же дома престарелых, в засаленном фартуке, с вечно растрепанными всклокоченными волосами, и почти всегда слегка поддатая. Лицо у нее было круглое, глазки маленькие, а нос «картошкой». За это соседи за глаза прозвали ее ласково «свинья в халате». Имя ее уже давно стерлось из памяти, а воспоминания о «свинье в халате» остались. Жили они, душа в душу, и поддавали, конечно, вместе.
В маленькой по площади двенадцатиметровой комнате этой же коммуналки проживал инженер Слава, интеллигентнейший человек. Очень часто Панфилов со «свиньей в халате» устраивали пьяные дебоши, и тогда подъезд словно оживал. Когда Панфилов очень сильно принимал водки на грудь, и начинал терять чувство реальности, он брал в руки огромный кухонный нож, и, размахивая им, начинал бегать по лестнице подъезда вверх и вниз, тем самым приводя других жильцов подъезда в неописуемый ужас. Также часто он вступал в прения со своим соседом по коммуналке инженером Славой. Инженер, будучи ростом 1м50см и дыша Панфилову прямо в пупок, говорил ему прямо и четко: «Х…тебе в жопу, старый хрен!», чем приводил Панфилова в чувство, после чего пьяная парочка моментально засыпала, и в подъезде воцарялась абсолютная тишина.
«Свинья в халате», работая не покладая рук, тащила из дома престарелых все, что плохо лежало, и постепенно в их большой шестнадцатиметровой комнате образовался настоящий продовольственный склад. Так они жили вместе и не тужили. Но, как известно, ничего вечного в этой жизни не бывает, и в один прекрасный день Панфилов отдал Богу душу. После смерти Панфилова работники ЖЭКа обнаружили у него в комнате настоящие «закрома Родины»: мешки с гречкой и другие разные крупы, многочисленные банки и консервы. Сосед с 9го этажа жаловался, что у него от этого: «Мыши, как коммунисты на парад, ходят». «Свинья в халате» попыталась получить оставшуюся после смерти Панфилова комнату через суд, но поскольку в официальном браке с ним она не состояла, быстро исчезла, как будто эти долгие годы ее и вовсе не было.
Через некоторое время в большую шестнадцатиметровую комнату в коммуналке, в которой и закончил свою жизнь Панфилов, въехала одинокая молодая женщина. Позднее выяснилось, что была она родом из Анапского края. Муж привез ее оттуда в Москву, пожил с ней какое-то время, а потом развелся по причине странности характера, считая, что она была, как у нас говорят, «с приветом». Детей они вместе не нажили.
В ее внешности было что-то явно отталкивающее. Вроде, с первого взгляда, самая обыкновенная молодая женщина, но по какой-то причине всем своим существом она вызывала непонятную неприязнь. Мужеподобная, высокая, с толстыми ножищами и руками. Умела она ловко входить в доверие к незнакомым людям для достижения своих неблаговидных целей. Свой гнусный, мерзкий, злобный характер она проявила гораздо позднее. Пока она молчала, все было нормально. Позднее в общении с соседями все самое плохое, то, что было у нее внутри, вылезло наружу. Стоило ей открыть свой рот, лицо ее сразу преображалось в гримасу, и на нем появлялся звериный оскал, а на губах иногда выступала пена. То, что она была на голову явно стебанутая, все соседи поняли сразу. Имела она обыкновение, проживая в многоквартирном доме, спускаться на лифте с шестого этажа во время мороза зимой, когда у подъезда лежал снег, и бродить под окнами совершенно босая.
В это время в двенадцатиметровую комнату в этой коммунальной квартире въехала старушка-«божий одуванчик», которая сменила проживавшего в ней раньше инженера Славу. Работники ЖЭКа сразу посоветовали Тоньке, так звали эту молодую женщину, занявшую комнату покойного Панфилова, срочно завести ребеночка, чтобы после смерти старушки получить в свое владение и двенадцатиметровую комнату тоже. И тут началось прямо по Пушкину. «Туда не зарастет народная тропа…» Действительно, тропа, протоптанная мужиками, в прямом смысле в Тонькину комнату в коммуналке не зарастала. А мужики к Тоньке стали ходить все время разные. Имея вид настоящей трибады, и обладая полным отсутствием женской привлекательности, даже не верилось, что она могла крутить романы одновременно с разными мужчинами. Хотя, как хорошо известно, все мужчины на это дело падкие. И если женщина всем своим видом показывает, что она сама не против интимных отношений, мужики начинают слетаться, как мухи на г… Так кувыркалась Тонька довольно долгое время, но ребеночка так зачать и не смогла. Через некоторое время к ней в комнату на огонек стал захаживать муж ее близкой подруги, внешне вылитый Череп. От него она и понесла ребенка.
Работала она в это время уборщицей в отделении милиции рядом с домом. И, как положено, через девять месяцев Тонька родила мальчика, которого назвала Павлом в честь своего отца, а в графе «Отец ребенка» стоял прочерк. Идея после смерти соседки-старушки «божьего одуванчика» получить в свою собственность дополнительно комнату в двенадцать метров, и стать законной владелицей всей коммунальной квартиры Тоньку не покидала ни на секунду. Мальчик стал подрастать, а пожилая соседка Тоньки по коммуналке так концы отдавать и не собиралась. Наоборот, Судьба на старости лет улыбнулась и ей. Она случайно повстречала порядочного старичка, и поймав Фортуну за хвост, не раздумывая, быстро вышла за него замуж. Приватизировав свою комнату в коммуналке, старушка незамедлительно переехала к своему законному супругу, продав свою двенадцатиметровую комнату следующему соседу, тем самым полностью разрушив Тонькины надежды и мечты на обретение отдельного от соседей жилища. Тонькин план потерпел полный провал.
Рядом с этой коммунальной квартирой проживала в отдельной трехкомнатной квартире семья: жена, муж и дочь Ирина. Ирина, будучи молодой интеллигентной женщиной, была довольно привлекательна, как внешне, так и внутренне. Господь одарил ее незаурядной внешностью, с одной стороны, и скромным характером, с другой. Ирина вела довольно затворнический образ жизни, пребывая в основном в своем богатом внутреннем мире, и просто не замечала, что в это время вытворяла ее соседка Тонька, проживавшая рядом, в коммунальной квартире, так как все это ей было совершенно неинтересно. Однажды, моя тряпкой на лестничной площадке пол, Ирина случайно подняла глаза на коммунальную квартиру, и просто обомлела. Коммуналка была вся окутана черным дымом, который при этом клубился, напоминая сильно живую субстанцию. Выглядело все это довольно зловеще. Сначала Ирину прошиб холодный пот, затем она поймала себя на мысли, что у нее началась галлюцинация, и все это ей просто померещилось. Моргнув несколько раз, пытаясь отогнать наваждение, Ирина вновь подняла глаза на дверь коммуналки. Черная дымовая завеса никуда не исчезла. Коммунальная квартира жила своей отдельной жизнью. Темное наследие Панфилова, дополненное омерзительной сущностью Тоньки, сыграло в этом свою роковую роль. Подумав, что она явно сходит с ума, в ужасе, Ирина быстро скрылась в своей квартире, так и не поняв, что же все-таки она увидела. Вот с этого момента в этой квартире и с окружающими ее соседями, а также с людьми, случайно сталкивающимися с Тонькой, стали происходить всякие необъяснимые нехорошие вещи.
Часть2.
Тонька была сильно озадачена приватизацией двенадцатиметровой комнаты в коммуналке старушкой-«божьем одуванчиком», ее быстрым переездом к своему мужу-старичку, а также продажей этой комнаты очередному жильцу. Полностью потеряв надежду получить именно эту двенадцатиметровую комнату в коммуналке, ради которой она собственно и родила сына, Тонька попыталась исправить ситуацию, встав в очередь на отдельное жилье в Москве. Мужчин она на дух переносить не могла, но так как надо было как-то устраиваться в этой нелегкой жизни, Тонька незамедлительно решила исправить создавшуюся ситуацию на своей работе, и, целенаправленно переспав со всем отделением милиции еще будучи простой уборщицей, быстро пошла вверх по карьерной лестнице, наконец-то, стала милиционершей. Получила она в свое владение и служебное оружие. Милицейская форма и пистолет давали этому полному ничтожеству законную власть и превосходство над окружающими ее простыми людьми. Теперь Тонька нагло прохаживалась по местному рынку, собирая дневную дань в виде денег и продуктов c владельцев палаток, не забывая также попутно обобрать бедных старушек, торговавших со своих огородов зеленью, огурцами, фруктами, а также дачников, привозивших из леса собранные ими грибы у ближайшего метро. Каждый день возвращалась она с дежурства с полными сумками еды. Жизнь потихоньку налаживалась. Но лишь одна крамольная мысль не давала ей спокойно заснуть и постоянно блуждала в ее воспаленном мозгу. Это была мысль об отдельной от других соседей жилой площади. Почему она должна со своим малолетним сыном ютиться в коммуналке, в то время как рядом другие люди живут себе припеваючи в отдельных квартирах? Недолго размышляя, она обратила свой взор на своих соседей по лестничной площадке. Всего на ней проживало четверо соседей. Решив, что если кого-то из них она сведет в могилу, то освободившуюся рядом квартиру непременно отдадут ей с сыном.
Тамбуров перед квартирами соседей на лестничной клетке в те времена не было, и Тонька беспрепятственно получила полный доступ к порогам квартир своих соседей. Вместе с Тонькой на лестничной клетке располагалось всего четыре квартиры. Все, проживавшие в других трех квартирах люди, были коренными москвичами. Естественно, что о «подкладах» под дверь в то время в Москве никто не знал, и не имел об этом ни малейшего представления. «Подклады» представляли собой вид энергетической порчи, направленных против определенных людей с разными целями. Например, наслать тяжелую неизлечимую болезнь, разорить, рассорить с близкими, и даже свести в могилу. Тонька же, происходя из глубинки и владея всякими «нехорошими» навыками, наметила себе две первые жертвы: крохотную старушечку по имени Надежда и проживавшую рядом с ней в соседней квартире пышущую здоровьем Валентину, женщину средних лет. Около дверей этих двух соседок стали регулярно появляться различные посторонние вещи-«подклады»: металлические предметы, рассыпанные монеты, а в скором времени и сырая земля… Будучи людьми набожными, и не имея одноразовых перчаток, которые сейчас можно легко приобрести в любом магазине поблизости у дома, соседки собирали все это абсолютно голыми руками, и замывали потом половой тряпкой. Тонька ворожила по-черному, насмерть…Ходила ли она за землей специально на кладбище, чтобы провести свой обряд на смерть, никто не знал.
Через некоторое время обе соседки заболели раком груди. Надежде опухоль удачно прооперировали, и она благополучно, прожив еще около 20 лет, умерла в своей постели от глубокой старости. В скором времени благодаря усилиям врачей Валентина тоже пошла на поправку. Тонькин план трещал по швам. Тем временем маленький Павлик стал потихоньку подрастать. Постепенно в его облике стали проступать черты Черепа. Был он таким же на вид противным, как и его мать, но, правда, в отличие от матери отличался худобой и нескладным телосложением. Видимо, этим он пошел в отца Черепа. Павлик носил специальные очки по причине очень плохого зрения, а, может, и по тому, что был он зачат далеко в нетрезвом состоянии обоих родителей. В его облике проступало что-то мерзкое от его папаши Черепа, и это вполне закономерно вызывало у окружающих нездоровую неприязнь.
Взявшись за последнюю квартиру, находящуюся рядом с ее коммунальной квартирой, где проживала Ирина с ее родителями, Тонька начала внедрять в их дом своего Павлика. Мальчик стал часто бывать в доме Ирины. Родители Ирины слыли людьми на редкость гостеприимными. И, хотя Ирина интуитивно не поощряла приходы сына Тоньки к ним в дом, мальчик стал потихоньку входить к соседям в доверие. Однажды, мама Ирины, погладив Павлика по голове, поймала себя на мысли, что ей очень захотелось помыть после этого свои руки с мылом. В этом маленьком пока еще мальчике отчетливо проступала какая-то врожденная нечистоплотность. Недаром говорят: «Яблоко от яблони недалеко падает». В то время у Тоньки жила черная кошка, которая внезапно умерла. Сразу после этого на пороге квартиры Ирины появился Павлик с тремя кусками праздничного торта. «О, бойтесь данайцев дары приносящих!» Отец Ирины и сама Ирина, приехавшая поздно вечером с работы из коммерческой фирмы, попробовали по куску этого торта, мама же выкинула последней кусок торта, предназначавшийся ей, за окно птицам. Всю ночь отца Ирины и ее сильно рвало, это было сильнейшее отравление. Как они тогда сумели остаться в живых, никто из них не понял. Спустя несколько дней, когда Тонька встретила своих соседей живыми и невредимыми в лифте, на ее лице было такое удивление, которое словами и описать было нельзя.
