Красная нитка
Мерзкая погода, сговорившись с таким же настроением, активно надо мной издевалась. Холодный ветер с мелким дождем острыми зубами вырывал спрятавшиеся в кофте крошечные следы тепла. Кеды пытались не попасть в лужу, но брызги от проезжающих машин, надсмехаясь, окатывали их грязной холодной жижей сверху. Замерзшие пальцы скрючились в карманах джинс, душа в своих объятиях пачку с последней сигаретой и телефон.
Телефон. Единственный друг, спасавший в периоды уныния случайным выбором из плейлиста, и тот подвел – в предсмертном прошении электрического заряда сдохла батарея. Наушники повисли на шее, и друг об друга выстукивают свою жалобную песнь рудимента.
Впереди в ожидании, словно особь с улицы красных фонарей, замерла остановка. Без стыда и совести выставила всю себя напоказ. Болезненный выкидыш пьяного архитектурного мозга – металл и оргстекло. Не защищающая от палящих солнечных лучей и выборочно спасающая от ветра и дождя. Но мне все же придется нырнуть в ее объятия – дождь усиливает свой зловещий хохот.
Сухая вся в наколках от неумелых татуировщиков приветливо скрипнула скамейка. Вытянутые ноги венчают блестящие своими умытыми лысинами носки кед. Зажглась красная звездочка сигаретного начала и медленно под прощальную симфонию сизого дыма полетела к своему жизненному концу.
Небо – нищий бродяжка одетый в лохмотья облаков удачно прикрывает серой рваниной свое синее тело. Кажется, что это его самый настоящий облик. Ультрамариновая бесконечность с белыми пушистыми облаками-замками, причудливыми изображениями, воссозданными с помощью воображения и украшенными сверху вкусными конусами сливок – грешный парадный наряд, скрывающий истинную душу нищего.
Усмешка сломала прямую линию губ – где же вечно сияющие глаза сестры? Уткнулись ли так же как мои в хмурость неба, поглощающие его безрадостность и серость. Убежденная в том, что в каждом человеке заложена искра творца, она и в этом нищем образе дня найдет радость. Милая. Светлая. Всегда одарит теплом, поделиться частичкой света, сделает искусственный вдох радости жизни. Но моя искра уже давно лежит на самом дне колодца души, задохнувшаяся под слоем вязкого ила. Порой после долгого общения, мне кажется, что из глубины колодца к ее свету тянется красная нить. Тонкая, прерывистая от стука замирающего сердца, корявая. Она пытается вытащить за собой ту мою, погребенную искру. И тогда хочется жить, петь, играть.
Временные трудности. Временное желание быть лучше, чище, светлее. Скоро я стану одной из волн этого мирного серого моря толпы.
Окурок полетел в урну и лег в братскую могилу к другим таким же трупам. Скоро приедет теловоз. А что еще возит наш общественный транспорт, если не тела. Поэкспериментируйте. Зайдите в любой автобус, встаньте спиной к кабине и посмотрите в салон. Много вы видите отраженных в глазах тел огней души? Пара-тройка. Остальная часть – просто тела. Съежившиеся от холода, расфуфыренные, разрисованные, держащие души в клетках, оболочки.
Ведь были все когда-то свободны, полны радости, излучали свет. Все воспоминания стерты холодным тяжелым ластиком проблем, забот, глупых переживаний, надежд на завтра.
Чумной хоровод мыслей прервала ворвавшаяся в объятия остановки еще одна оболочка. Придется потесниться. Я подвинусь, но в мое личное пространство не суйся, видишь я весь закрыт и хочу страдать один, молча, роняя в пространство ошмётки боли одиночества, непонимания.
Мокрая, в тоненькой болоньевой куртке, джинсах, туфлях, с потрепанным футляром для скрипки. Опрятная оболочка, следит за внешним видом. Усеяла плитку драгоценными бриллиантами, стряхнув их с челки. Не таясь, посмотрела в глаза. Душа. Красивая, полная света душа. Как же приятно вот так с тобой сидеть под покровом молчания. Не убегай, дай погреться с лучах твоей любви к миру, к сущему!
Смущение легкой кистью коснулось ее щек и, улыбнувшись, мои уши, как голодные псы, набросившиеся на кусок отборного мяса, поглощали чистый звук голоса души.
Длинные пакли волос, пальцах в нотной грамоте татуировок, мистический медиатор зажатый в пальцах – да, я гитарист. Ищите в группу? Меня? Протянутая мятая визитка, поглаженная по чистой спине не равнодушными красками принтера, а шариком ручки, ловко пробежавшим по бумаге.
Маленькое солнышко скрылось за скрежетом закрывающихся дверей теловоза, оставив в моей руке частичку своего света и вытянув из глубины колодца прочную красную нитку.
Мерзкая погода, сговорившись с таким же настроением, активно надо мной издевалась. Холодный ветер с мелким дождем острыми зубами вырывал спрятавшиеся в кофте крошечные следы тепла. Кеды пытались не попасть в лужу, но брызги от проезжающих машин, надсмехаясь, окатывали их грязной холодной жижей сверху. Замерзшие пальцы скрючились в карманах джинс, душа в своих объятиях пачку с последней сигаретой и телефон.
Телефон. Единственный друг, спасавший в периоды уныния случайным выбором из плейлиста, и тот подвел – в предсмертном прошении электрического заряда сдохла батарея. Наушники повисли на шее, и друг об друга выстукивают свою жалобную песнь рудимента.
Впереди в ожидании, словно особь с улицы красных фонарей, замерла остановка. Без стыда и совести выставила всю себя напоказ. Болезненный выкидыш пьяного архитектурного мозга – металл и оргстекло. Не защищающая от палящих солнечных лучей и выборочно спасающая от ветра и дождя. Но мне все же придется нырнуть в ее объятия – дождь усиливает свой зловещий хохот.
Сухая вся в наколках от неумелых татуировщиков приветливо скрипнула скамейка. Вытянутые ноги венчают блестящие своими умытыми лысинами носки кед. Зажглась красная звездочка сигаретного начала и медленно под прощальную симфонию сизого дыма полетела к своему жизненному концу.
Небо – нищий бродяжка одетый в лохмотья облаков удачно прикрывает серой рваниной свое синее тело. Кажется, что это его самый настоящий облик. Ультрамариновая бесконечность с белыми пушистыми облаками-замками, причудливыми изображениями, воссозданными с помощью воображения и украшенными сверху вкусными конусами сливок – грешный парадный наряд, скрывающий истинную душу нищего.
Усмешка сломала прямую линию губ – где же вечно сияющие глаза сестры? Уткнулись ли так же как мои в хмурость неба, поглощающие его безрадостность и серость. Убежденная в том, что в каждом человеке заложена искра творца, она и в этом нищем образе дня найдет радость. Милая. Светлая. Всегда одарит теплом, поделиться частичкой света, сделает искусственный вдох радости жизни. Но моя искра уже давно лежит на самом дне колодца души, задохнувшаяся под слоем вязкого ила. Порой после долгого общения, мне кажется, что из глубины колодца к ее свету тянется красная нить. Тонкая, прерывистая от стука замирающего сердца, корявая. Она пытается вытащить за собой ту мою, погребенную искру. И тогда хочется жить, петь, играть.
Временные трудности. Временное желание быть лучше, чище, светлее. Скоро я стану одной из волн этого мирного серого моря толпы.
Окурок полетел в урну и лег в братскую могилу к другим таким же трупам. Скоро приедет теловоз. А что еще возит наш общественный транспорт, если не тела. Поэкспериментируйте. Зайдите в любой автобус, встаньте спиной к кабине и посмотрите в салон. Много вы видите отраженных в глазах тел огней души? Пара-тройка. Остальная часть – просто тела. Съежившиеся от холода, расфуфыренные, разрисованные, держащие души в клетках, оболочки.
Ведь были все когда-то свободны, полны радости, излучали свет. Все воспоминания стерты холодным тяжелым ластиком проблем, забот, глупых переживаний, надежд на завтра.
Чумной хоровод мыслей прервала ворвавшаяся в объятия остановки еще одна оболочка. Придется потесниться. Я подвинусь, но в мое личное пространство не суйся, видишь я весь закрыт и хочу страдать один, молча, роняя в пространство ошмётки боли одиночества, непонимания.
Мокрая, в тоненькой болоньевой куртке, джинсах, туфлях, с потрепанным футляром для скрипки. Опрятная оболочка, следит за внешним видом. Усеяла плитку драгоценными бриллиантами, стряхнув их с челки. Не таясь, посмотрела в глаза. Душа. Красивая, полная света душа. Как же приятно вот так с тобой сидеть под покровом молчания. Не убегай, дай погреться с лучах твоей любви к миру, к сущему!
Смущение легкой кистью коснулось ее щек и, улыбнувшись, мои уши, как голодные псы, набросившиеся на кусок отборного мяса, поглощали чистый звук голоса души.
Длинные пакли волос, пальцах в нотной грамоте татуировок, мистический медиатор зажатый в пальцах – да, я гитарист. Ищите в группу? Меня? Протянутая мятая визитка, поглаженная по чистой спине не равнодушными красками принтера, а шариком ручки, ловко пробежавшим по бумаге.
Маленькое солнышко скрылось за скрежетом закрывающихся дверей теловоза, оставив в моей руке частичку своего света и вытянув из глубины колодца прочную красную нитку.
