– Умрет. Мне тоже его жаль. Но это по твоей отчасти воле. Ведь ты не хочешь отступать и изменить решение, потворствуя в осуществлении задуманного плана для того, кто это создает и вас приносит в жертву собственной гордыне.
– Ты утверждаешь, это все произойдет или уже произошло. Так что же может изменить мое решение?
– Решение следовало принимать тогда, в пустыне. Но а сейчас ты можешь избежать тяжелой смерти, избавившись от продолжительных мучений, и вместе со своей – спасти жизнь своего несчастного ученика – не приносить вас к жертвенному алтарю, как агнцев, во имя искупления, а заодно лишить твоих последователей символа смерти, которую они под этим символом понесут по всей земле.
Так что не знаю, прав ли ты, философ, в выборе своем, но люди и к гармонии и к красоте придут не через рабское служение, слепое следование чужой воле, а через путь, идущий сквозь меня, через мое прощение, освобождающее их сердца от зла... А твои проповеди, к сожалению, им не помогут.
И помни, это не последняя из наших встреч...
– Возможно, ты и в этом прав, провидец времени, и мы еще увидимся... Но, к сожалению, я не могу предать Того, кто даровал нам жизнь, Того, кому служу. Однако я надеюсь, сбудется, реченное тобою, и это придает мне сил в преддверии грядущих испытаний.
– Тебе лишь кажется, что это происходит в настоящем и сейчас...
На самом деле все давно прошло, как то, что я тебе поведал. И многое еще произойдет, оставшись так же в прошлом...
И чьи-то одинокие, печальные глаза, возможно, прямо сейчас читают эту давно прошедшую историю и сожалеют о твоей судьбе, которая им хорошо известна. Но в то же время представляют, что она еще не завершена и главные события ожидают впереди...
С востока приближается гроза, и нам пора расстаться.
Прощай, мой друг!
– Прощай, мой полуночный спутник.
Две тени разошлись. Одна пропала в темной гуще сада, другая обратилась на восток.
Вдали над горизонтом засияли вспышки грома и тут же слились с тьмой, раскатываясь отдаленным гулом в надвигающемся на окрестности волнуемого ветром сада небосводе. Повеяло влажностью, усилившей прохладу. И чувствовалось, что гроза вот-вот нагрянет!
– Ты утверждаешь, это все произойдет или уже произошло. Так что же может изменить мое решение?
– Решение следовало принимать тогда, в пустыне. Но а сейчас ты можешь избежать тяжелой смерти, избавившись от продолжительных мучений, и вместе со своей – спасти жизнь своего несчастного ученика – не приносить вас к жертвенному алтарю, как агнцев, во имя искупления, а заодно лишить твоих последователей символа смерти, которую они под этим символом понесут по всей земле.
Так что не знаю, прав ли ты, философ, в выборе своем, но люди и к гармонии и к красоте придут не через рабское служение, слепое следование чужой воле, а через путь, идущий сквозь меня, через мое прощение, освобождающее их сердца от зла... А твои проповеди, к сожалению, им не помогут.
И помни, это не последняя из наших встреч...
– Возможно, ты и в этом прав, провидец времени, и мы еще увидимся... Но, к сожалению, я не могу предать Того, кто даровал нам жизнь, Того, кому служу. Однако я надеюсь, сбудется, реченное тобою, и это придает мне сил в преддверии грядущих испытаний.
– Тебе лишь кажется, что это происходит в настоящем и сейчас...
На самом деле все давно прошло, как то, что я тебе поведал. И многое еще произойдет, оставшись так же в прошлом...
И чьи-то одинокие, печальные глаза, возможно, прямо сейчас читают эту давно прошедшую историю и сожалеют о твоей судьбе, которая им хорошо известна. Но в то же время представляют, что она еще не завершена и главные события ожидают впереди...
С востока приближается гроза, и нам пора расстаться.
Прощай, мой друг!
– Прощай, мой полуночный спутник.
Две тени разошлись. Одна пропала в темной гуще сада, другая обратилась на восток.
Вдали над горизонтом засияли вспышки грома и тут же слились с тьмой, раскатываясь отдаленным гулом в надвигающемся на окрестности волнуемого ветром сада небосводе. Повеяло влажностью, усилившей прохладу. И чувствовалось, что гроза вот-вот нагрянет!
