Лишь спустя некоторое время до меня дошло: он боялся, что путешествие повредило мне, как боится хранитель музея, перевозя в другой город очень хрупкий экспонат. Гаэлас был учёным, и ему хотелось доставить подопытную в свои подземелья в целости и сохранности.
Тьма в глазах понемногу рассеялась, и я обвела взглядом мрачное сводчатое помещение, в котором мы приземлились. Некромант внимательно следил за каждым движением моих ресниц и, лишь убедившись, что я не собираюсь терять сознание, осторожно отступил. Мы были не в подземелье: зал с нависающими над головой потолками из грубого серого кирпича и свечами в чугунных заплывших воском канделябрах больше походил на архив или лабораторию аптекаря. Вдоль стен виднелись шкафы и ниши, сплошь уставленные книгами, заваленные растрёпанными свитками и тетрадями. Здесь же, рядом с литературой, располагались в склянках, колбах и на подставках образцы выпотрошенных мелких животных, фрагменты лап, крыльев и органов более крупных существ. Всё это хозяйство естествоиспытателя пребывало в беспорядке: часть экспонатов, рукописей и фолиантов лежала на расставленных повсюду дубовых табуретах или даже прямо на полу. Я бросила взгляд в сторону узкого окна, откуда сочился бледный свет октябрьского полудня, и спросила:
— Где мы, Гаэлас?
Эльф обвёл рукой обшарпанные стены и ответил на своём языке. Лицо его при этих словах показалось мне слегка виноватым. Осторожно ступая, чтобы не задеть высоких сосудов из зелёного и коричневого стекла, я пробралась к окну и ахнула: двор замка Хранителей был заметён ослепительным первым снегом. Слой искрящихся снежинок покрывал крыши башен и галерей, ветви стройных, как солдаты, чёрных елей, что росли вдоль восточной стены, ромбические плиты площади и даже караульных, которые прогуливались вдоль запертых ворот, как заведённые кем-то игрушки с пружинами внутри. На какой-то миг меня кольнула мысль, что охрана вполне могла быть и неживой, но после я заметила, как один из солдат подпрыгивает и стряхивает снег, налипший на сапоги, — и успокоилась.
— Это замок Хранителей, — тихо сказал он за моей спиной.
Его рука невесомо коснулась моих разметавшихся по спине волос, и я еле слышно вздохнула. Жизнь моя сделала петлю, и вот теперь всё возвращается на круги своя: вокруг меня снова камень толщиною в несколько футов, и я снова взаперти, с тем только отличием, что теперь я на территории вражеского государства. Я искала свободы, но нашла лишь новое заточение. Или, быть может, я никогда её и не искала?.. Мой дар тихо спал внутри, он больше не пульсировал в присутствии некроманта, как было в первый раз. Эльфийский колдун стоял совсем рядом и задумчиво перебирал мои волосы, глядя на заснеженную площадь.
— Зима, — сказал он, и я поняла. Это слово не раз употреблял Лейс, когда мы мёрзли в лесу, разыскивая портальные камни.
— Да, зима, — шёпотом ответила я, впервые пробуя на вкус чужие слова.
— Ты любишь… если… холодно? — осторожно спросил он на языке людей, делая паузу перед каждым словом, точно выуживая их из глубин памяти.
— Нет. — Я медленно обернулась. Мне всегда было легче читать говорящего по глазам, а теперь в свете дня его лицо было так близко. — Я люблю огонь.
Гаэлас не сводил с меня глаз, и сейчас мне не хотелось отшатнуться или передёрнуться от неприязни, как тогда, в нашу первую встречу в лесу. Его руки лежали на моих плечах, и я чувствовала их тепло. Он пытался что-то вспомнить, я видела, как на лбу эльфа собрались мелкие морщинки, как напряжены тонкие тёмные брови. Наконец он усмехнулся и помотал головой, как школьник, который забыл выученные накануне правила умножения.
— Огонь, — сказал он наконец, взяв мою руку в свою и расправив пальцы. — Ты умеешь.
— Ах нет, мой дар не для того, чтобы разжигать камин, — я улыбнулась и уже привычным усилием воли вызвала язычки белого пламени.
Некромант закусил губы, и по всему было видно, что мой огонь доставляет ему неприятные ощущения или воспоминания. Я живо вспомнила, как сгорали и рассыпались пылью мертвецы, едва к ним прикасалось белое пламя.
— Нет, не то, — он накрыл мою руку своей, и пламя погасло, как гаснет накрытая перевёрнутым стаканом лучина. — Смотри.
Он прочитал заклинание, больше напоминающее змеиное шипение, и по его пальцам взвился настоящий рыжий огонь, от которого повеяло жаром. Я инстинктивно отшатнулась, успев заметить, как в тёмных глазах эльфа мелькают искры.
— Подожди. — Он сделал останавливающий жест, стряхнул с рук язычки пламени и принялся что-то искать на заваленном бумагами столике, комментируя каждый неподходящий листок, рецепт или рисунок.
Вскоре он разыскал нужное — тонкую книжицу в шершавой кожаной обложке, потрескавшейся от времени, — и сунул мне в руки. Я приоткрыла пожелтевшие страницы и на первом же развороте увидела схематичные изображения заклинаний. Что-то подобное я видела в Вестене у девочек-академичек, когда они стайкой располагались на газоне у церковного двора и принимались обсуждать учёбу.
— Здесь не слишком уютно, да, но это ненадолго, — сказал Гаэлас, когда мы по короткой галерее переходили из рабочей лаборатории учёного в жилые помещения.
Я поняла по жестам эльфа, что беспорядок приводит его в отчаяние и мешает сосредоточиться на работе. Пока я осматривалась, он увлекал меня всё дальше, и я старалась запомнить все повороты и лестницы, что встретились на нашем пути. Тёмные ступени, что терялись во мраке, вели в подземелья, о которых упоминал Лейс. Винтовая лестница, скорее всего, имела выход на одну из смотровых башен. В узких, похожих на бойницы окнах мелькали камень и снег улицы. Небольшая комната в конце пустого и гулкого коридора показалась мне на удивление уютной на фоне всего остального. Только здесь между окнами мерцал углями растопленный слугами камин, а кирпичные стены были завешаны искусно вытканными гобеленами.
— Здесь, — так я поняла смысл его слова и огляделась.
Некромант снял дорожную мантию, небрежно бросил её на кресло и предложил мне сделать то же самое с моей курткой. Я повиновалась, у меня промелькнула мысль: не придётся ли снимать ещё что-нибудь, а то и вовсе… Но всё это были проделки моего воображения. Гаэлас смотрел на меня с тем интересом, с каким натуралисты рассматривают невиданного жука. И думаю, если бы он велел мне раздеться, его бы больше волновало распределение энергетических потоков внутри моего тела, а вовсе не девичьи прелести.
Служанка — маленькая и юркая лесная эльфийка с глазами, похожими на горящие слитки янтаря, — расставила на серебряном подносе кубки для вина и тарелки и с поклоном удалилась. Эльф критически оглядел покрытые разбросанными вещами поверхности и предложил мне сесть на ковре у камина. Я заметила под окном среди мешков и перетянутых верёвками книг набитый соломой тюфяк и уточнила:
— Это для рабыни? Для… опытного образца? Для таких, как я?
Гаэлас подал мне бокал с вином и рассмеялся — впервые с момента нашего знакомства.
— Нет, — он тряхнул головой. — Там спит Лейс.
— Ах, Лейс… всё понятно.
У меня так и не хватило решимости спросить, где предстоит ночевать мне. Было ясно только одно: никаких цепей и клеток в замке меня не ожидало, вопреки заверениям Лейса. Я немного пришла в себя после телепортации и расслабилась от выпитого вина, а потому теперь силилась угадать свою судьбу, вглядываясь в задумчивое лицо некроманта. Он указал на меня и, как мог, пояснил, что хочет получше изучить природу моего дара. Что скрывалось за этими словами, мне было неизвестно. Впервые за мою короткую жизнь я не знала, чего ждать от каждого следующего дня.
Два дня после нашего прибытия в замок тянулись как целые две недели. Поутру снаружи начинал валить крупный пушистый снег. В обед мы выходили на полукруглый балкон одной из сторожевых башен и любовались Пределом, запорошенным снегом. Я вспоминала свою единственную вылазку на стену Ольдена и всё время думала о том, что по ту сторону Ничейного леса где-то за много миль отсюда стоит и смотрит на границу Солнечный страж по имени Эдвин. Помнит ли он меня, думает ли обо мне? Осталась ли где-нибудь в глубине его сердца та крохотная искра, которая промелькнула между нами и которой не суждено было разгореться?..
Некромант Гаэлас являл собой полную противоположность Эдвина — мне казалось, что его тёмная загадочная душа похожа на лабиринт, в котором с лёгкостью потеряется любой случайно упавший луч света. Иногда он принимался расспрашивать меня о моей жизни, не понимая ни единого слова. Усаживался напротив и просил, чтобы я говорила, а сам подпирал рукой голову и слушал, слушал, не спуская взгляда с моего лица. Иногда задавал вопросы, которых в свою очередь не понимала я, но всё равно отвечала — по наитию, по выражению его лица примерно улавливая смысл. Он кивал, хмурился, иногда улыбался, и я удивлялась: неужели такому взрослому и могущественному волшебнику интересны мои маленькие девичьи дела. Ведь ему почти сто лет! Добрые боги, нас разделяла не только на время притихшая война народов севера, не только расовая принадлежность, но и почти целый век существования. Как-то раз я пошутила, что никогда ещё не общалась с таким почтенным старцем, который выглядел бы как молодой мужчина. Гаэлас уловил не слова, но тон и в свою очередь ответил, что ещё никогда ему не было так интересно с женщиной из народа людей, к тому же «родившейся чуть ли не вчера».
Я узнала, что после уничтожения Инквизицией Гильдии призывателей теней осталось всего несколько живых магов, которые скрываются в разных частях Предела. Древний особняк, где располагалась библиотека и практические комнаты для тренировок, был разрушен до основания. Архивы и собранные со всего света предметы, помогающие теневым магам в призыве существ из междумирья, были обезврежены очищающими заклинаниями, а затем брошены в костёр. Как и все маги, которым в момент нападения «посчастливилось» находиться в особняке или поблизости. Это был триумф Вольдемара Гвинты — ликвидация корня зла, — и именно за это мероприятие Высший совет пожаловал инквизитору звание генерала. А ведь всего несколько десятков лет назад призыв и подчинение теневых сущностей были обычными дисциплинами в магических академиях. Как и теоретическая некромантия, где на уроках студенты узнавали о практиках общения с духами и возможностях посмертного существования тел.
Гаэлас позволил мне брать и изучать какие угодно предметы и книги из библиотеки — точнее, той небольшой её части, которую удалось спасти незадолго до погрома, но у меня почти не оставалось на это времени. Большую половину дня мы тратили на занятия магией — разбирались с необычным устройством моего дара. Как объяснил мне некромант, схватив чистый лист и схематически изобразив на нём фигуру человеческой женщины, я должна была владеть магией стихий и целительством в равной мере. То, что я не могла произвести ни единой искры или кристаллика льда, Гаэлас объяснял странным влиянием белого огня: всё, что могло навредить живым организмам, моя целительская магия блокировала как угрозу. Проще говоря, страх причинить кому-либо боль не давал моему потенциалу раскрыться в полной мере, но главной причиной было, разумеется, отсутствие какого бы то ни было обучения.
Гаэлас выставлял теневой щит и просил меня выпускать в него сгустки святого огня — я усердно тренировалась, и однажды его щит дрогнул и разлетелся призрачными ошмётками. Шар белого огня ударил эльфа в живот, Гаэлас вскрикнул от неожиданности и отлетел на несколько шагов назад, покатившись по полу. Я бросилась к нему, упала на колени, поспешно бормотала извинения и предлагала помощь.
— Чудесно, — сказал он, садясь на полу и отбрасывая с лица растрёпанные тёмные волосы. — Из тебя выйдет толк!
И погладил меня по плечу, необычайно довольный.
Я почти забыла о браслете: за эти два дня Гаэлас ни единым словом, ни единым поступком не указал мне на место рабыни. Он только просил меня ни за что не спускаться в подземелье, но я даже не заметила этого запрета, мне хватало впечатлений и без тёмного некромантского подвала. Я чувствовала себя ученицей, неожиданно попавшей к иностранному преподавателю, и всеми силами старалась преодолеть языковой барьер. Со своей стороны некромант также делал успехи: ему удавалось запоминать человеческие слова гораздо быстрее, чем мне эльфийские. Мы были по внутренней сути совсем чужие — мы располагались по разные стороны магической науки. Но мы, каждый со своей стороны, стремились к познанию, как могут стремиться только существа, находящиеся под влиянием волшебного дара. Не знаю, как так выходило, но часто мы не нуждались в понимании слов или переводчике, даже когда ужинали при свете камина и вели долгие разговоры. Мне кажется, за эти два дня мы оба забыли о существовании Лейса — так нам было хорошо вдвоём. Поэтому, когда я увидела, как в ворота въезжает отряд Хранителей и мой старый знакомый спрыгивает наземь и отряхивает от снега свой капюшон, у меня невольно вырвался стон разочарования.
— Лейс возвращается? — подняв голову от ветхого фолианта, уточнил некромант.
— Да, — отозвалась я и вернулась к столу.
Помимо тренировок, мы старались находить время для наведения порядка; сегодня, к примеру, склеивали пострадавшую от поспешной перевозки книгу. Эльф длинными пальцами приглаживал страницы, а я разводила в баночке липкий пахучий клей, который застывал быстрее, чем расходовалась предыдущая порция.
— Сония. — Гаэлас взял мою руку в свою и осторожно погладил её тыльную сторону. — Ты не рабыня, скажи это Лейсу. Скажи сегодня.
Я тихо прикрыла его пальцы своими и кивнула:
— Да, я скажу. Обещаю. Но кто же я в таком случае?
Он медленно отодвинул книгу от края стола и поднялся, заключая меня в кольцо рук и привлекая к себе. Я почти не шевелилась — было тепло и так тихо, словно во всём замке не было ни единой души, кроме нас, двух случайно заблудившихся душ. Всё, что я знала об эльфах — жестоких и высокомерных созданиях с проклятой кровью, — оказалось возмутительной ложью. Гаэлас нежно гладил мои волосы, и я чувствовала на своей щеке его сбивчивое дыхание.
— Я не знаю, — еле слышно ответил он, коснувшись губами моего виска.
Он не знал, как сказать это на языке людей, или не знал потому, что подобного слова попросту не существовало — этого я так и не успела обдумать. Заслышав быстрые и почти бесшумные шаги Лейса, некромант нехотя отпустил меня и вновь склонился над работой.
Спустя несколько дней, когда все мы немного обвыклись на новом месте и приняли в мыслях наступающую зиму, случилось ещё одно достопамятное происшествие. В тот день Гаэлас отправился в канцелярию замка, чтобы расспросить, нет ли вестей или писем от бывших коллег по Гильдии призывателей теней. Мы с Лейсом остались приводить в порядок экспонаты. Я бережно стирала пыль и пепел с причудливых склянок, иногда подолгу рассматривая их содержимое, а эльф-помощник беспрерывно ругался. Он стоял на лестнице и помогал мне расставлять баночки на верхних полках.
— Учёные эльфов в точности как люди — обожают собирать всякий хлам! — Он чихнул и скрипнул рассохшейся лестницей.
— У лесных эльфов не бывает библиотек, я правильно думаю? — спросила я. В длинном стеклянном цилиндре болтался в мутноватом растворе трупик летучей мыши.
Тьма в глазах понемногу рассеялась, и я обвела взглядом мрачное сводчатое помещение, в котором мы приземлились. Некромант внимательно следил за каждым движением моих ресниц и, лишь убедившись, что я не собираюсь терять сознание, осторожно отступил. Мы были не в подземелье: зал с нависающими над головой потолками из грубого серого кирпича и свечами в чугунных заплывших воском канделябрах больше походил на архив или лабораторию аптекаря. Вдоль стен виднелись шкафы и ниши, сплошь уставленные книгами, заваленные растрёпанными свитками и тетрадями. Здесь же, рядом с литературой, располагались в склянках, колбах и на подставках образцы выпотрошенных мелких животных, фрагменты лап, крыльев и органов более крупных существ. Всё это хозяйство естествоиспытателя пребывало в беспорядке: часть экспонатов, рукописей и фолиантов лежала на расставленных повсюду дубовых табуретах или даже прямо на полу. Я бросила взгляд в сторону узкого окна, откуда сочился бледный свет октябрьского полудня, и спросила:
— Где мы, Гаэлас?
Эльф обвёл рукой обшарпанные стены и ответил на своём языке. Лицо его при этих словах показалось мне слегка виноватым. Осторожно ступая, чтобы не задеть высоких сосудов из зелёного и коричневого стекла, я пробралась к окну и ахнула: двор замка Хранителей был заметён ослепительным первым снегом. Слой искрящихся снежинок покрывал крыши башен и галерей, ветви стройных, как солдаты, чёрных елей, что росли вдоль восточной стены, ромбические плиты площади и даже караульных, которые прогуливались вдоль запертых ворот, как заведённые кем-то игрушки с пружинами внутри. На какой-то миг меня кольнула мысль, что охрана вполне могла быть и неживой, но после я заметила, как один из солдат подпрыгивает и стряхивает снег, налипший на сапоги, — и успокоилась.
— Это замок Хранителей, — тихо сказал он за моей спиной.
Его рука невесомо коснулась моих разметавшихся по спине волос, и я еле слышно вздохнула. Жизнь моя сделала петлю, и вот теперь всё возвращается на круги своя: вокруг меня снова камень толщиною в несколько футов, и я снова взаперти, с тем только отличием, что теперь я на территории вражеского государства. Я искала свободы, но нашла лишь новое заточение. Или, быть может, я никогда её и не искала?.. Мой дар тихо спал внутри, он больше не пульсировал в присутствии некроманта, как было в первый раз. Эльфийский колдун стоял совсем рядом и задумчиво перебирал мои волосы, глядя на заснеженную площадь.
— Зима, — сказал он, и я поняла. Это слово не раз употреблял Лейс, когда мы мёрзли в лесу, разыскивая портальные камни.
— Да, зима, — шёпотом ответила я, впервые пробуя на вкус чужие слова.
— Ты любишь… если… холодно? — осторожно спросил он на языке людей, делая паузу перед каждым словом, точно выуживая их из глубин памяти.
— Нет. — Я медленно обернулась. Мне всегда было легче читать говорящего по глазам, а теперь в свете дня его лицо было так близко. — Я люблю огонь.
Гаэлас не сводил с меня глаз, и сейчас мне не хотелось отшатнуться или передёрнуться от неприязни, как тогда, в нашу первую встречу в лесу. Его руки лежали на моих плечах, и я чувствовала их тепло. Он пытался что-то вспомнить, я видела, как на лбу эльфа собрались мелкие морщинки, как напряжены тонкие тёмные брови. Наконец он усмехнулся и помотал головой, как школьник, который забыл выученные накануне правила умножения.
— Огонь, — сказал он наконец, взяв мою руку в свою и расправив пальцы. — Ты умеешь.
— Ах нет, мой дар не для того, чтобы разжигать камин, — я улыбнулась и уже привычным усилием воли вызвала язычки белого пламени.
Некромант закусил губы, и по всему было видно, что мой огонь доставляет ему неприятные ощущения или воспоминания. Я живо вспомнила, как сгорали и рассыпались пылью мертвецы, едва к ним прикасалось белое пламя.
— Нет, не то, — он накрыл мою руку своей, и пламя погасло, как гаснет накрытая перевёрнутым стаканом лучина. — Смотри.
Он прочитал заклинание, больше напоминающее змеиное шипение, и по его пальцам взвился настоящий рыжий огонь, от которого повеяло жаром. Я инстинктивно отшатнулась, успев заметить, как в тёмных глазах эльфа мелькают искры.
— Подожди. — Он сделал останавливающий жест, стряхнул с рук язычки пламени и принялся что-то искать на заваленном бумагами столике, комментируя каждый неподходящий листок, рецепт или рисунок.
Вскоре он разыскал нужное — тонкую книжицу в шершавой кожаной обложке, потрескавшейся от времени, — и сунул мне в руки. Я приоткрыла пожелтевшие страницы и на первом же развороте увидела схематичные изображения заклинаний. Что-то подобное я видела в Вестене у девочек-академичек, когда они стайкой располагались на газоне у церковного двора и принимались обсуждать учёбу.
— Здесь не слишком уютно, да, но это ненадолго, — сказал Гаэлас, когда мы по короткой галерее переходили из рабочей лаборатории учёного в жилые помещения.
Я поняла по жестам эльфа, что беспорядок приводит его в отчаяние и мешает сосредоточиться на работе. Пока я осматривалась, он увлекал меня всё дальше, и я старалась запомнить все повороты и лестницы, что встретились на нашем пути. Тёмные ступени, что терялись во мраке, вели в подземелья, о которых упоминал Лейс. Винтовая лестница, скорее всего, имела выход на одну из смотровых башен. В узких, похожих на бойницы окнах мелькали камень и снег улицы. Небольшая комната в конце пустого и гулкого коридора показалась мне на удивление уютной на фоне всего остального. Только здесь между окнами мерцал углями растопленный слугами камин, а кирпичные стены были завешаны искусно вытканными гобеленами.
— Здесь, — так я поняла смысл его слова и огляделась.
Некромант снял дорожную мантию, небрежно бросил её на кресло и предложил мне сделать то же самое с моей курткой. Я повиновалась, у меня промелькнула мысль: не придётся ли снимать ещё что-нибудь, а то и вовсе… Но всё это были проделки моего воображения. Гаэлас смотрел на меня с тем интересом, с каким натуралисты рассматривают невиданного жука. И думаю, если бы он велел мне раздеться, его бы больше волновало распределение энергетических потоков внутри моего тела, а вовсе не девичьи прелести.
Служанка — маленькая и юркая лесная эльфийка с глазами, похожими на горящие слитки янтаря, — расставила на серебряном подносе кубки для вина и тарелки и с поклоном удалилась. Эльф критически оглядел покрытые разбросанными вещами поверхности и предложил мне сесть на ковре у камина. Я заметила под окном среди мешков и перетянутых верёвками книг набитый соломой тюфяк и уточнила:
— Это для рабыни? Для… опытного образца? Для таких, как я?
Гаэлас подал мне бокал с вином и рассмеялся — впервые с момента нашего знакомства.
— Нет, — он тряхнул головой. — Там спит Лейс.
— Ах, Лейс… всё понятно.
У меня так и не хватило решимости спросить, где предстоит ночевать мне. Было ясно только одно: никаких цепей и клеток в замке меня не ожидало, вопреки заверениям Лейса. Я немного пришла в себя после телепортации и расслабилась от выпитого вина, а потому теперь силилась угадать свою судьбу, вглядываясь в задумчивое лицо некроманта. Он указал на меня и, как мог, пояснил, что хочет получше изучить природу моего дара. Что скрывалось за этими словами, мне было неизвестно. Впервые за мою короткую жизнь я не знала, чего ждать от каждого следующего дня.
Глава 11
Два дня после нашего прибытия в замок тянулись как целые две недели. Поутру снаружи начинал валить крупный пушистый снег. В обед мы выходили на полукруглый балкон одной из сторожевых башен и любовались Пределом, запорошенным снегом. Я вспоминала свою единственную вылазку на стену Ольдена и всё время думала о том, что по ту сторону Ничейного леса где-то за много миль отсюда стоит и смотрит на границу Солнечный страж по имени Эдвин. Помнит ли он меня, думает ли обо мне? Осталась ли где-нибудь в глубине его сердца та крохотная искра, которая промелькнула между нами и которой не суждено было разгореться?..
Некромант Гаэлас являл собой полную противоположность Эдвина — мне казалось, что его тёмная загадочная душа похожа на лабиринт, в котором с лёгкостью потеряется любой случайно упавший луч света. Иногда он принимался расспрашивать меня о моей жизни, не понимая ни единого слова. Усаживался напротив и просил, чтобы я говорила, а сам подпирал рукой голову и слушал, слушал, не спуская взгляда с моего лица. Иногда задавал вопросы, которых в свою очередь не понимала я, но всё равно отвечала — по наитию, по выражению его лица примерно улавливая смысл. Он кивал, хмурился, иногда улыбался, и я удивлялась: неужели такому взрослому и могущественному волшебнику интересны мои маленькие девичьи дела. Ведь ему почти сто лет! Добрые боги, нас разделяла не только на время притихшая война народов севера, не только расовая принадлежность, но и почти целый век существования. Как-то раз я пошутила, что никогда ещё не общалась с таким почтенным старцем, который выглядел бы как молодой мужчина. Гаэлас уловил не слова, но тон и в свою очередь ответил, что ещё никогда ему не было так интересно с женщиной из народа людей, к тому же «родившейся чуть ли не вчера».
Я узнала, что после уничтожения Инквизицией Гильдии призывателей теней осталось всего несколько живых магов, которые скрываются в разных частях Предела. Древний особняк, где располагалась библиотека и практические комнаты для тренировок, был разрушен до основания. Архивы и собранные со всего света предметы, помогающие теневым магам в призыве существ из междумирья, были обезврежены очищающими заклинаниями, а затем брошены в костёр. Как и все маги, которым в момент нападения «посчастливилось» находиться в особняке или поблизости. Это был триумф Вольдемара Гвинты — ликвидация корня зла, — и именно за это мероприятие Высший совет пожаловал инквизитору звание генерала. А ведь всего несколько десятков лет назад призыв и подчинение теневых сущностей были обычными дисциплинами в магических академиях. Как и теоретическая некромантия, где на уроках студенты узнавали о практиках общения с духами и возможностях посмертного существования тел.
Гаэлас позволил мне брать и изучать какие угодно предметы и книги из библиотеки — точнее, той небольшой её части, которую удалось спасти незадолго до погрома, но у меня почти не оставалось на это времени. Большую половину дня мы тратили на занятия магией — разбирались с необычным устройством моего дара. Как объяснил мне некромант, схватив чистый лист и схематически изобразив на нём фигуру человеческой женщины, я должна была владеть магией стихий и целительством в равной мере. То, что я не могла произвести ни единой искры или кристаллика льда, Гаэлас объяснял странным влиянием белого огня: всё, что могло навредить живым организмам, моя целительская магия блокировала как угрозу. Проще говоря, страх причинить кому-либо боль не давал моему потенциалу раскрыться в полной мере, но главной причиной было, разумеется, отсутствие какого бы то ни было обучения.
Гаэлас выставлял теневой щит и просил меня выпускать в него сгустки святого огня — я усердно тренировалась, и однажды его щит дрогнул и разлетелся призрачными ошмётками. Шар белого огня ударил эльфа в живот, Гаэлас вскрикнул от неожиданности и отлетел на несколько шагов назад, покатившись по полу. Я бросилась к нему, упала на колени, поспешно бормотала извинения и предлагала помощь.
— Чудесно, — сказал он, садясь на полу и отбрасывая с лица растрёпанные тёмные волосы. — Из тебя выйдет толк!
И погладил меня по плечу, необычайно довольный.
Я почти забыла о браслете: за эти два дня Гаэлас ни единым словом, ни единым поступком не указал мне на место рабыни. Он только просил меня ни за что не спускаться в подземелье, но я даже не заметила этого запрета, мне хватало впечатлений и без тёмного некромантского подвала. Я чувствовала себя ученицей, неожиданно попавшей к иностранному преподавателю, и всеми силами старалась преодолеть языковой барьер. Со своей стороны некромант также делал успехи: ему удавалось запоминать человеческие слова гораздо быстрее, чем мне эльфийские. Мы были по внутренней сути совсем чужие — мы располагались по разные стороны магической науки. Но мы, каждый со своей стороны, стремились к познанию, как могут стремиться только существа, находящиеся под влиянием волшебного дара. Не знаю, как так выходило, но часто мы не нуждались в понимании слов или переводчике, даже когда ужинали при свете камина и вели долгие разговоры. Мне кажется, за эти два дня мы оба забыли о существовании Лейса — так нам было хорошо вдвоём. Поэтому, когда я увидела, как в ворота въезжает отряд Хранителей и мой старый знакомый спрыгивает наземь и отряхивает от снега свой капюшон, у меня невольно вырвался стон разочарования.
— Лейс возвращается? — подняв голову от ветхого фолианта, уточнил некромант.
— Да, — отозвалась я и вернулась к столу.
Помимо тренировок, мы старались находить время для наведения порядка; сегодня, к примеру, склеивали пострадавшую от поспешной перевозки книгу. Эльф длинными пальцами приглаживал страницы, а я разводила в баночке липкий пахучий клей, который застывал быстрее, чем расходовалась предыдущая порция.
— Сония. — Гаэлас взял мою руку в свою и осторожно погладил её тыльную сторону. — Ты не рабыня, скажи это Лейсу. Скажи сегодня.
Я тихо прикрыла его пальцы своими и кивнула:
— Да, я скажу. Обещаю. Но кто же я в таком случае?
Он медленно отодвинул книгу от края стола и поднялся, заключая меня в кольцо рук и привлекая к себе. Я почти не шевелилась — было тепло и так тихо, словно во всём замке не было ни единой души, кроме нас, двух случайно заблудившихся душ. Всё, что я знала об эльфах — жестоких и высокомерных созданиях с проклятой кровью, — оказалось возмутительной ложью. Гаэлас нежно гладил мои волосы, и я чувствовала на своей щеке его сбивчивое дыхание.
— Я не знаю, — еле слышно ответил он, коснувшись губами моего виска.
Он не знал, как сказать это на языке людей, или не знал потому, что подобного слова попросту не существовало — этого я так и не успела обдумать. Заслышав быстрые и почти бесшумные шаги Лейса, некромант нехотя отпустил меня и вновь склонился над работой.
***
Спустя несколько дней, когда все мы немного обвыклись на новом месте и приняли в мыслях наступающую зиму, случилось ещё одно достопамятное происшествие. В тот день Гаэлас отправился в канцелярию замка, чтобы расспросить, нет ли вестей или писем от бывших коллег по Гильдии призывателей теней. Мы с Лейсом остались приводить в порядок экспонаты. Я бережно стирала пыль и пепел с причудливых склянок, иногда подолгу рассматривая их содержимое, а эльф-помощник беспрерывно ругался. Он стоял на лестнице и помогал мне расставлять баночки на верхних полках.
— Учёные эльфов в точности как люди — обожают собирать всякий хлам! — Он чихнул и скрипнул рассохшейся лестницей.
— У лесных эльфов не бывает библиотек, я правильно думаю? — спросила я. В длинном стеклянном цилиндре болтался в мутноватом растворе трупик летучей мыши.
