Мартовским утром я раздвинул диван. Под ним было достаточно пыльно и легкие пылинки еще крутились в воздухе, когда я понял, что день подошел к концу, не успев начаться. Так бывает в начале весны, когда прохожий радостно подставляет свое лицо внезапно появившемуся из облаков солнцу, щурится, забегает на 5 минут в булочную за хлебом, и, в предвкушении праздника, выскакивая на крыльцо, внезапно понимает, что день, обещавший праздник, закончился. Солнца больше нет. Праздника не будет. Финита ля комедия. Был мартовский день, пылинки от моих маниакальных действий по перестановке дивана кружились в воздухе, но ни одной умной мысли в моей голове так и не появилось. Скажем прямо – они все разом исчезли. Было ли у вас такое ощущение: март, пылинки в воздухе, старый раздвинутый диван и ни одной мысли в голове? Ни единой. Ни единешенькой. Ничегошеньки. Фигушки. Ноль. Пустота. Однако ж дело клонилось к весеннему вечеру, а именно весной так горько ощущаются лень и праздность. «Нехорошо, Пафнутий Савельевич»,- сказал я сам себе. Хм. Как будто я был Пафнутием Савельевичем. Щас. Разбежались. Март вывесил свои усы в мое окно, долбил капелью по карнизу, и много еще чего делал неприличного, напоминая о свежепроклюнувшихся мартовских девчонках в коротких юбках. В марте – каждый мужчина немного кот. Ну, конечно, кто-то и много, но я за годы исправной службы научился не осуждать. Я налил крепкого чая в граненый советский стакан. Размешал ложкой сахар. Посмотрел, как чаинки крутятся в подобострастном танце, прежде чем лечь на дно. Передо мной «строились» даже чаинки. Странно, никто уже и не помнит, что эти 12 граней означали когда-то нерушимую дружбу народов СССР. Теперь же, если кто увидит, что выходцы из бывших советских республик не стремятся убить друг друга на месте, спешит это снять на телефон, выложить в соцсеть и кричать на всех углах, что это чудо из чудес. Мы стремительно несемся туда, куда я совсем не хочу нестись. Март хотел моей свежей крови, звал меня на улицу. Так манит мартовских котов неведомый зов. Я натянул куртку и вывалился во влажный моросящий воздух. Прерывисто вздохнул, слегка дернул плечами, как всклокоченный воробей. Марту было все равно на меня. Я не мог похвастаться тем же, я чувствовал, как мартовский воздух будоражил мне кровь, как его запахи растекались по венам, как вскипал мой мозг. Мы с мартом были единым целым. Я не буду бродить вокруг да около, я был педант. Еще немного брезглив, и уж, что говорить, местами брюзга. Ворчлив, рассеян, забывчив. Но я старался быть добрым человеком. Старался, потому что еще я был вспыльчив, и этот мир меня постоянно пытался меня вывести из себя. Я надел коричневые брюки клеш я-ля итальяно 70-х годов, напялил очки в черепашьей оправе, плотное весеннее пальто цвета детской неожиданности, слегка приоткрыл шею, чтобы по пафосному, по питерски, был виден мой любимый коричневый бадлон, а в простонародье – водолазка, все того же коричневого цвета. Взял бежевый дипломат из крокодиловой кожи, посмотрел в зеркало, зеркало в ответ укоризненно посмотрело на меня. Ах да! Я схватил забытый смартфон со стола, провернул звонко ключ в замке и был таков. Если бы это был не март и не средняя полоса России, разумеется, я сел бы в машину с откидным верхом. Но было то, что было. Дано. Данные условия задачи невозможно переделать, можно только изменить действие. Действие. Схватил самое дешевое такси и погнал в аэропорт. В аэропортах очень четко прослеживаются точки пересечения пространств. Ты чувствуешь это, будь ты самой распоследней дубиной, деревом, бревном (сейчас половина женского населения мира на меня обиделась, Окей, мои крошки, вы стараетесь, я знаю, вы стараетесь!). Эти линии проходят сквозь тебя, как будто ты ваза времен примерно 17 века из Японии, над которой натянуты лазерные лучи. Лазерные лучи не спасают раритеты от воровства: их крадут, но крадут еще профессиональнее и изощрённее. Чем больше предусмотрительной охраны, тем больше вероятности, что за вашей охраняемой штучкой примчатся самые отъявленные воры, мошенники, преступники и головорезы со всего мира. Я чувствовал себя японской вазой династии Цин, со всех сторон направленными на меня лазерными лучами, стоя в центре зала Внуково. Я не понимаю, почему до сих пор никто никто никто из этих гребаных менеджеров, из этих психологов, из этих создателей арт пространств, из дизайнеров, из отвечающих в конце концов за моральное и психологическое состояние граждан, никто, ни один человек не догадался построить деревянное кафе, павильон, закуток с низким потолком в аэропортах нашей страны, где можно облокотиться о деревянный столик, увидеть кусочек природы, чего-то натурального, спрятаться хотя бы на время, забыть о многометровом лязгающем металлическом пространстве над головой, о том, что вокруг тебя грохочет, лязгает, гремит. Почему финны это придумали, а русские не смогли? Почему в Хельсинки есть такие кафе на территории аэропорта, почему там я всегда могу комфортно себя почувствовать, почему у нас в аэропорту надо мной вечно висит грохочущее индустриальное пространство, железный километровый потолок, фабричная стальная челюсть, нависшая над паникующими пассажирами, заставляющая почувствовать себя маленьким, слабым, ничтожным? Как же хорошо посреди всего этого хаоса заползти в уютное светлое кафе, оббитое деревом, просто забиться в угол, выжрать в одну харечку огромную чашку капучино с двухсантиметровой белой пенкой, и все блин, и все! Почувствовать себя человеком, а не загнанным зверем, за которым гонится самый страшный враг – время. Пройти через все кордоны, через все проверки, через весь ужас опозданий, потери багажа, расставаний, не случившихся встреч, роковых потерянных минут для успешных стыковок, трагических опозданий всего на пару минут на рейсы, полной пропажи билетов – и почувствовать себя человеком в углу уютного кафе, оббитого мягким теплым деревом. Аэропорт полон трагедий и счастливых случайностей. Я чувствовал все пересечения этих нитей горя, страха, томительного ожидания, радостных предвкушений, выброса адреналина из-за опозданий, потери багажа, коллапсов погоды, нестыковок рейсов и прочего, и прочего. Аэропорт – место, где случайности неслучайны. Я знал, я чувствовал, что нахожусь в самом энергетическом «замесе», в самой точке хаоса. Я не опоздал – таксист гнал как Шумахер в его лучшие годы. Я был собран, как никогда. Ох, говорила мне мама: «Толик, бросай это неблагодарное дело!» Воспоминание об этом согрело мне душу, хотя я не был и Толиком. Изрядная доля мужества нужна была, чтобы проживать мою жизнь. Эта фраза могла принадлежать любому человеку на поверхности планеты Земля, каждый из нас с удовольствием расскажет другому, почему именно его крест так невыносимо тяжел, и уж, конечно, тяжелее чем у всех остальных вместе взятых. Наша общечеловеческая привычка – жаловаться на просто невыносимые условия бытия, не сознавая ни капли, что они могли бы быть несравненно хуже, если бы небо не было столь милостиво к нам, если бы нас судили за все грехи по полной стоимости сразу после момента совершения греха: мы были немедленно растерты в межгалактическую пыль на месте. Только милостью Создавшего нас мы еще ползаем по поверхности земли и жалуемся, жалуемся, жалуемся. Я собрался и мысленно посмотрел табло вылетающих рейсов, знаки вылетов мигали, люди толпились перед табло, облако тревожности таяло, вспышки агрессии легкими трассирующими пулями летали то тут, то там - обычное дело. Я посмотрел свой вылет и вышел к обозначенной стойке регистрации. После пары пассов руками очередь разошлась, и я подошел к своей стойке по свободному коридору. Это не вызвало удивления ни у кого из присутствующих. Так и было задумано.
Я поправил рукой так некстати растрепавшиеся невидимые усы и еле удержался от того, чтобы подмигнуть девушке, зачарованно пялившейся на меня. Впрочем, через мои черепаховые очки это все равно не было бы заметно. Я наслаждался одиночеством внутри моей дорогой камеры, моих коричневых люксовых очков, которые закрывали меня даже сбоку, потому что имели утолщения у дужек около глаз. Мягкий коричневый цвет был для меня цветом роскоши, цветом уединения и защиты от непрошеного внимания. Я выпустил своего внутреннего дракона дыхнуть на девушку, и она тотчас смущенно отвернулась. Дракон недоуменно погромыхал цепями, ворчливо выпустил пару языков пламени, сообщая, что у него были другие планы на эти 2 минуты вечности, и уж точно в его планы не входило отпугивать юных дур. Дурр. Ррр. Дурррр. Я наслаждался его рычанием: дракон был редкий, мадагаскарский. Я любил его гриву, всегда гладил его по языкам пламени, чесал за ушком. Потянулся было и сейчас, но Мистер Разгневанный Ворчун резко отпрянув, погромыхал цепями вглубь моего подсознания. Ну и ладно. Не больно то и хотелось. Мой бежевый крокодиловый дипломат не вызвал подозрений, равно как и Ваш покорный слуга. Ох, как же люто я ненавижу эту фразу. Все, кто так говорят, точат ножи за вашей спиной. Все действительно покорные в раю а мы тут так, играем в эти бесконечные лживые игры.
Пузырьки от размешивания сахара ложечкой в моем американо крутились в центре по часовой стрелке, я опустил указательный палец в кофе и попытался их собрать, а затем коснуться волос и пробормотать: «Денюжки, денюжки». Нехитрое заклинание для приобретения неслыханного богатства отлично работало. Не зря россияне так любят всякие шепотки и поговорки: нам просто нравится думать, что пара «бормотушек» над кофейными пузырьками спасет нас всех от финансового краха. Тем не менее, я явственно ощутил, как после этих нехитрых действий моя денежная аура, как ни странно, наполнилась, уплотнилась. «Русские бабушки forever”, усмехнулся я, хотя, если честно, знаний у меня не доставало, весь тот экзамен по древнерусской магии я тупо списал. Вечер переставал быть томным: я увидел тройку девиц с надутыми губами, полностью экипированными, в чёрной коже. Модницы щебетали, как только что скупившие пол-Цума цыпки, если бы не одно «но». Я почувствовал едва ощутимое проклятие в воздухе. «Странно»,- только и успел подумать я, как на меня напали. Удар был быстрым, мощным, я практически оказался прижат к стенке, окружен и почти раздавлен. Ударил тем, что успел собрать за день, моя упругая денежная аура, как ни странно, тоже пригодилась. Когда воюешь, собираешь росу со всех цветков, не выбирая. Я не нашел источника. Не нашел. Хотя хм… Можно подумать, у меня было время его искать. Нет, не нашел. Цыпки застыли, это были, стопудово, не они. Как обычно, во время нападений, лишних людей замораживали, чтобы потом не мучиться со стиранием памяти у них. Я высвободил правую руку от давления, осенил себя крестным знамением, и высасывающий силу удар исчез. Вернее, он не исчез, а просто прекратил свое губительное воздействие. Во мне не было ни страха, ни упрека, я оставался самим собой, хотя и слегка потрепанным в бою. Губастенькие девчонки разморозились и теперь втроем отчаянно строили мне глазки. Ох уж эта аура наша, вечно люди неосознанно чувствуют к нам влечение, думая, что мы идеалы красоты – именно так ведет себя с людьми наша Сила. Я поправил ворот моего коричневого бадлона и поспешил удалиться, не смотря на огненные, испепеляющие взгляды трех латексных див. Мне надо было сосредоточиться и понять, кто и зачем хотел моей смерти. Ох и некстати я вчера ночью посмотрел фильм «Константин», ох, некстати. Воздух раскалился, я подумал: «О, как вовремя». Было понятно, что я виноват, что я опять не выполняю задание. Нужно быть собранным, нужно собраться, в конце то концов Иннокентий Пафнутьевич! Обычно меня это собирает. Устаревшие имена и отчества, произнесенные с укором пионервожатого, застукавшего тебя после отбоя за подглядыванием в окна палаты девчонок. Ай-яй, как не стыдно?! Но подростковый «играй гормон» обычно не оставляет вариантов. Как же много мы потеряли с закрытием всех пионерских лагерей, как много. Теперь дети путают добро со злом, как право и лево. Никто им теперь не расскажет, что плохо, а что хорошо, а их родителям не до них - они поглощены выживанием. Это на руку тьме, на руку. При слове «тьма» я судорожно погладил амулет, мое непроизвольное движение, должно быть, заметили сверху. Воробей спустился ко мне с высоченного, многокилометрового, лязгающего, железного, холодного, металлического потолка Внуково и что- то возмущенно прокричал на своем воробьином. Я отлично его понял, смущенно покачал головой в разные стороны, типа: «Ну, я же просто человек…» Воробей ни хрена не принял моих извинений, яростно развернулся и улетел. Должно быть, докладывать в Центр. Как часто вы видели воробьев в аэропортах?... Итак, воробей кричал о том, что я на задании, и я должен собраться. Все как обычно, те же производные. Я, мой коричневый бадлон, бежевый дипломат, мои черепаховые очки – да я безупречен! Я – идеал. Вот бы девчонки из Центра это, наконец, заметили..! Внезапно объявили по громкой связи, что мой вылет задерживался. Как некстати. Напряжение в воздухе росло. Неужели врата сегодня не откроются, и я так и останусь здесь? Да ёпрст, я самый невезучий агент! При слове «невезучий» перед моим взором открылось автоматическое окно с изображением моего сенсея: Он поднял палец и глубокомысленно сказал «Везет тому, кто везет». Затем изображение исчезло. Он записал это видео тысячу лет назад, хотел избавить меня от моей дурацкой привычки обвинять самого себя в невезучести. Надо сказать, это не сильно помогло, я продолжаю употреблять слово «невезучий», просто теперь знаю наперед, что произойдет сразу после этого. Экран всегда появляется незамедлительно, сенсей всегда поднимает палец одинаково, говорит с той же интонацией. Иногда я нарочно говорю «невезучий», чтобы просто полюбоваться на своего сенсея. Скучаю. Он сейчас в триста световых лет от меня. Однако я все ещё чувствую его. Вот и сейчас он ткнул меня в ребро и велел поторапливаться. Моя лень и медлительность – притча во языцех у всех межгалактических светлых. Я привык к тычкам и насмешкам – это не мешает мне быть легендарным. Я крут, не смотря на все мои косяки (а их превеликое множество, и каждый раз мне бывает стыдно, стыдно, стыдно, ведь я человек). Я аккуратно собрал возможные линии моего вылета в пучок и проследил, в чем затычка. А. Опаздывала какая-то vip персона, из-за него был весь этот сыр- бор. Я провел рукой по дороге, освободил ее от пробок перед лицом его толстощёкого водителя, еще и подпнул его джип, насладился охреневающим выражением его лица. Энергия слегка покалывала в моих пальцах, я чувствовал её приток. На сей раз ничего противозаконного, просто ускорение реальности. Заказал еще кофе, лениво облокотился на поручень коричневого кресла. За десять минут домчат эту незадачливую вип персону (как же смешон их пафос на фоне настоящих голливудских випов), и я успею простроить линии реальности до самой Праги. Да, я летел в Прагу – город столетних вампиров, известную столицу темных любителей попить кровушки, меня же интересовали исключительно светлые вспышки, сделанные нашими сотрудниками на поверхности. Кто-то или что-то явно светлого спектра пыталось дать нам знак или выйти на поверхность для контакта.
Я поправил рукой так некстати растрепавшиеся невидимые усы и еле удержался от того, чтобы подмигнуть девушке, зачарованно пялившейся на меня. Впрочем, через мои черепаховые очки это все равно не было бы заметно. Я наслаждался одиночеством внутри моей дорогой камеры, моих коричневых люксовых очков, которые закрывали меня даже сбоку, потому что имели утолщения у дужек около глаз. Мягкий коричневый цвет был для меня цветом роскоши, цветом уединения и защиты от непрошеного внимания. Я выпустил своего внутреннего дракона дыхнуть на девушку, и она тотчас смущенно отвернулась. Дракон недоуменно погромыхал цепями, ворчливо выпустил пару языков пламени, сообщая, что у него были другие планы на эти 2 минуты вечности, и уж точно в его планы не входило отпугивать юных дур. Дурр. Ррр. Дурррр. Я наслаждался его рычанием: дракон был редкий, мадагаскарский. Я любил его гриву, всегда гладил его по языкам пламени, чесал за ушком. Потянулся было и сейчас, но Мистер Разгневанный Ворчун резко отпрянув, погромыхал цепями вглубь моего подсознания. Ну и ладно. Не больно то и хотелось. Мой бежевый крокодиловый дипломат не вызвал подозрений, равно как и Ваш покорный слуга. Ох, как же люто я ненавижу эту фразу. Все, кто так говорят, точат ножи за вашей спиной. Все действительно покорные в раю а мы тут так, играем в эти бесконечные лживые игры.
Пузырьки от размешивания сахара ложечкой в моем американо крутились в центре по часовой стрелке, я опустил указательный палец в кофе и попытался их собрать, а затем коснуться волос и пробормотать: «Денюжки, денюжки». Нехитрое заклинание для приобретения неслыханного богатства отлично работало. Не зря россияне так любят всякие шепотки и поговорки: нам просто нравится думать, что пара «бормотушек» над кофейными пузырьками спасет нас всех от финансового краха. Тем не менее, я явственно ощутил, как после этих нехитрых действий моя денежная аура, как ни странно, наполнилась, уплотнилась. «Русские бабушки forever”, усмехнулся я, хотя, если честно, знаний у меня не доставало, весь тот экзамен по древнерусской магии я тупо списал. Вечер переставал быть томным: я увидел тройку девиц с надутыми губами, полностью экипированными, в чёрной коже. Модницы щебетали, как только что скупившие пол-Цума цыпки, если бы не одно «но». Я почувствовал едва ощутимое проклятие в воздухе. «Странно»,- только и успел подумать я, как на меня напали. Удар был быстрым, мощным, я практически оказался прижат к стенке, окружен и почти раздавлен. Ударил тем, что успел собрать за день, моя упругая денежная аура, как ни странно, тоже пригодилась. Когда воюешь, собираешь росу со всех цветков, не выбирая. Я не нашел источника. Не нашел. Хотя хм… Можно подумать, у меня было время его искать. Нет, не нашел. Цыпки застыли, это были, стопудово, не они. Как обычно, во время нападений, лишних людей замораживали, чтобы потом не мучиться со стиранием памяти у них. Я высвободил правую руку от давления, осенил себя крестным знамением, и высасывающий силу удар исчез. Вернее, он не исчез, а просто прекратил свое губительное воздействие. Во мне не было ни страха, ни упрека, я оставался самим собой, хотя и слегка потрепанным в бою. Губастенькие девчонки разморозились и теперь втроем отчаянно строили мне глазки. Ох уж эта аура наша, вечно люди неосознанно чувствуют к нам влечение, думая, что мы идеалы красоты – именно так ведет себя с людьми наша Сила. Я поправил ворот моего коричневого бадлона и поспешил удалиться, не смотря на огненные, испепеляющие взгляды трех латексных див. Мне надо было сосредоточиться и понять, кто и зачем хотел моей смерти. Ох и некстати я вчера ночью посмотрел фильм «Константин», ох, некстати. Воздух раскалился, я подумал: «О, как вовремя». Было понятно, что я виноват, что я опять не выполняю задание. Нужно быть собранным, нужно собраться, в конце то концов Иннокентий Пафнутьевич! Обычно меня это собирает. Устаревшие имена и отчества, произнесенные с укором пионервожатого, застукавшего тебя после отбоя за подглядыванием в окна палаты девчонок. Ай-яй, как не стыдно?! Но подростковый «играй гормон» обычно не оставляет вариантов. Как же много мы потеряли с закрытием всех пионерских лагерей, как много. Теперь дети путают добро со злом, как право и лево. Никто им теперь не расскажет, что плохо, а что хорошо, а их родителям не до них - они поглощены выживанием. Это на руку тьме, на руку. При слове «тьма» я судорожно погладил амулет, мое непроизвольное движение, должно быть, заметили сверху. Воробей спустился ко мне с высоченного, многокилометрового, лязгающего, железного, холодного, металлического потолка Внуково и что- то возмущенно прокричал на своем воробьином. Я отлично его понял, смущенно покачал головой в разные стороны, типа: «Ну, я же просто человек…» Воробей ни хрена не принял моих извинений, яростно развернулся и улетел. Должно быть, докладывать в Центр. Как часто вы видели воробьев в аэропортах?... Итак, воробей кричал о том, что я на задании, и я должен собраться. Все как обычно, те же производные. Я, мой коричневый бадлон, бежевый дипломат, мои черепаховые очки – да я безупречен! Я – идеал. Вот бы девчонки из Центра это, наконец, заметили..! Внезапно объявили по громкой связи, что мой вылет задерживался. Как некстати. Напряжение в воздухе росло. Неужели врата сегодня не откроются, и я так и останусь здесь? Да ёпрст, я самый невезучий агент! При слове «невезучий» перед моим взором открылось автоматическое окно с изображением моего сенсея: Он поднял палец и глубокомысленно сказал «Везет тому, кто везет». Затем изображение исчезло. Он записал это видео тысячу лет назад, хотел избавить меня от моей дурацкой привычки обвинять самого себя в невезучести. Надо сказать, это не сильно помогло, я продолжаю употреблять слово «невезучий», просто теперь знаю наперед, что произойдет сразу после этого. Экран всегда появляется незамедлительно, сенсей всегда поднимает палец одинаково, говорит с той же интонацией. Иногда я нарочно говорю «невезучий», чтобы просто полюбоваться на своего сенсея. Скучаю. Он сейчас в триста световых лет от меня. Однако я все ещё чувствую его. Вот и сейчас он ткнул меня в ребро и велел поторапливаться. Моя лень и медлительность – притча во языцех у всех межгалактических светлых. Я привык к тычкам и насмешкам – это не мешает мне быть легендарным. Я крут, не смотря на все мои косяки (а их превеликое множество, и каждый раз мне бывает стыдно, стыдно, стыдно, ведь я человек). Я аккуратно собрал возможные линии моего вылета в пучок и проследил, в чем затычка. А. Опаздывала какая-то vip персона, из-за него был весь этот сыр- бор. Я провел рукой по дороге, освободил ее от пробок перед лицом его толстощёкого водителя, еще и подпнул его джип, насладился охреневающим выражением его лица. Энергия слегка покалывала в моих пальцах, я чувствовал её приток. На сей раз ничего противозаконного, просто ускорение реальности. Заказал еще кофе, лениво облокотился на поручень коричневого кресла. За десять минут домчат эту незадачливую вип персону (как же смешон их пафос на фоне настоящих голливудских випов), и я успею простроить линии реальности до самой Праги. Да, я летел в Прагу – город столетних вампиров, известную столицу темных любителей попить кровушки, меня же интересовали исключительно светлые вспышки, сделанные нашими сотрудниками на поверхности. Кто-то или что-то явно светлого спектра пыталось дать нам знак или выйти на поверхность для контакта.
