«Развод и девичья фамилия!»,- Рыжая яростно размахивала какой то веткой с шишками. Сашка подхватил на руки кричащую Рыжую и посадил к себе на колени, разглядывая ногу. Лунтик принесла салфетки: «Чо случилось? Он на тебя кричал?» Кто-то дал Рыжей воды, она, захлебываясь, пила и на этих словах чуть не поперхнулась: «Хуже! Он пытался меня ударить!». Сашка резко дёрнулся и вскочил на ноги, но Рыжая его быстро успокоила: «Спокоооойно! Ключевое слово: «пытался!». В итоге я ему двинула в челюсть!» На этих словах все выдохнули и начали аплодировать: нашу девчонку так просто не возьмешь. Рыжая была полным оправданием клички «Лиса», которую мы ей дали. Она была умна, хитра, изворотлива и вертела мужиками как хотела, обещая «райские наслаждения» в постели, но до постели никогда не доходило, она была знаменитая девочка –динамо. Ходили слухи, что первая её любовь разбил ей сердце, и с тех пор она мстила, но никто из нас не держал свечку, да и всем нам, в общем-то, было по фиг: мы любили ее не за это и никогда не обсуждали ничью личную жизнь, если только не нависала угроза безопасности, как сейчас, например. Сашка колдовал над ногой Рыжей, глядя на нее влюбленными глазами. Она ни разу не спросила про мотороллера(бедный парень на наших глазах стремительно летел во френдзону). Кто то затянул древнюю песню «На поле танки грохотали..», я было подумал, что после всего пережитого можно было бы спокойненько пойти в палатку и уснуть, как все нормальные, в общем то, люди, но опять что-то звало меня в путь. В моих черных подглазниках от недосыпа уже можно было утонуть. Я видел: в них плавали черные дельфины, блестя своими гладкими спинками под высокой белой безмолвной луной. Черное море плескалось в моих подглазниках. Там было всё. Я корил себя за недосып: ведь я был на отдыхе и не работал в офисе. И не выступал. Спектакль перенесли на завтра. Я не бухал. Не курил. Не обжирался. Я вел фактически здоровый образ жизни. Больными были только мои мысли о Ней. Они и выносили меня каждый вечер в неизвестном направлении. «Дурная голова ногам покою не дает»(с) Моя дурная голова не давала покоя ни моим ногам, ни моим рукам, ни телу, ни мыслям – ничему. Я, как привязанный осел, ходил по кругу. Круг уже был протоптан моими мучительными скитаниями, я знал почти каждую травинку, которую встречу на пути: сначала мост, потом навес из огромной вилки и ложки, потом «Презервативочная», открытая 24/7 с небольшой стайкой озабоченных, немного подальше так же круглосуточная лавка с жареными луковыми кольцами (моя тайная страстишка, ходил туда ночью жрать и не говорил никому), левее сырная, но там всегда было много народу. В центре круглый шатер с глинтвейном и прочими горячительными, нужно идти осторожно, иначе можно ночью наступить на тела молодых и дерзких кутильщиков, которые отрубаются там же где и пьют, недалеко от шатра, а утром там же и похмеляются. Кофейных точек было всего три и всех их я знал наизусть. Хотя я вру, вру вам, чтобы вы их не нашли: на самом деле их было 5, в последние дни появились 2 подпольных с турецким кофе. Но нет, сегодня я шел не туда. Прошел, почти переходя на бег, мимо остова корабля, который опять насиловали дети «детей цветов». Мельком заметил, что парус уже приказал долго жить. Пробежал мимо дискотеки в стиле гиперпанк – никогда их не понимал, олдскульные панки мне дороже: они хотя бы губы не красят. Выскочил на прямую и прибежал к обрыву. Вдали виднелись озера и бесконечные леса, наше палаточное «лежбище» находилось будто у матери- природы на ладони, а я сейчас смотрел на основание руки. От заката оставалась уже не краюшка хлеба, а алая крошка. Эта крошечка подмигивала мне из-за облаков, сообщая, что вот-вот исчезнет, а я весь напрягся и дрожал, как будто от этой крошки зависит моя жизнь. И вот. Закат исчез. Кончился. Солнце прекратило быть. Нет, оно где-то было, но здесь и сейчас прекратило. Перестало. Было и устало. Перестало быть. И я полностью ощутил горечь потери. Что? Какую запчасть выронили, когда делали меня? Что не положили? Какой криворукий Сборщик №3 собирал меня?! Почему я ощущаю такую горькую потерю из-за какого то грёбанного заката?! Там, позади меня, тысячи, десятки тысяч и сотни тысяч молодых людей пьют, веселятся, танцуют, совокупляются в бешеной страсти, прожигают свою молодость и празднуют лето, а я тут стою один, на краю обрыва и чувствую тоску за весь род человеческий. За что?! Что я сделал плохого?! Чем прогневил Бога? За что мне такая тонкая кожа, ну почему мне не выдали кожу потолще?! Где моя вековая броня?! Ну почему бездумно веселятся они, а страдать должен я?! На каждой, каждой, каждой вечеринке я чувствую экзистенциальную тоску и хочу забиться в угол. Это веселье так натужно, так бессмысленно. Это бесконечное хвастовство нарядами и гаджетами, это лайканье друг друга в соцсетях, это выставление напоказ шмоток, телефонов, планшетов, домов, яхт, детей. Они даже детей превратили в продукт. Заставляют их рекламировать одежду, выставляют их успехи напоказ, с пеленок бедный ребенок – просто разменная фишка в жестокой схватке его родителей за успех. Он еще не успел родиться, а его уже продали. Видео с родов ушло с лотка, фолловеры кричат «ура!», рекламодатели потирают свои липкие ручонки. Милое личико малыша принесет миллионы. И потом столько вопросов странных возникает, когда дети становятся подростками и хотят умереть. Ну да, и как же так получилось то, ведь все было хорошо, ведь всё было лучше некуда?!
На рукав моей толстовки сели два совокупляющихся мотылька – однодневки. «Я вам не траходром»,- подумал я резко смахнул их с рукава. Они живут всего 24 часа, может быть, им простительно?
Страдание мое не уменьшалось. Я был один, как перст. Не то, чтобы я прям хотел страдать, нет. Но это ощущение всеобщего праздника, обилие молодых голых жизнерадостных тел, употребляющих все, что можно пить и курить, совокупляющихся в лугах, лесах и полях, ничего не вызывало во мне теперь, кроме тошноты. Эйфория свободы сменилась полным унынием от осознания, что наша тюрьма находится не в стенах офиса. Наша тюрьма находится внутри нас. И если поменять стены офиса на лес, речку, луга, поля, леса, дать в руки бухло, раздеть и сказать: «Ну вот, теперь на ближайшие 2 недели ты- счастливый человек»,- то это не означает, что раб почувствует, что с рук и ног его упали кандалы. Он станет зависим от этого луга, речки, природы, обнаженных тел и бухла. Стены его тюрьмы немного расширятся, но станут даже крепче. А, впрочем, какое мне дело до других? Я уходил вглубь себя, снимая слой за слоем. Убирая все привычки, привязки, комплексы, чьи-то злые слова, зависть, мракобесие, тревогу. Я уходил внутрь, я очищался. Если поднять голову и смотреть на верхушки огромных деревьев, можно понять, насколько ты мал в этой огромной Вселенной, и насколько малы твои проблемы. И вообще, существуешь ли ты на фоне этой вековой природы? Или она смахнет тебя, как крошку со стола после обеда, и не заметит? А если ты самая любимая ее крошечка, и лежишь на бархатной маленькой подушечке в маленькой золотой шкатулочке, и любые твои проблемы, слезы, горе, метания расстраивают Вселенную? Если она тебя сделала, положила на маленькую подушечку в маленькую шкатулочку, и каждый вечер, ложась спать, она смотрит на тебя, и ждет, когда же ты вырастешь в огромное хлебное дерево, в баобаб, в стройную ель, коснешься верхушкой Её лица, когда ты станешь поистину велик и сможешь достойно вести свою беседу с ней? Но нет, каждый вечер она приближает Свое Прекрасное лицо к этой крошке на подушке и слышит твои мысли: «Посрался с тем, посрался с этим. Шеф – говнюк. Жена, дура, достала. Дети мои – дебилы. Дерьмовая работа, дерьмовый офис, дерьмовый мир. Ненавижу всех, все меня достали!». Она грустно вздыхает, закрывает шкатулочку, одну из миллиардов, триллионов шкатулочек и идет разговаривать с теми немногими баобабами, с теми прекрасными соснами, с теми хлебными деревьями, которые дали богатый урожай. Под листьями этих деревьев- великанов можно спрятаться от жары, зноя, невзгод и вьюг, потрясений и коллапсов. Долго – долго Вселенная разговаривает со своими великолепными соснами, баобабами и хлебными деревьями. И те внимают ей всю ночь, до самого утра.
Я не заметил, как забрел в сухую траву, она была мне по середину щеки. Вы понимаете. откуда сухая трава посередине лета? Я вот не очень. Трава была похожа на рожь. В ней тоже были колоски. Но она была размером с тританозавра. Есть такие вообще? Ну, блин, в общем, высокая. Я почти утонул в ней. Виднелась только верхушка моей головы. Я никогда не видел такой желтой, сухой, шуршащей травы. Я стоял посреди нее в точке невесомости. В моей Точке Безветрия, есть быть точнее. Я почти избавился от своей тоски, своего горя, неразделенных чувств. Я внезапно почувствовал любовь ко всему миру. Мне было, в общем-то, все равно, полюбит Она меня или нет. Я никогда не чувствовал себя и свое сердце таким живым. Это то самое слово: я просто был живым. Упоительное, удивительное ощущение. Этого вполне достаточно для счастья: чувствовать, что душа твоя не умерла, и, когда-нибудь, она вырастет в огромную сосну, баобаб и хлебное дерево, и я смогу разговаривать и понимать тех, кто создал меня…таким классным! Я вдруг понял, что я офигителен. Я стоял в этой высоченной сухой траве, раскинув руки и задрав голову в чернильное небо и понимал, что я великолепен. Что я всемогущ, я могу все. Просто все. И мне абсолютно все равно, что скажут или подумают про меня люди. Со мной был мой лес, моя речка, мои луга, моя высокая желтая сухая трава и Вселенная. Я был круче всех, всех самых крутых! Круче меня не было никого! Это ощущение всемогущества не оставляло меня. Я мог подзарядить атомную подстанцию сейчас. Осветить города. Повернуть реки вспять. Запустить гидростанции. Ракеты в Космос. На всей планете были только я и моя Вселенная, и больше никого.
Только я, чернильное небо и звезды.
Глупо оправдывать себя. Каждый из нас в состоянии контролировать свою жизнь, это понятно и ежу. Давай, похлещи себя по щекам, взбодрись, умойся холодной водой, выпей кофе. Кофе! Я опять нашел себя стоящим за стойкой ночного кафе и бормочущим «Один американо, пожалуйста». Дурацкая московская привычка. Курильщики меня поймут: вот вам нужно собраться, принять верное решение, вот что вы делаете? Правильно, идете и закуриваете. То есть, с точки зрения ЗОЖ, конечно не правильно, но сейчас не об этом. А что вы делаете, когда во время выкуривания первой сигареты решение еще не созрело? Верно, выкуриваете вторую. И так до бесконечности, пока дым из ушей не пойдет. Понятно, что так делать 24/7 нельзя, возможности человеческого организма не бесконечны. Но сама схема принятия решения понятна, да? Кажется, что решение зависит не от тебя, а от сигареты. И если сейчас не смог принять решение, то следующая выкуренная сигарета наверняка поможет. Несусветная глупость, конечно. Как будто от дыма сигарет, убивающих ваши легкие, в мозгу вдруг прибавится извилин. Как будто от чашки кофе появятся мысли, которых до сих пор не было в голове. Дурацкая вредная привычка – не более того. Внешнее не влияет на внутреннее. Мой «Сборщик №3» знает, о чем говорит. Я мог показать fuck всем адептам ЗОЖ – я никогда не курил. Не смог привыкнуть, не понравился дым вокруг меня, извергаемый мною, как огнедышащим драконом. Запах. Провоняли все мои вещи, а пробовал я курить лет в 17, и так трясся что мама узнает. Ох, мне бы прилетело. Шкерясь, курил месяц, когда не поступил в тот универ, в который хотел. Трагедь всей жизни тогда была, ха-ха. Сейчас бы просто плюнул и растёр. А тогда нет, тогда трагедь. Ну, и не втянулся, короче. Но кофе, сука, кофе. Заставляет меня прощать этому миру все: все его неровности, складки, расстройства, унижения, несправедливости, невзаимную любовь. Сука, кто изобрел этот наркотик, который маскируется под невинный напиток, тому нужно дать Нобелевскую премию и горы, просто горы золота, богатств и денег от всех кофеманов мира. Чувак, да мы живы только благодаря тебе. Мы верим в себя и в следующий день только благодаря кофе. Кофе – тот мотор, который заставляет нас работать до седьмого пота, чтобы наша, блин, мечта, блин, наконец исполнилась! Кофе заставляет нас шевелить лапками, когда хочется лечь и умереть. Кофе бодрит, кофе заводит лучше любимой женщины. Кофе хочет с нами быть всегда, ему все равно, горячее молоко к нему мы добавим или холодное, и сколько ложечек сахара, и корицы: он отработает своё даже если мы будем пить его гольняком, без всего, просто бахнем американо, ребята, и всё, просто американо и всё. Кофе, любовь моя, ради тебя я еще держусь молодцом на этой планете. От того, что я пью тебя литрами, глаз мой еще блестит, и я все еще бодр духом и меня все еще не победили.
Ноздри мои затрепетали, едва бармен поставил передо мной дымящуюся чашечку американо. От земли поднимался запах травы, от кофе шел густой пар и запах, Тот Самый Запах, разносящийся во всю округу. Я был счастлив.
Как вы догадались, никакого решения ко мне не пришло. Я снова брел без цели, без направления и почти без мыслей. Влюбился ли я в неё или мне только показалось? Хочу ли я действительно быть актером или я просто пытаюсь сбежать из невыносимого офиса? Кто я вообще? Временами кажется, что я отвратительно ленивое чудовище, которое катится бессмысленно по волнам жизни, ничего нового в жизнь не привнося. Жизнь смотрит на меня, делает face palm, расстроенно говорит: «А задумывали его, как разумное существо. Что и где пошло не так?». «Что же пошло не так?»,- спрашивал я себя, пробираясь через ряды высокой травы. Вот сейчас спросить, что происходит вокруг? Наверняка классно проводят время: где то танцуют на дискотеке, пляшут, бухают, веселятся, занимаются сексом - всё найс, так и должно быть, пока мы молоды и нас не призвали к ответу. Так почему же я один, как идиот, бреду посреди высокой травы, накаченный кофе под завязку, что я ищу, и где я это потерял?! Закричала выпь. Откуда я, житель мегаполиса, узнал, что это выпь? Я просто подумал, что больше некому. Ну, или это было мое подсознание, которое я уже достал своими размышлениями и литрами кофе. Она немного покричала и успокоилась. Наверное, у выпи тоже был экзистенциальный кризис. Я не пришел ни к чему, ребята. Ни к чему. Луна бесстрастно висела надо мной огромным оранжевым мандарином, я ничего не понимал. Иногда все, что нам остается, это «идти на солнце вдоль рядов кукурузы»(с). Иногда, все, что ты видишь вокруг себя после жизненного крушения – это высокую траву, высоченную, ребята, выше твоего роста, этот слой ужаса и проблем, что ты даже не видишь, где он кончается, и когда ты задираешь голову вверх, чтобы посмотреть, с тебя просто падает кепка. Все, что тебе остается, это «идти на солнце вдоль рядов кукурузы»(с). Потому что ничего, кроме этого ориентира – высоко висящего в безмолвном небе огненного шара, нет. Ты один на один с этими бесконечными рядами кукурузы.
Ты рад, что выжил, но абсолютно не понимаешь, в каком направлении двигаться. И только солнце может указать тебе путь, только оно.
Я озяб. «Озяб» - такое уютное слово. Так бабушки еще совсем недавно говорили своим внукам, накатавшимся зимой с горы, ввалившимся домой огромным снеговым комом: «Озяб, родной? Сейчас чай с малиной будем пить».
На рукав моей толстовки сели два совокупляющихся мотылька – однодневки. «Я вам не траходром»,- подумал я резко смахнул их с рукава. Они живут всего 24 часа, может быть, им простительно?
Страдание мое не уменьшалось. Я был один, как перст. Не то, чтобы я прям хотел страдать, нет. Но это ощущение всеобщего праздника, обилие молодых голых жизнерадостных тел, употребляющих все, что можно пить и курить, совокупляющихся в лугах, лесах и полях, ничего не вызывало во мне теперь, кроме тошноты. Эйфория свободы сменилась полным унынием от осознания, что наша тюрьма находится не в стенах офиса. Наша тюрьма находится внутри нас. И если поменять стены офиса на лес, речку, луга, поля, леса, дать в руки бухло, раздеть и сказать: «Ну вот, теперь на ближайшие 2 недели ты- счастливый человек»,- то это не означает, что раб почувствует, что с рук и ног его упали кандалы. Он станет зависим от этого луга, речки, природы, обнаженных тел и бухла. Стены его тюрьмы немного расширятся, но станут даже крепче. А, впрочем, какое мне дело до других? Я уходил вглубь себя, снимая слой за слоем. Убирая все привычки, привязки, комплексы, чьи-то злые слова, зависть, мракобесие, тревогу. Я уходил внутрь, я очищался. Если поднять голову и смотреть на верхушки огромных деревьев, можно понять, насколько ты мал в этой огромной Вселенной, и насколько малы твои проблемы. И вообще, существуешь ли ты на фоне этой вековой природы? Или она смахнет тебя, как крошку со стола после обеда, и не заметит? А если ты самая любимая ее крошечка, и лежишь на бархатной маленькой подушечке в маленькой золотой шкатулочке, и любые твои проблемы, слезы, горе, метания расстраивают Вселенную? Если она тебя сделала, положила на маленькую подушечку в маленькую шкатулочку, и каждый вечер, ложась спать, она смотрит на тебя, и ждет, когда же ты вырастешь в огромное хлебное дерево, в баобаб, в стройную ель, коснешься верхушкой Её лица, когда ты станешь поистину велик и сможешь достойно вести свою беседу с ней? Но нет, каждый вечер она приближает Свое Прекрасное лицо к этой крошке на подушке и слышит твои мысли: «Посрался с тем, посрался с этим. Шеф – говнюк. Жена, дура, достала. Дети мои – дебилы. Дерьмовая работа, дерьмовый офис, дерьмовый мир. Ненавижу всех, все меня достали!». Она грустно вздыхает, закрывает шкатулочку, одну из миллиардов, триллионов шкатулочек и идет разговаривать с теми немногими баобабами, с теми прекрасными соснами, с теми хлебными деревьями, которые дали богатый урожай. Под листьями этих деревьев- великанов можно спрятаться от жары, зноя, невзгод и вьюг, потрясений и коллапсов. Долго – долго Вселенная разговаривает со своими великолепными соснами, баобабами и хлебными деревьями. И те внимают ей всю ночь, до самого утра.
Я не заметил, как забрел в сухую траву, она была мне по середину щеки. Вы понимаете. откуда сухая трава посередине лета? Я вот не очень. Трава была похожа на рожь. В ней тоже были колоски. Но она была размером с тританозавра. Есть такие вообще? Ну, блин, в общем, высокая. Я почти утонул в ней. Виднелась только верхушка моей головы. Я никогда не видел такой желтой, сухой, шуршащей травы. Я стоял посреди нее в точке невесомости. В моей Точке Безветрия, есть быть точнее. Я почти избавился от своей тоски, своего горя, неразделенных чувств. Я внезапно почувствовал любовь ко всему миру. Мне было, в общем-то, все равно, полюбит Она меня или нет. Я никогда не чувствовал себя и свое сердце таким живым. Это то самое слово: я просто был живым. Упоительное, удивительное ощущение. Этого вполне достаточно для счастья: чувствовать, что душа твоя не умерла, и, когда-нибудь, она вырастет в огромную сосну, баобаб и хлебное дерево, и я смогу разговаривать и понимать тех, кто создал меня…таким классным! Я вдруг понял, что я офигителен. Я стоял в этой высоченной сухой траве, раскинув руки и задрав голову в чернильное небо и понимал, что я великолепен. Что я всемогущ, я могу все. Просто все. И мне абсолютно все равно, что скажут или подумают про меня люди. Со мной был мой лес, моя речка, мои луга, моя высокая желтая сухая трава и Вселенная. Я был круче всех, всех самых крутых! Круче меня не было никого! Это ощущение всемогущества не оставляло меня. Я мог подзарядить атомную подстанцию сейчас. Осветить города. Повернуть реки вспять. Запустить гидростанции. Ракеты в Космос. На всей планете были только я и моя Вселенная, и больше никого.
Только я, чернильное небо и звезды.
Глупо оправдывать себя. Каждый из нас в состоянии контролировать свою жизнь, это понятно и ежу. Давай, похлещи себя по щекам, взбодрись, умойся холодной водой, выпей кофе. Кофе! Я опять нашел себя стоящим за стойкой ночного кафе и бормочущим «Один американо, пожалуйста». Дурацкая московская привычка. Курильщики меня поймут: вот вам нужно собраться, принять верное решение, вот что вы делаете? Правильно, идете и закуриваете. То есть, с точки зрения ЗОЖ, конечно не правильно, но сейчас не об этом. А что вы делаете, когда во время выкуривания первой сигареты решение еще не созрело? Верно, выкуриваете вторую. И так до бесконечности, пока дым из ушей не пойдет. Понятно, что так делать 24/7 нельзя, возможности человеческого организма не бесконечны. Но сама схема принятия решения понятна, да? Кажется, что решение зависит не от тебя, а от сигареты. И если сейчас не смог принять решение, то следующая выкуренная сигарета наверняка поможет. Несусветная глупость, конечно. Как будто от дыма сигарет, убивающих ваши легкие, в мозгу вдруг прибавится извилин. Как будто от чашки кофе появятся мысли, которых до сих пор не было в голове. Дурацкая вредная привычка – не более того. Внешнее не влияет на внутреннее. Мой «Сборщик №3» знает, о чем говорит. Я мог показать fuck всем адептам ЗОЖ – я никогда не курил. Не смог привыкнуть, не понравился дым вокруг меня, извергаемый мною, как огнедышащим драконом. Запах. Провоняли все мои вещи, а пробовал я курить лет в 17, и так трясся что мама узнает. Ох, мне бы прилетело. Шкерясь, курил месяц, когда не поступил в тот универ, в который хотел. Трагедь всей жизни тогда была, ха-ха. Сейчас бы просто плюнул и растёр. А тогда нет, тогда трагедь. Ну, и не втянулся, короче. Но кофе, сука, кофе. Заставляет меня прощать этому миру все: все его неровности, складки, расстройства, унижения, несправедливости, невзаимную любовь. Сука, кто изобрел этот наркотик, который маскируется под невинный напиток, тому нужно дать Нобелевскую премию и горы, просто горы золота, богатств и денег от всех кофеманов мира. Чувак, да мы живы только благодаря тебе. Мы верим в себя и в следующий день только благодаря кофе. Кофе – тот мотор, который заставляет нас работать до седьмого пота, чтобы наша, блин, мечта, блин, наконец исполнилась! Кофе заставляет нас шевелить лапками, когда хочется лечь и умереть. Кофе бодрит, кофе заводит лучше любимой женщины. Кофе хочет с нами быть всегда, ему все равно, горячее молоко к нему мы добавим или холодное, и сколько ложечек сахара, и корицы: он отработает своё даже если мы будем пить его гольняком, без всего, просто бахнем американо, ребята, и всё, просто американо и всё. Кофе, любовь моя, ради тебя я еще держусь молодцом на этой планете. От того, что я пью тебя литрами, глаз мой еще блестит, и я все еще бодр духом и меня все еще не победили.
Ноздри мои затрепетали, едва бармен поставил передо мной дымящуюся чашечку американо. От земли поднимался запах травы, от кофе шел густой пар и запах, Тот Самый Запах, разносящийся во всю округу. Я был счастлив.
Как вы догадались, никакого решения ко мне не пришло. Я снова брел без цели, без направления и почти без мыслей. Влюбился ли я в неё или мне только показалось? Хочу ли я действительно быть актером или я просто пытаюсь сбежать из невыносимого офиса? Кто я вообще? Временами кажется, что я отвратительно ленивое чудовище, которое катится бессмысленно по волнам жизни, ничего нового в жизнь не привнося. Жизнь смотрит на меня, делает face palm, расстроенно говорит: «А задумывали его, как разумное существо. Что и где пошло не так?». «Что же пошло не так?»,- спрашивал я себя, пробираясь через ряды высокой травы. Вот сейчас спросить, что происходит вокруг? Наверняка классно проводят время: где то танцуют на дискотеке, пляшут, бухают, веселятся, занимаются сексом - всё найс, так и должно быть, пока мы молоды и нас не призвали к ответу. Так почему же я один, как идиот, бреду посреди высокой травы, накаченный кофе под завязку, что я ищу, и где я это потерял?! Закричала выпь. Откуда я, житель мегаполиса, узнал, что это выпь? Я просто подумал, что больше некому. Ну, или это было мое подсознание, которое я уже достал своими размышлениями и литрами кофе. Она немного покричала и успокоилась. Наверное, у выпи тоже был экзистенциальный кризис. Я не пришел ни к чему, ребята. Ни к чему. Луна бесстрастно висела надо мной огромным оранжевым мандарином, я ничего не понимал. Иногда все, что нам остается, это «идти на солнце вдоль рядов кукурузы»(с). Иногда, все, что ты видишь вокруг себя после жизненного крушения – это высокую траву, высоченную, ребята, выше твоего роста, этот слой ужаса и проблем, что ты даже не видишь, где он кончается, и когда ты задираешь голову вверх, чтобы посмотреть, с тебя просто падает кепка. Все, что тебе остается, это «идти на солнце вдоль рядов кукурузы»(с). Потому что ничего, кроме этого ориентира – высоко висящего в безмолвном небе огненного шара, нет. Ты один на один с этими бесконечными рядами кукурузы.
Ты рад, что выжил, но абсолютно не понимаешь, в каком направлении двигаться. И только солнце может указать тебе путь, только оно.
Я озяб. «Озяб» - такое уютное слово. Так бабушки еще совсем недавно говорили своим внукам, накатавшимся зимой с горы, ввалившимся домой огромным снеговым комом: «Озяб, родной? Сейчас чай с малиной будем пить».
