Я смогу сладить с ней! Обязана сладить! Иначе быть не может!
Я внутренне подобралась, настраивая себя на предстоящий рывок. Еще немного подождать, пусть спустится к лодке, займется сумкой, благо телефон продолжал разрываться, оправдывая звание одного из самых громких аппаратов в своей линейке.
Еще немного… Несколько мгновений… ударов сердца… Каждый шаг имеет значение! Каждый разделяющий нас сантиметр – мое преимущество! На счет «три»… Один, два… Пора!
И все пошло не так. Когда я устремилась вперед, что-то темное вырвалось из прибрежных зарослей и налетело на Светлану Георгиевну. Женщина закричала, Свят оказался на свободе и, растерявшись, встал на моем пути. Мы столкнулись, ударились друг о друга и повалились на землю, в угрожающей близости от какого-то куста. Но еще до того, как наше падение завершилось, где-то совсем рядом, буквально над головами, прогремел выстрел, а вслед за ним пришла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.
В тот день, вечер, ночь в Лопуховке я потеряла не только родную сестру, но и кое-кого еще. И эта потеря очень сильно повлияла на меня, выбив из колеи сильнее, нежели все произошедшее в последние месяцы. Но обо всем по порядку.
Наше со Святославом падение имело для меня плачевные последствия. Ровно на том месте, куда пришелся удар головой, оказался камень с острыми краями. Встреча с ним не только лишила меня сознания, но и дезориентировала на довольно продолжительное время.
Я не помню, как оказалась в больнице. Как отвечала на вопросы врача, и что последовало за ними. Адекватное восприятие реальности вернулось ко мне лишь после того, как стало отступать завладевшее мною забытье.
«Вначале было Слово», и я стремилась к нему, шла за ним, пытаясь выбраться из того вакуума, в котором оказалась. Постепенно голоса становились громче, речь понятнее, говорящие дифференцировались по половому признаку.
Я уже точно знала, что где-то рядом Владимир, что он разговаривает с незнакомой мне женщиной, и собиралась открыть глаза, когда смысл их беседы вдруг стал доступен сознанию.
- Вы поймите, моя невеста, она…- Вовка прочистил горло. - … так и не смогла забеременеть в первом браке. Она не переживет, если узнает.
- Я все понимаю и сочувствую, но… И вы меня поймите. Я не имею права скрывать от нее эту информацию. К тому же есть порядок. Вашей невесте придется некоторое время наблюдаться у врача, я обязана дать ей на руки выписку…
- Юлия Станиславовна…
- Ей нужно будет сделать УЗИ через две недели, удостовериться, что матка пришла в норму. Сдать повторные анализы. Убедиться, что в организм не попала инфекция.
- Но…
- Любое хирургическое вмешательство может иметь последствия. Простите, но мой ответ - нет.
Я зажмурилась изо всех сил. Руки сами собой взметнулись к животу, знакомо плоскому, но… Воображение уже нарисовало иную картинку – ту, на которой новая жизнь не только продолжала расти во мне, но уже готовилась появиться на свет.
Меня затопила боль, такая всеобъемлющая, что удержать ее внутри не получилось. С губ сорвался стон. За ним еще один. Я попыталась повернуться на бок, хотелось свернуться в клубок и ничего не чувствовать, но что-то мешало, вдавливало в матрац. И тогда безмолвных страданий стало недостаточно. Я закричала.
Не представляю, сколько длилась эта агония, но думаю, что, по меркам реального времени, недолго. Вскоре успокоительное притупило чувства, разогнало боль, и я смогла не только заглянуть в обеспокоенные глаза врача, но и ответить на заданные вопросы.
- Ярослава, вы меня слышите?
- Да, слышу.
- Вы меня понимаете?
- Да, понимаю.
- Хорошо. Меня зовут Юлия Станиславовна, я ваш лечащий врач.
- Я знаю.
- Отлично. Сейчас вы немного поспите, а потом мы с вами поговорим, ладно?
Но я пока не хотела спать.
- Где Вовка?
- Владимир? В коридоре. Он навестит вас, когда проснетесь.
- Нет! Сейчас!
Сознание начинало мутиться, веки отяжелели, но я продолжала цепляться за руку врача, настаивая:
- Сейчас! Пусть зайдет сейчас!
- Хорошо, сейчас. Давайте я его позову.
Я кинула и на мгновенье смежила веки, а когда открыла, Вовка сидел на стуле возле больничной койки и держал меня за руку.
- С возвращением, - здороваясь, он крепче сжал мои пальцы. – Как ты?
Я покачала головой, не представляя, какими словами описать собственное состояние. Разбита? Умерла? Похоронена?
- Пить. – Во рту сухо, точно в пустыне. – Что случилось? – сделав пару глотков воды.
- Ты упала. Сильно рассекла голову, пришлось накладывать швы, - свободной рукой погладив меня по предплечью. – Но это ничего… Быстро заживет.
Я понимала, зачем он это делает – оттягивает момент, но мириться не хотела.
- Я не об этом. О другом. Почему?
Вовка перестал ободряюще улыбаться.
- Яр, давай мы поговорим об этом позже, когда ты окрепнешь? Хорошо?
- Нет. Я должна знать. Вов, расскажи.
Он нахмурился. Внутренняя борьба исказила черты, но мольба в моем голосе перевесила чашу весов. Владимир сдался.
- Я не знаю почему, Яр. Врачи также ничего утверждать не могут. Слишком маленький срок. Всякое возможно.
- Как? – Я отвернулась к окну. Смотреть в его глаза выше моих сил. Видеть в них жалось – невыносимо.
- Мы везли тебя в больницу, когда началось кровотечение. Я не мог понять из-за чего. Думал, тебя ранили в живот, но никаких следов повреждений не было. Ближе к городу ты начала…
- Неужели нельзя было ничего сделать? – поняв, что не хочу знать все подробности. Что сейчас это слишком для меня.
- Врачи пытались, но… Ш-ш-ш, не надо. Не плачь.
А ведь я даже не ощущала слез и не могла остановить их. Не понимала, что плачу.
- Кто? – едва протолкнув вопрос через ком в горле.
Владимир покачал головой.
- Слишком рано… Слишком маленький срок, чтобы определить пол.
***
Лишь только на следующий день я смогла вспомнить о другой проблеме, вероятно сыгравшей не последнюю роль в постигшем меня самопроизвольном выкидыше. Врач тогда завела речь о скорой выписке, необходимости отсутствия волнений, наличия покоя и поддержки близких, развернув мои мысли в сторону разрушенных родственных связей.
- Что со Святославом? С Ольгой? Как ты нашел меня в Лопуховке? И кто стрелял? – накинулась я на Владимира, стоило давшей клятву Гиппократа оставить нас наедине.
- Это, конечно же, не может подождать? – Вопрос однозначно риторический, и Вовка явно не рассчитывал на положительный ответ с моей стороны, ибо тут же продолжил: - Со Святом все хорошо. Он не пострадал. Сейчас находится в безопасности. Можешь не волноваться. А вот на счет Ольги порадовать не могу. Она и еще тринадцать человек ждут решения о переводе в саратовское СИЗО.
- В СИЗО? – Хотя чему удивляюсь, спрашивается?
- В СИЗО. - Он, видимо, решил не скрывать ничего и продолжил сухо. – В связи с подозрением на причастность местных властей и сотрудников правоохранительных органов дело передано в областной суд.
- Подожди, ты хочешь сказать… Ее посадят? – Я подалась вперед: до этого сидела на койке, откинувшись на подушку.
- Яр, даже если Ольга не принимала непосредственного участия в ритуальных убийствах, то пойдет под суд за пособничество. Ты же сама прекрасно понимаешь, она знала о том, что здесь твориться, - сочувственно.
Голова неожиданно закружилась, и я повалилась обратно на подушку. Владимир, в процессе разговора отошедший к окну, моментально оказался рядом.
- Ты хорошо себя чувствуешь? Врача позвать?
Я отмахнулась:
- Нормально все. Кого еще арестовали?
- Какая разница, Яр? Можешь мне поверить, невиновных среди них нет.
- Да, наверное, но… Как, Вов? Кто? Ты же сам сказал, что наша милиция причастна. Я чего-то не знаю, да? – после того как суровость сошла с его лица, уступив место чему-то очень похожему на вину.
Владимир опустился на колени рядом с кроватью.
- Яр, я должен тебе кое в чем признаться.
Начало мне не понравилось.
***
- Зачем, Вов? Зачем? Я доверяла тебе… – Все на что я была способна по окончании его покаянной речи.
Где-то внутри надломилась последняя, хрупкая веточка, на которой держалась моя вера в людей. Оставалось бестолково вопрошать - за что? И сокрушаться. Вранье! Кругом вранье! Сплошное вранье! Такое ощущение, что вся моя жизнь соткана из разноразмерных, разноплотных полосок лжи без крупицы истины! Хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь, хоть один человек был со мною до конца откровенен?!
- Прошу тебя, солнце, не нужно так реагировать. Я не мог открыться тебе, не поставив под удар операцию. Они твои родные, ты бы не поверила.
- Ошибаешься. Они мне никто. – Я горько усмехнулась ему в лицо, прежде чем отвернуться к окну. На улице ярко и жизнеутверждающе светило солнце, но его лучи не могли проникнуть сквозь сгустившуюся вокруг меня тьму – тьму очередного предательства. Мне было бесконечно холодно в этой темноте. Холодно и одиноко среди призраков тех, кому я когда-то безоговорочно доверяла.
- Уходи, Вов. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть, - не глядя.
Мой удел довольствоваться слепком с того, кого любила! Теперь он навсегда останется со мной, напоминая о несбывшимся.
- Яра… - Владимир попытался притянуть меня к себе, но я не далась.
- Уходи…
- Ты же понимаешь, что не права сейчас, - оставив попытки заключить меня в объятья, он поднялся. – Я люблю тебя.
Во мне вдруг проснулась злость.
- Любишь? Ты любишь?! По-твоему это любовь – врать в глаза?! – наградив его скептическим взглядом. – Я душу тебе изливала, искала поддержки, с ума сходила оттого, что не могу помочь несчастной девочке, а ты? Что делал ты? Знал, кто они, и молчал! Почему?! – Вопрос вникуда, а вслед за ним пришло озарение. – Ты подозревал меня, да? Ты думал, что я заодно с ними?
Пришедшее на ум предположение настолько ужасно, что голос сорвался. Рука взлетела к горлу, искать оковы: меня как будто душили.
- Нет… Нет. Конечно нет! – Он выглядит искренне возмущенным, но мне не верится. Или отныне это мой бич не доверять никому?
- Господи, какой же ты лицемер! Какой же ты… - подходящих слов нет. Забылись. Выбелены воспоминанием. – Считал, что я убийца и… и… спал со мной!
Не в силах более находиться без движения, я соскочила с кровати. Ноги сами отнесли к окну. За ним больничный двор, дорожки, лавочки, люди. Я закусила губу, когда взгляд зацепился за сидящую на скамье парочку. Женщина ждала дитя, и мужская ладонь покоилась на выпирающем, упругом животике, то ли лаская, то ли оберегая от всего. В душе что-то перевернулось.
Я развернулась к Вовке. Он все также стоял рядом с кроватью - взъерошенный, хмурый, и, казалось, ждал чего-то. Чего? Прощения? Я прощать не собиралась! Не сейчас!
- Ты… Это ты во всем виноват! – Увиденное рвет меня на части, и собственная боль требует выхода. – Если бы ты сказал… если бы я знала… наш малыш был бы жив! Ты убил его!
День выписки. Хмурое небо, накрапывающий дождь и записка от Владимира, поутру переданная медсестрой, и на выходе из больницы выброшенная мною в урну: «Свята привезут в трем. Вещи из гостиницы в сарае. Ключ от дома там же».
У него имелся дубликат. Удивлена? Нет. На то и сотрудник спецслужб, чтобы думать наперед.
По дороге зашла в магазин – нужно приготовиться ко встрече с племянником, но стоило перешагнуть порог бабушкиного дома, благие намерения растаяли, как дым. На глаза навернулись слезы.
Оставив сумки в «холодной», я устремилась в дедушкину комнату. Там повалилась на заправленную постель, чтобы разразиться горькими рыданиями. Где взять сил жить дальше? Как жить, если все самое дорогое ушло? Исчезло? Превратилось в пыль?
Я не представляла, как справиться с этим. Не понимала, куда идти дальше. Как идти. Где найти точку опоры.
Это был чистой воды пессимизм, когда стакан заведомо наполовину пуст, а в моем случае необратимо иссушен до дна.
***
Как Вовка и обещал, Свята привезли к трем. Незнакомый мужчина ничем не примечательной внешности позвонил в дверь.
- Ярослава? Ярослава Витальевна? – когда я предстала перед ним, еще не до конца пришедшая в чувство.
Около получаса назад заставила себя подняться с постели и даже попыталась замаскировать последствия истерики, но припухлость век и покрасневшие белки тональным кремом не замажешь, так что визитеру пришлось лицезреть меня не в самом лучшем виде.
- Да. Она самая, - попытавшись растянуть губы в улыбке.
- Встречайте.
Кто-то невидимый, кто удерживал калитку приоткрытой, распахнул пошире дверь, и во двор ступил Святослав. На нем футболка явно не по размеру, такие же шорты, и только кепка ладно сидит на голосе, как всегда чуть наискосок.
- Т-т-тетя Яра… - Увидев меня, мальчишка заулыбался.
Забыв о собственных бедах, как была – босиком, я слетела с крыльца, чтобы как можно скорее заключить его в объятья, почувствовать и понять - отныне моя жизнь в нем!
***
- Свят, я должна тебе кое-что рассказать… о маме, - устав удивляться тому, что племянник не задает никаких вопросов и ведет себя так, словно ничего в его жизни не изменилось: попив чай с бутербродами, он отправился смотреть телевизор.
- Не нужно, т-теть Яр, я все з-знаю.
- Что ты знаешь? – от неожиданности так и не дойдя до дивана. Осталась стоять посреди комнаты.
- Мама м-мне все объя-я-яснила.
- Мама? Когда? Что объяснила? – совершенно растеряно.
Он переключил канал и убавил звук, когда из динамиков полилась трель автоматной очереди – транслировали военный фильм.
- Вчера. Мы ез-здили к ней вчера.
- Ездили? Куда? С кем?
- В тюрьму.
Отвечая, он выглядит гораздо старше своих лет и все из-за глаз – в них не свойственная подростку мудрость. Как же я сразу этого не заметила?! Ослепла из-за собственных проблем?!
Ощутив слабость в коленях, я все же присела и повторила оставшийся без ответа вопрос:
- С кем ездили?
- С д-дядей Вовой.
***
В дверь позвонили. Стряхнув с рук муку – собиралась порадовать племянника пиццей, я заспешила к двери, задаваясь вопросом - кто бы это мог быть? Мы никого не ждали.
Тем большим было мое изумление, когда увидела посетителя.
- Павел… э-э-э… Павел Аскольдович, - вспомнив о манере нашего предыдущего общения. – Если вы к Владимиру, то его здесь нет, - не представляя, чем обязана этому визиту.
- Я знаю, только что виделся с ним, - просветил меня мужчина. – Могу войти?
- Да, пожалуйста.
Я посторонилась, впуская гостя в дом. Вдруг подумалось, что он, возможно, никакой не адвокат вовсе, а, как и Вовка, агент под прикрытием или...
Впрочем, какая разница?
- Присаживайтесь, – указав Павлу на диван в «проходной», я закрыла дверь в «общую» - там Святослав валялся на полу перед ноутбуком. – Чем могу помочь?
Я внутренне подобралась, настраивая себя на предстоящий рывок. Еще немного подождать, пусть спустится к лодке, займется сумкой, благо телефон продолжал разрываться, оправдывая звание одного из самых громких аппаратов в своей линейке.
Еще немного… Несколько мгновений… ударов сердца… Каждый шаг имеет значение! Каждый разделяющий нас сантиметр – мое преимущество! На счет «три»… Один, два… Пора!
И все пошло не так. Когда я устремилась вперед, что-то темное вырвалось из прибрежных зарослей и налетело на Светлану Георгиевну. Женщина закричала, Свят оказался на свободе и, растерявшись, встал на моем пути. Мы столкнулись, ударились друг о друга и повалились на землю, в угрожающей близости от какого-то куста. Но еще до того, как наше падение завершилось, где-то совсем рядом, буквально над головами, прогремел выстрел, а вслед за ним пришла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.
Глава 26
В тот день, вечер, ночь в Лопуховке я потеряла не только родную сестру, но и кое-кого еще. И эта потеря очень сильно повлияла на меня, выбив из колеи сильнее, нежели все произошедшее в последние месяцы. Но обо всем по порядку.
Наше со Святославом падение имело для меня плачевные последствия. Ровно на том месте, куда пришелся удар головой, оказался камень с острыми краями. Встреча с ним не только лишила меня сознания, но и дезориентировала на довольно продолжительное время.
Я не помню, как оказалась в больнице. Как отвечала на вопросы врача, и что последовало за ними. Адекватное восприятие реальности вернулось ко мне лишь после того, как стало отступать завладевшее мною забытье.
«Вначале было Слово», и я стремилась к нему, шла за ним, пытаясь выбраться из того вакуума, в котором оказалась. Постепенно голоса становились громче, речь понятнее, говорящие дифференцировались по половому признаку.
Я уже точно знала, что где-то рядом Владимир, что он разговаривает с незнакомой мне женщиной, и собиралась открыть глаза, когда смысл их беседы вдруг стал доступен сознанию.
- Вы поймите, моя невеста, она…- Вовка прочистил горло. - … так и не смогла забеременеть в первом браке. Она не переживет, если узнает.
- Я все понимаю и сочувствую, но… И вы меня поймите. Я не имею права скрывать от нее эту информацию. К тому же есть порядок. Вашей невесте придется некоторое время наблюдаться у врача, я обязана дать ей на руки выписку…
- Юлия Станиславовна…
- Ей нужно будет сделать УЗИ через две недели, удостовериться, что матка пришла в норму. Сдать повторные анализы. Убедиться, что в организм не попала инфекция.
- Но…
- Любое хирургическое вмешательство может иметь последствия. Простите, но мой ответ - нет.
Я зажмурилась изо всех сил. Руки сами собой взметнулись к животу, знакомо плоскому, но… Воображение уже нарисовало иную картинку – ту, на которой новая жизнь не только продолжала расти во мне, но уже готовилась появиться на свет.
Меня затопила боль, такая всеобъемлющая, что удержать ее внутри не получилось. С губ сорвался стон. За ним еще один. Я попыталась повернуться на бок, хотелось свернуться в клубок и ничего не чувствовать, но что-то мешало, вдавливало в матрац. И тогда безмолвных страданий стало недостаточно. Я закричала.
Не представляю, сколько длилась эта агония, но думаю, что, по меркам реального времени, недолго. Вскоре успокоительное притупило чувства, разогнало боль, и я смогла не только заглянуть в обеспокоенные глаза врача, но и ответить на заданные вопросы.
- Ярослава, вы меня слышите?
- Да, слышу.
- Вы меня понимаете?
- Да, понимаю.
- Хорошо. Меня зовут Юлия Станиславовна, я ваш лечащий врач.
- Я знаю.
- Отлично. Сейчас вы немного поспите, а потом мы с вами поговорим, ладно?
Но я пока не хотела спать.
- Где Вовка?
- Владимир? В коридоре. Он навестит вас, когда проснетесь.
- Нет! Сейчас!
Сознание начинало мутиться, веки отяжелели, но я продолжала цепляться за руку врача, настаивая:
- Сейчас! Пусть зайдет сейчас!
- Хорошо, сейчас. Давайте я его позову.
Я кинула и на мгновенье смежила веки, а когда открыла, Вовка сидел на стуле возле больничной койки и держал меня за руку.
- С возвращением, - здороваясь, он крепче сжал мои пальцы. – Как ты?
Я покачала головой, не представляя, какими словами описать собственное состояние. Разбита? Умерла? Похоронена?
- Пить. – Во рту сухо, точно в пустыне. – Что случилось? – сделав пару глотков воды.
- Ты упала. Сильно рассекла голову, пришлось накладывать швы, - свободной рукой погладив меня по предплечью. – Но это ничего… Быстро заживет.
Я понимала, зачем он это делает – оттягивает момент, но мириться не хотела.
- Я не об этом. О другом. Почему?
Вовка перестал ободряюще улыбаться.
- Яр, давай мы поговорим об этом позже, когда ты окрепнешь? Хорошо?
- Нет. Я должна знать. Вов, расскажи.
Он нахмурился. Внутренняя борьба исказила черты, но мольба в моем голосе перевесила чашу весов. Владимир сдался.
- Я не знаю почему, Яр. Врачи также ничего утверждать не могут. Слишком маленький срок. Всякое возможно.
- Как? – Я отвернулась к окну. Смотреть в его глаза выше моих сил. Видеть в них жалось – невыносимо.
- Мы везли тебя в больницу, когда началось кровотечение. Я не мог понять из-за чего. Думал, тебя ранили в живот, но никаких следов повреждений не было. Ближе к городу ты начала…
- Неужели нельзя было ничего сделать? – поняв, что не хочу знать все подробности. Что сейчас это слишком для меня.
- Врачи пытались, но… Ш-ш-ш, не надо. Не плачь.
А ведь я даже не ощущала слез и не могла остановить их. Не понимала, что плачу.
- Кто? – едва протолкнув вопрос через ком в горле.
Владимир покачал головой.
- Слишком рано… Слишком маленький срок, чтобы определить пол.
***
Лишь только на следующий день я смогла вспомнить о другой проблеме, вероятно сыгравшей не последнюю роль в постигшем меня самопроизвольном выкидыше. Врач тогда завела речь о скорой выписке, необходимости отсутствия волнений, наличия покоя и поддержки близких, развернув мои мысли в сторону разрушенных родственных связей.
- Что со Святославом? С Ольгой? Как ты нашел меня в Лопуховке? И кто стрелял? – накинулась я на Владимира, стоило давшей клятву Гиппократа оставить нас наедине.
- Это, конечно же, не может подождать? – Вопрос однозначно риторический, и Вовка явно не рассчитывал на положительный ответ с моей стороны, ибо тут же продолжил: - Со Святом все хорошо. Он не пострадал. Сейчас находится в безопасности. Можешь не волноваться. А вот на счет Ольги порадовать не могу. Она и еще тринадцать человек ждут решения о переводе в саратовское СИЗО.
- В СИЗО? – Хотя чему удивляюсь, спрашивается?
- В СИЗО. - Он, видимо, решил не скрывать ничего и продолжил сухо. – В связи с подозрением на причастность местных властей и сотрудников правоохранительных органов дело передано в областной суд.
- Подожди, ты хочешь сказать… Ее посадят? – Я подалась вперед: до этого сидела на койке, откинувшись на подушку.
- Яр, даже если Ольга не принимала непосредственного участия в ритуальных убийствах, то пойдет под суд за пособничество. Ты же сама прекрасно понимаешь, она знала о том, что здесь твориться, - сочувственно.
Голова неожиданно закружилась, и я повалилась обратно на подушку. Владимир, в процессе разговора отошедший к окну, моментально оказался рядом.
- Ты хорошо себя чувствуешь? Врача позвать?
Я отмахнулась:
- Нормально все. Кого еще арестовали?
- Какая разница, Яр? Можешь мне поверить, невиновных среди них нет.
- Да, наверное, но… Как, Вов? Кто? Ты же сам сказал, что наша милиция причастна. Я чего-то не знаю, да? – после того как суровость сошла с его лица, уступив место чему-то очень похожему на вину.
Владимир опустился на колени рядом с кроватью.
- Яр, я должен тебе кое в чем признаться.
Начало мне не понравилось.
***
- Зачем, Вов? Зачем? Я доверяла тебе… – Все на что я была способна по окончании его покаянной речи.
Где-то внутри надломилась последняя, хрупкая веточка, на которой держалась моя вера в людей. Оставалось бестолково вопрошать - за что? И сокрушаться. Вранье! Кругом вранье! Сплошное вранье! Такое ощущение, что вся моя жизнь соткана из разноразмерных, разноплотных полосок лжи без крупицы истины! Хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь, хоть один человек был со мною до конца откровенен?!
- Прошу тебя, солнце, не нужно так реагировать. Я не мог открыться тебе, не поставив под удар операцию. Они твои родные, ты бы не поверила.
- Ошибаешься. Они мне никто. – Я горько усмехнулась ему в лицо, прежде чем отвернуться к окну. На улице ярко и жизнеутверждающе светило солнце, но его лучи не могли проникнуть сквозь сгустившуюся вокруг меня тьму – тьму очередного предательства. Мне было бесконечно холодно в этой темноте. Холодно и одиноко среди призраков тех, кому я когда-то безоговорочно доверяла.
- Уходи, Вов. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть, - не глядя.
Мой удел довольствоваться слепком с того, кого любила! Теперь он навсегда останется со мной, напоминая о несбывшимся.
- Яра… - Владимир попытался притянуть меня к себе, но я не далась.
- Уходи…
- Ты же понимаешь, что не права сейчас, - оставив попытки заключить меня в объятья, он поднялся. – Я люблю тебя.
Во мне вдруг проснулась злость.
- Любишь? Ты любишь?! По-твоему это любовь – врать в глаза?! – наградив его скептическим взглядом. – Я душу тебе изливала, искала поддержки, с ума сходила оттого, что не могу помочь несчастной девочке, а ты? Что делал ты? Знал, кто они, и молчал! Почему?! – Вопрос вникуда, а вслед за ним пришло озарение. – Ты подозревал меня, да? Ты думал, что я заодно с ними?
Пришедшее на ум предположение настолько ужасно, что голос сорвался. Рука взлетела к горлу, искать оковы: меня как будто душили.
- Нет… Нет. Конечно нет! – Он выглядит искренне возмущенным, но мне не верится. Или отныне это мой бич не доверять никому?
- Господи, какой же ты лицемер! Какой же ты… - подходящих слов нет. Забылись. Выбелены воспоминанием. – Считал, что я убийца и… и… спал со мной!
Не в силах более находиться без движения, я соскочила с кровати. Ноги сами отнесли к окну. За ним больничный двор, дорожки, лавочки, люди. Я закусила губу, когда взгляд зацепился за сидящую на скамье парочку. Женщина ждала дитя, и мужская ладонь покоилась на выпирающем, упругом животике, то ли лаская, то ли оберегая от всего. В душе что-то перевернулось.
Я развернулась к Вовке. Он все также стоял рядом с кроватью - взъерошенный, хмурый, и, казалось, ждал чего-то. Чего? Прощения? Я прощать не собиралась! Не сейчас!
- Ты… Это ты во всем виноват! – Увиденное рвет меня на части, и собственная боль требует выхода. – Если бы ты сказал… если бы я знала… наш малыш был бы жив! Ты убил его!
Глава 27
День выписки. Хмурое небо, накрапывающий дождь и записка от Владимира, поутру переданная медсестрой, и на выходе из больницы выброшенная мною в урну: «Свята привезут в трем. Вещи из гостиницы в сарае. Ключ от дома там же».
У него имелся дубликат. Удивлена? Нет. На то и сотрудник спецслужб, чтобы думать наперед.
По дороге зашла в магазин – нужно приготовиться ко встрече с племянником, но стоило перешагнуть порог бабушкиного дома, благие намерения растаяли, как дым. На глаза навернулись слезы.
Оставив сумки в «холодной», я устремилась в дедушкину комнату. Там повалилась на заправленную постель, чтобы разразиться горькими рыданиями. Где взять сил жить дальше? Как жить, если все самое дорогое ушло? Исчезло? Превратилось в пыль?
Я не представляла, как справиться с этим. Не понимала, куда идти дальше. Как идти. Где найти точку опоры.
Это был чистой воды пессимизм, когда стакан заведомо наполовину пуст, а в моем случае необратимо иссушен до дна.
***
Как Вовка и обещал, Свята привезли к трем. Незнакомый мужчина ничем не примечательной внешности позвонил в дверь.
- Ярослава? Ярослава Витальевна? – когда я предстала перед ним, еще не до конца пришедшая в чувство.
Около получаса назад заставила себя подняться с постели и даже попыталась замаскировать последствия истерики, но припухлость век и покрасневшие белки тональным кремом не замажешь, так что визитеру пришлось лицезреть меня не в самом лучшем виде.
- Да. Она самая, - попытавшись растянуть губы в улыбке.
- Встречайте.
Кто-то невидимый, кто удерживал калитку приоткрытой, распахнул пошире дверь, и во двор ступил Святослав. На нем футболка явно не по размеру, такие же шорты, и только кепка ладно сидит на голосе, как всегда чуть наискосок.
- Т-т-тетя Яра… - Увидев меня, мальчишка заулыбался.
Забыв о собственных бедах, как была – босиком, я слетела с крыльца, чтобы как можно скорее заключить его в объятья, почувствовать и понять - отныне моя жизнь в нем!
***
- Свят, я должна тебе кое-что рассказать… о маме, - устав удивляться тому, что племянник не задает никаких вопросов и ведет себя так, словно ничего в его жизни не изменилось: попив чай с бутербродами, он отправился смотреть телевизор.
- Не нужно, т-теть Яр, я все з-знаю.
- Что ты знаешь? – от неожиданности так и не дойдя до дивана. Осталась стоять посреди комнаты.
- Мама м-мне все объя-я-яснила.
- Мама? Когда? Что объяснила? – совершенно растеряно.
Он переключил канал и убавил звук, когда из динамиков полилась трель автоматной очереди – транслировали военный фильм.
- Вчера. Мы ез-здили к ней вчера.
- Ездили? Куда? С кем?
- В тюрьму.
Отвечая, он выглядит гораздо старше своих лет и все из-за глаз – в них не свойственная подростку мудрость. Как же я сразу этого не заметила?! Ослепла из-за собственных проблем?!
Ощутив слабость в коленях, я все же присела и повторила оставшийся без ответа вопрос:
- С кем ездили?
- С д-дядей Вовой.
***
В дверь позвонили. Стряхнув с рук муку – собиралась порадовать племянника пиццей, я заспешила к двери, задаваясь вопросом - кто бы это мог быть? Мы никого не ждали.
Тем большим было мое изумление, когда увидела посетителя.
- Павел… э-э-э… Павел Аскольдович, - вспомнив о манере нашего предыдущего общения. – Если вы к Владимиру, то его здесь нет, - не представляя, чем обязана этому визиту.
- Я знаю, только что виделся с ним, - просветил меня мужчина. – Могу войти?
- Да, пожалуйста.
Я посторонилась, впуская гостя в дом. Вдруг подумалось, что он, возможно, никакой не адвокат вовсе, а, как и Вовка, агент под прикрытием или...
Впрочем, какая разница?
- Присаживайтесь, – указав Павлу на диван в «проходной», я закрыла дверь в «общую» - там Святослав валялся на полу перед ноутбуком. – Чем могу помочь?
