Шел солдат по дороге…
Г. Х. Андерсен «Огниво»
Мы - забытые следы
Чьей-то глубины...
А. Блок
Эй, никак грабитель?!
А что еще подумаешь, коли в грозовое ненастье посреди безлюдного проселка встанет крепкий малый и, раскинув руки, загородит путь.
И выбрал же, стервец, время! Льет, будто все облачные плотины зараз прорвало, молнии трещат, ветер сосны против шерсти чешет, а этот выстроился тут, не боясь небесного гнева.
И свистнуть бы в два пальца, и погнать бы Звездочку прочь, да дорога подвела: узкая, колдобистая, куда кобыле, тянущей груженую повозку, нестись по бурлящей жиже. Ноги переломает. Нет, видать, придется принимать свою судьбу.
С такими невеселыми мыслями Снорри Прищур и натянул вожжи. Гнедая покорно встала.
Грабитель, однако, не спешил: выжидал, не пытаясь ни грозить, ни требовать кошелек, ни потрошить мешки.
Рявкнул гром. Парусина на крыше повозки надувалась и опадала под ударами водяной дроби – того и гляди порвется. Снорри высунулся из-под полога.
– Чего надо? – выдавил он.
– Подвез бы, добрый человек.
Ишь, что придумал! Снорри подался чуть вперед, сощурился из-под широкополой своей шляпы, силясь рассмотреть за завесой дождя, кого это нелегкая принесла. Может, и впрямь честный путник?
Незнакомец стоял, широко расставив ноги – сапоги по щиколотку ушли в грязь. Был он, как прикинул Снорри, лет тридцати, рослый и вида словно бы и вправду дерзкого, разбойного. Мокрые волосы темно-русой масти свисали из-под надвинутой на лоб кепки, словно плети вьюнка. Глядел незнакомец упрямо, будто говоря без слов, что врастет в глиняную жижу, но дальше пешком не пойдет. Оно и понятно: куцая городская куртка уже потемнела от воды. Правая пола слегка оттопыривалась, приоткрывая кожаную кобуру. Словом, подозрительный тип.
Снорри кашлянул, хмыкнул в усы и отважно изрек:
– Залезай, что ли.
Так и началась история.
Новоявленный попутчик не заставил себя ждать: мигом уселся рядом, сбросил с плеча дорожную сумку и, сдернув с головы кепку, принялся выжимать волосы. Пальцы у него были, что грабли.
Снорри причмокнул, и Звездочка потащилась по месиву дороги.
– Спасибо, добрый человек. С утра иду – ни одной твари, не пешей, ни конной, – посетовал путник.
– Под полог забирайся, – ответил Снорри. – Вон вымок весь.
Он пошарил в соломе и извлек бутыль, что припас на дорожку.
– На, погрейся, что ли.
Путник и не вздумал отказываться. Припал к горлышку, глотнул, напряг скулы – видать, дыхание перехватило, зажмурился, глотнул еще раз и вернул посудину.
– Крепкий.
– А то, – с гордостью отозвался Снорри. – Теща моя пособила, она на такие дела мастерица. Ну, потеплело чуток?
Незнакомец коротко кивнул. Сел, упираясь спиной в мешки, расстегнул куртку, небрежно перебрав костяные пуговицы. Снорри скользнул взглядом по кобуре – не новая, сгибы вытерлись, но еще послужит. Застегнута плотно.
– И куда ж ты идешь, солдат?
Незнакомец вздрогнул и выпрямился. Серые глаза словно впились в возницу.
– Ну-ну, – Снорри скрипуче засмеялся. – Думаешь, цивильное надел, так и загадку загадал? Вот смотри: выправка – раз. Сапоги на тебе казенные – два. А вот это, – Снорри кивнул на кобуру, – это три.
– Так, может, я купил? Или украл?
– Ага, – помотал головой Снорри, – а буковки тоже украл? – он кивнул, указывая на татуировку, синевшую на запястье незнакомца. – Какой полк-то? Слабеют глаза, не разгляжу.
– Третий Остфельдский, – сказал путник с усмешкой, поняв, что окончательно выдал сам себя.
– Инфантерия, значит, – определил Снорри. – Мой-то средний зятек по артиллерийской части служил. Я солдатскую породу сразу чую. Но ты, пожалуй, не прост. Чином повыше рядового будешь?
– Угадал. Капитан. В отставке.
Ишь ты, озадаченно подумал Снорри. И правда не прост.
Раскаты грома становились все глуше. Дождь стучал по парусине, кладь в повозке мерно покачивалась, сотрясаясь, когда гнедая оступалась или колесо попадало в особенно глубокую колдобину. Дорога все тянулась и тянулась глинистой лентой в пелене воды.
– Так куда ж ты идешь, гере офицер? Домой? – вновь закинул удочку Снорри.
Попутчик неопределенно хмыкнул.
– Нет, – ответил он. – Не домой. Дальше...
– Так ты в Левердаллен собрался, что ли? – предположил Снорри. – На рудник?
– Вроде того.
– А чего ж ты пешком идешь да таким крюком? Это ж пока дошагаешь, все нутро земное без тебя разроют.
– Земля большая, на меня всегда останется. Решил сперва на здешний люд посмотреть.
Снорри кивнул, искоса взглянув на стоптанные сапоги попутчика. Земля большая да жесткая, вон как подметки-то искромсала.
–– А что смотреть? Здесь народ смирный. Вот только…
Снорри прикусил язык. Нечего в пути поминать всякую накипь человеческую.
– Только что? – без особого интереса спросил отставной офицер.
– А, так, – протянул Снорри. – Пошаливают иногда… разные. Да что ж мы беседы ведем, а как кого зовут, и не знаем. Я – Снорри Прищур.
Он указал пальцем на левый глаз, полуприкрытый тяжелым веком.
– Все так зовут, я уж и забыл, как по метрикам.
– Ларс Иверсен.
– Ну, а раз так, гере офицер, – Снорри поднял бутылку, где еще вдоволь плескалось, – давай-ка, что ли, за знакомство.
Есть умные люди, есть не слишком, а есть он, Ларс Иверсен. Дурак дураком. А дураков судьба вечно тащит в самые дебри.
Надо было брать билет на дилижанс. Безобразно дорого, конечно, но зато не пришлось бы тащиться по проселкам, не зная, доберешься ли к ночи до человеческого жилья или останешься посреди соснового бора под звездами. Но пришла в дурную голову блажь пройтись...
Нет, сначала путь был вполне сносным: ровное шоссе, вдоль которого высились телеграфные столбы, шумные фабричные города, накрытые завесой угольного тумана, узкие картофельные поля. Все привычное, знакомое, правильное. Но стоило только миновать Кольбро и войти в пределы фюльке Таннмарк, как цивилизация исчезла, стершись, словно позолота с фальшивой кроны.
Сначала пропала угольная пыль. Ларс подивился на то, как прозрачна, оказывается, бывает небесная высь, но любовался недолго – от непривычки к чистому воздуху его накрыл приступ жуткой головной боли. Пришлось сворачивать в ближайший поселок и искать аптекаря.
Позже головная боль отступила, но зато шоссе сузилось до обычной проселочной дороги, покрылось рытвинами и сделалось ужасно каменистым, что напрямую угрожало жизни его сапог. Пропали возделанные поля, и ветер уже не звенел проводами телеграфа, потому что подле крошечного предгорного селения линия взяла и кончилась. Купить еды и найти ночлег стало негде – кругом тянулись безлюдные уступы, и дорога забирала все выше и выше в горы. В довершение всего на очередной развилке Ларс, как видно, повернул не туда и в конце концов очутился в порядочной глуши. А тут еще надвинулась гроза.
Словом, к тому моменту, когда удача наконец соизволила улыбнуться, явив гнедую кобылу и повозку, Ларс костерил и ливень, и лес, и свое дурное упрямство последними словами. Он до жути боялся, что дождь подпортит конверт и припрятанные в сумке патроны.
Обошлось: добраться до заветной жестянки вода не успела, в очередной раз подтвердив, что дуракам иной раз и везет.
Старик возчик оказался на редкость зорким и догадливым (даром, что выглядел на манер тощего гриба-опенка), а содержимое бутылки – густым и согревающим. Ноги перестали гудеть, зато голова слегка затуманилась.
Снорри Прищур трепался про многочисленную родню, про прошлогодний урожай, про дороговизну соли и про что-то еще, совсем неразборчивое за шумом ветра и фырканьем гнедой. Болтовня не раздражала, напротив успокаивала, почти баюкала, и собственные мысли плескались и отступали, словно легкие волны.
Нужно сделать небольшую передышку. Выспаться. Почистить оружие. Починить сапоги. Говорят, дальше за Рандберге лежат лишь узкие горные тропы. На запад – в Вармельстид, на восток — в Киулукки и на север, в Левердаллен и дальше, до самого Фельдгейма, за которым только седой океан.
Непростая земля. Жесткая.
Они тащились сквозь дождь, а он становился все тише, пока не сошел на нет, оставив после себя сонный перестук капель, сброшенные на дорогу сосновые шишки и острый привкус свежести на языке. И тишину, ту особую тишину, которая поселяется в мире каждый раз после того, как небо очистит землю водой и огнем.
Никто не попадался навстречу, и Ларс в который раз за день усомнился: а живут ли здесь вообще люди. Или только ласточки, что режут вечернее небо острыми крыльями? Словно отвечая на его незаданный вопрос, возница обернулся.
– Ну, добрались, – сказал он. – Вот и Миллгаард. Слышишь, гере офицер?!
Блеяли овцы. Ларс приподнялся на локте и увидел, как дорога резко вильнула и вывела из лесной тени на обширное открытое пространство прямо под свет предзакатного солнца.
Селение оказалось неожиданно большим и зажиточным. Одна за другой тянулись усадьбы, обнесенные жердяными изгородями, крепкие срубные дома блестели белой краской наличников. По широкой, вдрызг разбитой копытами и колесами улице шествовали гуси, и гнедой с трудом удалось прорваться сквозь гогочущую ватагу. Дальше, у мельничной запруды, спускались на водопой коровы.
– Большое стадо, – заметил Ларс, усаживаясь рядом с возницей. Потомственный горожанин, он ни пса не смыслил в разведении скота, но животины выглядели упитанными и довольными.
– Да, – отозвался Прищур, – коровки здесь отменные. Наша таннмаркская порода...
Картину общего довольства и мира портила только мельница, точнее то, что от нее осталось: закопченные камни фундамента, по которым, словно госпожа, переступала ворона, да обугленные бревна. В ручье виднелся остов мельничного колеса. Земля по берегу почернела, лишь по краям выгоревшего пятна пробивались мокрые лопухи и осока.
– Видал, гере офицер? – Снорри ткнул пальцем в сторону пожарища. – Беда просто! Раньше бы я сюда завернул и все дела бы обделал, а теперь что? Тащись дальше до самого Геслинга, день теряй, деньги на ночлег трать. Мучение одно!
– А что же не отстроят?
В самом деле, такое большое селение — как без мельницы?
– Да уж год с лишком не могут поставить. Сначала здешние место новое выбирали. После репу чесали, кто в какую долю войдет. Пока делили, зима прошла. Так ничего и не решили толком. А пока они мозговали да спорили, Йотун раз — прибрал участок к своим ручищам-то! Выкупил! Теперь гадай, какую цену за помол выставит...
– Оборотистый, как видно человек...
– Дельный. Но уж больно нравный. Не поспоришь. Одно радует – за дело бодро взялись. Думается, к осени поставят.
– А отчего же не здесь? – Ларс в недоумении оглянулся на берег. – Растащили бы головни, расчистили...
Снорри помрачнел.
– Нельзя, – проговорил он. – Нельзя после пожара... Дурное место...
Ворона все еще разгуливала, постукивая клювом по обугленным камням, и это зрелище царапнуло душу Ларса острым когтем тоски. Отставной капитан отвернулся. Он не любил развалины и прочие картины запустения и людского небрежения.
– Есть здесь постоялый двор? – спросил он, возвращаясь к делам насущным.
– А как же! Сейчас свернем...
Вскоре повозка уже въезжала на плешь рыночной площади с колодцем посредине. Слева от него, под навесом летней кузни, дымил горн, слышался стук молоточка по наковальне. Справа стояло обшитое тесом здание с высокой мансардой, и фанерная вывеска кратко обещала: «Еда и ночлег».
– Не сомневайся, гере офицер, пиво тут свежее, а кровососы не водятся. Почти что, – со смешком обнадежил Снорри.
Стук железа о железо смолк, и кузнец высунулся из-под навеса.
– Здорово, Прищур! – крикнул он, потрясая молотком. Черные баки воинственно топорщились на красном от угольного жара лице.
– И тебе не болеть, Йонас, – ответил возница. – Трудишься, что ли?
– Помаленьку, – отозвался кузнец. – Подъезжай, потолкуем.
Снорри развернул гнедую, и через минуту они с Йонасом уже пожимали друг другу руки. Ларс взял сумку и спрыгнул наземь, намереваясь распрощаться.
– Ты, смотрю, не один, – кузнец задержал взгляд на кобуре, свел брови. Ларс напрягся в ожидании расспросов.
– Да вот, путника подвез, – легко ответил Снорри. – На заработки идет. А тут гроза, грязюка, подметки оставишь…
– А подковы-то твоя Звездочка в грязи не оставила? – тут же спросил кузнец. – А то давай подправлю, пока огонь горит.
– Э-э! – Прищур рассмеялся, – что мне твои подковы! Я такие добыл… ввек не сносит.
– Да ну, – осклабился кузнец. – Болтаешь. Мои лучшие.
Он подошел к кобыле, и, положив одну ладонь ей на холку, другой уцепился за левую переднюю бабку. Звездочка фыркнула, но позволила приподнять копыто.
– Дела, – пробормотал Йонас.
Ларс пригляделся. Он не особо разбирался во всяческом кузнечном железе, но подкова и впрямь была приметная. Отполированный до блеска темно-серый металл, шляпки гвоздей, сделанные в виде звездочек – и ни царапинки, даже грязь не прилипла.
– Ну-ка! – проговорил кузнец. – Ну-ка!
Он дернул подкову так, что вздулись жилы на руке. Звездочка недовольно заржала.
– Не трудись, Йонас, – все еще смеясь, сказал Снорри. – Сказал же: в грязи не потеряю, на камне не оставлю.
– Добрый мастер, – произнес кузнец. – Кто делал-то?
– На клеймо глянь.
На изгибе виднелась буква «R».
– Рёнгвальд, что ли? Который из-за реки?
– Мимо, – хмыкнул Снорри. – Ты мозги-то проветри. Такая работа сама за себя говорит.
Кузнец озадаченно провел пальцами по клейму.
– А! – наконец сказал он и недоверчиво уставился на старика. – Да ну… болтаешь.
– Жена твоя болтает, – фыркнул тот, поворачиваясь к Ларсу и протягивая ему руку.
– До свиданьица, гере офицер. Пойду Звездочку на конюшню пристрою, а сам по лавкам пробегусь.
Когда гнедая послушно двинулась через площадь, кузнец шутливо погрозил вслед молотком:
– Болтает же! – твердо сказал он Ларсу и вернулся к работе.
Внутри постоялый двор выглядел по-деревенски непритязательно, но вполне уютно. Полы были чисто вымыты, а от порога к стойке тянулся пестрый тканый половичок, на который даже жалко стало ступать вымазанными в грязи сапогами. Маленький лысоватый человечек выглянул из задней двери, меряя посетителя настороженным взглядом. Ларс не обиделся: он понимал, что грязный, небритый и взъерошенный чужак не внушает особого доверия.
– Милости просим, гере, – сдержанно произнес трактирщик. – Освежиться желаете? Пиво есть домашней варки. Виски есть. Настоящее дорнлесское. В Свартстейне заказываю, у знакомого купца…
– Ночлег и ужин.
– Конечно-конечно, – чуть расслабившись, трактирщик провел ладонью по залысинам. – Где место желаете? Здесь, в нижнем этаже, есть общая гостевая, по десять йоре койка… А в мансарде – отдельные комнаты, просторные, теплые, занавески на окна только что свежие повесили… по четверти кроны.
– Мансарда.
– Конечно-конечно, – еще больше повеселел хозяин, явно не ожидавший такого выбора. – Сами посмотрите – все три пока свободны. Понравится, не сомневайтесь.
Они прошли через зал к стойке. Трактирщик вытащил потрепанную гостевую книгу.
– Как прикажете вас записать?
Ларс назвался, и владелец заведения заскрипел пером по бумаге.
Г. Х. Андерсен «Огниво»
Мы - забытые следы
Чьей-то глубины...
А. Блок
Часть первая. Человек с револьвером
Глава 1. Попутчик
Эй, никак грабитель?!
А что еще подумаешь, коли в грозовое ненастье посреди безлюдного проселка встанет крепкий малый и, раскинув руки, загородит путь.
И выбрал же, стервец, время! Льет, будто все облачные плотины зараз прорвало, молнии трещат, ветер сосны против шерсти чешет, а этот выстроился тут, не боясь небесного гнева.
И свистнуть бы в два пальца, и погнать бы Звездочку прочь, да дорога подвела: узкая, колдобистая, куда кобыле, тянущей груженую повозку, нестись по бурлящей жиже. Ноги переломает. Нет, видать, придется принимать свою судьбу.
С такими невеселыми мыслями Снорри Прищур и натянул вожжи. Гнедая покорно встала.
Грабитель, однако, не спешил: выжидал, не пытаясь ни грозить, ни требовать кошелек, ни потрошить мешки.
Рявкнул гром. Парусина на крыше повозки надувалась и опадала под ударами водяной дроби – того и гляди порвется. Снорри высунулся из-под полога.
– Чего надо? – выдавил он.
– Подвез бы, добрый человек.
Ишь, что придумал! Снорри подался чуть вперед, сощурился из-под широкополой своей шляпы, силясь рассмотреть за завесой дождя, кого это нелегкая принесла. Может, и впрямь честный путник?
Незнакомец стоял, широко расставив ноги – сапоги по щиколотку ушли в грязь. Был он, как прикинул Снорри, лет тридцати, рослый и вида словно бы и вправду дерзкого, разбойного. Мокрые волосы темно-русой масти свисали из-под надвинутой на лоб кепки, словно плети вьюнка. Глядел незнакомец упрямо, будто говоря без слов, что врастет в глиняную жижу, но дальше пешком не пойдет. Оно и понятно: куцая городская куртка уже потемнела от воды. Правая пола слегка оттопыривалась, приоткрывая кожаную кобуру. Словом, подозрительный тип.
Снорри кашлянул, хмыкнул в усы и отважно изрек:
– Залезай, что ли.
Так и началась история.
Новоявленный попутчик не заставил себя ждать: мигом уселся рядом, сбросил с плеча дорожную сумку и, сдернув с головы кепку, принялся выжимать волосы. Пальцы у него были, что грабли.
Снорри причмокнул, и Звездочка потащилась по месиву дороги.
– Спасибо, добрый человек. С утра иду – ни одной твари, не пешей, ни конной, – посетовал путник.
– Под полог забирайся, – ответил Снорри. – Вон вымок весь.
Он пошарил в соломе и извлек бутыль, что припас на дорожку.
– На, погрейся, что ли.
Путник и не вздумал отказываться. Припал к горлышку, глотнул, напряг скулы – видать, дыхание перехватило, зажмурился, глотнул еще раз и вернул посудину.
– Крепкий.
– А то, – с гордостью отозвался Снорри. – Теща моя пособила, она на такие дела мастерица. Ну, потеплело чуток?
Незнакомец коротко кивнул. Сел, упираясь спиной в мешки, расстегнул куртку, небрежно перебрав костяные пуговицы. Снорри скользнул взглядом по кобуре – не новая, сгибы вытерлись, но еще послужит. Застегнута плотно.
– И куда ж ты идешь, солдат?
Незнакомец вздрогнул и выпрямился. Серые глаза словно впились в возницу.
– Ну-ну, – Снорри скрипуче засмеялся. – Думаешь, цивильное надел, так и загадку загадал? Вот смотри: выправка – раз. Сапоги на тебе казенные – два. А вот это, – Снорри кивнул на кобуру, – это три.
– Так, может, я купил? Или украл?
– Ага, – помотал головой Снорри, – а буковки тоже украл? – он кивнул, указывая на татуировку, синевшую на запястье незнакомца. – Какой полк-то? Слабеют глаза, не разгляжу.
– Третий Остфельдский, – сказал путник с усмешкой, поняв, что окончательно выдал сам себя.
– Инфантерия, значит, – определил Снорри. – Мой-то средний зятек по артиллерийской части служил. Я солдатскую породу сразу чую. Но ты, пожалуй, не прост. Чином повыше рядового будешь?
– Угадал. Капитан. В отставке.
Ишь ты, озадаченно подумал Снорри. И правда не прост.
Раскаты грома становились все глуше. Дождь стучал по парусине, кладь в повозке мерно покачивалась, сотрясаясь, когда гнедая оступалась или колесо попадало в особенно глубокую колдобину. Дорога все тянулась и тянулась глинистой лентой в пелене воды.
– Так куда ж ты идешь, гере офицер? Домой? – вновь закинул удочку Снорри.
Попутчик неопределенно хмыкнул.
– Нет, – ответил он. – Не домой. Дальше...
– Так ты в Левердаллен собрался, что ли? – предположил Снорри. – На рудник?
– Вроде того.
– А чего ж ты пешком идешь да таким крюком? Это ж пока дошагаешь, все нутро земное без тебя разроют.
– Земля большая, на меня всегда останется. Решил сперва на здешний люд посмотреть.
Снорри кивнул, искоса взглянув на стоптанные сапоги попутчика. Земля большая да жесткая, вон как подметки-то искромсала.
–– А что смотреть? Здесь народ смирный. Вот только…
Снорри прикусил язык. Нечего в пути поминать всякую накипь человеческую.
– Только что? – без особого интереса спросил отставной офицер.
– А, так, – протянул Снорри. – Пошаливают иногда… разные. Да что ж мы беседы ведем, а как кого зовут, и не знаем. Я – Снорри Прищур.
Он указал пальцем на левый глаз, полуприкрытый тяжелым веком.
– Все так зовут, я уж и забыл, как по метрикам.
– Ларс Иверсен.
– Ну, а раз так, гере офицер, – Снорри поднял бутылку, где еще вдоволь плескалось, – давай-ка, что ли, за знакомство.
***
Есть умные люди, есть не слишком, а есть он, Ларс Иверсен. Дурак дураком. А дураков судьба вечно тащит в самые дебри.
Надо было брать билет на дилижанс. Безобразно дорого, конечно, но зато не пришлось бы тащиться по проселкам, не зная, доберешься ли к ночи до человеческого жилья или останешься посреди соснового бора под звездами. Но пришла в дурную голову блажь пройтись...
Нет, сначала путь был вполне сносным: ровное шоссе, вдоль которого высились телеграфные столбы, шумные фабричные города, накрытые завесой угольного тумана, узкие картофельные поля. Все привычное, знакомое, правильное. Но стоило только миновать Кольбро и войти в пределы фюльке Таннмарк, как цивилизация исчезла, стершись, словно позолота с фальшивой кроны.
Сначала пропала угольная пыль. Ларс подивился на то, как прозрачна, оказывается, бывает небесная высь, но любовался недолго – от непривычки к чистому воздуху его накрыл приступ жуткой головной боли. Пришлось сворачивать в ближайший поселок и искать аптекаря.
Позже головная боль отступила, но зато шоссе сузилось до обычной проселочной дороги, покрылось рытвинами и сделалось ужасно каменистым, что напрямую угрожало жизни его сапог. Пропали возделанные поля, и ветер уже не звенел проводами телеграфа, потому что подле крошечного предгорного селения линия взяла и кончилась. Купить еды и найти ночлег стало негде – кругом тянулись безлюдные уступы, и дорога забирала все выше и выше в горы. В довершение всего на очередной развилке Ларс, как видно, повернул не туда и в конце концов очутился в порядочной глуши. А тут еще надвинулась гроза.
Словом, к тому моменту, когда удача наконец соизволила улыбнуться, явив гнедую кобылу и повозку, Ларс костерил и ливень, и лес, и свое дурное упрямство последними словами. Он до жути боялся, что дождь подпортит конверт и припрятанные в сумке патроны.
Обошлось: добраться до заветной жестянки вода не успела, в очередной раз подтвердив, что дуракам иной раз и везет.
Старик возчик оказался на редкость зорким и догадливым (даром, что выглядел на манер тощего гриба-опенка), а содержимое бутылки – густым и согревающим. Ноги перестали гудеть, зато голова слегка затуманилась.
Снорри Прищур трепался про многочисленную родню, про прошлогодний урожай, про дороговизну соли и про что-то еще, совсем неразборчивое за шумом ветра и фырканьем гнедой. Болтовня не раздражала, напротив успокаивала, почти баюкала, и собственные мысли плескались и отступали, словно легкие волны.
Нужно сделать небольшую передышку. Выспаться. Почистить оружие. Починить сапоги. Говорят, дальше за Рандберге лежат лишь узкие горные тропы. На запад – в Вармельстид, на восток — в Киулукки и на север, в Левердаллен и дальше, до самого Фельдгейма, за которым только седой океан.
Непростая земля. Жесткая.
Они тащились сквозь дождь, а он становился все тише, пока не сошел на нет, оставив после себя сонный перестук капель, сброшенные на дорогу сосновые шишки и острый привкус свежести на языке. И тишину, ту особую тишину, которая поселяется в мире каждый раз после того, как небо очистит землю водой и огнем.
Никто не попадался навстречу, и Ларс в который раз за день усомнился: а живут ли здесь вообще люди. Или только ласточки, что режут вечернее небо острыми крыльями? Словно отвечая на его незаданный вопрос, возница обернулся.
– Ну, добрались, – сказал он. – Вот и Миллгаард. Слышишь, гере офицер?!
Блеяли овцы. Ларс приподнялся на локте и увидел, как дорога резко вильнула и вывела из лесной тени на обширное открытое пространство прямо под свет предзакатного солнца.
Селение оказалось неожиданно большим и зажиточным. Одна за другой тянулись усадьбы, обнесенные жердяными изгородями, крепкие срубные дома блестели белой краской наличников. По широкой, вдрызг разбитой копытами и колесами улице шествовали гуси, и гнедой с трудом удалось прорваться сквозь гогочущую ватагу. Дальше, у мельничной запруды, спускались на водопой коровы.
– Большое стадо, – заметил Ларс, усаживаясь рядом с возницей. Потомственный горожанин, он ни пса не смыслил в разведении скота, но животины выглядели упитанными и довольными.
– Да, – отозвался Прищур, – коровки здесь отменные. Наша таннмаркская порода...
Картину общего довольства и мира портила только мельница, точнее то, что от нее осталось: закопченные камни фундамента, по которым, словно госпожа, переступала ворона, да обугленные бревна. В ручье виднелся остов мельничного колеса. Земля по берегу почернела, лишь по краям выгоревшего пятна пробивались мокрые лопухи и осока.
– Видал, гере офицер? – Снорри ткнул пальцем в сторону пожарища. – Беда просто! Раньше бы я сюда завернул и все дела бы обделал, а теперь что? Тащись дальше до самого Геслинга, день теряй, деньги на ночлег трать. Мучение одно!
– А что же не отстроят?
В самом деле, такое большое селение — как без мельницы?
– Да уж год с лишком не могут поставить. Сначала здешние место новое выбирали. После репу чесали, кто в какую долю войдет. Пока делили, зима прошла. Так ничего и не решили толком. А пока они мозговали да спорили, Йотун раз — прибрал участок к своим ручищам-то! Выкупил! Теперь гадай, какую цену за помол выставит...
– Оборотистый, как видно человек...
– Дельный. Но уж больно нравный. Не поспоришь. Одно радует – за дело бодро взялись. Думается, к осени поставят.
– А отчего же не здесь? – Ларс в недоумении оглянулся на берег. – Растащили бы головни, расчистили...
Снорри помрачнел.
– Нельзя, – проговорил он. – Нельзя после пожара... Дурное место...
Ворона все еще разгуливала, постукивая клювом по обугленным камням, и это зрелище царапнуло душу Ларса острым когтем тоски. Отставной капитан отвернулся. Он не любил развалины и прочие картины запустения и людского небрежения.
– Есть здесь постоялый двор? – спросил он, возвращаясь к делам насущным.
– А как же! Сейчас свернем...
Вскоре повозка уже въезжала на плешь рыночной площади с колодцем посредине. Слева от него, под навесом летней кузни, дымил горн, слышался стук молоточка по наковальне. Справа стояло обшитое тесом здание с высокой мансардой, и фанерная вывеска кратко обещала: «Еда и ночлег».
– Не сомневайся, гере офицер, пиво тут свежее, а кровососы не водятся. Почти что, – со смешком обнадежил Снорри.
Стук железа о железо смолк, и кузнец высунулся из-под навеса.
– Здорово, Прищур! – крикнул он, потрясая молотком. Черные баки воинственно топорщились на красном от угольного жара лице.
– И тебе не болеть, Йонас, – ответил возница. – Трудишься, что ли?
– Помаленьку, – отозвался кузнец. – Подъезжай, потолкуем.
Снорри развернул гнедую, и через минуту они с Йонасом уже пожимали друг другу руки. Ларс взял сумку и спрыгнул наземь, намереваясь распрощаться.
– Ты, смотрю, не один, – кузнец задержал взгляд на кобуре, свел брови. Ларс напрягся в ожидании расспросов.
– Да вот, путника подвез, – легко ответил Снорри. – На заработки идет. А тут гроза, грязюка, подметки оставишь…
– А подковы-то твоя Звездочка в грязи не оставила? – тут же спросил кузнец. – А то давай подправлю, пока огонь горит.
– Э-э! – Прищур рассмеялся, – что мне твои подковы! Я такие добыл… ввек не сносит.
– Да ну, – осклабился кузнец. – Болтаешь. Мои лучшие.
Он подошел к кобыле, и, положив одну ладонь ей на холку, другой уцепился за левую переднюю бабку. Звездочка фыркнула, но позволила приподнять копыто.
– Дела, – пробормотал Йонас.
Ларс пригляделся. Он не особо разбирался во всяческом кузнечном железе, но подкова и впрямь была приметная. Отполированный до блеска темно-серый металл, шляпки гвоздей, сделанные в виде звездочек – и ни царапинки, даже грязь не прилипла.
– Ну-ка! – проговорил кузнец. – Ну-ка!
Он дернул подкову так, что вздулись жилы на руке. Звездочка недовольно заржала.
– Не трудись, Йонас, – все еще смеясь, сказал Снорри. – Сказал же: в грязи не потеряю, на камне не оставлю.
– Добрый мастер, – произнес кузнец. – Кто делал-то?
– На клеймо глянь.
На изгибе виднелась буква «R».
– Рёнгвальд, что ли? Который из-за реки?
– Мимо, – хмыкнул Снорри. – Ты мозги-то проветри. Такая работа сама за себя говорит.
Кузнец озадаченно провел пальцами по клейму.
– А! – наконец сказал он и недоверчиво уставился на старика. – Да ну… болтаешь.
– Жена твоя болтает, – фыркнул тот, поворачиваясь к Ларсу и протягивая ему руку.
– До свиданьица, гере офицер. Пойду Звездочку на конюшню пристрою, а сам по лавкам пробегусь.
Когда гнедая послушно двинулась через площадь, кузнец шутливо погрозил вслед молотком:
– Болтает же! – твердо сказал он Ларсу и вернулся к работе.
Внутри постоялый двор выглядел по-деревенски непритязательно, но вполне уютно. Полы были чисто вымыты, а от порога к стойке тянулся пестрый тканый половичок, на который даже жалко стало ступать вымазанными в грязи сапогами. Маленький лысоватый человечек выглянул из задней двери, меряя посетителя настороженным взглядом. Ларс не обиделся: он понимал, что грязный, небритый и взъерошенный чужак не внушает особого доверия.
– Милости просим, гере, – сдержанно произнес трактирщик. – Освежиться желаете? Пиво есть домашней варки. Виски есть. Настоящее дорнлесское. В Свартстейне заказываю, у знакомого купца…
– Ночлег и ужин.
– Конечно-конечно, – чуть расслабившись, трактирщик провел ладонью по залысинам. – Где место желаете? Здесь, в нижнем этаже, есть общая гостевая, по десять йоре койка… А в мансарде – отдельные комнаты, просторные, теплые, занавески на окна только что свежие повесили… по четверти кроны.
– Мансарда.
– Конечно-конечно, – еще больше повеселел хозяин, явно не ожидавший такого выбора. – Сами посмотрите – все три пока свободны. Понравится, не сомневайтесь.
Они прошли через зал к стойке. Трактирщик вытащил потрепанную гостевую книгу.
– Как прикажете вас записать?
Ларс назвался, и владелец заведения заскрипел пером по бумаге.
