А сейчас он почувствовал преграду, как тогда в электричке, когда обидел Агату. Холодная, обтекаемая, непроницаемая преграда.
От отчаяния захотелось выть.
Макс аккуратно потряс девушку за плечи, но это был жест беспомощный и бесполезный.
- Амориил! – единственное спасение, которое смог предумать Макс.
«Хоть бы дело было в нем!» - думал Макс, но чувствовал, что все не так просто.
- Амор, черт тебя подери! – закричал он, слыша панику в собственном голосе.
Амориил появился.
Он был зол. Ярость исходила от него волнами. И он собирался убивать. Даже скорее уничтожать того, кто посмел вызывать его так бесцеремонно.
Но едва он сделал стремительный шаг в сторону сидящего на полу Макса, как взгляд его упал на бледное неподвижное лицо Агаты.
- Что с ней? – его настроение изменилось в доли секунды, и вот он уже подлетел к девушке.
- Не знаю, - почти простонал Макс.
- Дай мне, - решительно отодвинув Макса, Амориил взял лицо Агаты в свои руки. Сейчас в свете лампы, ее неподвижные черты лица казались произведением искусства, совершенными, но абсолютно мертвыми.
- Агата, малышка моя, - тихо произнес Амор и зашептал что-то на латыни напевно, как заклинание.
Вдруг все его тело будто пронзил электрический разряд, он выгнулся, из распахнутых глаз лился зеленый ослепляющий свет. Но даже в этой пугающей судороге он не выпускал из рук безмятежное лицо Агаты. И так же неожиданно он расслабился, будто пластилиновый, мешком упал рядом Агатой.
В напряженной звенящей тишине Макс вдруг услышал тихое дыхание Агаты.
- Что это было, Амор? – его голос прозвучал взволнованным набатом.
Амориил глубоко вздохнул и попытался подняться на локтях. Под глазами у него залегли синие тени, но губы все равно кривила презрительная усмешка.
- Я столкнулся с другим богом, - насмешливо прохрипел он. – И он сильнее меня.
- Что? Зачем еще кому-то наша девочка?
- Наша? – удивился Амор.
- Не важно, - грубо ответил Макс, не имея никакого желания оправдываться.
Амор устало потер пальцами переносицу, затем резко поднялся на ноги и укрыл Агату лежавшим рядом одеялом.
- Она скоро проснется, а мне надо выяснить кое-что, - быстро проговорил он.
- Стой, - попытался было остановить его Макс, но Амориила в комнате уже не было. Он исчез тихо, без эффектных щелчков пальцами и прочих спецэффектов.
Но Максу было плевать на это, он тихонько присел рядом с девушкой и ласково погладил ее по лицу, практически не прикоснувшись к нежной коже.
Почти 300 лет назад.
Женщина в храме кричала столь неистово, что вода в чашах дрожала и шла рябью.
Эта беременность была пятой и на удивление легкой. Предыдущие четыре протекали с чудовищной, выматывающей тошнотой и отеками. Но Оливии все равно приходилось вставать рано утром и идти помогать мужу в лавке.
Джей – ее муж – был купцом, уважаемым во всей центральной части Индии. Когда они поженились, он был младшим партнером отца Оливии и ходил на кораблях по всему миру, торгуя всякой всячиной. Тогда это показалось прекрасным браком, Джей был хорош собой, умен, исполнителен, немного скучен, но обходителен, и дарил такие прекрасные подарки, что Оливия сразу же влюбилась в него и была уверена, что любовь эта навсегда. Поэтому была счастлива, когда отец заключил их брак, который для него самого был в первую очередь выгодной торговой сделкой.
Но потом, будто желая преподнести какой-то кармический урок, судьба и удача отвернулись от них. Сначала умерла мама. Просто уснула и больше не проснулась. Сразу после сильно заболел и долго мучился отец, снедаемый горем и недугом. А ушел в другой мир тоже во сне, и на устах его была счастливая улыбка. Торговые корабли, будто проклятые богами, исчезали в морской пучине, пока не остался один единственный, надежда Джея и его растущей семьи. Оставшись без руководства отца Оливии, и не имея опыта управления большим делом, Джей постепенно потерял большую часть накопленных богатств. Чтобы расплатиться с кредиторами, ему пришлось продать дом и торговые лавки, оставив себе одну на окраине. В небольших комнатках над этой лавкой и пришлось поселиться беременной Оливии, Джею, трем их маленьким дочерям и старенькой матери Джея. В день рождения четвертой дочери, мать Джея умерла. Во сне.
Оливии виделась в этом какая-то дикая ирония, ибо сама Оливия родилась в день Свапнэшвари (прим. автора: индийская богиня-покровительница сна), и пуще других богов Оливия почитала именно ее.
Дела с каждым днем шли все хуже и наконец Джей – седой в свои неполные 40, высохший и сломленный – сказал, что они продают лавку, на эти деньги уплывут в Англию, к старому другу отца Оливии, там продадут корабль, деньги с продажи корабля вложат в дело друга, и все наладится и они заживут счастливо. Мнения Оливии он не спрашивал, поставил перед фактом, как делал всегда. Не потому что обладал деспотичным характером, а просто потому, что не видел человека в этой уставшей, бесконечно беременной, но каким-то чудом сохранившей красоту, женщине. Оливия с трудом разобрала сквозь плачь малышки, что впереди их всех ждет крутой поворот судьбы, но не сопротивлялась, лишь краем сознания отметила, что это решение стоило Джею остатков душевных сил, и принялась собирать вещи.
Корабль потерпел крушение. Оливия не удивилась бы, узнав, что это случилось из-за того, что кто-то не вовремя уснул. Как оказалась в ледяной воде за бортом, она почти не помнит. Очнулась Оливия в неизвестной комнате, которая не раскачивалась, как это бывает на корабле, и затуманенный мозг ее отметил это почему-то очень четко, прежде чем снова провалиться во тьму. Потом, когда она уже по-настоящему пришла в себя, ей рассказали, что выжили всего несколько человек, имена которых Оливии не сказали ни о чем, потому что ей не приходилось общаться с командой корабля. Муж и четверо ее дочерей, которых она любила безгранично, исчезли, а вероятнее всего, погибли при кораблекрушении. Маленькую группку счастливчиков спасли проходящие мимо на корабле купцы. И Оливию, красивую, несмотря ни на что, приютил капитан корабля.
«Ну разумеется» - подумалось тогда Оливии, сквозь туман отчаяния, хотя казалось, что никаких сил и чувств не осталось вовсе.
И вот сейчас, в храме чужого христианского бога, рожая в муках дитя человека, которого полюбила всей душой, Оливия вспоминала всю свою жизнь, чтобы хоть как-то отвлечься от уничтожающей боли и собственных криков, от которых закладывало уши. Вспоминала счастливое понятное детство, свадьбу с Джеем, тяжелые семь лет жизни с ним, которые почему-то она помнила смутно, настолько они были пропитаны усталостью, горем потерь и счастьем материнства, так же смутно она помнила год после крушения корабля, когда Майкл, ее отважный капитан Майкл, вытаскивал Оливию из омута скорби, ухаживал, приручал, учил своему языку, читать, писать и даже математике зачем-то. Он говорил, что это доставляет ему удовольствие, что ее успехи вызывают в нем гордость.
«Гордость!» - злилась она, кусая губы и моля всех богов помочь ей разродиться.
Девка – ученица повитухи – бестолково носилась вокруг и, перекрикивая стоны Оливии, просила ту поднатужиться. Сама повитуха отправилась в деревню к другой роженице еще вчера и из-за разразившейся грозы не сумела вернуться в срок. Монахиня рядом неразборчивым речитативом твердила молитвы, по крайней мере Оливия думала, что это молитвы.
- О Боже милостивый! – всплеснула руками девка. – Синенький весь!
Оливия почти привычно напряглась еще раз, выталкивая послед, и тогда взглянула на младенца. Ученица проворно распутала пуповину, обвившую крошечную шейку малышки – а это была девочка, и попыталась заставить ее дышать, но та упорно хранила молчание.
Тогда Оливия практически выхватила маленькое еще теплое тельце из рук ученицы повитухи, и, рыдая, прижала к груди.
- О Господь всемогущий, Будда, Шива, да кто угодно! - в отчаянии кричала она. – Помогите! Девочка моя!
Оливия, как в бреду, укачивала дочь так яростно, что живому ребенку это могло бы навредить, причитала, целовала сквозь слезы, и вдруг, замерев, едва слышно прошептала имя богини, о которой старательно не вспоминала с того кораблекрушения, отнявшего у нее всех, кого она любила:
- Свапнэшвари… - и замолкла, вглядываясь в неподвижное личико.
Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Потом малышка легко задышала, открыла глаза и Оливия, не веря самой себе наблюдала, как синие глаза младенца медленно наливаются чернотой, а синий оттенок кожи сменяется нежным здоровым румянцем.
Монашка защебетала благословения своему богу, девка торопливо укутала Оливию и ребенка чистыми простынями. Сама же Оливия тихонько прижимала к себе дочь, спокойная и отчего-то уверенная, что все испытания позади, что именно к этому мгновению вела ее жизнь. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в храм ворвался Майкл. Он окинул диким взглядом присутствующих, и разом успокоился, увидев ласковую улыбку жены. Аккуратно присел на краешек кровати, обнял разом и Оливию, и дочь. Не в силах оторвать взгляд от черных глаз малышки, Оливия сказала:
- Девочка. Как назовем?
- Катарина, моя Кэти… - восхищенно прошептал муж, и Оливия не стала спорить, сразу приняв это чужое имя для дочери.
Макс сидел в кресле и лениво листал конспекты, ожидая, когда проснется Агата. У него наконец-то появилось время обдумать все случившееся в спокойной обстановке, но, как это всегда и бывает, мысли упорно разбегались, не желая собираться в связные идеи. Агата зашевелилась и открыла глаза, задышала тяжело, как после пробежки.
- Макс! – зачем-то позвала она, хотя он сидел на расстоянии пары шагов, и она прекрасно его видела. Затем нахмурилась, пытаясь то ли вспомнить что-то, то ли осмыслить.
Макс, следуя внутреннему чутью, не окликал ее и старался не шевелиться. Тогда, будто решившись, Агата посмотрела ему в глаза и очень серьезно произнесла:
- Я расскажу тебе кое-что, но если ты решишь, что я сошла с ума или, что еще хуже, опять скажешь, что я как ребенок, то нам придется разделиться и действовать каждому в своих интересах, - сказала и замерла, даже не моргая.
Макс подавил желание рассмеяться, перевести все в шутку, чтобы хоть немного разрядить обстановку, и постарался ответить так же серьезно:
- Я обещаю хотя бы подумать, прежде чем что-то говорить, - и сам порадовался, что в голосе нет его привычной насмешки.
- Окей, - Агата села на диване, стянула с себя одеяло и потерла лицо ладонями, давая себе время сформулировать мысли. – Мне приснилась мама… - начала она, но опять замолчала. – Нет, сначала ты должен знать, что моя мама умерла 15 лет назад, инсульт. Это, конечно, трагедия, но я научилась с этим жить, я не зациклена на этом и вероятность, что это мое воображение, чрезвычайно мала, - затараторила она.
- Эй! Агата, не нужно оправдываться, просто расскажи, что случилось.
Агата тяжело вздохнула. Она сама не понимала, почему ей так тяжело рассказывать это Максу, скорее всего потому, что она боялась его реакции. Боялась, что он посмеётся над ней, и борьба за душу Олана перестанет быть игрой, что им действительно придется стать если не врагами, то соперниками. Но это надо было решить сейчас, и она продолжила:
- Сначала была музыка, та сама, помнишь? Ты тоже ее слышал. Потом я услышала голос мамы… - голос предательски дрогнул, но Агата лишь сильнее сжала ладони. – Она сказала, что у нее мало времени, пока ОН не проснется, имя она не назвала, но это ее «ОН» –звучало так уважительно, веско, так не говорят о ком-то неважном…
- Я понял, хватит эпитетов.
- Так вот, она успела сказать, сейчас, - Агата потерла ледяными пальцами виски, вспоминая дословно, - сказала, что нам надо сходить к себе в больницу. – и замолчала, напряженно ожидая реакции Макса.
Тот хранил молчание, обдумывая то, что сказала Агата.
- Это все? – наконец, спросил он.
- Да! – а потом опять начала говорить быстро-быстро. - Вернее, нет, еще она говорила, что любит меня и будет всегда рядом, но это не важно, хотя конечно, важно, для меня очень важно, но…
- Агата! Прекрати нервничать. Я не считаю тебя сумасшедшей. Знаешь, учитывая все, что с нами происходит, я готов верить уже в леприконов и в розовых единорогов. Поэтому предлагаю принять твой сон, как рекомендации к действию.
- Серьезно? – Агата не ожидала, что Макс так быстро примет ее слова. Честно говоря, не смотря на браваду, она сама не была до конца уверена, что это был не просто сон.
- Серьезно, - как можно спокойнее ответил Макс, приняв решение, что даже если это попытка подсознания Агаты справиться со стрессом, ничего страшного не случится, если они сделают то, что посоветовала ей мать во сне.
- Хорошо, - заключила Агата и вновь замолчала, она была еще немного взвинчена и не могла понять, что делать дальше.
- Где твое тело? Я имею ввиду, в какой больнице? – устав от тишины, спросил Макс.
- В России, - прошептала Агата.
Макс поднял бровь:
- Это я и сам понял, хотелось бы немного точнее, - и улыбнулся, пытаясь подбодрить.
В ответ Агата снова сжала пальцы, и это начало напоминать Максу дешевую мелодраму, но он старательно сдерживал смех.
- Я думаю, вернее, я знаю, куда скорее всего отец отвез бы меня, если бы со мной что-то случилось, у него друг работает в хорошей клинике в Москве, но я не знаю точное название этой клиники, разумеется, я найду ее в интернете, это не проблема, - успокоившись, проговорила Агата. – А ты?
- А я точно знаю, что я в военном госпитале Нью-Джерси, - невесело усмехнулся Макс. – Я несколько раз приходил в сознание прежде чем впасть в кому. – Агата немного поежилась от того, как спокойно они обсуждают такие чудовищные, нереальные вещи.
- А как мы попадем туда?
- Давай подумаем об этом позже. Нам через пол часа на занятия, уже утро.
- Что? – подпрыгнула Агата. – Мне же нужно собраться! – и унеслась в ванную комнату.
«Девочки такие девочки» - весело подумал Макс. Настроение значительно улучшилось. Он не любил неопределенности и теперь ему было легче от того, что у них появился какой-никакой план. К тому же его ужасно вымотал этот разговор с Агатой, в котором он будто по лезвию ходил, опасаясь, что любая фраза разрушит их хрупкое равновесие.
На лекциях было скучно. Агата изнывала от желания уйти и не слушать всю эту информацию о гениальных изобретениях физиков прошлых столетий. В огромной лекционной аудитории-амфитеатре сидела почти сотня студентов с разных факультетов первого курса. Было душно, и разморенные студенты почти не общались между собой, покорно внимая зычному голосу лектора.
«Макс?» - мысленно позвала она.
«Да, Принцесса» - в ту же секунду откликнулся он, и Агата почувствовала, что это дурацкое прозвище порадовало ее, как свидетельство того, между ними снова мир.
«Слушай, я хотела обсудить, будем ли мы сообщать о моем сне Амору и Сорелии?»
«Ты бы хотела рассказать?» - тактично спросил Макс.
«Не уверена» - ответила та.
«Тогда пока не будем» - легко согласился он.
«Я подумала, насчет того, как нам это сделать» - паузы в разговоре Агаты немного напрягали Макса, он бы предпочел, чтобы Агата была чуть увереннее в себе, но торопить не стал. «Так вот» - Агата продолжила: «Мы же вроде как Супермены, и можно попробовать стать невидимыми» - сама чувствуя, что это звучит по-идиотски, Агата вновь замолкла.
От отчаяния захотелось выть.
Макс аккуратно потряс девушку за плечи, но это был жест беспомощный и бесполезный.
- Амориил! – единственное спасение, которое смог предумать Макс.
«Хоть бы дело было в нем!» - думал Макс, но чувствовал, что все не так просто.
- Амор, черт тебя подери! – закричал он, слыша панику в собственном голосе.
Амориил появился.
Он был зол. Ярость исходила от него волнами. И он собирался убивать. Даже скорее уничтожать того, кто посмел вызывать его так бесцеремонно.
Но едва он сделал стремительный шаг в сторону сидящего на полу Макса, как взгляд его упал на бледное неподвижное лицо Агаты.
- Что с ней? – его настроение изменилось в доли секунды, и вот он уже подлетел к девушке.
- Не знаю, - почти простонал Макс.
- Дай мне, - решительно отодвинув Макса, Амориил взял лицо Агаты в свои руки. Сейчас в свете лампы, ее неподвижные черты лица казались произведением искусства, совершенными, но абсолютно мертвыми.
- Агата, малышка моя, - тихо произнес Амор и зашептал что-то на латыни напевно, как заклинание.
Вдруг все его тело будто пронзил электрический разряд, он выгнулся, из распахнутых глаз лился зеленый ослепляющий свет. Но даже в этой пугающей судороге он не выпускал из рук безмятежное лицо Агаты. И так же неожиданно он расслабился, будто пластилиновый, мешком упал рядом Агатой.
В напряженной звенящей тишине Макс вдруг услышал тихое дыхание Агаты.
- Что это было, Амор? – его голос прозвучал взволнованным набатом.
Амориил глубоко вздохнул и попытался подняться на локтях. Под глазами у него залегли синие тени, но губы все равно кривила презрительная усмешка.
- Я столкнулся с другим богом, - насмешливо прохрипел он. – И он сильнее меня.
- Что? Зачем еще кому-то наша девочка?
- Наша? – удивился Амор.
- Не важно, - грубо ответил Макс, не имея никакого желания оправдываться.
Амор устало потер пальцами переносицу, затем резко поднялся на ноги и укрыл Агату лежавшим рядом одеялом.
- Она скоро проснется, а мне надо выяснить кое-что, - быстро проговорил он.
- Стой, - попытался было остановить его Макс, но Амориила в комнате уже не было. Он исчез тихо, без эффектных щелчков пальцами и прочих спецэффектов.
Но Максу было плевать на это, он тихонько присел рядом с девушкой и ласково погладил ее по лицу, практически не прикоснувшись к нежной коже.
Глава 24. Моя Кэти
Почти 300 лет назад.
Женщина в храме кричала столь неистово, что вода в чашах дрожала и шла рябью.
Эта беременность была пятой и на удивление легкой. Предыдущие четыре протекали с чудовищной, выматывающей тошнотой и отеками. Но Оливии все равно приходилось вставать рано утром и идти помогать мужу в лавке.
Джей – ее муж – был купцом, уважаемым во всей центральной части Индии. Когда они поженились, он был младшим партнером отца Оливии и ходил на кораблях по всему миру, торгуя всякой всячиной. Тогда это показалось прекрасным браком, Джей был хорош собой, умен, исполнителен, немного скучен, но обходителен, и дарил такие прекрасные подарки, что Оливия сразу же влюбилась в него и была уверена, что любовь эта навсегда. Поэтому была счастлива, когда отец заключил их брак, который для него самого был в первую очередь выгодной торговой сделкой.
Но потом, будто желая преподнести какой-то кармический урок, судьба и удача отвернулись от них. Сначала умерла мама. Просто уснула и больше не проснулась. Сразу после сильно заболел и долго мучился отец, снедаемый горем и недугом. А ушел в другой мир тоже во сне, и на устах его была счастливая улыбка. Торговые корабли, будто проклятые богами, исчезали в морской пучине, пока не остался один единственный, надежда Джея и его растущей семьи. Оставшись без руководства отца Оливии, и не имея опыта управления большим делом, Джей постепенно потерял большую часть накопленных богатств. Чтобы расплатиться с кредиторами, ему пришлось продать дом и торговые лавки, оставив себе одну на окраине. В небольших комнатках над этой лавкой и пришлось поселиться беременной Оливии, Джею, трем их маленьким дочерям и старенькой матери Джея. В день рождения четвертой дочери, мать Джея умерла. Во сне.
Оливии виделась в этом какая-то дикая ирония, ибо сама Оливия родилась в день Свапнэшвари (прим. автора: индийская богиня-покровительница сна), и пуще других богов Оливия почитала именно ее.
Дела с каждым днем шли все хуже и наконец Джей – седой в свои неполные 40, высохший и сломленный – сказал, что они продают лавку, на эти деньги уплывут в Англию, к старому другу отца Оливии, там продадут корабль, деньги с продажи корабля вложат в дело друга, и все наладится и они заживут счастливо. Мнения Оливии он не спрашивал, поставил перед фактом, как делал всегда. Не потому что обладал деспотичным характером, а просто потому, что не видел человека в этой уставшей, бесконечно беременной, но каким-то чудом сохранившей красоту, женщине. Оливия с трудом разобрала сквозь плачь малышки, что впереди их всех ждет крутой поворот судьбы, но не сопротивлялась, лишь краем сознания отметила, что это решение стоило Джею остатков душевных сил, и принялась собирать вещи.
Корабль потерпел крушение. Оливия не удивилась бы, узнав, что это случилось из-за того, что кто-то не вовремя уснул. Как оказалась в ледяной воде за бортом, она почти не помнит. Очнулась Оливия в неизвестной комнате, которая не раскачивалась, как это бывает на корабле, и затуманенный мозг ее отметил это почему-то очень четко, прежде чем снова провалиться во тьму. Потом, когда она уже по-настоящему пришла в себя, ей рассказали, что выжили всего несколько человек, имена которых Оливии не сказали ни о чем, потому что ей не приходилось общаться с командой корабля. Муж и четверо ее дочерей, которых она любила безгранично, исчезли, а вероятнее всего, погибли при кораблекрушении. Маленькую группку счастливчиков спасли проходящие мимо на корабле купцы. И Оливию, красивую, несмотря ни на что, приютил капитан корабля.
«Ну разумеется» - подумалось тогда Оливии, сквозь туман отчаяния, хотя казалось, что никаких сил и чувств не осталось вовсе.
И вот сейчас, в храме чужого христианского бога, рожая в муках дитя человека, которого полюбила всей душой, Оливия вспоминала всю свою жизнь, чтобы хоть как-то отвлечься от уничтожающей боли и собственных криков, от которых закладывало уши. Вспоминала счастливое понятное детство, свадьбу с Джеем, тяжелые семь лет жизни с ним, которые почему-то она помнила смутно, настолько они были пропитаны усталостью, горем потерь и счастьем материнства, так же смутно она помнила год после крушения корабля, когда Майкл, ее отважный капитан Майкл, вытаскивал Оливию из омута скорби, ухаживал, приручал, учил своему языку, читать, писать и даже математике зачем-то. Он говорил, что это доставляет ему удовольствие, что ее успехи вызывают в нем гордость.
«Гордость!» - злилась она, кусая губы и моля всех богов помочь ей разродиться.
Девка – ученица повитухи – бестолково носилась вокруг и, перекрикивая стоны Оливии, просила ту поднатужиться. Сама повитуха отправилась в деревню к другой роженице еще вчера и из-за разразившейся грозы не сумела вернуться в срок. Монахиня рядом неразборчивым речитативом твердила молитвы, по крайней мере Оливия думала, что это молитвы.
- О Боже милостивый! – всплеснула руками девка. – Синенький весь!
Оливия почти привычно напряглась еще раз, выталкивая послед, и тогда взглянула на младенца. Ученица проворно распутала пуповину, обвившую крошечную шейку малышки – а это была девочка, и попыталась заставить ее дышать, но та упорно хранила молчание.
Тогда Оливия практически выхватила маленькое еще теплое тельце из рук ученицы повитухи, и, рыдая, прижала к груди.
- О Господь всемогущий, Будда, Шива, да кто угодно! - в отчаянии кричала она. – Помогите! Девочка моя!
Оливия, как в бреду, укачивала дочь так яростно, что живому ребенку это могло бы навредить, причитала, целовала сквозь слезы, и вдруг, замерев, едва слышно прошептала имя богини, о которой старательно не вспоминала с того кораблекрушения, отнявшего у нее всех, кого она любила:
- Свапнэшвари… - и замолкла, вглядываясь в неподвижное личико.
Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Потом малышка легко задышала, открыла глаза и Оливия, не веря самой себе наблюдала, как синие глаза младенца медленно наливаются чернотой, а синий оттенок кожи сменяется нежным здоровым румянцем.
Монашка защебетала благословения своему богу, девка торопливо укутала Оливию и ребенка чистыми простынями. Сама же Оливия тихонько прижимала к себе дочь, спокойная и отчего-то уверенная, что все испытания позади, что именно к этому мгновению вела ее жизнь. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в храм ворвался Майкл. Он окинул диким взглядом присутствующих, и разом успокоился, увидев ласковую улыбку жены. Аккуратно присел на краешек кровати, обнял разом и Оливию, и дочь. Не в силах оторвать взгляд от черных глаз малышки, Оливия сказала:
- Девочка. Как назовем?
- Катарина, моя Кэти… - восхищенно прошептал муж, и Оливия не стала спорить, сразу приняв это чужое имя для дочери.
Глава 25. Где твое тело?
Макс сидел в кресле и лениво листал конспекты, ожидая, когда проснется Агата. У него наконец-то появилось время обдумать все случившееся в спокойной обстановке, но, как это всегда и бывает, мысли упорно разбегались, не желая собираться в связные идеи. Агата зашевелилась и открыла глаза, задышала тяжело, как после пробежки.
- Макс! – зачем-то позвала она, хотя он сидел на расстоянии пары шагов, и она прекрасно его видела. Затем нахмурилась, пытаясь то ли вспомнить что-то, то ли осмыслить.
Макс, следуя внутреннему чутью, не окликал ее и старался не шевелиться. Тогда, будто решившись, Агата посмотрела ему в глаза и очень серьезно произнесла:
- Я расскажу тебе кое-что, но если ты решишь, что я сошла с ума или, что еще хуже, опять скажешь, что я как ребенок, то нам придется разделиться и действовать каждому в своих интересах, - сказала и замерла, даже не моргая.
Макс подавил желание рассмеяться, перевести все в шутку, чтобы хоть немного разрядить обстановку, и постарался ответить так же серьезно:
- Я обещаю хотя бы подумать, прежде чем что-то говорить, - и сам порадовался, что в голосе нет его привычной насмешки.
- Окей, - Агата села на диване, стянула с себя одеяло и потерла лицо ладонями, давая себе время сформулировать мысли. – Мне приснилась мама… - начала она, но опять замолчала. – Нет, сначала ты должен знать, что моя мама умерла 15 лет назад, инсульт. Это, конечно, трагедия, но я научилась с этим жить, я не зациклена на этом и вероятность, что это мое воображение, чрезвычайно мала, - затараторила она.
- Эй! Агата, не нужно оправдываться, просто расскажи, что случилось.
Агата тяжело вздохнула. Она сама не понимала, почему ей так тяжело рассказывать это Максу, скорее всего потому, что она боялась его реакции. Боялась, что он посмеётся над ней, и борьба за душу Олана перестанет быть игрой, что им действительно придется стать если не врагами, то соперниками. Но это надо было решить сейчас, и она продолжила:
- Сначала была музыка, та сама, помнишь? Ты тоже ее слышал. Потом я услышала голос мамы… - голос предательски дрогнул, но Агата лишь сильнее сжала ладони. – Она сказала, что у нее мало времени, пока ОН не проснется, имя она не назвала, но это ее «ОН» –звучало так уважительно, веско, так не говорят о ком-то неважном…
- Я понял, хватит эпитетов.
- Так вот, она успела сказать, сейчас, - Агата потерла ледяными пальцами виски, вспоминая дословно, - сказала, что нам надо сходить к себе в больницу. – и замолчала, напряженно ожидая реакции Макса.
Тот хранил молчание, обдумывая то, что сказала Агата.
- Это все? – наконец, спросил он.
- Да! – а потом опять начала говорить быстро-быстро. - Вернее, нет, еще она говорила, что любит меня и будет всегда рядом, но это не важно, хотя конечно, важно, для меня очень важно, но…
- Агата! Прекрати нервничать. Я не считаю тебя сумасшедшей. Знаешь, учитывая все, что с нами происходит, я готов верить уже в леприконов и в розовых единорогов. Поэтому предлагаю принять твой сон, как рекомендации к действию.
- Серьезно? – Агата не ожидала, что Макс так быстро примет ее слова. Честно говоря, не смотря на браваду, она сама не была до конца уверена, что это был не просто сон.
- Серьезно, - как можно спокойнее ответил Макс, приняв решение, что даже если это попытка подсознания Агаты справиться со стрессом, ничего страшного не случится, если они сделают то, что посоветовала ей мать во сне.
- Хорошо, - заключила Агата и вновь замолчала, она была еще немного взвинчена и не могла понять, что делать дальше.
- Где твое тело? Я имею ввиду, в какой больнице? – устав от тишины, спросил Макс.
- В России, - прошептала Агата.
Макс поднял бровь:
- Это я и сам понял, хотелось бы немного точнее, - и улыбнулся, пытаясь подбодрить.
В ответ Агата снова сжала пальцы, и это начало напоминать Максу дешевую мелодраму, но он старательно сдерживал смех.
- Я думаю, вернее, я знаю, куда скорее всего отец отвез бы меня, если бы со мной что-то случилось, у него друг работает в хорошей клинике в Москве, но я не знаю точное название этой клиники, разумеется, я найду ее в интернете, это не проблема, - успокоившись, проговорила Агата. – А ты?
- А я точно знаю, что я в военном госпитале Нью-Джерси, - невесело усмехнулся Макс. – Я несколько раз приходил в сознание прежде чем впасть в кому. – Агата немного поежилась от того, как спокойно они обсуждают такие чудовищные, нереальные вещи.
- А как мы попадем туда?
- Давай подумаем об этом позже. Нам через пол часа на занятия, уже утро.
- Что? – подпрыгнула Агата. – Мне же нужно собраться! – и унеслась в ванную комнату.
«Девочки такие девочки» - весело подумал Макс. Настроение значительно улучшилось. Он не любил неопределенности и теперь ему было легче от того, что у них появился какой-никакой план. К тому же его ужасно вымотал этот разговор с Агатой, в котором он будто по лезвию ходил, опасаясь, что любая фраза разрушит их хрупкое равновесие.
Глава 26. Ты- герой!
На лекциях было скучно. Агата изнывала от желания уйти и не слушать всю эту информацию о гениальных изобретениях физиков прошлых столетий. В огромной лекционной аудитории-амфитеатре сидела почти сотня студентов с разных факультетов первого курса. Было душно, и разморенные студенты почти не общались между собой, покорно внимая зычному голосу лектора.
«Макс?» - мысленно позвала она.
«Да, Принцесса» - в ту же секунду откликнулся он, и Агата почувствовала, что это дурацкое прозвище порадовало ее, как свидетельство того, между ними снова мир.
«Слушай, я хотела обсудить, будем ли мы сообщать о моем сне Амору и Сорелии?»
«Ты бы хотела рассказать?» - тактично спросил Макс.
«Не уверена» - ответила та.
«Тогда пока не будем» - легко согласился он.
«Я подумала, насчет того, как нам это сделать» - паузы в разговоре Агаты немного напрягали Макса, он бы предпочел, чтобы Агата была чуть увереннее в себе, но торопить не стал. «Так вот» - Агата продолжила: «Мы же вроде как Супермены, и можно попробовать стать невидимыми» - сама чувствуя, что это звучит по-идиотски, Агата вновь замолкла.
