Один день в году
Волшебник устало присел в кресло – резное, из дерева махагони, с царапинами на подлокотниках. Он мог небрежно провести рукой, направляя в кончики пальцев восстанавливающую магию, и кресло засияло бы первозданной красотой. Однако, шли годы, а он огрубевшей кожей рук чувствовал зазубрины, оставленные кинжалом, и печально улыбался, выскальзывая из реальности в омут воспоминаний. Перед взором волшебника мелькали города из камня и железа, из дерева и красной глины. Города, наполненные жизнью и смехом, и мертвые города, погребенные под слоями земли в ожидании, когда новый Шлиман* найдет их.
В реальность волшебника возвращали часы над камином. Подарил их старый друг – фокусник и уличный комедиант. Днем он развлекал толпу на городских площадях, а вечерами под тусклым светом лампы или свечей собирал часы.
Механические часы с выпрыгивающей птицей неизвестного происхождения до сих пор заставляли хозяина кабинета вздрагивать. Но волшебник заводил их медным ключом, вспоминая тот день, когда он впервые увидел маленькую девочку, показывающую фокусы вместе со своим уже постаревшим отцом. Ее звонкий смех привлекал толпу, и в шляпу бросали – золото, серебро и медь. В Лерне любили комедиантов.
Над камином висел старый меровингский меч – с короткой и плоской рукоятью, а также массивным навершием. Когда-то – очень давно – он принадлежал великому и легендарному королю, умелому воину и полководцу, тому, кого волшебник называл другом. Он принадлежал Артуру* – королю Камелота*. Но, как и уличному комедианту, ему было суждено умереть. А меч забрал волшебник в ожидании того дня, когда он вновь закует Экскалибур* в латы камня, в надежде на возвращение истинного короля.
На маленьком столике из черной эбеновой древесины лежала книга, украшенная драгоценными камнями. Язык, собирающий буквы в слова, давно стал мертвым. Эльфы, говорившие высоким слогом, превратились в пьяниц, попрошаек и разбойников. Волшебник, заставший расцвет и славу Лесного королевства, с грустью смотрел на то, в кого превратились дети леса, получив оружие и спиртное. Волшебник все реже приходил в их мир, ведь ему не с кем было поговорить о поэзии, медленно смакуя лесной нектар.
Зачарованная бутылка эля стояла на столе. Волшебник смотрел на запотевшее стекло и вспоминал великий подземный город, созданный гномами. Морейн. Город канул в небытие, став жертвой гномьих войн. Но волшебник помнил многоярусные потолки и бесконечно длинные лестницы, уходящие к истокам гор – к сокровищам гномов. Помнил он каменные столы и кузницы с живым пламенем. Помнил веселые застолья, пляски и песни. Праздник часто заканчивался потасовкой, и тогда хозяин поднимал чарку на посошок. И ни один гном не покидал стол со злобой в сердце.
Память волшебника, к сожалению, была безупречна. Никогда она его не подводила, позволяя забыться.
Стеклянная банка казалась пуста, но, если присмотреться, в ней сидела обыкновенная блоха. И она тоже хранила воспоминания волшебника об уничтоженных городах – не оружием и злобой, а бубонной чумой.
Маленький белый неприметный том стихов на книжной полке был зачитан до дыр. Эти стихи волновали волшебника, и он задумывался о том, что прошли времена магии и меча. Теперь новые бомбы могли запросто уничтожить миры, как случилось с двумя городами в стране цветущей сакуры.
В глиняной чаше с рисунком трехголового пса Кербера* блестели золотые монеты. Это были поминальные монеты, ими закрывали глаза умершего, чтобы тот мог заплатить перевозчику и попасть в мир мертвых. Волшебник был в Трое*, когда воины прощались с Ахиллесом*. Прошли годы, и он поднимал вино во славу Афине*, слушая баллады старого слепого певца, играющего на лире.
Каждая вещь в кабинете была звеном цепи, что связывала нить воспоминаний прошлого и настоящего.
Волшебник вздрогнул, когда механическая птица выпрыгнула из окошка. Семь раз она пропела противным голосом, заставив мужчину поморщиться. Столько лет прошло, а он все не привык.
Смолкли часы, наступила тишина, как бывает вечерами после изнуряющей жары перед пением цикад. Затем на лестнице раздались осторожные шаги… Она уже давно не выступала на рыночных площадях, веселя толпу. Не ходила по тонкому канату в нескольких метрах от земли. Нет, ничего этого не было, оставшись на перелистанной странице книги. В которой он, волшебник, знал каждую строку. Но ее шаг был все так же легок, как и двадцать пять лет назад. Она замерла, прислушиваясь к тишине, не желая отвлечь его от исследований, опытов или новой истории. Она постучала, даже не подозревая, что он жаждет услышать ее шаги.
- Завтрак готов.
Ее слова еще не слетели с губ, а она уже оказалась в объятиях мужа.
И он, прикрыв глаза, зарылся носом в ее волосы, которые пахли как и всегда – жасмином и мятой. Она затихла, удивляясь порыву мужа.
- Неужели я все еще не надоела тебе?
Она не произносит эту фразу вслух, но он читает эти слова в ее мыслях.
Она мягко выскальзывает из его объятий и порхает по комнате, наводя порядок и так на прибранном столе. Она переставляет чашу с золотыми монетами, и несколько монет подбрасывает на ладони. Улыбка касается ее губ, когда она видит чучело оленя с вишневым деревом на голове. До сих пор она не верит, что чучело настоящее, а не подделка, улыбается он, любуюсь тонкой фигурой.
Он впервые увидел ее смеющейся девочкой, балансирующей на шаре в центре толпы, бросающей монеты в шляпу ее отца. А десять лет спустя он нашел ее в питейном заведении, разносящей тяжелые подносы и выпивку. Он присел в темном углу, хмурясь от чужих рук, которые пытались все время поймать ее как птичку. В тугом кошельке было много монет, он бросил их ей в фартук, посоветовав начать новую жизнь. Она уронила фартук, а монеты, позвякивая, высыпались из кошелька. Он ничего не обещал маленькой девочке и не понимал, почему ее взгляд вспыхнул, узнав его в посетителе таверны. И почему он потух, когда он дал ей возможность бежать из таверны, в котором ее ожидала одна судьба.
Пожалел, он просто пожалел ее в тот день! Взял в свой дом служанкой. Хотя достаточно было шепнуть несколько слов и избавиться от пыли. А она вставала спозаранку, чтобы дом блестел от чистоты, возилась в саду и готовила вкусные блюда, будто желала быть нужной.
Он злился, что в его доме появился человек. Он мог забыть о ней на дни и недели, отправляясь странствовать. Пока не стал замечать, что каждый раз возвращается все быстрее домой. Он стал почему-то ловить ее взгляд или задерживать свой на ее юркой фигуре маленькой балерины и волнистых волосах цвета спелой пшеницы с рыжими прядями, выгоревшими на солнце. Затем он стал приглашать ее в кабинет и показывать диковинные вещи. А вечерами они выходили на террасу пить чай. Вернее, он пил всегда вино. А вот она в ужасе мотала головой, шепча, что служанке негоже сидеть с господином за одним столом.
Заставил, а не уговорил, а затем оплел историями, от которых она то вздрагивала от ужаса, недоверчиво качая головой, то бледнела – от описания чудовищ с тремя головами и хвостами змей. Прикусывала губы, чтобы не прыснуть от смеха, а затем приоткрывала их, учащенно дыша, когда он рассказывал истории любви.
В первый раз между ними произошло все так стремительно, что он не мог отдышаться. А утром он не застал ее в своей кровати, не было ее и в его доме…
Разозлился. Отпустил до вечера. Позволил поверить, что ему нет дела до ее бегства. Глупо, усмехнулся он. Сейчас он понимал, что все было глупо, но тогда он не мог поступить по-другому. А вечером он нашел ее в трактире – заплаканную и несчастную. Просто взял ее за руку, и она, как и год назад, пошла за ним, шепча, что уже не сможет жить без него. Он поверил, осознав, что тоже не сможет.
В этот раз она вернулась в дом не служанкой, а хозяйкой. Он поменял свой распорядок, чтобы больше времени проводить с ней. А потом стал брать ее с собой в странствия. Она радовалась, как ребенок, новым чудесам и мирам. Но затем они все больше находили радости в том, чтобы проводить время вместе. И она слушала его сказки, которые он сочинял только для нее...
За завтраком, она с улыбкой рассказывала свои сны – красочные и яркие, невероятные, но почему-то с ноткой грусти.
Волшебник слушал, наблюдая, как солнце запутывается в ее волосах. Был не голоден, но приготовленное ею ел.
После завтрака она, напевая песни, ставила тесто для пирогов, а он шел в сад, за которым находился ангар.
Он был стар и уже подслеповат – последний дракон во всех мирах. Его чешуя уже потускнела, хвост облез, а крылья потеряли былую мощь. И даже сокровища не радовали его взор.
Волшебник в своей бесконечно долгой жизни привык прощаться с друзьями. А дракон был верным другом. Когда-то он наводил ужас на людей, эльфов и гномов. Но он постарел, и однажды люди с базуками и лазерными катанами пришли за ним. Он умирал, истекая кровью, едва огрызаясь на заигрывания людей, жаждущих получить сокровища и омыть руки в крови дракона. Глупцы. Кровь умирающего дракона была ядовита. Но волшебник не позволил убить старого дракона. Он позвал его с собой и поселил в ангаре, желая сохранить последнего друга.
Они общались ментально – волшебник и последний дракон. Однажды, знал волшебник, он найдет в ангаре только тело дракона, которое предаст огню, чтобы ни люди, ни эльфы, ни гномы не смогли бы осквернить его. И чтобы память о драконе не исчезла вместе с огнем, он напишет еще одну сказку и, возможно, сохранит маленькую чешуйку в хрустальной шкатулке.
Сегодня они молчали. Дракон приоткрыл один глаз и тут же его закрыл, хотя его не слепило солнце и темнота. Он просто устал смотреть на мир, который давно его не удивлял.
- Я ведь спас тебя, - подумал волшебник.
- А я не просил меня спасать, - как всегда не сказал дракон.
- Люди не пощадили бы тебя.
- Я бы умер в битве...
- Твое время еще не пришло.
- Ты скажешь ей?
Этот молчаливый диалог они вели уже много лет. И всегда дракон обрывал разговор, требуя, чтобы его оставили в покое.
- Ты вспоминаешь того бродячего философа-плотника?
Этот вопрос застает волшебника уже у выхода из ангара.
- Га-Ноцри*? Да, я помню его, - подумал волшебник. - Стол из черной древесины, сделанный его руками, стоит в моем кабинете.
- Его ты тоже не спас, хоть и обещал.
Волшебник раньше ушел бы с обидой. Дракон специально воскрешал тех, кто молчаливыми тенями преследовали волшебника. Но осознание того, что вскоре в хороводе появится еще одна тень – дракона, тревожило волшебника так сильно, что он прощал дряхлому одинокому дракону его злые слова.
На террасе под потолком висело несколько масляных ламп, которые причудливо освещали стол с поздним ужином. В саду пели цикады и сверчки. А ветер подхватывал аромат вереска, и его терпкий аромат кружил голову.
В ее глазах мелькает удивление, когда она видит, что он принес из кабинета бутылку эля гномов. Последнюю бутылку, подаренную некогда королем:
- Дракон? - читает он вопрос в ее испуганных глазах.
Он качает головой.
- Жив, как ты и я, и этот вечер с поющими цикадами, - думает он.
- Душно, где-то рядом гроза и идет дождь, - шепчут ее глаза, цвета зеленой весенней листвы.
- Далеко, - возражает он и открывает бутылку эля.
Он отводит взгляд, чтобы она не догадалась, но он видел, как в ее глазах промелькнули слезы, когда она поймала свое отражение в зеркале. На ее висках появились седые пряди, а у губ и глаз маленькие морщины. Она уже давно перестала праздновать свое день рождения, надеясь обмануть время.
Он хочет стереть боль в ее глазах, хочет, чтобы она забыла о тревогах и вновь ощутила себя юной девушкой, восхищенно внимающей его историям.
И он выдумывает новую сказку, одну из лучших своих сказок, в которой правда и вымысел переплетаются воедино.
Он рассказывает так интересно, что она забывается, растворяясь в его взгляде, окутанная его низким – ставшим немного хриплым от долгой истории – голосом.
Она засыпает в плетеном кресле, убаюканная его голосом.
Волшебник поднимает ее на руки и несет в спальню. Он идет по коридорам, и подошва его обуви гулким эхом отражается от стен.
- Так что там с белым вереском? - сквозь пелену сна шепчет она.
«Это уже другая сказка», - грустно улыбается он: «Я обязательно ее тебе расскажу, но только завтра. А теперь спи».
Окна в спальне распахнуты, ветер играет с занавесками, раздувая их как паруса. Алые паруса из еще одной забытой сказки.
Она шепчет что-то во сне, а он ложится рядом с ней, перебирая пальцами ее золотые волосы с седыми нитями. И он, который знает сотни языков, не знает какие подобрать слова, чтобы она поверила. Для него она навсегда останется юной девушкой, даже когда все ее волосы посеребрит иней.
Волшебник не спит до утра. Он смотрит на ее лицо в тусклом свете луны и звезд, а затем любуется, как солнечные лучи бегут по полу и цепляются за кровать, и начинают золотить ее волосы.
Он целует ее в губы, немного сухие после сна. Ее ресницы дрожат перед пробуждением, но он не позволяет ей проснуться.
И время замирает в доме на перекрестке всех миров…
Солнечные лучи останавливаются в нескольких сантиметрах от ее лица, занавески прекращают игру – замирая. Механические часы, подаренные фокусником, показывают шесть часов утра.
Волшебник не любит эту звенящую тишину, в которой раздаются, как и ночью, только его гулкие шаги.
Он не оборачивается, борясь с желанием вернуться в спальню и припасть поцелуем к ее губам. Человеческая жизнь была слишком коротка. Но он не знал, что, проявив сострадание к дочери друга много лет назад, сможет влюбиться как мальчишка.
Если бы знал, то, наверное, бежал бы в ту ночь из таверны, заставив ее взять золото.
Потому что теперь для него существовал только один день в году.
Он шепчет последнее слово заклятия, и время замирает для нее. Теперь ей предстоит спать триста шестьдесят четыре дня. А он отправится в странствие, чтобы найти зелье, живую воду, философский камень, молодильные яблоки. Хоть что-нибудь… в надежде продлить ее жизнь, коли ей не суждено разделить с ним его бессмертие.
Для него пройдет целый год, а для нее закончится ночь и наступит рассвет. И когда через год он снимет заклятие сна, в шесть часов пропоет противная птица в механических часах. А он будет сидеть в резном кресле, с царапинами на подлокотниках, и прислушиваться к ее шагам на лестнице.
Он всегда ждет ее в кабинете. Этот час, пока она одевается и готовит завтрак, он окунается в воспоминания. За пределами дома волшебника стремительно шло время – столетия сменяли тысячелетия, а для нее утро сменяло ночь.
И каждый раз дракон, который засыпал вместе с нею, пробуждаясь, спрашивал:
- Ты скажешь ей?
Зачем, думал волшебник. Он не хотел причинить ей боль, вот и оберегал от мира и собственной лжи. Каждый раз, отправляясь в странствие, он лгал себе, что сможет найти эликсир. Но он просто не мог проститься с ней через какое-то жалкое столетие, понимая, что и выигранные у судьбы тысячелетия когда-нибудь истлеют как бумага. И однажды в этом доме станет тихо не от заклятия, а оттого, что в нем останется только один волшебник. Последний дракон вспыхнет огнем. А ее в свои объятия примет вечный сон. И сколько бы он не бежал от этой реальности, у этой сказки был только один конец...
