Бойся данайцев, дары приносящих
Выли сирены «Скорой Помощи» и полиции, медики кричали в рации, требуя подкрепления, вопили пострадавшие. Репортеры совали под их окровавленные носы микрофоны с логотипами телекомпаний и орали: «Как вы себя чувствуете?», стараясь превзойти по децибелам и сирены, и медиков, и конкурентов вместе взятых. День не задался с утра, а заканчивался и вовсе как безумная репетиция Армагеддона.
На скоростной трассе перевернулся автобус местной баскетбольной команды, и за считанные минуты накрутил вокруг себя металлический фарш из нескольких десятков легковушек.
Такое количество трупов я видел только однажды. Хотя нет, второй раз был при посещении морга, после которого я бросил университет, так и не получив диплом врача. Кто знает, может сейчас так же носился бы с рацией, требуя подкрепления.
Всех, кого не надо было упаковывать в мешки, спешно грузили в реанимобили и отвозили в ближайшую больницу. Через каких-то полчаса приемное отделение стало походить на взорванный муравейник, но нам с женой повезло – доставили в числе первых.
Бригада из пяти человек окружила койку Бесс, так что я ее совсем не видел, но обрывки фраз слышал отчетливо. Открытая черепно-мозговая, инородное тело, разрыв селезенки –в сравнении с ней, я отделался легким испугом.
Голова раскалывалась, на лбу уже запеклась кровь, каждый вдох-выдох давался с трудом, наверняка сломаны ребра, и ноги держали из последних сил, кость голени торчала из дыры в джинсах. Черт! Не зря у меня вчера ломило в затылке и ныла интуиция, как задом чувствовал. Но Бесс сказала – день рождения, озеро Тахо, подарки, и все такое. Что я забыл на том озере?
Во рту пересохло, но если сейчас пойду к кулеру, боюсь, моя голень мне этого не простит. Я кое-как уселся в кресло для посетителей и поискал взглядом кого-нибудь, способного прийти мне на помощь. Кандидат нашелся сразу, относительно целый и без видимых признаков повреждений, он сидел в соседнем кресле и, скрестив на груди руки, наблюдал за манипуляциями реаниматологов, спасающих мою Бесс. Вот уж воистину, бесконечно можно смотреть, как другие работают.
-Любезный, - окликнул я достаточно громко, - вы не могли бы…
Он даже не шелохнулся.
- Я к вам обращаюсь, - дотронулся до его плеча, если он действительно не расслышал мой голос в гудящем улье отделения.
Жест произвел эффект, но не тот, на который рассчитывал я. Мужчина обернулся. Его глаза были синими, глубокими и пустыми, как пропасть. Чувствуя, как меня затягивает в их гипнотическую, пугающую бездну, я все же сумел выдавить:
-Воды бы… мне…
Он приложил палец к губам, призывая к молчанию, и отпустил меня, переведя взгляд на часы на запястье. Громко щелкала секундная стрелка – раз, два, три, четыре… На пятой секунде наступила тишина и время остановилось. Люди застыли, как статуи в музее мадам Тюссо, перед моим носом завис комар, а из-за спин медиков выплыло прозрачно-белое облако, в очертаниях которого ясно вырисовывалась фигура Бесс.
- Твою мать! Ты это видишь? – вопрос был риторическим, я задал его только чтобы не молчать, но мой сосед снизошел до ответа.
- Конечно.
Если бы его лицо не олицетворяло беспристрастность, я бы поклялся, что он хмыкнул.
- Но какого хрена это вижу я?
- Может и твое время кончилось? - он сверился с часами, прикрыв свои страшные глаза веками, а когда посмотрел на меня вновь, во взгляде светилось столько участия, что мой язык едва не поддался искушению ответить "да".
Я отрицательно замотал головой, не доверяя органу речи. Мое время все еще оставалось при мне. Прости, Бесс, я помню, как обещал, что будем жить долго и счастливо и умрем в один день, но вот этот день настал, а я оказался не готов. Не думаю, что к этому вообще можно подготовиться.
- Мистер Баркли? - о том, что реальный мир все еще существует, мне напомнил интерн. Это был его первый раз, и он долго подбирал нужные слова, чтобы сообщить печальную весть родственнику усопшей.
Мне пришлось изобразить потрясение. Ни облака-Бесс, ни сопровождающего ее мрачного Жнеца уже не было в приемном отделении и, конечно же, их никто никогда не видел, а меня сочли бы сумасшедшим, вздумай я рассказать об этом. Поэтому я выбрал простой, хоть и трусливый выход из ситуации - потерял сознание.
Я любил Бесс, скорбь моя была настоящей и безутешной. Я много пил. Сначала виски, потом, когда в анамнезе появился "психоз на почве глубокого чувства вины", пил антидепрессанты. Потом запивал антидепрессанты виски. А потом снова появился Жнец.
Он был таким же, как я запомнил с прошлого раза. Лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, с коротким светлым ежиком волос. Даже одет в ту же черную футболку и брюки хаки с большими накладными карманами. На ногах - новенькие кроссовки, последняя коллекция. Странно, как мозг отмечает подобные детали в стрессовых ситуациях.
Мы столкнулись с ним чуть не нос к носу в моем же собственном доме. Он прижался к стене коридора, давая мне пройти, и с наглой ухмылкой постучал по наручным часам. Я показал ему средний палец, а в остальном предпочел сделать вид, что не заметил его присутствия.
Уход тещи я воспринял менее болезненно. К тому же заботы о дочери теперь полностью легли на мои плечи. Полли уже исполнилось восемь, а она ни разу за последние три года не видела меня трезвым. Надо было срочно брать себя в руки. О том, чтобы жениться еще раз я даже не помышлял. Моя девочка стала смыслом всей жизни. Поэтому, когда через тридцать лет она умерла от рака, я готов был рвать Жнеца зубами, разодрать ногтями, столкнуть в преисподнюю, чтобы он никогда не возвращался, чтобы его глаза, лишающие душу воли к сопротивлению, не утащили ее в синий омут забвения. Я выл от отчаяния и безысходности, выдирал остатки волос с лысеющей головы, но когда он, уводя Полли, оглянулся и спросил: " Ну что, Том Баркли, как насчет времени?" - снова оказался не готов. Я не представлял, как буду жить без нее, но безумно, безумно, безумно хотел жить.
Полли оставила мне последний подарок - славного мальчишку по имени Сэм. Конечно, я любил внука, но что мог дать ему такой эгоистичный старик как я? Глядя на его румяные щеки, на густую шапку светлых волос, на пышущее здоровьем и энергией юное тело, я понимал, что в конечном итоге стану свидетелем и его ухода. Ведь у меня было то, чего не было у него - время, которое я не собирался возвращать.
Когда Сэм заканчивал колледж, а мне было глубоко за восемьдесят, я решил, что нам пора прощаться. Отослал ему телеграмму о своей скоропостижной кончине и с помпой провел собственные похороны. Всем занимался поверенный, но я читал отчет и некролог в газете. Впечатляло.
Я уехал на другой конец страны и поселился в уютном пансионате, где моя старость не так мозолила глаза соседям. В год моего столетия, попечитель, содержавший наш дом престарелых, даже заработал на мне приличную сумму. Ставших ненужными стариков, пачками свозили к нам, ведь на буклете красовалась моя цветущая физиономия. Питание, свежий воздух, внимательный персонал, бла, бла, бла, - гласила реклама, но лично меня тяготил статус звезды. Что толку в поклонницах, если на свидание с Создателем они уходят чаще, чем со мной. Что толку в друзьях, если они испускают дух, не доиграв даже партию в шашки.
Я становился брюзгой, но скверный характер - малая плата за долгую жизнь.
Признаюсь, иногда я мечтал о новой встрече со Жнецом и даже разыгрывал сценки, в которых, поломавшись для виду, соглашался на его условия, и это случалось все чаще и чаще, и уже пугающе походило на правду.
Уже ничто не радовало меня, тело стало настолько дряхлым, что даже самые пессимистичные пессимисты из персонала начинали верить, что дата рождения в моем удостоверении личности настоящая.
Привезли нового постояльца. Событие не Бог весть какой важности, но все же развлечение. Осторожно, стараясь не рассыпаться в прах на полпути, я доковылял до его комнаты и смешался с группой местных активистов, бодро лгавших, как они рады новому соседу. На самом деле их интересовало одно - кто кого переживет и насколько. Новенький был плох, настолько плох, что я не сразу узнал в нем моего Сэма.
В этот день я устроил маленький переполох. Неотложка, капельницы, и даже священник, но до вызова гробовщика, к их разочарованию, не дошло.
Я лежал и думал - оно того стоило? Единственный родной мне человек лежит за стеной и ему восемьдесят семь, и он уйдет раньше меня. Я прятался в этом пансионате последние, страшно представить сколько, лет. Я тянул и тянул время. Для чего? Жил ли я вообще?
Может, стоило уйти вместе с Полли или еще раньше, с Бесс? Или еще раньше, когда суждено было уйти?
Мне восемнадцать. Выпускной класс. День рождения и предстоящая поездка на озеро Тахо с одноклассниками. Нас собрали в столовой, и физрук зачитывал вслух правила поведения. Я и Бесс сидели за дальним столиком и совсем не слушали учителя. Мы только-только решили, что неплохо бы тусоваться вместе. Бесси смущалась и никак не могла открыть коробку для ланча. А когда это удалось, внутри оказался кривобокий, впервые испеченный ею, капкейк с воткнутой в него маленькой розовой свечкой.
-Я не знала, что тебе нравится, поэтому... - Бесс покраснела и показалась мне самой красивой девушкой в мире.
Вчера я выкурил свою первую сигарету, но сегодня, с ловкостью фокусника извлек из кармана зажигалку и зажег свечу.
-Мне полагается задуть ее? - я сказал это снисходительным тоном и думал, что выгляжу круто.
-Да. Загадай желание и задуй. Какой подарок ты хотел бы получить?
-Эй, Баркли и Джонс, вы меня слушали? Что я говорил про открытый огонь? - крикнул нам физрук, а потом...
Потом был настоящий ад. У Дагласа Кирка сорвало крышу. Я не видел как он доставал дробовик, не знал, где он его взял, и вообще ничего не успел понять.
Меня что-то больно ударило в шею, я завалился на пол, зацепив ногой столик. Передо мной валялся выпавший из коробки кривобокий капкейк. Свеча, как ни странно, еще горела. Рядом со мной лежала Бесс, из ранки между бровей стекала струйка крови. Она смотрела на меня затухающими глазами, а у меня в ушах все еще звучал ее вопрос - какой подарок ты хотел бы получить?
Слабеющие пальцы зажимали дыру в шее, в глазах мутная пелена, сознание ускользало; но я все же увидел его. Ростом чуть выше среднего, с коротким ежиком светлых волос, в черной футболке и брюках цвета хаки. А на ногах кроссовки из последней коллекции.
Он шел прямо ко мне, переступая через тела моих одноклассников, не обращая внимания на выстрелы и крики. Присел на корточки и посмотрел на меня синими глазами, глубокими и пустыми как пропасть.
- Так какой подарок ты хотел бы получить в этот раз, Том Баркли?
- Время, - прохрипел я, - подари мне еще немного времени. Я не готов уходить.
- Томми, малыш, ты же знаешь, как все закончится. Хочешь прожить это еще раз?
- Я придумаю другую жизнь, миллион других жизней, в какой-нибудь из них я обязательно буду счастлив.
- Хорошо, я подарю тебе время. Но рано или поздно мы снова встретимся здесь, в исходной точке.
Сволочь! Я уже готов швырнуть его подарок ему же в лицо, бесстрастное, равнодушное лицо. Он прав. Все всегда заканчивается здесь. У меня есть время, но самого меня нет. Ни среди живых, ни среди мертвых. Я всегда один, в школьной столовой, и ни разу не видел озеро Тахо. Может, стоит все прекратить, поддаться на его уговоры и уйти, обрести, наконец, покой, но... Черт! Как же хочется жить.
-Так что ты хочешь в подарок?
- Будь ты проклят, - цежу я сквозь стиснутые зубы и задуваю свечу.
Выли сирены «Скорой Помощи» и полиции, медики кричали в рации, требуя подкрепления, вопили пострадавшие. Репортеры совали под их окровавленные носы микрофоны с логотипами телекомпаний и орали: «Как вы себя чувствуете?», стараясь превзойти по децибелам и сирены, и медиков, и конкурентов вместе взятых. День не задался с утра, а заканчивался и вовсе как безумная репетиция Армагеддона.
На скоростной трассе перевернулся автобус местной баскетбольной команды, и за считанные минуты накрутил вокруг себя металлический фарш из нескольких десятков легковушек.
Такое количество трупов я видел только однажды. Хотя нет, второй раз был при посещении морга, после которого я бросил университет, так и не получив диплом врача. Кто знает, может сейчас так же носился бы с рацией, требуя подкрепления.
Всех, кого не надо было упаковывать в мешки, спешно грузили в реанимобили и отвозили в ближайшую больницу. Через каких-то полчаса приемное отделение стало походить на взорванный муравейник, но нам с женой повезло – доставили в числе первых.
Бригада из пяти человек окружила койку Бесс, так что я ее совсем не видел, но обрывки фраз слышал отчетливо. Открытая черепно-мозговая, инородное тело, разрыв селезенки –в сравнении с ней, я отделался легким испугом.
Голова раскалывалась, на лбу уже запеклась кровь, каждый вдох-выдох давался с трудом, наверняка сломаны ребра, и ноги держали из последних сил, кость голени торчала из дыры в джинсах. Черт! Не зря у меня вчера ломило в затылке и ныла интуиция, как задом чувствовал. Но Бесс сказала – день рождения, озеро Тахо, подарки, и все такое. Что я забыл на том озере?
Во рту пересохло, но если сейчас пойду к кулеру, боюсь, моя голень мне этого не простит. Я кое-как уселся в кресло для посетителей и поискал взглядом кого-нибудь, способного прийти мне на помощь. Кандидат нашелся сразу, относительно целый и без видимых признаков повреждений, он сидел в соседнем кресле и, скрестив на груди руки, наблюдал за манипуляциями реаниматологов, спасающих мою Бесс. Вот уж воистину, бесконечно можно смотреть, как другие работают.
-Любезный, - окликнул я достаточно громко, - вы не могли бы…
Он даже не шелохнулся.
- Я к вам обращаюсь, - дотронулся до его плеча, если он действительно не расслышал мой голос в гудящем улье отделения.
Жест произвел эффект, но не тот, на который рассчитывал я. Мужчина обернулся. Его глаза были синими, глубокими и пустыми, как пропасть. Чувствуя, как меня затягивает в их гипнотическую, пугающую бездну, я все же сумел выдавить:
-Воды бы… мне…
Он приложил палец к губам, призывая к молчанию, и отпустил меня, переведя взгляд на часы на запястье. Громко щелкала секундная стрелка – раз, два, три, четыре… На пятой секунде наступила тишина и время остановилось. Люди застыли, как статуи в музее мадам Тюссо, перед моим носом завис комар, а из-за спин медиков выплыло прозрачно-белое облако, в очертаниях которого ясно вырисовывалась фигура Бесс.
- Твою мать! Ты это видишь? – вопрос был риторическим, я задал его только чтобы не молчать, но мой сосед снизошел до ответа.
- Конечно.
Если бы его лицо не олицетворяло беспристрастность, я бы поклялся, что он хмыкнул.
- Но какого хрена это вижу я?
- Может и твое время кончилось? - он сверился с часами, прикрыв свои страшные глаза веками, а когда посмотрел на меня вновь, во взгляде светилось столько участия, что мой язык едва не поддался искушению ответить "да".
Я отрицательно замотал головой, не доверяя органу речи. Мое время все еще оставалось при мне. Прости, Бесс, я помню, как обещал, что будем жить долго и счастливо и умрем в один день, но вот этот день настал, а я оказался не готов. Не думаю, что к этому вообще можно подготовиться.
- Мистер Баркли? - о том, что реальный мир все еще существует, мне напомнил интерн. Это был его первый раз, и он долго подбирал нужные слова, чтобы сообщить печальную весть родственнику усопшей.
Мне пришлось изобразить потрясение. Ни облака-Бесс, ни сопровождающего ее мрачного Жнеца уже не было в приемном отделении и, конечно же, их никто никогда не видел, а меня сочли бы сумасшедшим, вздумай я рассказать об этом. Поэтому я выбрал простой, хоть и трусливый выход из ситуации - потерял сознание.
Я любил Бесс, скорбь моя была настоящей и безутешной. Я много пил. Сначала виски, потом, когда в анамнезе появился "психоз на почве глубокого чувства вины", пил антидепрессанты. Потом запивал антидепрессанты виски. А потом снова появился Жнец.
Он был таким же, как я запомнил с прошлого раза. Лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, с коротким светлым ежиком волос. Даже одет в ту же черную футболку и брюки хаки с большими накладными карманами. На ногах - новенькие кроссовки, последняя коллекция. Странно, как мозг отмечает подобные детали в стрессовых ситуациях.
Мы столкнулись с ним чуть не нос к носу в моем же собственном доме. Он прижался к стене коридора, давая мне пройти, и с наглой ухмылкой постучал по наручным часам. Я показал ему средний палец, а в остальном предпочел сделать вид, что не заметил его присутствия.
Уход тещи я воспринял менее болезненно. К тому же заботы о дочери теперь полностью легли на мои плечи. Полли уже исполнилось восемь, а она ни разу за последние три года не видела меня трезвым. Надо было срочно брать себя в руки. О том, чтобы жениться еще раз я даже не помышлял. Моя девочка стала смыслом всей жизни. Поэтому, когда через тридцать лет она умерла от рака, я готов был рвать Жнеца зубами, разодрать ногтями, столкнуть в преисподнюю, чтобы он никогда не возвращался, чтобы его глаза, лишающие душу воли к сопротивлению, не утащили ее в синий омут забвения. Я выл от отчаяния и безысходности, выдирал остатки волос с лысеющей головы, но когда он, уводя Полли, оглянулся и спросил: " Ну что, Том Баркли, как насчет времени?" - снова оказался не готов. Я не представлял, как буду жить без нее, но безумно, безумно, безумно хотел жить.
Полли оставила мне последний подарок - славного мальчишку по имени Сэм. Конечно, я любил внука, но что мог дать ему такой эгоистичный старик как я? Глядя на его румяные щеки, на густую шапку светлых волос, на пышущее здоровьем и энергией юное тело, я понимал, что в конечном итоге стану свидетелем и его ухода. Ведь у меня было то, чего не было у него - время, которое я не собирался возвращать.
Когда Сэм заканчивал колледж, а мне было глубоко за восемьдесят, я решил, что нам пора прощаться. Отослал ему телеграмму о своей скоропостижной кончине и с помпой провел собственные похороны. Всем занимался поверенный, но я читал отчет и некролог в газете. Впечатляло.
Я уехал на другой конец страны и поселился в уютном пансионате, где моя старость не так мозолила глаза соседям. В год моего столетия, попечитель, содержавший наш дом престарелых, даже заработал на мне приличную сумму. Ставших ненужными стариков, пачками свозили к нам, ведь на буклете красовалась моя цветущая физиономия. Питание, свежий воздух, внимательный персонал, бла, бла, бла, - гласила реклама, но лично меня тяготил статус звезды. Что толку в поклонницах, если на свидание с Создателем они уходят чаще, чем со мной. Что толку в друзьях, если они испускают дух, не доиграв даже партию в шашки.
Я становился брюзгой, но скверный характер - малая плата за долгую жизнь.
Признаюсь, иногда я мечтал о новой встрече со Жнецом и даже разыгрывал сценки, в которых, поломавшись для виду, соглашался на его условия, и это случалось все чаще и чаще, и уже пугающе походило на правду.
Уже ничто не радовало меня, тело стало настолько дряхлым, что даже самые пессимистичные пессимисты из персонала начинали верить, что дата рождения в моем удостоверении личности настоящая.
Привезли нового постояльца. Событие не Бог весть какой важности, но все же развлечение. Осторожно, стараясь не рассыпаться в прах на полпути, я доковылял до его комнаты и смешался с группой местных активистов, бодро лгавших, как они рады новому соседу. На самом деле их интересовало одно - кто кого переживет и насколько. Новенький был плох, настолько плох, что я не сразу узнал в нем моего Сэма.
В этот день я устроил маленький переполох. Неотложка, капельницы, и даже священник, но до вызова гробовщика, к их разочарованию, не дошло.
Я лежал и думал - оно того стоило? Единственный родной мне человек лежит за стеной и ему восемьдесят семь, и он уйдет раньше меня. Я прятался в этом пансионате последние, страшно представить сколько, лет. Я тянул и тянул время. Для чего? Жил ли я вообще?
Может, стоило уйти вместе с Полли или еще раньше, с Бесс? Или еще раньше, когда суждено было уйти?
Мне восемнадцать. Выпускной класс. День рождения и предстоящая поездка на озеро Тахо с одноклассниками. Нас собрали в столовой, и физрук зачитывал вслух правила поведения. Я и Бесс сидели за дальним столиком и совсем не слушали учителя. Мы только-только решили, что неплохо бы тусоваться вместе. Бесси смущалась и никак не могла открыть коробку для ланча. А когда это удалось, внутри оказался кривобокий, впервые испеченный ею, капкейк с воткнутой в него маленькой розовой свечкой.
-Я не знала, что тебе нравится, поэтому... - Бесс покраснела и показалась мне самой красивой девушкой в мире.
Вчера я выкурил свою первую сигарету, но сегодня, с ловкостью фокусника извлек из кармана зажигалку и зажег свечу.
-Мне полагается задуть ее? - я сказал это снисходительным тоном и думал, что выгляжу круто.
-Да. Загадай желание и задуй. Какой подарок ты хотел бы получить?
-Эй, Баркли и Джонс, вы меня слушали? Что я говорил про открытый огонь? - крикнул нам физрук, а потом...
Потом был настоящий ад. У Дагласа Кирка сорвало крышу. Я не видел как он доставал дробовик, не знал, где он его взял, и вообще ничего не успел понять.
Меня что-то больно ударило в шею, я завалился на пол, зацепив ногой столик. Передо мной валялся выпавший из коробки кривобокий капкейк. Свеча, как ни странно, еще горела. Рядом со мной лежала Бесс, из ранки между бровей стекала струйка крови. Она смотрела на меня затухающими глазами, а у меня в ушах все еще звучал ее вопрос - какой подарок ты хотел бы получить?
Слабеющие пальцы зажимали дыру в шее, в глазах мутная пелена, сознание ускользало; но я все же увидел его. Ростом чуть выше среднего, с коротким ежиком светлых волос, в черной футболке и брюках цвета хаки. А на ногах кроссовки из последней коллекции.
Он шел прямо ко мне, переступая через тела моих одноклассников, не обращая внимания на выстрелы и крики. Присел на корточки и посмотрел на меня синими глазами, глубокими и пустыми как пропасть.
- Так какой подарок ты хотел бы получить в этот раз, Том Баркли?
- Время, - прохрипел я, - подари мне еще немного времени. Я не готов уходить.
- Томми, малыш, ты же знаешь, как все закончится. Хочешь прожить это еще раз?
- Я придумаю другую жизнь, миллион других жизней, в какой-нибудь из них я обязательно буду счастлив.
- Хорошо, я подарю тебе время. Но рано или поздно мы снова встретимся здесь, в исходной точке.
Сволочь! Я уже готов швырнуть его подарок ему же в лицо, бесстрастное, равнодушное лицо. Он прав. Все всегда заканчивается здесь. У меня есть время, но самого меня нет. Ни среди живых, ни среди мертвых. Я всегда один, в школьной столовой, и ни разу не видел озеро Тахо. Может, стоит все прекратить, поддаться на его уговоры и уйти, обрести, наконец, покой, но... Черт! Как же хочется жить.
-Так что ты хочешь в подарок?
- Будь ты проклят, - цежу я сквозь стиснутые зубы и задуваю свечу.
