-Я хорошо знала Китти, уж кто-кто, но только не она, если она пережила даже родовое проклятие, - начала Ингрид.
-Никто не вечен на земле, скоро и мне будет пора идти, у меня словно часть души умерла, - сказал Джонатан.
На кладбище собрались почти все представители семейства Гудов, даже двоюродные родственники приехали, хотя они не знали её, но когда живёшь среди менонитов, то все кто когда-то был тебе не знаком, становятся родными людьми. Не было только Иолая Гуда, он подался ещё дальше на север – то есть в Ирландию, искать своё счастье. Его младшая сестра Эбигейл всегда корила его за это.
-Если ты Гуд, как и я, ты просто обязан жить там, где твои корни, а твои корни – это город Цинциннати и этот дом, - говорила ему сестра.
Отец был слишком мягок с ним и сказал, что как только ему исполниться двадцать лет, пусть сам выберет себе путь, так и произошло. Столько лет прошло, деть Китти и Джонатана выросли. Иолай в Ирландии, а Эбигейл осталась жить на ферме со стареющим отцом. Как Джонатан не пытался отпустить свою дочь в мир, она сказала, что останется тут.
Джонатан присел возле могилы своей принцессы, так он называл свою возлюбленную. Он уже не тот, что был раньше, когда тебе за восемьдесят, ты уже не такой активный. Он всё ещё жалел, что не умер рядом с женой, что он жив, а она одна в этой темноте. Китти умерла, когда ей было восемьдесят шесть лет.
-Я обещаю, русалочка, я приду к тебе, - тихо проговорил он.
-Она была такая живая, и казалось, что она будет жить вечно, - сказала Ингрид.
Сестре Джонатана уже семьдесят пять лет, но она ещё твёрдо стоит на ногах, когда началась заварушка в штате, то Джонатан сказал, чтобы на время конфликта родители увезли её в Ирландию. После того как многие штаты захотели отделиться от Америки и вести свою собственную политику, началась вторая гражданская война. Поскольку все Гуды были менонитами, то они, как и те, что были до них, решили переселиться обратно в северную Ирландию.
-Никто не живёт вечно, даже я, скоро и моё время придёт, - пробормотал себе под нос Джонатан.
После панихиды все стали расходится по домам.
-Эбби, дочка, отвези меня в наш старый домик, я хочу побыть наедине сам с собой, - сказал Джонатан дочери.
-Как скажешь, папа, - сказала Эбигейл.
Всю дорогу они ехали молча, Эбби знала, что отец не может забыть их мать и возвращение в свой старый дом, это дань памяти ей.
-Жди меня Кейт, я на полпути к тебе, думал Джонатан. Машина проехала мимо старого заброшенного менонитского населения, Джонатан попросил остановить машину. Это - то самое место, куда он привёл тогда ещё свою подругу знакомить со своими родителями, теперь это место заброшено.
-Пап, ты ещё помнишь, свой старый дом! - удивилась Эбби.
Эбби бережно посадила отца в машину и они продолжили свой путь домой. Воспоминания всё больше накатывали на него, даже те, о которых он пытался забыть.
-Они называли меня безумцем, может быть они правы, я потерял голову от любви, - пробормотал Джонатан себе под нос.
-Они просто завидовали вам, вы были красивой парой, - сказала Эбби.
-Да, и где они, давно нет, нет Колби и нет Лити, - сказал Джонатан.
-А что стало с Лити, вы ведь были друзьями, - спросила Эбби.
-С тех пор, как он заявился на нашу землю и наставил на мою жену своё ружьё он перестал быть моим другом. Я сказал этому южанину, что если ещё раз увижу его на своей земле, я насажу его тщедушное тело на вилы, а затем скормлю своим псам, - слова Джонатана звучали более чем убедительно.
Эбби поняла, что лучше не спрашивать про тот случай гражданской войны и лучше промолчать. Машина достигла места назначения. Джонатан сам вылез из машины, чтобы оглядеть дом. Тут ничего не изменилось, даже флаг Огайо остался на месте. Джонатан подошёл к мирно развивающемуся флагу и отдал ему честь.
-За верных сынов севера, - проговорил он с улыбкой.
-Я помню этот момент ты тогда был моложе, чем сейчас, когда правительство захотело отнять нашу землю, ты скинул с дома флаг США и проговорил…
-Что я никогда не буду плясать под дудку южан, я и сам помню, - улыбнулся Джонатан.
Я посмотрела на флаг Огайо, который мирно развивался на флагштоке, он был потрёпан временем, как и вся наша земля, мы сами, наши судьбы навечно отпечатались возле нашей фермы. Ингрид всё сидела с братом, пытаясь его утешить, но у когда-то бывшего чемпиона Соединённых Штатов Америки и борца вступающего под именем Дин Эмброуз из глаз не переставая текли слёзы.
-Пап, ты не будешь против, если я простирну этот флаг, уж больно он грязный? - спросила я у отца.
-Будь осторожно, дочка, - сказал он мне.
Я достала лестницу и полезла за флагом, он и вправду запачкался, за всё это время его никто не стирал. Когда флаг высох я решила его повесить на место, но было слишком ветрено и я решила переждать.
-Что, ветра боишься? - спросил отец.
-Слишком ветрено, - ответила я улыбаясь.
-Неженское это дело, флаги, - сказал Джонатан.
Он взял флаг и хотел полезть на лесницу.
-Ой, - проговорил Джонатан.
-Пап, ты в порядке, - спросила Эбигейл.
-Да, что-то сердце прихватило, - ответил Джонатан, держась рукой за левую сторону.
-Оставь ты этот несчастный флаг, пойдём лучше в дом, - предложила Эбби.
-Дока, тебе лучше устроить свою личную жизнь, чем заботится обо мне, старом маразматике, - сказал Джонатан.
-Пап, тут мой дом, я никуда не денусь, это моя судьба - заботится о тебе, - сказала Эбби.
Джонатан прижал меня к груди.
-Только ты и Иолай у меня остались, больше никого, - проговорил Джонатан.
-А как же твои внуки? - спросила я.
-Эрика, она, должно быть, выросла и не помнит меня, - вздохнул Джонатан.
-Ну почему же, она тебе звонила на прошлой неделе, интересовалась твоим здоровьем, - сказала я.
-Я помню, всё прекрасно помню, дочка.
Отец был убит горем, он не видел ничего, кроме темноты перед глазами, бывало, он и от еды отказывался, часто сидел в кресле качалке возле портрета матери, больше ничто не интересовало его в этой жизни. Он был погружён в воспоминания о счастливых днях со своей женой и не только, он был счастлив, когда они встретились. Отец посмотрел на свою руку, шрам от его с Китти клятвой так и не зажил, но как он говорил мне, что её кровь помогала ему во всём, клятва выполнила своё предназначение. Последнее время ему нездоровилось, поэтому я и Ингрид часто ухаживали за ним.
-Знаешь, я слышала, как он разговаривал с портретом, - прошептала Ингрид.
- Такая сильная и чистая люовь, не удивительно, но отец часто говорил мне, что мама приходит к ему во сне, - сказала я.
Я знала, она не может жить там, на небесах, принцесса не может жить без своего воина, поэтому она его зовёт.
-Я бы всё отдал за то, что бы вновь её увидить, - сказал мне отец.
Отец снова схватился за сердце, и произнёс «Она его держит в своих руках».
-Пап, тебе лучше прилечь, - сказала я отцу и повела его в спальню.
Ярким летним днём не стало и моего отца, он умер тихо – сидя в кресле качалке перед портретом матери, в последние дни она являлась ему, являлась всё такой же молодой и звала куда-то.
-Я иду, русалочка, я уже иду, - тихо прошептал он.
Ему казалось, что он на миг снова стал молодым, последний сон, он всё ещё в начальных классах, там, где он первый раз встретил Китти, вот только на сей раз, он осмелился с ней заговорить. Их души соединены навечно теперь и теперь их ничто не может разлучить. На сей раз на похороны своего отца прибыл Иолай вместе с семьёй, вид у моего брата был печальный, он наклонился над могилой отца и произнёс.
-Пап, прости, что я не приехал на похороны матери, - сказал Иолай.
-Братец мой, он давно уже тебя простил, просто он не мог жить без матери, всё это время повторял, что настанет и его час, и вот он пришёл, - сказала Ингрид.
Отца мы похоронили там же где и мать, на местном менонитском кладбище, на этот раз я составила счастливую эпитафию - «Китти и Джонатан Гуд, вместе навсегда». Воин пережил свою принцессу на несколько месяцев, они словно были созданы друг для друга - девушка из семьи учёных из Англии и простой парень из США.
Уходя с кладбища, я заметила двух сидящих на дереве птиц.
-Летите, вы теперь свободны, - сказала я птицам.
Птицы гордо вспархнули в небо, наверное, мои родители перевоплотились в этих птиц, и теперь они гордо парят в небе. Я же навсегда осталась в нашем доме, этот дом дорог мне как память, что ж, один этап жизни я уже прожила, пора начать другой этап жизни. Но это уже другая история.
-Никто не вечен на земле, скоро и мне будет пора идти, у меня словно часть души умерла, - сказал Джонатан.
На кладбище собрались почти все представители семейства Гудов, даже двоюродные родственники приехали, хотя они не знали её, но когда живёшь среди менонитов, то все кто когда-то был тебе не знаком, становятся родными людьми. Не было только Иолая Гуда, он подался ещё дальше на север – то есть в Ирландию, искать своё счастье. Его младшая сестра Эбигейл всегда корила его за это.
-Если ты Гуд, как и я, ты просто обязан жить там, где твои корни, а твои корни – это город Цинциннати и этот дом, - говорила ему сестра.
Отец был слишком мягок с ним и сказал, что как только ему исполниться двадцать лет, пусть сам выберет себе путь, так и произошло. Столько лет прошло, деть Китти и Джонатана выросли. Иолай в Ирландии, а Эбигейл осталась жить на ферме со стареющим отцом. Как Джонатан не пытался отпустить свою дочь в мир, она сказала, что останется тут.
Джонатан присел возле могилы своей принцессы, так он называл свою возлюбленную. Он уже не тот, что был раньше, когда тебе за восемьдесят, ты уже не такой активный. Он всё ещё жалел, что не умер рядом с женой, что он жив, а она одна в этой темноте. Китти умерла, когда ей было восемьдесят шесть лет.
-Я обещаю, русалочка, я приду к тебе, - тихо проговорил он.
-Она была такая живая, и казалось, что она будет жить вечно, - сказала Ингрид.
Сестре Джонатана уже семьдесят пять лет, но она ещё твёрдо стоит на ногах, когда началась заварушка в штате, то Джонатан сказал, чтобы на время конфликта родители увезли её в Ирландию. После того как многие штаты захотели отделиться от Америки и вести свою собственную политику, началась вторая гражданская война. Поскольку все Гуды были менонитами, то они, как и те, что были до них, решили переселиться обратно в северную Ирландию.
-Никто не живёт вечно, даже я, скоро и моё время придёт, - пробормотал себе под нос Джонатан.
После панихиды все стали расходится по домам.
-Эбби, дочка, отвези меня в наш старый домик, я хочу побыть наедине сам с собой, - сказал Джонатан дочери.
-Как скажешь, папа, - сказала Эбигейл.
Всю дорогу они ехали молча, Эбби знала, что отец не может забыть их мать и возвращение в свой старый дом, это дань памяти ей.
-Жди меня Кейт, я на полпути к тебе, думал Джонатан. Машина проехала мимо старого заброшенного менонитского населения, Джонатан попросил остановить машину. Это - то самое место, куда он привёл тогда ещё свою подругу знакомить со своими родителями, теперь это место заброшено.
-Пап, ты ещё помнишь, свой старый дом! - удивилась Эбби.
Эбби бережно посадила отца в машину и они продолжили свой путь домой. Воспоминания всё больше накатывали на него, даже те, о которых он пытался забыть.
-Они называли меня безумцем, может быть они правы, я потерял голову от любви, - пробормотал Джонатан себе под нос.
-Они просто завидовали вам, вы были красивой парой, - сказала Эбби.
-Да, и где они, давно нет, нет Колби и нет Лити, - сказал Джонатан.
-А что стало с Лити, вы ведь были друзьями, - спросила Эбби.
-С тех пор, как он заявился на нашу землю и наставил на мою жену своё ружьё он перестал быть моим другом. Я сказал этому южанину, что если ещё раз увижу его на своей земле, я насажу его тщедушное тело на вилы, а затем скормлю своим псам, - слова Джонатана звучали более чем убедительно.
Эбби поняла, что лучше не спрашивать про тот случай гражданской войны и лучше промолчать. Машина достигла места назначения. Джонатан сам вылез из машины, чтобы оглядеть дом. Тут ничего не изменилось, даже флаг Огайо остался на месте. Джонатан подошёл к мирно развивающемуся флагу и отдал ему честь.
-За верных сынов севера, - проговорил он с улыбкой.
-Я помню этот момент ты тогда был моложе, чем сейчас, когда правительство захотело отнять нашу землю, ты скинул с дома флаг США и проговорил…
-Что я никогда не буду плясать под дудку южан, я и сам помню, - улыбнулся Джонатан.
Я посмотрела на флаг Огайо, который мирно развивался на флагштоке, он был потрёпан временем, как и вся наша земля, мы сами, наши судьбы навечно отпечатались возле нашей фермы. Ингрид всё сидела с братом, пытаясь его утешить, но у когда-то бывшего чемпиона Соединённых Штатов Америки и борца вступающего под именем Дин Эмброуз из глаз не переставая текли слёзы.
-Пап, ты не будешь против, если я простирну этот флаг, уж больно он грязный? - спросила я у отца.
-Будь осторожно, дочка, - сказал он мне.
Я достала лестницу и полезла за флагом, он и вправду запачкался, за всё это время его никто не стирал. Когда флаг высох я решила его повесить на место, но было слишком ветрено и я решила переждать.
-Что, ветра боишься? - спросил отец.
-Слишком ветрено, - ответила я улыбаясь.
-Неженское это дело, флаги, - сказал Джонатан.
Он взял флаг и хотел полезть на лесницу.
-Ой, - проговорил Джонатан.
-Пап, ты в порядке, - спросила Эбигейл.
-Да, что-то сердце прихватило, - ответил Джонатан, держась рукой за левую сторону.
-Оставь ты этот несчастный флаг, пойдём лучше в дом, - предложила Эбби.
-Дока, тебе лучше устроить свою личную жизнь, чем заботится обо мне, старом маразматике, - сказал Джонатан.
-Пап, тут мой дом, я никуда не денусь, это моя судьба - заботится о тебе, - сказала Эбби.
Джонатан прижал меня к груди.
-Только ты и Иолай у меня остались, больше никого, - проговорил Джонатан.
-А как же твои внуки? - спросила я.
-Эрика, она, должно быть, выросла и не помнит меня, - вздохнул Джонатан.
-Ну почему же, она тебе звонила на прошлой неделе, интересовалась твоим здоровьем, - сказала я.
-Я помню, всё прекрасно помню, дочка.
Отец был убит горем, он не видел ничего, кроме темноты перед глазами, бывало, он и от еды отказывался, часто сидел в кресле качалке возле портрета матери, больше ничто не интересовало его в этой жизни. Он был погружён в воспоминания о счастливых днях со своей женой и не только, он был счастлив, когда они встретились. Отец посмотрел на свою руку, шрам от его с Китти клятвой так и не зажил, но как он говорил мне, что её кровь помогала ему во всём, клятва выполнила своё предназначение. Последнее время ему нездоровилось, поэтому я и Ингрид часто ухаживали за ним.
-Знаешь, я слышала, как он разговаривал с портретом, - прошептала Ингрид.
- Такая сильная и чистая люовь, не удивительно, но отец часто говорил мне, что мама приходит к ему во сне, - сказала я.
Я знала, она не может жить там, на небесах, принцесса не может жить без своего воина, поэтому она его зовёт.
-Я бы всё отдал за то, что бы вновь её увидить, - сказал мне отец.
Отец снова схватился за сердце, и произнёс «Она его держит в своих руках».
-Пап, тебе лучше прилечь, - сказала я отцу и повела его в спальню.
Ярким летним днём не стало и моего отца, он умер тихо – сидя в кресле качалке перед портретом матери, в последние дни она являлась ему, являлась всё такой же молодой и звала куда-то.
-Я иду, русалочка, я уже иду, - тихо прошептал он.
Ему казалось, что он на миг снова стал молодым, последний сон, он всё ещё в начальных классах, там, где он первый раз встретил Китти, вот только на сей раз, он осмелился с ней заговорить. Их души соединены навечно теперь и теперь их ничто не может разлучить. На сей раз на похороны своего отца прибыл Иолай вместе с семьёй, вид у моего брата был печальный, он наклонился над могилой отца и произнёс.
-Пап, прости, что я не приехал на похороны матери, - сказал Иолай.
-Братец мой, он давно уже тебя простил, просто он не мог жить без матери, всё это время повторял, что настанет и его час, и вот он пришёл, - сказала Ингрид.
Отца мы похоронили там же где и мать, на местном менонитском кладбище, на этот раз я составила счастливую эпитафию - «Китти и Джонатан Гуд, вместе навсегда». Воин пережил свою принцессу на несколько месяцев, они словно были созданы друг для друга - девушка из семьи учёных из Англии и простой парень из США.
Уходя с кладбища, я заметила двух сидящих на дереве птиц.
-Летите, вы теперь свободны, - сказала я птицам.
Птицы гордо вспархнули в небо, наверное, мои родители перевоплотились в этих птиц, и теперь они гордо парят в небе. Я же навсегда осталась в нашем доме, этот дом дорог мне как память, что ж, один этап жизни я уже прожила, пора начать другой этап жизни. Но это уже другая история.
