Серое пространство, выхваченное парой зеленых фар моего пушистого бро, клубилось чернотой по углам, насколько хватало глаз. Сколько там было? Десятки метров? Километры? Десятки километров? Тысячи? Этого я не знал. Однако же было полное ощущение, что мы находимся на каком-то открытом стадионе, мега – пространстве, а вовсе не в узком пыльном холле старинного затхлого замка. Я задрал голову наверх и не увидел ничего, кроме всепоглощающей черноты. Я провел ладонью по щеке, она была влажной. В замке струился туман. В замке шел моросящий дождь. Замок, очевидно, ждал нас. Я не мог следить за выражением мордочки кота, потому что этот ушастый слепил меня своими зелеными фарами. Договорился с ним мысленно, что буду слегка сжимать по очереди его правую или левую лапу, указывая направление, а он, если ему что-то не понравится, сделает мне чапалах. Ох, мы, кожаные, в рабстве у этих существ со времен Древнего Египта. В рабстве, в рабстве, они поработили нас давно, легко и надежно. Тебе не надо ничего в этой жизни делать, жизнь удалась, если ты – котик. И мой пушистый об этом знал. А я вот не был котиком. Я залезал в самые дерьмовые места этого мира и нескольких параллельных Вселенных просто потому, что я был создан для того, чтобы уничтожать Тьму. Сверкающему белому лезвию меча туман и морок не причинят зла, ибо меч рассечет их. Тьме не захватить меч. Огонь приходит не с мечом. Его невозможно потушить. Ибо я – и есть огонь. Огонь был внутри меня, я почти ничего не боялся. Почти ничего. Ничего, кроме гнева Бога.
Страха не было еще потому, что все мое внимание было сосредоточено на пушистом. Когда переживаешь за чью-то дорогую тебе жизнь, некогда переживать за свою. Ценность твоей жизни утрачивает всякое значение, а потому страх больше не властен над тобой. Я прижал его чуть сильнее, из-за чего тот незамедлительно и раздраженно мявкнул. Как их Вседержитель создал столь надменными? Ведут себя, как короли, поработили наши сердца, и празднуют. Не жизнь - малина. Сибариты, вечные сибариты. Завидую. Если все получится, в следующей жизни попрошу быть котом. И не на этой планете, а где получше. Если все получится, и я попаду к Нему.
Окей, что мы имеем. У нас есть тьма неизвестно каких размеров, у нас есть любимый кот, которого нужно защищать. У нас есть огонь внутри, которому по хрен на свою собственную смерть и на тьму, но страх, страх потерять того, кого мы любим, плотно сидит в нашем сердце. Расклад «фифти – фифти», или я врага, или он меня, терциум нон датум. Я вздохнул, набрал побольше воздуха в свои легкие и пошел во тьму. А что мне оставалось делать? Жизнь не оставляет мне шансов. Жизнь командует мне быть смелым, быть героем, даже если я этого сильно и не хочу. Если вас прижали в угол, и у вас есть возможность сделать только один маленький шажок в сторону – может быть, это именно то, чего от вас ждет Господь. Может быть, это именно это. Может быть, этот маленький шаг – лучшее решение в вашей жизни. Самый храбрый поступок в мире. Потому что вы обезоружены, прижаты к стенке, и просто вынуждены его сделать, ведь это единственное, на что сейчас вы способны. Но вполне возможно, именно этого и ждет от вас небо. И я сделал этот шаг. Я был окружен, я был загнан в угол, но я не был сломлен. Меня не смогли сломать, хотя этого очень хотели. Я пошел во тьму с моим котом, освещая путь двумя маленькими зелеными фарами. Нас было двое. Мы были команда. Любые горы были нам по плечу.
Что чувствует любой нормальный человек перед лицом неизвестности? Страх? Ужас? Сомнения? Парализующее сомнение в своих силах –вот что чувствует обычный человек. Мне же стало весело. В моей голове крутилась пластинка из детства, где волк ломился к козлятам, а они почему-то решили сопротивляться «до последнего патрона» и отстоять свои маленькие жизни, и вот, самый младшенький из них вскричал своим тонким голоском: «Братцы, помирать, так с музыкой!»(с) и дальше была какая-то заводная мелодия, под которую мы всем детским садом отжигали, но вот нюанс. Их не съели. Козлят не съели. Волк ломился чтобы их съесть, но козлята приняли решение, что будут сопротивляться. И их не съели. Все так просто и одновременно так сложно. Нужно просто принять решение о сопротивлении. Да, тьма нападает на нас, да, она хочет нас сожрать. Сожрать, убить нашу вечную душу, запихать ее в тартар навсегда, да так, чтобы в Раю и не вспомнили о нас, и не узнали, погубить наши души на вечные муки – вот чего они хотят. Но если вы решили сопротивляться…Если вы действительно приняли решение…. Если вы изживаете врагов, внешних и внутренних молитвой, постом, еженедельным причастием… То, что им остается, кроме как разочарованно клацать клыками, ведь вы защищены дланью Бога. Ведь над вашей головой отверзаются его руце и хранят вас от порабощения тьмой. Так думал я, самоуверенно шагая во тьму, разрезаемую парой салатовых лучей, извергаемых из глазо-фар моего пушистого бро. Ох, говорила мне мама: «Не зная броду, не суйся в воду»(с), и все в таком духе. Но мой внутренний бунтарь не умер внутри меня в мои 16 лет, он продолжал жить во мне, и я «морозил назло маме уши» (с) всю мою сознательную жизнь. Возможно, я перся сейчас прямо в пасть моей смерти, причем, с риском даже не быть толком похороненным, ибо кто будет искать тело жалкого неудачника, затерянного в параллельных мирах? Кот двинул меня лапой, не оборачиваясь, и я понял, что уныние само достало себя из сундука мой души, и затянуло свою обычную серую песню. Неееет, мы так не договаривались, дорогое уныние. Мне сейчас нужны просто все силы, все силы моей души, все силы моего молодого организма, чтобы наконец победить эту тварь в неопознаваемом пространстве, это чернильное пятно, растекшееся по виртуальным залам замка, эту черную хрень, что не дает мне покоя ни на Земле, ни в соседней Галактике. О, как я устал! Вечно гоняюсь за этой тварью, а на небе покупают чипсы и едят орешки, гадая, кто ж из нас победит? Не то, чтобы я был совсем изношен, нет. Не то, чтобы я опустил руки. Но мне порядком это поднадоело. Кто возьмет верх: я или это противное черное нечто?
И тут внезапно я увидел Его. Я узрел Его, я увидел свет, льющийся сверху белым столпом, и я, ничуть не испугавшись, двинулся навстречу. Столп света, льющийся с небес, выше, намного триллиардов световых лет выше, чем крыша замка. Там была дыра, дыра в самое сердце Вселенной, и оттуда лился чистый свет. Господи, как же я скучал по Тебе… Господи, как же я измучился… Господи, как же долго я этого ждал…. Глухие рыдания начали душить меня, слезы хлынули из глаз моих, как из брандспойта, я все шел и шел к чудесному источнику света и никак не мог приблизиться. Я ускорил шаг, но это не помогло, я почти побежал, но ни на метр не приблизился к столпу света. Было ощущение, как будто бы на беговой дорожке: ты прилагаешь максимум усилий, бежишь быстрее спринтера, пот льется с тебя градом, ноги дрожат, но и на миллиметр не сдвигаешься с места. И тогда я встал, как вкопанный, и остался стоять. И Свет приблизился ко мне. Я подставил руки, и Свет легко пробежался по моим ладоням, оставив их гореть золотым пламенем. Я несмело сделал микро –шаг, несколько сантиметров, буквально придвинул ногу к источнику света, и она тоже заполыхала огнем. Я придвинул вторую ногу и зашел сам в этот источник, как в душ. Никогда доселе моя душа не испытывала подобного. Каждая клеточка моего тела горела огнем. Огнем были наполнены мои руки, ноги, глаза, язык, ресницы, от макушки до мизинца на ногах я чувствовал огонь. Нет, неправильно: я был самим огнем. Точно так же внезапно, как столп света появился, он исчез. Я посмотрел вверх- дыры в потолке замка не было. Значит, привиделось. Я опустил глаза и чуть не отдернул руку – я держал на своих руках огонь. Ушастый огонь, который пялился на меня двумя зелеными лучами и мурлыкал. Хуже того – мои руки горели огнем. Я весь все еще горел огнем, да так, что освещал собой весь замок. «Погаси фары, бро, - велел я коту, - мы теперь сами себе электричество». Огонь был неугасим. Он не мог никого обжечь. Он не мог никого поджечь. Это не был огонь в нашем обычном понимании. Можно было взять цветок огня на ладонь и смотреть, как красиво он распускается. И не получить никакого вреда. Но он горел внутри меня, он освещал путь, он придавал сил. Единственный минус, мы стали видимы для врага. «А вот тут ты ошибаешься», - промурлыкал мне телепатически кот, и я увидел, что он исчез, я не успел даже испугаться, а через 2 секунды так же появился, обворожительно улыбаясь. Мозг взялся за анализ: мой кот светил глазами как фарами, мой кот мог улыбаться, мой кот горел внутренним огнем, исчез, а потом появился, мой кот мог все на свете, из чего в моей бедной голове пронеслась одна единственная мысль: «А кот ли это на самом деле?». Кот хитро прищурился. Кот усмехнулся. Кот демонстративно лизнул себе лапу. Кот мявкнул что-то недовольно на своем кошачьем. Кот направил на меня флюиды забвения? Кот отвлек мое внимание, больше этого вопроса я себе не задавал. Теперь мы продвигались вперед без всяческих фонарей, мы равномерно светились изнутри, горели неопаляемым огнем, я и кот. Дорога пролегала через черную пустыню. Черный сухой песок противно хрустел под ногами. Черная пыль легким проклятием вздымалась от каждого нашего шага. Впереди, насколько хватало глаз, была черно – серая хмарь. Никакой линии горизонта, хотя бы легких остатков заката, хотя бы одну тоненькую красную, розовую полоску, хотя бы что-то другого цвета, чем тьма. Размечтался. Такой опции нам предоставлено не было.
Ох, как жопой. Жопонькой моей я чувствовал, что нам не стоит заходить в этот замок. Территория тьмы очень коварна: ты думаешь, как бы нанести встречный удар, но она уже давно за твой спиной, целится тебе в шею. Не стоит ждать благородства от цитадели зла. Зло состоит из тотального предательства. Я не любил вот это вот все. Банальное чувство безопасности скажет любому путешественнику – обойди это гиблое место. Уйди, милый Ватсон, с болот, тут шастает черная собака Баскервилей. Но я был молод, был упрям. Я думал, что смогу победить всех врагов, видимых и невидимых. И со мной был кот – тоже немаловажно, знаете ли. Вдвоем мы были команда. Непобедимый военный отряд. Кот и я.
Черная пыль вздымалась под ногами. Не могу сказать, чтобы было жарко, не могу сказать, чтобы было холодно. «Если это пустыня, то утром мы умрем от жажды», - подумалось мне. «Это не пустыня», - хладнокровно отозвался кот. «А что же?!», - вскричал я. «Увидишь», - так же спокойно ответил бро и зевнул. Я не любил такие загадки, где, в случае неправильного ответа, на кону стояла моя жизнь. Эх, сидел бы сейчас на диване, пил пиво, смотрел бы телевизор. Отуплял бы себя по гос. программе, как миллиарды людей на этой планете. Дом-работа-дом. Пиво, чипсы, телик. Каждый вечер. Пиво, чипсы, телик. Ну, или пиво, фастфуд, телик. Главное, чтобы не думать. Максимально заставить свой мозг вырубиться и не соображать. Духовное самоубийство, кажется, так это называется. На земле остается только тело. Потреблять. Потреблять. Потреблять. Ни о чем не думать. Потреблять. Душа атрофируется, души там нет уже даже в зачатке. Толпы и толпы ТВ- зомби жуют каждый вечер снеки и остекленело смотрят на экран. Почему меня не засосало? «Ты молод, - скажете вы, - молодежь не смотрит ящик». А кто сказал, что силы тьмы не придумали ему замену? Миллиарды подростков, уткнувшихся в смартфон с секундными видео смотрят на них 24/7 с теми же стеклянными глазами. Ничего нового. Но меня не затянуло ни в эту секту, ни в другую. Почему? У меня нет ответа на этот вопрос. Я не был самым волевым человеком на земле. Я позволял себе вольности. Я позволял себе слабости. Но всю жизнь меня вела моя нить Ариадны. Да что я там так пафосно говорю – «нить»… Так, ниточка. Едва заметная, то тут, то там песком пустынь припорошенная, наполовину скрытая, но я точно знал, что дана она мне была от Бога и что я должен был следовать ей. Что бы ни случилось, кровь из носа. Какие бы чапалахи от людей я ни получал, как бы надо мной ни измывались, как бы ни запугивали, что бы ни заставляли сделать, я знал, что должен следовать ей, и только ей. Было ли мне сложно? Что значит сложно, если на одних весах лежит – следовать своему пути, не смотря на препятствия, а на других – ослушаться Бога? Любой здравомыслящий человек выберет между небольшими траблами и пропастью – траблы. Никто из нас не совершенен, жизнь каждого трудна. Но как же страшна жизнь того человека, кто отказался от веры? Страшна, а главное, недолга. Сначала умирает душа, а вслед за ней темные стараются быстро грохнуть тело – чтоб уж наверняка и по-быстрому в ад.
Тяжелые мои мысли прервал пинок кота. Я успел подумать, что пинается он, как младенец в теле женщины, но мысль моя оборвалась на лету, не успев приземлиться на язык, ибо он оцепенел от того, что видели мои глаза. Я осознал, что означает в полной мере не доверять ни себе, ни своему зрению, ибо то, что я видел, невозможно было ни просчитать, ни продумать заранее. «Зрело око, чего глаз неймет» (с) и все в таком духе, и все тому подобное. Красно – малиново - оранжевое зарево горело отблесками на нашем с котом лицах: внезапно стало светло, как днем. Мы узрели огромное нечто, похожее на голову самого омерзительного героя сказок, которого возможно было бы себе представить: огнедышащая голова сверкала огнем, горела страшными лепестками красного пламени, которые невозможно было бы себе вообразить. Этот огонь не был похож на наш, этот совершенно точно обжигал и нес собой смерть. Мы же горели изнутри тем золотым огнем, которым невозможно было бы обжечься. Наш огонь нес жизнь, а не уничтожал. А огонь этой твари – убивал все живое. Безобразное чудовище, точнее, его огромная голова, вращало на выкате своими размером с тарелку глазами, хмурило брови, каждая из которых была с бревно, и смердило. Оно смердило, как все самое ужасное, что чуял ваш нос в этой жизни, вместе взятое: как подмышка лет сто не мытого потного мужчины, к которой волею судеб вас в давке прижало в метро, как стадо скунсов, как тухлое яйцо «в подарок» от строителей, которым вы не доплатили, «случайно» забытое под ванной, как блевотина в единственной свободной туалетной кабинке клуба, а вам двадцать и страшно хочется и писать и сделать так же, оно пахло как тридцать дохлых кошек, как вся жизнь тридцатилетнего неудачника, то есть моя. При мысли «неудачник» я вновь схватил чапалах от кота, и вспомнил, что себя гнобить категорически нельзя. Зачем себя гнобить, если ты через две секунды рискуешь быть тотально сожранным? Как часто мы пытаемся отрубить себе голову за два метра от электрического стула? Зачем? Зачем мы это делаем, если единственный, кто может быть нам адвокатом в полной напряжения череде будней – мы сами? Обвинителей полон мир, а единственный адвокат, способный тебя защитить – это ты же и есть. Так не убивай своего единственного защитника на корню. Будь на стороне себя.
Чудовище открыло рот в немом жадном порыве, так глубоко, что внутри него я увидел страшный огонь, и этот красный огонь горел отблесками на тех несчастных, что двигались на ленте в зияющую пасть.
Глава 54
Страха не было еще потому, что все мое внимание было сосредоточено на пушистом. Когда переживаешь за чью-то дорогую тебе жизнь, некогда переживать за свою. Ценность твоей жизни утрачивает всякое значение, а потому страх больше не властен над тобой. Я прижал его чуть сильнее, из-за чего тот незамедлительно и раздраженно мявкнул. Как их Вседержитель создал столь надменными? Ведут себя, как короли, поработили наши сердца, и празднуют. Не жизнь - малина. Сибариты, вечные сибариты. Завидую. Если все получится, в следующей жизни попрошу быть котом. И не на этой планете, а где получше. Если все получится, и я попаду к Нему.
Окей, что мы имеем. У нас есть тьма неизвестно каких размеров, у нас есть любимый кот, которого нужно защищать. У нас есть огонь внутри, которому по хрен на свою собственную смерть и на тьму, но страх, страх потерять того, кого мы любим, плотно сидит в нашем сердце. Расклад «фифти – фифти», или я врага, или он меня, терциум нон датум. Я вздохнул, набрал побольше воздуха в свои легкие и пошел во тьму. А что мне оставалось делать? Жизнь не оставляет мне шансов. Жизнь командует мне быть смелым, быть героем, даже если я этого сильно и не хочу. Если вас прижали в угол, и у вас есть возможность сделать только один маленький шажок в сторону – может быть, это именно то, чего от вас ждет Господь. Может быть, это именно это. Может быть, этот маленький шаг – лучшее решение в вашей жизни. Самый храбрый поступок в мире. Потому что вы обезоружены, прижаты к стенке, и просто вынуждены его сделать, ведь это единственное, на что сейчас вы способны. Но вполне возможно, именно этого и ждет от вас небо. И я сделал этот шаг. Я был окружен, я был загнан в угол, но я не был сломлен. Меня не смогли сломать, хотя этого очень хотели. Я пошел во тьму с моим котом, освещая путь двумя маленькими зелеными фарами. Нас было двое. Мы были команда. Любые горы были нам по плечу.
Что чувствует любой нормальный человек перед лицом неизвестности? Страх? Ужас? Сомнения? Парализующее сомнение в своих силах –вот что чувствует обычный человек. Мне же стало весело. В моей голове крутилась пластинка из детства, где волк ломился к козлятам, а они почему-то решили сопротивляться «до последнего патрона» и отстоять свои маленькие жизни, и вот, самый младшенький из них вскричал своим тонким голоском: «Братцы, помирать, так с музыкой!»(с) и дальше была какая-то заводная мелодия, под которую мы всем детским садом отжигали, но вот нюанс. Их не съели. Козлят не съели. Волк ломился чтобы их съесть, но козлята приняли решение, что будут сопротивляться. И их не съели. Все так просто и одновременно так сложно. Нужно просто принять решение о сопротивлении. Да, тьма нападает на нас, да, она хочет нас сожрать. Сожрать, убить нашу вечную душу, запихать ее в тартар навсегда, да так, чтобы в Раю и не вспомнили о нас, и не узнали, погубить наши души на вечные муки – вот чего они хотят. Но если вы решили сопротивляться…Если вы действительно приняли решение…. Если вы изживаете врагов, внешних и внутренних молитвой, постом, еженедельным причастием… То, что им остается, кроме как разочарованно клацать клыками, ведь вы защищены дланью Бога. Ведь над вашей головой отверзаются его руце и хранят вас от порабощения тьмой. Так думал я, самоуверенно шагая во тьму, разрезаемую парой салатовых лучей, извергаемых из глазо-фар моего пушистого бро. Ох, говорила мне мама: «Не зная броду, не суйся в воду»(с), и все в таком духе. Но мой внутренний бунтарь не умер внутри меня в мои 16 лет, он продолжал жить во мне, и я «морозил назло маме уши» (с) всю мою сознательную жизнь. Возможно, я перся сейчас прямо в пасть моей смерти, причем, с риском даже не быть толком похороненным, ибо кто будет искать тело жалкого неудачника, затерянного в параллельных мирах? Кот двинул меня лапой, не оборачиваясь, и я понял, что уныние само достало себя из сундука мой души, и затянуло свою обычную серую песню. Неееет, мы так не договаривались, дорогое уныние. Мне сейчас нужны просто все силы, все силы моей души, все силы моего молодого организма, чтобы наконец победить эту тварь в неопознаваемом пространстве, это чернильное пятно, растекшееся по виртуальным залам замка, эту черную хрень, что не дает мне покоя ни на Земле, ни в соседней Галактике. О, как я устал! Вечно гоняюсь за этой тварью, а на небе покупают чипсы и едят орешки, гадая, кто ж из нас победит? Не то, чтобы я был совсем изношен, нет. Не то, чтобы я опустил руки. Но мне порядком это поднадоело. Кто возьмет верх: я или это противное черное нечто?
Глава 55
И тут внезапно я увидел Его. Я узрел Его, я увидел свет, льющийся сверху белым столпом, и я, ничуть не испугавшись, двинулся навстречу. Столп света, льющийся с небес, выше, намного триллиардов световых лет выше, чем крыша замка. Там была дыра, дыра в самое сердце Вселенной, и оттуда лился чистый свет. Господи, как же я скучал по Тебе… Господи, как же я измучился… Господи, как же долго я этого ждал…. Глухие рыдания начали душить меня, слезы хлынули из глаз моих, как из брандспойта, я все шел и шел к чудесному источнику света и никак не мог приблизиться. Я ускорил шаг, но это не помогло, я почти побежал, но ни на метр не приблизился к столпу света. Было ощущение, как будто бы на беговой дорожке: ты прилагаешь максимум усилий, бежишь быстрее спринтера, пот льется с тебя градом, ноги дрожат, но и на миллиметр не сдвигаешься с места. И тогда я встал, как вкопанный, и остался стоять. И Свет приблизился ко мне. Я подставил руки, и Свет легко пробежался по моим ладоням, оставив их гореть золотым пламенем. Я несмело сделал микро –шаг, несколько сантиметров, буквально придвинул ногу к источнику света, и она тоже заполыхала огнем. Я придвинул вторую ногу и зашел сам в этот источник, как в душ. Никогда доселе моя душа не испытывала подобного. Каждая клеточка моего тела горела огнем. Огнем были наполнены мои руки, ноги, глаза, язык, ресницы, от макушки до мизинца на ногах я чувствовал огонь. Нет, неправильно: я был самим огнем. Точно так же внезапно, как столп света появился, он исчез. Я посмотрел вверх- дыры в потолке замка не было. Значит, привиделось. Я опустил глаза и чуть не отдернул руку – я держал на своих руках огонь. Ушастый огонь, который пялился на меня двумя зелеными лучами и мурлыкал. Хуже того – мои руки горели огнем. Я весь все еще горел огнем, да так, что освещал собой весь замок. «Погаси фары, бро, - велел я коту, - мы теперь сами себе электричество». Огонь был неугасим. Он не мог никого обжечь. Он не мог никого поджечь. Это не был огонь в нашем обычном понимании. Можно было взять цветок огня на ладонь и смотреть, как красиво он распускается. И не получить никакого вреда. Но он горел внутри меня, он освещал путь, он придавал сил. Единственный минус, мы стали видимы для врага. «А вот тут ты ошибаешься», - промурлыкал мне телепатически кот, и я увидел, что он исчез, я не успел даже испугаться, а через 2 секунды так же появился, обворожительно улыбаясь. Мозг взялся за анализ: мой кот светил глазами как фарами, мой кот мог улыбаться, мой кот горел внутренним огнем, исчез, а потом появился, мой кот мог все на свете, из чего в моей бедной голове пронеслась одна единственная мысль: «А кот ли это на самом деле?». Кот хитро прищурился. Кот усмехнулся. Кот демонстративно лизнул себе лапу. Кот мявкнул что-то недовольно на своем кошачьем. Кот направил на меня флюиды забвения? Кот отвлек мое внимание, больше этого вопроса я себе не задавал. Теперь мы продвигались вперед без всяческих фонарей, мы равномерно светились изнутри, горели неопаляемым огнем, я и кот. Дорога пролегала через черную пустыню. Черный сухой песок противно хрустел под ногами. Черная пыль легким проклятием вздымалась от каждого нашего шага. Впереди, насколько хватало глаз, была черно – серая хмарь. Никакой линии горизонта, хотя бы легких остатков заката, хотя бы одну тоненькую красную, розовую полоску, хотя бы что-то другого цвета, чем тьма. Размечтался. Такой опции нам предоставлено не было.
Глава 56
Ох, как жопой. Жопонькой моей я чувствовал, что нам не стоит заходить в этот замок. Территория тьмы очень коварна: ты думаешь, как бы нанести встречный удар, но она уже давно за твой спиной, целится тебе в шею. Не стоит ждать благородства от цитадели зла. Зло состоит из тотального предательства. Я не любил вот это вот все. Банальное чувство безопасности скажет любому путешественнику – обойди это гиблое место. Уйди, милый Ватсон, с болот, тут шастает черная собака Баскервилей. Но я был молод, был упрям. Я думал, что смогу победить всех врагов, видимых и невидимых. И со мной был кот – тоже немаловажно, знаете ли. Вдвоем мы были команда. Непобедимый военный отряд. Кот и я.
Черная пыль вздымалась под ногами. Не могу сказать, чтобы было жарко, не могу сказать, чтобы было холодно. «Если это пустыня, то утром мы умрем от жажды», - подумалось мне. «Это не пустыня», - хладнокровно отозвался кот. «А что же?!», - вскричал я. «Увидишь», - так же спокойно ответил бро и зевнул. Я не любил такие загадки, где, в случае неправильного ответа, на кону стояла моя жизнь. Эх, сидел бы сейчас на диване, пил пиво, смотрел бы телевизор. Отуплял бы себя по гос. программе, как миллиарды людей на этой планете. Дом-работа-дом. Пиво, чипсы, телик. Каждый вечер. Пиво, чипсы, телик. Ну, или пиво, фастфуд, телик. Главное, чтобы не думать. Максимально заставить свой мозг вырубиться и не соображать. Духовное самоубийство, кажется, так это называется. На земле остается только тело. Потреблять. Потреблять. Потреблять. Ни о чем не думать. Потреблять. Душа атрофируется, души там нет уже даже в зачатке. Толпы и толпы ТВ- зомби жуют каждый вечер снеки и остекленело смотрят на экран. Почему меня не засосало? «Ты молод, - скажете вы, - молодежь не смотрит ящик». А кто сказал, что силы тьмы не придумали ему замену? Миллиарды подростков, уткнувшихся в смартфон с секундными видео смотрят на них 24/7 с теми же стеклянными глазами. Ничего нового. Но меня не затянуло ни в эту секту, ни в другую. Почему? У меня нет ответа на этот вопрос. Я не был самым волевым человеком на земле. Я позволял себе вольности. Я позволял себе слабости. Но всю жизнь меня вела моя нить Ариадны. Да что я там так пафосно говорю – «нить»… Так, ниточка. Едва заметная, то тут, то там песком пустынь припорошенная, наполовину скрытая, но я точно знал, что дана она мне была от Бога и что я должен был следовать ей. Что бы ни случилось, кровь из носа. Какие бы чапалахи от людей я ни получал, как бы надо мной ни измывались, как бы ни запугивали, что бы ни заставляли сделать, я знал, что должен следовать ей, и только ей. Было ли мне сложно? Что значит сложно, если на одних весах лежит – следовать своему пути, не смотря на препятствия, а на других – ослушаться Бога? Любой здравомыслящий человек выберет между небольшими траблами и пропастью – траблы. Никто из нас не совершенен, жизнь каждого трудна. Но как же страшна жизнь того человека, кто отказался от веры? Страшна, а главное, недолга. Сначала умирает душа, а вслед за ней темные стараются быстро грохнуть тело – чтоб уж наверняка и по-быстрому в ад.
Тяжелые мои мысли прервал пинок кота. Я успел подумать, что пинается он, как младенец в теле женщины, но мысль моя оборвалась на лету, не успев приземлиться на язык, ибо он оцепенел от того, что видели мои глаза. Я осознал, что означает в полной мере не доверять ни себе, ни своему зрению, ибо то, что я видел, невозможно было ни просчитать, ни продумать заранее. «Зрело око, чего глаз неймет» (с) и все в таком духе, и все тому подобное. Красно – малиново - оранжевое зарево горело отблесками на нашем с котом лицах: внезапно стало светло, как днем. Мы узрели огромное нечто, похожее на голову самого омерзительного героя сказок, которого возможно было бы себе представить: огнедышащая голова сверкала огнем, горела страшными лепестками красного пламени, которые невозможно было бы себе вообразить. Этот огонь не был похож на наш, этот совершенно точно обжигал и нес собой смерть. Мы же горели изнутри тем золотым огнем, которым невозможно было бы обжечься. Наш огонь нес жизнь, а не уничтожал. А огонь этой твари – убивал все живое. Безобразное чудовище, точнее, его огромная голова, вращало на выкате своими размером с тарелку глазами, хмурило брови, каждая из которых была с бревно, и смердило. Оно смердило, как все самое ужасное, что чуял ваш нос в этой жизни, вместе взятое: как подмышка лет сто не мытого потного мужчины, к которой волею судеб вас в давке прижало в метро, как стадо скунсов, как тухлое яйцо «в подарок» от строителей, которым вы не доплатили, «случайно» забытое под ванной, как блевотина в единственной свободной туалетной кабинке клуба, а вам двадцать и страшно хочется и писать и сделать так же, оно пахло как тридцать дохлых кошек, как вся жизнь тридцатилетнего неудачника, то есть моя. При мысли «неудачник» я вновь схватил чапалах от кота, и вспомнил, что себя гнобить категорически нельзя. Зачем себя гнобить, если ты через две секунды рискуешь быть тотально сожранным? Как часто мы пытаемся отрубить себе голову за два метра от электрического стула? Зачем? Зачем мы это делаем, если единственный, кто может быть нам адвокатом в полной напряжения череде будней – мы сами? Обвинителей полон мир, а единственный адвокат, способный тебя защитить – это ты же и есть. Так не убивай своего единственного защитника на корню. Будь на стороне себя.
Чудовище открыло рот в немом жадном порыве, так глубоко, что внутри него я увидел страшный огонь, и этот красный огонь горел отблесками на тех несчастных, что двигались на ленте в зияющую пасть.
