Ребята подавленно молчали, поняв, что это всё не шутка. Я убирал мокрые от пота волосы с Сашкиного лба и следил за тем, чтобы он не заснул, потому что если бы он потерял сознание, наши дела пошли бы хуже. Наконец пришли два больших медбрата с носилками, мы погрузили туда Сашку и пошли за ними. Васька бежал за носилками, как собачонка, путаясь у огромных медбратьев под ногами, поднимал длинные Сашкины руки, которые свисали плетьми, обратно на носилки, и все бормотал: «Осторожнее! Ему же больно! Осторожнее!». Его затащили в огромный белый шалаш с красным крестом, а мы с Васькой сели курить под дерево. Я вообще-то не курю. Редко-редко, в баре, когда выпью. Но тут Васька достал из кармана дурацкой клетчатой рубашки заныканную сигарету, я молча взял и закурил. Над лесом вставал сонный розовый рассвет, медленно, как будто он вообще заблудился и должен был быть в каком-нибудь идеальном Майами, а не над палаткой со страдающим Сашкой и нелепыми нами. Мы сидели на пне и молча курили. Васька тихо сказал: «Он мог бы помереть», я ответил: «Ага». Больше мы не произнесли ни слова. Потом вышел врач, снял перчатки и сказал: «Меньше пить кофе вашему другу надо». Васька обрадовался и затараторил: «С ним всё в порядке? Все хорошо? Правда!?Ой!Ура! А так-то да, он у нас большой кофеман». «И вообще пить ему нельзя», - добавил врач и многозначительно посмотрел на нас. Мы смутились. Можно было бы подумать, что мы его верные друзья- алкоголики, и вечно соображаем на троих. Васька спросил, можно ли зайти к Сашке, но врач мягко отправил нас восвояси, сказав что Сашка под уколами и не надо его беспокоить сейчас. Мы с Васькой медленно шли по дороге, обрывая листья. Уже рассвело и вовсю заливались птицы. Моя голова была чугунной от усталости и я подумал, что мне уже ни за что не вспомнить свой сон. Когда мы подошли к нашему костровищу, Васька пожал мне руку и сказал: «Спасибо». Я кивнул головой, полез в палатку, но, прежде чем застегнул молнию на ней, услышал, что Васька хлюпает носом меж сосен, и я бы не осудил его, если бы оказалось, что он плачет. Я бы и сам, честно говоря, не отказался бы, если бы мог. Все мои слёзы остались в подростковом возрасте, с тех пор я – пустая кочерыжка. Я уткнулся головой в мою толстовку, которая служила мне подушкой, и провалился в черный сон, где постоянно по кругу вертелся один и тот же сюжет: во всю длину нашего поля стоят солдаты, они берут ружья на изготовку, а я бегаю перед ними и кричу одну и ту же фразу: «Он не бухает, он болеет! Он не бухает, он болеет! У него сердце!» А они смотрят на меня презрительно и осуждающе, и ничего не говорят. Когда они взводят курки, я оглядываюсь и вижу на другой стороне поля Сашку, на груди у него нарисована огромная черно-белая круглая мишень. И черный страх хватает меня за сердце, я понимаю, что не успел.
Внезапно я проснулся от душераздирающего вопля «Валераааа!», и резко сел, ткнувшись головой в тканевый «потолок» палатки. Сквозь сон долетали обрывки мыслей, что сейчас-то точно, этот парень, орущий «Валера», расскажет всем этим солдатам, как мы тащили Сашку, и они поверят. Я понял что «Валера» орут снаружи, совсем рядом, пока молния на моей палатке не открылось с треском и совсем близко к моему носу я увидел радостное веснушчатое лицо Лунтика: «Вылезай! Глянь, чо творится!». Я вылез, судорожно растирая глаза и пытаясь проснуться. Хотел выпить чая, но мне не дали, я смог глотнуть только глотка три воды. Меня подхватили и мы вынеслись всей нашей труппой на огромную поляну – центра всего нашего палаточного городка. Уже подходя, я начал щипать себя за руку, мне казалось, что это все происходило не с нами. Гимнасты размахивали флагами, на лентах было написано: «Местонахождение Валеры, 100 баксов», шли девчонки – невесты, с плакатами «Выйду замуж за Валеру», «Валера, где ты ?», какие то огромные мужики расписали полностью свои тела надписями: «Я не Валера», тут же проходил « Конкурс Валер», нужно было 30 раз присесть и сразу после этого, запыхавшись, кричать «Валера», кто протяжнее и громче крикнет, засекали с секундомером. Рядом стоял шатёр: в нем делали хной татуировки «Валера, любовь моя», «Жду Валеру» и «Валера навсегда». Это было похоже на безумный цирк, клоунаду, светопреставление. Я гадал, как, ну каааак один подвыпивший парень в драной тельняшке, который всю ночь по палаткам искал своего дружка, смог так объединить весь огромный лагерь незнакомых друг с другом людей? Почему и как вдруг внезапно поперло это безумное творчество из всех щелей, как будто все только ждали этой отмашки «Теперь можно», «ииии панеслась»? Почему все изначально не могли начать творить? Почему нужен был этот полу-пьяный, полу-безумный человек, который так страстно, так отчаянно, так несгибаемо искал ночью своего друга Валеру? Ведь на этом огромном поле было свыше тысячи палаток, как же он умудрился зайти почти во все, в отчаянной попытке найти друга? Я почти грохнулся, но чудом ухватился за столб - на меня наткнулась радостная зеленоволосая девчонка, чуть не угробив и меня и себя заодно огромным плакатом «Валера, я хочу от тебя детей». Нас ожидал флеш моб про Валеру практически везде, на всех палатках в срочном порядке появились надписи: «Кофе Черный Валера», коктейль «Тройничок с Валерой», стрижка «Под Валеру», мастер-класс по тантрическому сексу «с Валерой», Коктейль «Валера удивлен», пирожное «Сладкий Валера». Глаза разбегались, наши продавцы очень быстро подсуетились. Никогда в жизни я больше не видел настолько скоростного маркетингового хода. Народ всё покупал, хватал, хватал, хватал и ржал. Везде были плакаты «Валера там!», «Валеры тут нет!», «Кто угодно, только не Валера!». Девчонки придумали «Танец для Валеры» и танцевали его везде, парни рисовали себе стрелки на животе, ведущие вниз и подписывали «Круче, чем у Валеры». В рупоры призывали всех Валер собраться для конкурса, в ходе которого обещали определить Того Самого мистического Валеру. Вокруг всего этого безумия ходили люди на ходулях и дарили всем надувные шарики с надписями «Валера любит тебя», «Найди меня, Валера», «Я твой Валера». Я чувствовал себя в эпицентре чего то совершенно невообразимого, и мои щеки уже устали смеяться, я давно так себя хорошо не чувствовал, и в этот момент у меня внезапно тоскливо засосало под ложечкой. Я вспомнил, что совсем не видел Девушку Моей Мечты со вчерашнего дня и внезапно ноги мои сами меня понесли к тому месту, где мы познакомились и она купалась голой. Честно говоря, я боялся, что я забыл, как выглядит тот самый бар. У них у всех были столики в виде перевернутых бочек, у всех висели китайские фонарики, барменши почти все были топлес, и найти тот самый оказалось крайне сложно. Наконец, отчаявшись, в ближайшем, я заказал себе странный черный чай с апельсиновыми корками и зашел на задворки какого-то бара. Я с размаху сел на раскаленную солнцем скамейку и еле слышно взвыл: она прожгла мои шорты. Услышал смешок, завертел головой в поисках звука. Сквозь стебли травы я увидел хитрый карий глаз, который разглядывал меня с нескрываемым любопытством. «Леська!!!», -заорал я, чуть не расплескав весь мой чай. Ломанулся к ней, отдирая мгновенно намокшую от пота и прилипшую к скамейке ляжку. Леська загорала в сарафане. «Ну не странная ли женщина?»,– подумал я,- «купается голой, загорает в сарафане». «А я так и думала, что встречу тебя», - сказала Леся, жуя белыми зубами совершенно астрономических размеров травинку, -«я даже купаться не пошла». «Ну и молодец», - пробормотал я, устраиваясь рядом. А потом мы просто лежали и молчали. Я не спал. Смотрел на завиток волос у розового ушка. На россыпь веснушек, которыми Бог щедро усыпал её носик и щеки. Карие глаза и рыжие веснушки. Странное, завораживающее сочетание. Смотрел на ее пухлый живот. Не по моде, против правил. Смотрел, как ей неудобно лежать на животе с таким большим размером груди, и как она смешно устраивается, точно кошка, ворочается, когда она пытается лечь на живот. Она больше не делала попыток искупаться при мне голой. Мы разглядывали друг друга, разглядывали так, как будто давно влюблены друг в друга, медленно, по- хозяйски, но при этом ни одна мелочь не ускользала от нас. Я почувствовал её близость ко мне. Она пахла кокосом. Но не старым, спелым кокосом. А свежими, молодыми кокосиками. Если бы я давал название запаху свежих, зеленых кокосиков, то это было бы Её Имя. Я откинулся на спину, посмотрел в небо. Потом на нее. Между нами была высокая травинка с хохолком. И по этой травинке бесконечно долго ползла божья коровка. Бесконечно. Долго. Ползла. Божья. Коровка. За все это время мы не пошевелились и не издали ни единого звука. Наконец божья коровка, неуклюже зацепившись за край травинки, грохнулась в траву, откуда тут же, с недовольным жужжанием взлетела. И между нами не осталось ничего, что бы защитило меня от Нее, а Её от меня. Божья коровка была последним крестражем, тем, что вставало между нами стеной. Я поскреб по стенкам души, выискивая, что там осталось: самолюбие? Мужская гордость? Я подумал, что прошло слишком мало времени. Я вызвал дух Рыжей соблазнительности, чтобы она защитила меня от этого тайфуна, урагана Нежности, который молча ждал, как ждет безумно обжигающий черный кофе под такой нежной и теплой молочной пенкой. Да что я вру? Какой кофе? Она была огромной атомной бомбой, ожидающей своего часа. В ушах моих тикал отсчет до ее взрыва. Тик-так. Тик-так. Тик.
Меня готовились разбить. Уничтожить. Снести все мои защиты. Раздеть и оставить в лесу на съедение муравьям. Всю жизнь держать меня под каблуком, канючить, что нечего надеть, потрошить мой кошелек, выдавливать мои прыщи на спине, заставить всю мою ванную своими дурацкими склянками, отбирать мое одеяло, возить меня к своей (наверняка стервозной) маме, говорить своим подружкам «А мой идиот», выпрашивать деньги на новые колготки (вы их едите?), кричать что хочет норковую шубу и на Мальдивы, а потом родить такую же, капризную…маленькую...взбалмошную…или такого же дерзкого…смешного…решительного…Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами, я дёрнулся. Леся лежала абсолютно недвижимо, как Императрица на ложе и лишь хитро смотрела на меня. Парни. Мужчины. Ребята. Мужики. Не обольщайтесь. Не думайте, что если вы втрескались, то об этом никто никогда не узнает. Эти неземные создания способны унюхивать вашу любовь за доли секунды и за тысячи километров. Акула чует кровь жертвы за несколько миль, женщина определяет влюбленность мужчины по дуновению ветра. Я попал впросак. Так бы выразился Гоголь? Попал впросак. Она знала, чувствовала, видела все мои мысленные метания, написанные на моем испуганном лице. Я начал что-то бормотать про то, что мне пора на репетицию, и вдруг она цепко схватила меня за руку и нежно поцеловала в уголок губы. Ну, то есть вроде и не в губы, и не в щеку. Куда-то между. Испытанный прием восьмиклассников, случайно попавших во френдозону. Мы всегда так делали в кинотеатре, прощаясь: если что, можно было сделать удивленный вид, что-то типа «не попал». Блин, какого хрена она играет по нашим правилам?!Я же не восьмиклассник! Так какого..?!Это же наши мужские хитрости, мы их копили веками! Бережно передавали от деда к отцу, от отца к сыну! Я нервно сглотнул, Леся улыбнулась и снова легла, как ни в чем не бывало. Так удобненько устраиваются на троне царицы, отдав приказ кого –нибудь казнить. Я поднялся на негнущихся ногах, опять что-то пробормотал, что-то вроде «до встречи», сам не понял. И пошёл. И пошёл. Стремительной походкой независимого и уверенного в себе мужчины. Но нам обоим было совершенно ясно, что я ещё вернусь.
Утром я проснулся с дикой головной болью. Судорожно вспоминал, чем закончился вечер. Вроде бы ничего крамольного: я не пил уже целую неделю. Ребята где-то каждый вечер находили пиво и очень странное вино, а я не пил. Не хотелось. С первого сонного мгновения утра вспомнил, как бьется на виске голубая венка у Леськи, почему-то мне показалось это милым и волнующим. Сразу же сильно помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Шея немедленно хрястнула одновременно в нескольких местах, вот что значит- приступить к «спорту» прямо с утра. В уши резко ударили звуки джаза из настоящих инструментов: рядом шла репетиция. Я побрел к умывальнику, начал чистить зубы. «Никогда еще я не чистил зубы под живой джаз»,-подумал я. Режиссер заявила, что весь наш театр в срочном порядке идет на дружественный мастер класс по энергии, йоге, акцентуализации и чему то там блин еще. Ну, возможно, там было другое, еще более мудреное слово, я точно не помню. Я робко возразил, что йогом никогда не был. Мне было велено в срочном порядке натянуть штаны и идти за всеми. Я горько вздохнул, и подумал, что временами наш театр напоминает какую-то секту. Мы шли мимо просыпающихся после ночной попойки молодых людей, мимо девчонок, которые танцевали всю ночь и упали в траву тут же, «от избытка чувств», и там же и заснули. «Праздник непослушания» был в полном разгаре. Мы прошли мимо огромной вилки и ложки, воткнутых в землю и служащих воротами в следующий сектор, «Презервативочная» с утра уже пользовалась спросом, очередь стояла в палатку с говорящим названием «Опохмелишка». Мы тоже были достаточно разбиты, наше театральное войско выглядело потрёпанным после еще одной ночи в этом царстве молодости, бесшабашности, отсутствия всех правил и норм, этих цепей, сковывающих людей в железобетонном городе. Наконец мы нашли огромный шалаш и в бессилии заползли вовнутрь. В глубине шатра все йоги сидели дисциплинированно на разноцветных ковриках и медитировали. Они были свежепомыты, сосредоточены, мирны. Монотонно бормоча свои мантры, они казались нашей полной противоположностью: вся наша предыдущая разбитная ночь была написана на наших лицах. Но была в них и какая то холодность, какая то особая отстраненность. В наших же жилах бушевал огонь. Мы были потрёпаны, но на многое еще способны. Посреди этих ковриков ходил огромный бородатый дядька, который вещал об осознанности, о любви к себе, об энергии, о том, что с помощью этой энергии можно сделать. На террасе у шатра лежали двое наших знакомых. Эти двое прекрасных гедонистов лежали по-тюленьи лениво и эффектно, приковывая всеобщее внимание. Так красиво они курили свой кальян, так вкусно ели аджарские хачапури за обе щеки и угощали ими всех подряд, так здорово рассказывали, что сейчас пойдут и выпьют холодное винишко, что наши театральные, вместо этого йоговского дядьки, подтянулись именно к ним. Да простят меня враги бодипозитивщиков, но по этим двоим было видно, что худеть они не в коем разе не собираются, что едят они самое вкусное и отборное, курят лучший в мире табак и собираются сегодня выпить лучшее в мире вино. Одеты они были в дорогие комфортные одежды прекрасных размеров, и сразу видно, что на этот фестиваль люди приехали от-ды-хать. Я отчаянно завидовал. Я был со своим весом словно мальчик между этих двух великолепных касаток- сибаритов, я был никто, я не умел наслаждаться жизнью. Я умел лишь гнобить себя. 24/7. Отчаянно ругать себя за все сделанное и несделанное. Это у меня хорошо получалось.
Режиссер внезапно начала орать, чтобы мы все прошли по битому стеклу, чтобы завершить энергетический процесс, полученный от мастера по йоге.
Внезапно я проснулся от душераздирающего вопля «Валераааа!», и резко сел, ткнувшись головой в тканевый «потолок» палатки. Сквозь сон долетали обрывки мыслей, что сейчас-то точно, этот парень, орущий «Валера», расскажет всем этим солдатам, как мы тащили Сашку, и они поверят. Я понял что «Валера» орут снаружи, совсем рядом, пока молния на моей палатке не открылось с треском и совсем близко к моему носу я увидел радостное веснушчатое лицо Лунтика: «Вылезай! Глянь, чо творится!». Я вылез, судорожно растирая глаза и пытаясь проснуться. Хотел выпить чая, но мне не дали, я смог глотнуть только глотка три воды. Меня подхватили и мы вынеслись всей нашей труппой на огромную поляну – центра всего нашего палаточного городка. Уже подходя, я начал щипать себя за руку, мне казалось, что это все происходило не с нами. Гимнасты размахивали флагами, на лентах было написано: «Местонахождение Валеры, 100 баксов», шли девчонки – невесты, с плакатами «Выйду замуж за Валеру», «Валера, где ты ?», какие то огромные мужики расписали полностью свои тела надписями: «Я не Валера», тут же проходил « Конкурс Валер», нужно было 30 раз присесть и сразу после этого, запыхавшись, кричать «Валера», кто протяжнее и громче крикнет, засекали с секундомером. Рядом стоял шатёр: в нем делали хной татуировки «Валера, любовь моя», «Жду Валеру» и «Валера навсегда». Это было похоже на безумный цирк, клоунаду, светопреставление. Я гадал, как, ну каааак один подвыпивший парень в драной тельняшке, который всю ночь по палаткам искал своего дружка, смог так объединить весь огромный лагерь незнакомых друг с другом людей? Почему и как вдруг внезапно поперло это безумное творчество из всех щелей, как будто все только ждали этой отмашки «Теперь можно», «ииии панеслась»? Почему все изначально не могли начать творить? Почему нужен был этот полу-пьяный, полу-безумный человек, который так страстно, так отчаянно, так несгибаемо искал ночью своего друга Валеру? Ведь на этом огромном поле было свыше тысячи палаток, как же он умудрился зайти почти во все, в отчаянной попытке найти друга? Я почти грохнулся, но чудом ухватился за столб - на меня наткнулась радостная зеленоволосая девчонка, чуть не угробив и меня и себя заодно огромным плакатом «Валера, я хочу от тебя детей». Нас ожидал флеш моб про Валеру практически везде, на всех палатках в срочном порядке появились надписи: «Кофе Черный Валера», коктейль «Тройничок с Валерой», стрижка «Под Валеру», мастер-класс по тантрическому сексу «с Валерой», Коктейль «Валера удивлен», пирожное «Сладкий Валера». Глаза разбегались, наши продавцы очень быстро подсуетились. Никогда в жизни я больше не видел настолько скоростного маркетингового хода. Народ всё покупал, хватал, хватал, хватал и ржал. Везде были плакаты «Валера там!», «Валеры тут нет!», «Кто угодно, только не Валера!». Девчонки придумали «Танец для Валеры» и танцевали его везде, парни рисовали себе стрелки на животе, ведущие вниз и подписывали «Круче, чем у Валеры». В рупоры призывали всех Валер собраться для конкурса, в ходе которого обещали определить Того Самого мистического Валеру. Вокруг всего этого безумия ходили люди на ходулях и дарили всем надувные шарики с надписями «Валера любит тебя», «Найди меня, Валера», «Я твой Валера». Я чувствовал себя в эпицентре чего то совершенно невообразимого, и мои щеки уже устали смеяться, я давно так себя хорошо не чувствовал, и в этот момент у меня внезапно тоскливо засосало под ложечкой. Я вспомнил, что совсем не видел Девушку Моей Мечты со вчерашнего дня и внезапно ноги мои сами меня понесли к тому месту, где мы познакомились и она купалась голой. Честно говоря, я боялся, что я забыл, как выглядит тот самый бар. У них у всех были столики в виде перевернутых бочек, у всех висели китайские фонарики, барменши почти все были топлес, и найти тот самый оказалось крайне сложно. Наконец, отчаявшись, в ближайшем, я заказал себе странный черный чай с апельсиновыми корками и зашел на задворки какого-то бара. Я с размаху сел на раскаленную солнцем скамейку и еле слышно взвыл: она прожгла мои шорты. Услышал смешок, завертел головой в поисках звука. Сквозь стебли травы я увидел хитрый карий глаз, который разглядывал меня с нескрываемым любопытством. «Леська!!!», -заорал я, чуть не расплескав весь мой чай. Ломанулся к ней, отдирая мгновенно намокшую от пота и прилипшую к скамейке ляжку. Леська загорала в сарафане. «Ну не странная ли женщина?»,– подумал я,- «купается голой, загорает в сарафане». «А я так и думала, что встречу тебя», - сказала Леся, жуя белыми зубами совершенно астрономических размеров травинку, -«я даже купаться не пошла». «Ну и молодец», - пробормотал я, устраиваясь рядом. А потом мы просто лежали и молчали. Я не спал. Смотрел на завиток волос у розового ушка. На россыпь веснушек, которыми Бог щедро усыпал её носик и щеки. Карие глаза и рыжие веснушки. Странное, завораживающее сочетание. Смотрел на ее пухлый живот. Не по моде, против правил. Смотрел, как ей неудобно лежать на животе с таким большим размером груди, и как она смешно устраивается, точно кошка, ворочается, когда она пытается лечь на живот. Она больше не делала попыток искупаться при мне голой. Мы разглядывали друг друга, разглядывали так, как будто давно влюблены друг в друга, медленно, по- хозяйски, но при этом ни одна мелочь не ускользала от нас. Я почувствовал её близость ко мне. Она пахла кокосом. Но не старым, спелым кокосом. А свежими, молодыми кокосиками. Если бы я давал название запаху свежих, зеленых кокосиков, то это было бы Её Имя. Я откинулся на спину, посмотрел в небо. Потом на нее. Между нами была высокая травинка с хохолком. И по этой травинке бесконечно долго ползла божья коровка. Бесконечно. Долго. Ползла. Божья. Коровка. За все это время мы не пошевелились и не издали ни единого звука. Наконец божья коровка, неуклюже зацепившись за край травинки, грохнулась в траву, откуда тут же, с недовольным жужжанием взлетела. И между нами не осталось ничего, что бы защитило меня от Нее, а Её от меня. Божья коровка была последним крестражем, тем, что вставало между нами стеной. Я поскреб по стенкам души, выискивая, что там осталось: самолюбие? Мужская гордость? Я подумал, что прошло слишком мало времени. Я вызвал дух Рыжей соблазнительности, чтобы она защитила меня от этого тайфуна, урагана Нежности, который молча ждал, как ждет безумно обжигающий черный кофе под такой нежной и теплой молочной пенкой. Да что я вру? Какой кофе? Она была огромной атомной бомбой, ожидающей своего часа. В ушах моих тикал отсчет до ее взрыва. Тик-так. Тик-так. Тик.
Меня готовились разбить. Уничтожить. Снести все мои защиты. Раздеть и оставить в лесу на съедение муравьям. Всю жизнь держать меня под каблуком, канючить, что нечего надеть, потрошить мой кошелек, выдавливать мои прыщи на спине, заставить всю мою ванную своими дурацкими склянками, отбирать мое одеяло, возить меня к своей (наверняка стервозной) маме, говорить своим подружкам «А мой идиот», выпрашивать деньги на новые колготки (вы их едите?), кричать что хочет норковую шубу и на Мальдивы, а потом родить такую же, капризную…маленькую...взбалмошную…или такого же дерзкого…смешного…решительного…Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами, я дёрнулся. Леся лежала абсолютно недвижимо, как Императрица на ложе и лишь хитро смотрела на меня. Парни. Мужчины. Ребята. Мужики. Не обольщайтесь. Не думайте, что если вы втрескались, то об этом никто никогда не узнает. Эти неземные создания способны унюхивать вашу любовь за доли секунды и за тысячи километров. Акула чует кровь жертвы за несколько миль, женщина определяет влюбленность мужчины по дуновению ветра. Я попал впросак. Так бы выразился Гоголь? Попал впросак. Она знала, чувствовала, видела все мои мысленные метания, написанные на моем испуганном лице. Я начал что-то бормотать про то, что мне пора на репетицию, и вдруг она цепко схватила меня за руку и нежно поцеловала в уголок губы. Ну, то есть вроде и не в губы, и не в щеку. Куда-то между. Испытанный прием восьмиклассников, случайно попавших во френдозону. Мы всегда так делали в кинотеатре, прощаясь: если что, можно было сделать удивленный вид, что-то типа «не попал». Блин, какого хрена она играет по нашим правилам?!Я же не восьмиклассник! Так какого..?!Это же наши мужские хитрости, мы их копили веками! Бережно передавали от деда к отцу, от отца к сыну! Я нервно сглотнул, Леся улыбнулась и снова легла, как ни в чем не бывало. Так удобненько устраиваются на троне царицы, отдав приказ кого –нибудь казнить. Я поднялся на негнущихся ногах, опять что-то пробормотал, что-то вроде «до встречи», сам не понял. И пошёл. И пошёл. Стремительной походкой независимого и уверенного в себе мужчины. Но нам обоим было совершенно ясно, что я ещё вернусь.
Утром я проснулся с дикой головной болью. Судорожно вспоминал, чем закончился вечер. Вроде бы ничего крамольного: я не пил уже целую неделю. Ребята где-то каждый вечер находили пиво и очень странное вино, а я не пил. Не хотелось. С первого сонного мгновения утра вспомнил, как бьется на виске голубая венка у Леськи, почему-то мне показалось это милым и волнующим. Сразу же сильно помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Шея немедленно хрястнула одновременно в нескольких местах, вот что значит- приступить к «спорту» прямо с утра. В уши резко ударили звуки джаза из настоящих инструментов: рядом шла репетиция. Я побрел к умывальнику, начал чистить зубы. «Никогда еще я не чистил зубы под живой джаз»,-подумал я. Режиссер заявила, что весь наш театр в срочном порядке идет на дружественный мастер класс по энергии, йоге, акцентуализации и чему то там блин еще. Ну, возможно, там было другое, еще более мудреное слово, я точно не помню. Я робко возразил, что йогом никогда не был. Мне было велено в срочном порядке натянуть штаны и идти за всеми. Я горько вздохнул, и подумал, что временами наш театр напоминает какую-то секту. Мы шли мимо просыпающихся после ночной попойки молодых людей, мимо девчонок, которые танцевали всю ночь и упали в траву тут же, «от избытка чувств», и там же и заснули. «Праздник непослушания» был в полном разгаре. Мы прошли мимо огромной вилки и ложки, воткнутых в землю и служащих воротами в следующий сектор, «Презервативочная» с утра уже пользовалась спросом, очередь стояла в палатку с говорящим названием «Опохмелишка». Мы тоже были достаточно разбиты, наше театральное войско выглядело потрёпанным после еще одной ночи в этом царстве молодости, бесшабашности, отсутствия всех правил и норм, этих цепей, сковывающих людей в железобетонном городе. Наконец мы нашли огромный шалаш и в бессилии заползли вовнутрь. В глубине шатра все йоги сидели дисциплинированно на разноцветных ковриках и медитировали. Они были свежепомыты, сосредоточены, мирны. Монотонно бормоча свои мантры, они казались нашей полной противоположностью: вся наша предыдущая разбитная ночь была написана на наших лицах. Но была в них и какая то холодность, какая то особая отстраненность. В наших же жилах бушевал огонь. Мы были потрёпаны, но на многое еще способны. Посреди этих ковриков ходил огромный бородатый дядька, который вещал об осознанности, о любви к себе, об энергии, о том, что с помощью этой энергии можно сделать. На террасе у шатра лежали двое наших знакомых. Эти двое прекрасных гедонистов лежали по-тюленьи лениво и эффектно, приковывая всеобщее внимание. Так красиво они курили свой кальян, так вкусно ели аджарские хачапури за обе щеки и угощали ими всех подряд, так здорово рассказывали, что сейчас пойдут и выпьют холодное винишко, что наши театральные, вместо этого йоговского дядьки, подтянулись именно к ним. Да простят меня враги бодипозитивщиков, но по этим двоим было видно, что худеть они не в коем разе не собираются, что едят они самое вкусное и отборное, курят лучший в мире табак и собираются сегодня выпить лучшее в мире вино. Одеты они были в дорогие комфортные одежды прекрасных размеров, и сразу видно, что на этот фестиваль люди приехали от-ды-хать. Я отчаянно завидовал. Я был со своим весом словно мальчик между этих двух великолепных касаток- сибаритов, я был никто, я не умел наслаждаться жизнью. Я умел лишь гнобить себя. 24/7. Отчаянно ругать себя за все сделанное и несделанное. Это у меня хорошо получалось.
Режиссер внезапно начала орать, чтобы мы все прошли по битому стеклу, чтобы завершить энергетический процесс, полученный от мастера по йоге.
