ПРОЛОГ
Огромные, заключенные в кованый оклад двери с громким лязгом захлопнулись за высокой фигурой в сером, пустив по просторному холлу звонкое, многократно повторяющееся эхо. Но вошедшего это обстоятельство ни в коей мере не впечатлило. Не вздрогнув, не сбившись с шага, редкий посетитель продолжил свой путь по холодному каменному полу к широкой, убегающей ввысь лестнице, на другом конце которой находилась святая святых Лириардинского королевства – зала пяти стражей.
Уже более сотни лет зала эта впускала в себя лишь четверых, но сегодня эта традиция будет нарушена. Сегодня ее двери, наконец, распахнутся для нового хранителя. Сегодня они распахнутся для него!
Хищная улыбка скользнула по тонким губам, и тут же угасла, никем не увиденная. Вскоре вновь установившуюся тишину нарушали лишь размеренные шлепки шагов и шумные вдохи, взбирающегося по ступеням человека. Подъем длился и длился. Идущий постепенно замедлялся, а вскоре и вовсе стал останавливаться, чтобы перевести дыхание, но поворачивать назад не собирался.
Наконец цель выросла на его пути. Ничем не примечательная двустворчатая дверь, без ручек, без видимых замков и запоров, с одним единственным символом, искусно вырезанным по центру.
Несколько бесконечно долгих мгновений, посетитель вдумчиво изучал заключенные в круг спирали. Тот, кто наносил символ, был несомненным мастером своего дела - идеальные пропорции, идеальная толщина каждой из линий, ни единой зазубрены. Не факт, что он сумел бы также, но сейчас это неважно.
Привычным жестом встряхнув руками, пришедший растер ладони и, не оставляя себе времени на раздумья, приложил правую к зачарованной печали. Яркая вспышка на миг ослепила, ладонь обожгло болью, а после одна из спиралей принялась напитываться силой. Она разгоралась все ярче и ярче, рождая в груди радость близящегося триумфа, вынуждая сердце заходиться в сумасшедшем ритме долгожданной победы, дурманя разум и переполняя эйфорией, но когда он был готов закричать от разрывающих душу эмоций, вдруг вспыхнула алым и угасла за долю мгновенья, вновь став лишенной жизни завитушкой, мертвой соседкой своих столь похожих сестер.
- Нет… Нет… Нет! Этого не может быть! Я последний из живущих! – протестный крик сорвался с губ, исполненным ярости воплем облетел башню, чтобы удариться в массивные двери первого этажа и затихнуть.
Пришедший вновь растер ладони друг о друга, вновь приложил правую к печати, вновь попытался напитать силой спираль, но ничего не происходило. Та отказалась признавать его, отказалась внимать магическим потокам, отказалась разомкнуть двери и пропустить внутрь. Его – единственно возможного пятого хранителя!
***
В свои неполные восемь Ивка почти ничего не боялась. Ни темного, шепчущего леса начинающегося аккурат за околицей их поселка. Ни Буян-реки, в которую в иные дни не рисковал соваться даже зазнайка Сленыш. Ни вонючих ведьмовских болот, смрадный дух от которых по осени достигал крайних селянских дворов. Ни даже саму ведьму – горбатую Ирью, что жила на отшибе, за холмом, и прятала бельмо на косом глазу за жутковатой черной повязкой. И только старый, давно иссохший колодец под разлапистым дубом вызывал в ней неодолимый, иррациональный страх.
Почему так – Ивка и сама не знала. Вся поселковая детвора баловалась тем, что кидала в него разноразмерные камешки, а она – бойкая, языкастая Ивка – старалась держаться в отдалении. То отделается одним броском, то вовсе не пойдет, сославшись на занятость, то усядется на плоский валун поодаль, прикрываясь дурным нравом, и потирает отчего-то зябнущие руки.
Поговаривали, что колодец тот сохранился на их земле со времен до Великого разделения. И что питала его когда-то древняя магия. И что сами эльфы приходили напиться живой воды, и платили великую цену за одну единственную чарку. Вот только…
Насколько правдива эта история, Ивка сказать не могла. Никто из ныне здравствующих сторожил ни эльфа в живую не видел, ни с настоящим магом не встречался. У них и ведьма-то одна на все пять близлежащих деревень, и та горбатая да косая.
- Чё сидишь? Трусишь? – незаметно подкравшийся Сленыш пребольно ткнул под лопатку, и Ивка невольно поморщилась, покосившись на выступившего из-за спины обидчика.
Вихрастый в мать, с густыми черными бровями, он был старше нее на четыре года и уже начинал раздаваться в плечах – сказывалась нелегкая работа в кузне, к которой сына подрядил отец, едва парню исполнилось одиннадцать.
- А сам чё? Боишься - доска не выдержит? – не осталась в долгу Ивка, пнув мыском ботинка зеленую кочку.
Связываться со Сленышем не хотелось, но ведь наперед знает - этот не отстанет!
- Вот еще! Делать мне больше нечего - с малышней соревноваться!
Сленыш с высокомерным видом скрестил руки на груди, а Ивка посмотрела в сторону колодца. Лилейка – дочь плотника, у которого и позаимствовали доску для забавы, балансируя, перебиралась с одного края колодца на другой, а остальные держали за нее кулаки, дружно вздыхая, если ту вдруг начинало клонить в сторону.
Ивка досадливо скрипнула зубами. И кто только придумал? Вот оступится ненароком, и поминай как звали! Колодец-то ого-го-го какой глубокий! Камни в него долго летят и как ударяются о дно не слышно!
Нарочито громкое, показушное хмыканье Сленыша, вынудило отвлечься от акробатического трюка Лилейки и встретиться взглядом с нежеланным собеседником.
- Ну чё тебе еще? – буркнула Ивка, вызывающе выпятив подбородок.
- Так и знал, что трусишь, - подначил паренек и растянул губы в гаденькой улыбочке, прежде чем оповестить остальных: – Ивка трусит! Ивка трусит!
Со стороны колодца до них донеслись сперва восторженные поздравительные выкрики, видимо, Лилейка благополучно справилась с поставленной задачей, а после призывные возгласы:
- Ивка, давай к нам! Твоя очередь!
Девочка прожгла Сленыша тяжелым взглядом. Вот ведь неймется, чтоб ему пусто было! Так и цепляется почем зря! Но подняться – поднялась, и постылый страх загнала поглубже. Никому не позволит себя дразнить! Тем более Сленышу!
Дотопав до подбадривающей ребятни, Ивка скинула порядком растоптанные ботинки и заткнула подол за поясок в двух местах, чтобы не мешался. Забралась на оголовок, полная решимости утереть кузнецкому сыну нос, но сердце вдруг екнуло, и ноги подвели, ни с того ни с сего ослабнув в коленях. Девочка взмахнула руками, ловя равновесие, а Сленыш за спиной принялся громко зубоскалить:
- Трусит! Трусит! Я ж говорил - трусит!
- А сам-то чё? – осадила задиру Лилейка. – Бахвалиться ты горазд, да других подбивать, а самому слабо?!
- И ничего не слабо! – взвился Сленыш, спешно запрыгнув на оголовок с другой стороны от доски, не то случайно, не то нарочно задев рукой Ивку.
Девочка вновь покачнулась, но испуганный вскрик сдержала, и одарила противника злым взглядом. Даже на издевательскую ухмылку расщедрилась.
- После меня!
Сленыш недобро сощурился, но от края доски отодвинулся, уступая первенство.
Осторожно ступая, Ивка переместилась на доску-тропинку. В горле пересохло, сердце заходилось в тревожном ритме, противные мурашки щекотали затылок, но упрямство не позволяло отступить. Да и идти вроде всего ничего, главное чтобы ноги не подгибались!
Шаг. Другой. Третий. Дощечка чуток прогнулась под ее весом. Еще пара шагов, и она почти на середине пути.
Вдруг в спину прилетело:
- Давай быстрее, капуша! – и «тропинка» подозрительно зашаталась.
Дыхание перехватило, сердце ухнуло куда-то, Ивка вновь взмахнула руками, не в состоянии оторвать глаз от постепенно чернеющей глубины под ногами. Где-то в ней – далеко-далеко – роем крошечных светлячков порхали золотистые искорки.
Девочка на миг зажмурилась, в попытке избавиться от странной галлюцинации. Никаких светлячков в колодце отродясь не водилось! Да и откуда им там взяться? Тем более в конце лета, когда ни одного светлячка днем с огнем не сыщешь?
Разлепив веки, Ивка вновь всмотрелась в глубину колодца. Золотистые искорки никуда не делись. Наоборот, их будто стало больше и они, кажется, поднимались вверх, постепенно приближаясь.
Вместо того чтобы поскорее закончить путь и убраться подальше от необъяснимого явления, Ивка буквально приросла к месту. Сердце надсадно бухало в груди, а взгляд не отрываясь следил за все ярче разгорающимися «светлячками». Она стояла и стояла, не слыша встревоженных окриков собравшейся подле оголовка ребятни, не обращая внимания на колкие подначки дожидающегося своей очереди сына кузнеца, и не могла пошевелиться. Стояла и ждала, когда золотистые искорки доберутся до нее.
А после рухнула в пропасть, вместе с двумя половинками надломившейся доски, оглушенная как собственным криком, так и воплем сорвавшегося следом Сленыша, многократно усиленным каменным желобом старого колодца.
ГЛАВА 1
Вжав голову в плечи, Лиин, в самой что ни на есть виноватой позе, стояла перед герцогом Окаэдорским и старалась не вздрагивать всякий раз, когда кулак разбушевавшегося мужчины с грохотом опускался на отполированную до блеска столешницу. Нет, она, конечно, прекрасно понимала, что в данном конкретном случае ярость мужчины спровоцирована отнюдь не ее недостойным поведением. Что она всего лишь невольная свидетельница выплеска негативных эмоций, но от этого, к слову, ничуть не легче.
Если герцог выходил из себя – доставалось всем. За дело, нет – значения не имело. Да и припомнить какую-нибудь провинность при желании всегда можно, и вскоре, похоже, станут припоминать ей.
Тихонечко выдохнув, Лиин покрепче переплела пальцы, настраивая себя на обязательное кроткое молчание. Кроме него ей данный момент ничто не поможет. Вот позже, когда поостынет, успокоится – герцог, в целом, человек отходчивый - вполне может пожалеть о собственной вспышке, а сейчас… Сейчас лучше не нарываться и старательно изображать послушную воле старшего родственника племянницу.
Мужчина тем временем, вновь стукнул кулаком по столу и смел на пол стопку каких-то бумаг в придачу.
- Да что они о себе возомнили, прихлебатели несчастные?! Приказывать вздумали?! Мне?! Герцогу Олдэромскому?! - повторился он, сверкнув полным праведного гнева взглядом. – Да я их в порошок сотру! Своими руками сотру!
Выйдя из-за стола, герцог метнулся к двери, на ходу растирая ладони, будто и впрямь собирался исполнить задуманное, но, так и не добравшись до выхода из кабинета, круто развернулся и навис над от греха подальше потупившейся племянницей.
- А ты что молчишь?! Вот что ты молчишь?! Думаешь, тебя это не касается?! – услышала Лиин и осторожненько глянула на герцога сквозь ресницы.
- Если вы пожелаете объяснить, в чем дело, Ваша светлость, я постараюсь сформировать собственное мнение и поделюсь им с вами, - с подобающими учтивостью и кротостью.
- Сформирует она!.. Поделится!.. Попытается!.. – еще сильнее вызверился герцог, даже шея пошла красными пятнами. – Вот сдам им тебя под белые рученьки, посмотрим, как запоешь! А-то привыкла!..
К чему именно она «привыкла», девушка не узнала. Герцог задохнулся от переизбытка эмоций и договорить не смог. А спустя несколько шумных вдохов-выдохов и вовсе покачнулся, схватившись за грудь.
Лиин, хочешь не хочешь, отмерла, вмиг позабыв о роли послушной, безропотной девицы, и, подставив герцогу плечо для опоры, потянула того обратно к столу, сурово выговаривая:
- Ну вот что это? Как так можно? Никакого сердца не хватит! Вам ар’эль Валинир что сказал? Никаких нервов. Беречь себя. Прогулки на свежем воздухе… А вы?
Сошедший с лица лорд с облегчением повалился в кресло, освободив спасительницу от своей тяжести. Отер пот со лба и недовольно поджал пухлые губы.
- Чтобы понимала, ворчит она… Старших поучает. Шарлатан твой ар’эль, а не целитель.
- Шарлатан – не шарлатан, а разрешение на практику от магистрата получил... И Высшую школу целительства окончил, - возразила Лиин, наливая герцогу воды, благо графин оказался под рукой. – Давайте я вам капель принесу? Глядишь, полегчает.
Предложила и пожалела. По шее герцога вновь пошли красные пятна.
- К Серому стражу твои капли! – заявил он, зло махнув рукой, напрочь забыв, что держит в той наполненный стакан.
Вода выплеснулась через край и прозрачной кляксой растеклась по злополучному письму, столь сильно взволновавшему герцога ранее. Лиин удрученно вздохнула, готовя себя к новой порции праведного гнева. Главное, чтобы здоровья хватило!
Его светлость успокоился минут через десять-пятнадцать. Все это время Лиин, как и подобает хорошей девочке, молча внимала словоизлияниям родственника. Тот, в своей излюбленной манере, помянул всех, кого смог припомнить. Начал с собственной бабки, к которой отчего-то питал стойкую нелюбовь, прошелся «добрым» словом по нынешним членам магистрата и привычно закончил ее давно почившей матушкой, подсунувшей ему на воспитание неуправляемую личность в ее лице.
К последнему Лиин давно относилась спустя рукава. Если в детстве высказывания герцога о матери задевали и рождали в душе бурю протеста, то с возрастом девушка поняла – Его светлость очень даже трепетно относился к сестре, и все его показные обида и осуждение, не более чем попытка отгородиться от боли потери.
- Вот… Если разберешь что-нибудь, можешь посмотреть, - подытожил герцог, ткнув пальцев на промокшее послание.
Лиин быстренько подошла и, не рискнув брать в руки раскисшую бумагу, склонилась над столом. Чернила поплыли, но разобрать написанное все же получилось. А вот вникнуть в смысл с первого раза не удалось.
Лиин нахмурилась.
- Совет пяти? Зачем я понадобилась совету пяти? – с недоумением глянув на герцога, меж бровей которого залегла глубокая складка.
- Вот у них и спросишь, если найдут, - буркнул тот, указательным пальцем потерев переносицу. Он всегда так делал, когда над чем-то сосредоточенно размышлял.
Лиин нахмурилась сильнее и вновь вчиталась в письмо. Следующий вопрос прозвучал еще более ошарашено.
- Что значит для подтверждения наследственности?
Герцог шумно и неодобрительно выдохнул.
- Ты же не думаешь, что появилась на свет благодаря мановению руки Вселикой?
Невольно скривившись, Лиин качнула головой.
- Конечно нет, но…
- Тебе нужно уехать, - перебил герцог. – Я не позволю им лишить меня единственной кровной родственницы и оборвать род Окаэдорских!
Лиин сухо сглотнула. Подобный тон был ей хорошо знаком. Герцог принял решение, и оспаривать его не имеет смысла. Вот только чем все это грозит ей? И стоит ли начинать переживать всерьез?
***
Вскоре выяснилось, что переживать стоило. И даже не переживать, а бояться. Спустя три дня после получения злополучного письма, герцог посвятил девушку в свой план. Ничего хорошего и обнадеживающего в нем не было. Ей – наследной герцогине Окаэдорской предстояло покинуть родовое поместье и отправиться в закрытое учебное заведение, где ее в буквальном смысле запрут на ближайшие три года.
Ужас? Да не то слово!
Но по-настоящему вывело из равновесия даже не это. В отличие от своих сверстниц, или вернее от сверстниц четырехлетней давности, быть поскорее представленной ко двору Лиин никогда не стремилась. Ее матери это «представление» не принесло ничего кроме горя. Да и против учебы она ничего не имела.
