Ну, разумеется, ни бумажки, ни файлика, скрепки не дам уне-сти. Ну, Сашенька, милый, ну о чем ты говоришь, я всегда подозревала, что она шлюха, только… Хорошо, хорошо, молчу. Да. Целую. - И она почмока-ла губами, изображая поцелуй.
Это что же, меня обыскивать собираются? Ну, что Свентицкий не-долго будет горевать, я не сомневалась; правда, никак не ждала, что это бу-дет Лариска. Ее огненная шевелюра (натуральная, между прочим!), ярко-зеленые крыжовенные глаза, ее бешеный нрав вовсе не были в его вкусе - иначе она давно бы заняла это место… Спору нет, Лариска была очень хо-роша собой, особенно, когда давала себе труд почистить перышки. Что же, если у нее сложатся отношения с шефом, она это заслужила. Выслужила!
Я вывалила на стол все, что сложила в пакет, бросила сверху дискеты с информацией, которую скопировала с машины - получилась изрядная кучка, убрала самые ценные визитки поглубже в сумку (все ту же самую старую сумку, я ведь так и не удосужилась купить новую) и громко позвала:
- Лариса! Загляни сюда, пожалуйста!
- Ты уже здесь? Давно? - Рыжее видение немедленно материализовалось в двери.
- Да с полчаса, наверное. Не красней так, я все слышала. Хотя и пред-почла бы не услышать. Можешь проверить. Я ничего не забираю, все на столе. Обыскивать будешь? Личный обыск проводить?
- Да ты что?! - Лариска залилась краской.
- Дорогая, не смущайся. Полученный тобой приз стоит нескольких ми-нут неприятной работы, так что если тебе велели лично все проверить, не стесняйся, выполняй.
Цветом личика подруженька могла уже сравниться с переспелой виш-ней, и я решила удалиться, сделав эффектный последний жест.
- Да, вот тут еще, - я выложила на стол пару непрозрачных довольно объемных пакетов, - платье и туфли, которые Александр покупал мне для выхода в свет. Не уверена, что тебе подойдет этот цвет, но, в крайнем слу-чае, пустишь на тряпки!
- Это что, то самое знаменитое платье от Шанель? - в узенькой двери появился длинный нос, прицепленный к узенькой мордочке - вторая наша сплетница, Раиса по прозвищу "Космодемьянская" - подразумевалось, разу-меется, что информацию она не выдаст и под пыткой.
- Ну что Вы, Раиса Валерьевна, - любезно улыбаюсь я, подхватывая по-легчавшую сумку, - я ведь говорила, это мне подруга из Китая привезла. Всего Вам доброго, я - в отпуск!
Длинный коридор, парадная лестница, дубовые двери, возле которых так недавно я уткнулась носом в модный галстук Свентицкого, "равнодуш-ное "до свиданья" незнакомого охранника… прочь, прочь отсюда! И жаркий шум летней московской улицы наваливается на меня, мешая заплакать…
Перед отъездом в отпуск нужно было еще выполнить несколько "обя-зательных упражнений" - звонок Ольге, звонок Алисе, переезд на дачу - не столько "переезд", сколько "перевоз", небольшой поход по магазинам…
Единственное, что отвлекло меня от этих приятных дел - и немало по-забавило! - был неожиданный звонок той самой Иры Зайцевой - Иры, кото-рая с момента окончания института ни разу не позвонила никому из сокурс-ников, ни разу не пришла на встречи. Пару минут послушав ее объяснения, с каким трудом она нашла мой телефон (уж какой тут труд - родителям по-звонить, благо они еще в Москве!), я прямо спросила:
- Ир, у тебя дело какое-то? А то я через три дня уезжаю, а у меня еще дел - выше крыши.
- А мы не можем встретиться? Я примерно знаю, где ты живешь, я тебя видела несколько раз на автобусной остановке…
- Да что ты? - вежливо спрашиваю я. Задавать вопрос, почему же ты не остановилась, было выше моих сил. - Ну, хорошо, подъезжай. Только мне в два надо будет уйти.
- Да я через полчаса буду!
Ну, не через полчаса, а через сорок минут, но она действительно приехала, на той самой "Ауди", с коробкой конфет, в роскошном брючном костюме, не иначе как Кензо, по расцветке судя.
- Привет! Вот тут ты и живешь? А посмотреть можно?
- Проходи. Правда, смотреть тут особо нечего - комната, кухня, ван-ная и туалет. Но пока мне хватает.
- Ой, а у нас до сих пор коттедж не отделан до конца, в бассейне плитку не ту положили, теперь меняют, гостевые спальни никак не отделают… Я тебя обязательно приглашу, когда закончат, ладно?
- Да, конечно, обязательно. Чай будешь?
- Нет-нет, спасибо. Я стараюсь чай не пить, так портится цвет лица.
- Ну, тогда, может быть, ты расскажешь, о чем хотела поговорить?
- Да… Ты понимаешь, я бы хотела… если ты не возражаешь… Ты ведь выходишь замуж, правда?
- Да, собираюсь. Осенью, если ничего не изменится.
- Я бы очень хотела, чтобы мой Зайцев познакомился с твоим буду-щим мужем. Понимаешь, он стареет, все связи его уходят с постов, а что он будет делать без связей?
Классики советской литературы сказали: "Остапа понесло". И были правы - именно так это и называется. Иру понесло. Она рассказала мне, как плохо жить со стремительно стареющим мужем, как ей одиноко оттого, что она не работает, как ей надоели ее "подруги" - такие же жены, сидящие дома, детей они не завели, а теперь уже, наверное, и не будет.… Через полчаса я начала поглядывать на часы, через сорок пять минут готова была посочув-ствовать ей - лишь бы она заткнулась…
- Ир, я ничего не могу пообещать - Вадим взрослый человек, и я не вмешиваюсь в его дела, - сказала я с максимальным дружелюбием, когда мне удалось вставить слово.
- Да? А Ромкин проект кто протолкнул? - Москва - и правда бол
- ьшая деревня, ничего скрыть невозможно…
- Ромкин проект говорил сам за себя, я только передала его Вадиму. Ир, я попробую с ним поговорить, но ничего не обещаю. И в лю-бом случае - только после отпуска. Ладно?
Еще через полчаса Ира уехала, вынужденная удовлетвориться моим обещанием поговорить с Вадимом, а я еще раз поразилась, как меняет людей жизнь - она ведь была одной из "звезд" нашего курса, ей все пророчили бле-стящее будущее…
Вечером я рассказала Вадиму об этом разговоре. Он только хмыкнул:
- Зайцев? Да знаю я, он давно вокруг ходит. Бог с ним, - он сгреб меня в охапку и прошептал в самое ухо, - я ужжжасно соскучился по тебе. Как ты посмотришь, если я немедленно начну к тебе при-ставать?
- Что, даже и не поужинав? - засмеялась я, не сильно защищая по-следнюю оставшуюся на мне тряпочку.
- А ужинать мы поедем куда-нибудь… девочка моя, любимая…
И я готова была ответить то же самое…
На следующий день я поехала собирать Настю на дачу…
Ребенок некоторое время благосклонно взирал на кучи барахла, упи-хиваемые в чемоданы и сумки, потом взялся помогать и неожиданно быстро кучи превратились в компактные и удобные для ношения единицы багажа.
Собственно, благодаря Вадиму с дачей не было никаких хлопот - про-сто в назначенный день к родительскому дому подъехал небольшой акку-ратный фургончик и скромные "Жигули" - четверка, двое весьма крупных молодых людей аккуратно погрузили вещи - в фургон, слегка обалдевших родителей, Настю и кошку - в легковушку, и через полтора часа весь процесс был завершен. Денег молодые люди не взяли, уверив матушку, что им все оплатили, от чая, тем паче - водки - отказались, и отбыли, все так же ак-куратно выехав с участка и не помяв при этом ни одной грядки.
Признаюсь, что хождение по магазинам заняло у меня гораздо больше времени. Впервые я по-серьезному ехала "в Европу", и не по делам, а отды-хать; впервые у меня оказалась (спасибо Свентицкому) такая большая сум-ма, которую я могла потратить совершенно произвольно, на себя. Ну, и я, конечно, оторвалась… Купальники, сарафаны, блузки и легкие юбки приятно отягощали руки, венцом же всему оказалась фантастическая шляпа из итальянской соломки, полупрозрачная, как тонкие кружева, золотистая, бросающая на лицо даже не тень, а призрак тени.… И пусть везти ее с собой неудобно, а надеть по большому счету некуда! Эта шляпа была символом отпуска, лета, свободы, начинающейся новой жизни - кто знает, хорошей ли, но совсем-совсем другой…
Я не буду рассказывать, как мы ехали на машине по маленьким и чис-теньким городам старой Европы. В моем сознании не отделялись друг от друга Гент, Брюссель, Женева, Блуа, Зальцбург.… Прилетев из Москвы в Париж, мы задержались там на несколько дней, потом Вадим взял машину напрокат, и мы ехали "куда глаза глядят". Разумеется, глаза у него глядели по заранее разработанному маршруту, и конечно, в моем паспорте благодаря ему стояли все необходимые визы - но впервые за последние пятнадцать лет я об этом не думала… Мы пили вино в маленьких кабачках, лазили по стенам старинных замков, покупали какие-то сумасшедшие пейзажи у сума-сшедших художников; мы останавливались в небольших гостиницах там, где нам хотелось задержаться, и любили друг друга, не спеша, узнавая и удивляясь все новому и новому; и рано утром нас будили птицы и журчание ручья по окнами, запах кофе и горячих булочек.
Я проснулась от какого-то скверного сна, и по привычке, не открывая глаз, потянулась, чтобы прижаться к Вадиму - но его не было рядом со мной. Открыв глаза, я увидела, что он сидит в противоположном углу ком-наты, в так называемой "гостиной зоне", и тихо говорит по мобильнику. Это само по себе уже было странно - за все время нашей поездки он ни разу не включал телефон, кроме пары раз, когда сам хотел позвонить в Москву. Еще более странным было то, что Вадим был полностью одет, и не в шорты и га-вайку, как все в этом крохотном приморском городишке, а в летний, но, тем не менее, строгий костюм.
Закончив разговор, он с досадой задвинул антенну, и, заметив, что проснулась, широкими шагами подошел ко мне.
- Боюсь, что больше мне отдыхать не позволят, мне нужно срочно лететь в Москву. Я бы хотел, чтобы ты осталась тут еще на недельку - вдруг мне удастся быстренько все раскидать и вернуться?
- Что-то случилось?
- Ерунда, обычная деловая рутина. Просто ее накопилось слишком много, а ты же знаешь, я сам себе офис и сам себе помощник. Так побудешь здесь еще, или полетишь со мной?
- Ты улетаешь?…
- Через пятьдесят минут придет машина, через два часа самолет.
- Я с тобой.
Сборы не заняли много времени, и к приходу машины я была одета и причесана, чемоданы упакованы, и соломенная шляпа уютно устроилась в коробке.
Огромный "Линкольн" домчал нас до аэропорта Ниццы, возле стойки регистрации нас уже ждал какой-то немолодой француз с билетами, и вскоре мы уже сидели в широких креслах первого класса аэрофлотовского рейса на Москву. Я с тревогой смотрела на каменное лицо Вадима, и все меньше мне нравилась совершенно резиновая улыбка, прорезавшая этот камень каждый раз, когда он обращался ко мне.
Стюардесса принесла Вадиму виски, мне шампанское, и он, извинив-шись, открыл ноутбук. Через несколько минут, с шумом втянув воздух сквозь зубы, он поставил ноутбук на столик и повернулся ко мне.
- Саша, ты ведь знаешь немецкий?
- Да.
- Переведи мне вот этот документ. Подробно, нюансы очень важны. И, - он замолчал на мгновение, - тебе ведь не надо говорить об абсолютной конфи-денциальности этой… бумаги?
- Разумеется. Лист бумаги найдется?
- Возьми ноутбук, ты ведь работаешь в последнем "Word'e"?
Слово есть слово, и я не стану рассказывать, что переводила. Доволь-но будет, если я скажу, что грянувший через месяц "кризис" был детскими игрушками в сравнении с тем, что вытекало из короткой, в два листа бумаги. Теперь мне стало понятно многое, если не все - и этот поспешный вылет, и каменное лицо, и недопитый "Лэфройг"…
В Шереметьево нас ждали две машины - Вадимов "Бентли" и "Ауди" для меня.
- Ты простишь, я не смогу тебя проводить. Сережа отвезет тебя домой, пусть мои чемоданы тоже побудут у тебя, а я позвоню. Отдыхай, ты рано встала сегодня, ладно, солнышко? - и он нежно поцеловал мне ладонь.
- Хорошо, звони, я буду дома.
Его "Бентли" рванул с места с такой скоростью, что мне почудился звук распоротого воздуха…
Разобрав и развесив вещи, я сунула грязное в стиральную машину, вытерла пыль, включила холодильник и сложила в него какие-то пакетики и коробочки, купленные по дороге (потом я с интересом обнаружила среди сыра и йогуртов коробочку с бритвенными лезвиями и пакет с сухой ро-машкой). Вскипятила чайник. Заварила чай. Сварила кофе. Проверила часы и, не поняв ни звука, проверила еще раз.
Что говорить – я металась, как кошка с жестянкой на хвосте…
Телефон зазвонил около половины первого ночи.
- Это я. Ты еще не спишь? – Вадим. Голос полумертвый, но, кажется, до-вольный. - Я приеду через полчасика, ты не возражаешь?
- Да, конечно, я тебя жду.
Положив трубку, я снова метнулась на кухню – приедет скоро, не обедал ведь, надо покормить. Тут я почувствовала, что и сама не очень-то обедала. То есть вовсе не обедала, и в желудке у меня уже целый оркестр голодных кошек. Я бросила на сковородку замороженную картошку-фри (да здравст-вуют полуфабрикаты!) и положила отбивные в миску, посыпав их сухим маринадом. От запаха жареной картошки меня замутило, надо сунуть что-нибудь в рот, а то я умру.
Недогрызенный кусок колбасы прилип к моей гортани, когда я услышала звук поворачивающегося в дверном замке ключа. Господи, ну опять никакой романтики в ситуации – мало того, что в животе у «дамы» урчит от голода, так еще и губы жирные от неправедно сожранной колбасы! Я, уподобившись страусу, заглотила огромный кусину непрожеванным, вытерла жирные руки и губы свежим, только что вывешенным кухонным полотенцем и кинулась в прихожую.
Вадим сидел на обувном ящике, прислонившись к стене, по лицу его блуждала странная улыбка. Ей-богу, я бы подумала, что он пьян, если бы не знала его уже так хорошо…
- Что-нибудь еще случилось?
- Нет, хватило имеющегося. Чаем напоишь?
- Все готово, иди ужинать.
- Не могу, не лезет. Я переполнен кофе и сигаретами, не говоря о плохих новостях. Чаю хочу. Сейчас, только руки вымою, и приду.
Выпив две огромных кружки чая с лимоном, Вадим, кажется, слегка от-дышался - во всяком случае, мы перебрались в комнату, и он растянулся на диване, подложив руки под голову, а я улеглась на животе рядом.
- Ну что, и как мы будем жить дальше - совсем без всякого удоволь-ствия?
- Постараемся что-то вытащить, мне понадобится довольно много переводить, поможешь?
- Разумеется, помогу.
- Завтра суббота, ты, наверное, хотела к своим на дачу съездить?
- Ну, они ждут нашего возвращения во вторник, так что могу и не ездить.
- Лучше завтра поезжай, тебя Сережа довезет, а в воскресенье за то-бой приедет. Завтра у меня встречи со всякими нашими … деяте-лями, а в воскресенье куча писанины, тут-то я тебя и буду эксплуа-тировать. Как истинный плантатор!
Он обнял меня, так, что я задохнулась, а потом мы забыли на какое-то время и ожидающие всех нас неприятности, и дачу, и все вокруг.… Остались только наши губы, наши жадные руки, наши сплетенные тела…
На даче слегка удивились моему появлению - мама высунулась из грядки, где проводила время в излюбленной позе - кверху… ммм… пятой точкой и рассеянно спросила:
- Что-то ты рано приехала, разве ты сегодня не работаешь? - из чего я заключила, что она не помнила не только день моего приезда, но и вообще, какой сегодня день недели.
- Сегодня суббота, мамочка, а вообще-то я в отпуске.
- А, да! Как отдохнула? О, да загар какой хороший! Ну, иди, Настя в доме, смотрит какую-то муру по ящику.
Это что же, меня обыскивать собираются? Ну, что Свентицкий не-долго будет горевать, я не сомневалась; правда, никак не ждала, что это бу-дет Лариска. Ее огненная шевелюра (натуральная, между прочим!), ярко-зеленые крыжовенные глаза, ее бешеный нрав вовсе не были в его вкусе - иначе она давно бы заняла это место… Спору нет, Лариска была очень хо-роша собой, особенно, когда давала себе труд почистить перышки. Что же, если у нее сложатся отношения с шефом, она это заслужила. Выслужила!
Я вывалила на стол все, что сложила в пакет, бросила сверху дискеты с информацией, которую скопировала с машины - получилась изрядная кучка, убрала самые ценные визитки поглубже в сумку (все ту же самую старую сумку, я ведь так и не удосужилась купить новую) и громко позвала:
- Лариса! Загляни сюда, пожалуйста!
- Ты уже здесь? Давно? - Рыжее видение немедленно материализовалось в двери.
- Да с полчаса, наверное. Не красней так, я все слышала. Хотя и пред-почла бы не услышать. Можешь проверить. Я ничего не забираю, все на столе. Обыскивать будешь? Личный обыск проводить?
- Да ты что?! - Лариска залилась краской.
- Дорогая, не смущайся. Полученный тобой приз стоит нескольких ми-нут неприятной работы, так что если тебе велели лично все проверить, не стесняйся, выполняй.
Цветом личика подруженька могла уже сравниться с переспелой виш-ней, и я решила удалиться, сделав эффектный последний жест.
- Да, вот тут еще, - я выложила на стол пару непрозрачных довольно объемных пакетов, - платье и туфли, которые Александр покупал мне для выхода в свет. Не уверена, что тебе подойдет этот цвет, но, в крайнем слу-чае, пустишь на тряпки!
- Это что, то самое знаменитое платье от Шанель? - в узенькой двери появился длинный нос, прицепленный к узенькой мордочке - вторая наша сплетница, Раиса по прозвищу "Космодемьянская" - подразумевалось, разу-меется, что информацию она не выдаст и под пыткой.
- Ну что Вы, Раиса Валерьевна, - любезно улыбаюсь я, подхватывая по-легчавшую сумку, - я ведь говорила, это мне подруга из Китая привезла. Всего Вам доброго, я - в отпуск!
Длинный коридор, парадная лестница, дубовые двери, возле которых так недавно я уткнулась носом в модный галстук Свентицкого, "равнодуш-ное "до свиданья" незнакомого охранника… прочь, прочь отсюда! И жаркий шум летней московской улицы наваливается на меня, мешая заплакать…
Перед отъездом в отпуск нужно было еще выполнить несколько "обя-зательных упражнений" - звонок Ольге, звонок Алисе, переезд на дачу - не столько "переезд", сколько "перевоз", небольшой поход по магазинам…
Единственное, что отвлекло меня от этих приятных дел - и немало по-забавило! - был неожиданный звонок той самой Иры Зайцевой - Иры, кото-рая с момента окончания института ни разу не позвонила никому из сокурс-ников, ни разу не пришла на встречи. Пару минут послушав ее объяснения, с каким трудом она нашла мой телефон (уж какой тут труд - родителям по-звонить, благо они еще в Москве!), я прямо спросила:
- Ир, у тебя дело какое-то? А то я через три дня уезжаю, а у меня еще дел - выше крыши.
- А мы не можем встретиться? Я примерно знаю, где ты живешь, я тебя видела несколько раз на автобусной остановке…
- Да что ты? - вежливо спрашиваю я. Задавать вопрос, почему же ты не остановилась, было выше моих сил. - Ну, хорошо, подъезжай. Только мне в два надо будет уйти.
- Да я через полчаса буду!
Ну, не через полчаса, а через сорок минут, но она действительно приехала, на той самой "Ауди", с коробкой конфет, в роскошном брючном костюме, не иначе как Кензо, по расцветке судя.
- Привет! Вот тут ты и живешь? А посмотреть можно?
- Проходи. Правда, смотреть тут особо нечего - комната, кухня, ван-ная и туалет. Но пока мне хватает.
- Ой, а у нас до сих пор коттедж не отделан до конца, в бассейне плитку не ту положили, теперь меняют, гостевые спальни никак не отделают… Я тебя обязательно приглашу, когда закончат, ладно?
- Да, конечно, обязательно. Чай будешь?
- Нет-нет, спасибо. Я стараюсь чай не пить, так портится цвет лица.
- Ну, тогда, может быть, ты расскажешь, о чем хотела поговорить?
- Да… Ты понимаешь, я бы хотела… если ты не возражаешь… Ты ведь выходишь замуж, правда?
- Да, собираюсь. Осенью, если ничего не изменится.
- Я бы очень хотела, чтобы мой Зайцев познакомился с твоим буду-щим мужем. Понимаешь, он стареет, все связи его уходят с постов, а что он будет делать без связей?
Классики советской литературы сказали: "Остапа понесло". И были правы - именно так это и называется. Иру понесло. Она рассказала мне, как плохо жить со стремительно стареющим мужем, как ей одиноко оттого, что она не работает, как ей надоели ее "подруги" - такие же жены, сидящие дома, детей они не завели, а теперь уже, наверное, и не будет.… Через полчаса я начала поглядывать на часы, через сорок пять минут готова была посочув-ствовать ей - лишь бы она заткнулась…
- Ир, я ничего не могу пообещать - Вадим взрослый человек, и я не вмешиваюсь в его дела, - сказала я с максимальным дружелюбием, когда мне удалось вставить слово.
- Да? А Ромкин проект кто протолкнул? - Москва - и правда бол
- ьшая деревня, ничего скрыть невозможно…
- Ромкин проект говорил сам за себя, я только передала его Вадиму. Ир, я попробую с ним поговорить, но ничего не обещаю. И в лю-бом случае - только после отпуска. Ладно?
Еще через полчаса Ира уехала, вынужденная удовлетвориться моим обещанием поговорить с Вадимом, а я еще раз поразилась, как меняет людей жизнь - она ведь была одной из "звезд" нашего курса, ей все пророчили бле-стящее будущее…
Вечером я рассказала Вадиму об этом разговоре. Он только хмыкнул:
- Зайцев? Да знаю я, он давно вокруг ходит. Бог с ним, - он сгреб меня в охапку и прошептал в самое ухо, - я ужжжасно соскучился по тебе. Как ты посмотришь, если я немедленно начну к тебе при-ставать?
- Что, даже и не поужинав? - засмеялась я, не сильно защищая по-следнюю оставшуюся на мне тряпочку.
- А ужинать мы поедем куда-нибудь… девочка моя, любимая…
И я готова была ответить то же самое…
На следующий день я поехала собирать Настю на дачу…
Ребенок некоторое время благосклонно взирал на кучи барахла, упи-хиваемые в чемоданы и сумки, потом взялся помогать и неожиданно быстро кучи превратились в компактные и удобные для ношения единицы багажа.
Собственно, благодаря Вадиму с дачей не было никаких хлопот - про-сто в назначенный день к родительскому дому подъехал небольшой акку-ратный фургончик и скромные "Жигули" - четверка, двое весьма крупных молодых людей аккуратно погрузили вещи - в фургон, слегка обалдевших родителей, Настю и кошку - в легковушку, и через полтора часа весь процесс был завершен. Денег молодые люди не взяли, уверив матушку, что им все оплатили, от чая, тем паче - водки - отказались, и отбыли, все так же ак-куратно выехав с участка и не помяв при этом ни одной грядки.
Признаюсь, что хождение по магазинам заняло у меня гораздо больше времени. Впервые я по-серьезному ехала "в Европу", и не по делам, а отды-хать; впервые у меня оказалась (спасибо Свентицкому) такая большая сум-ма, которую я могла потратить совершенно произвольно, на себя. Ну, и я, конечно, оторвалась… Купальники, сарафаны, блузки и легкие юбки приятно отягощали руки, венцом же всему оказалась фантастическая шляпа из итальянской соломки, полупрозрачная, как тонкие кружева, золотистая, бросающая на лицо даже не тень, а призрак тени.… И пусть везти ее с собой неудобно, а надеть по большому счету некуда! Эта шляпа была символом отпуска, лета, свободы, начинающейся новой жизни - кто знает, хорошей ли, но совсем-совсем другой…
Я не буду рассказывать, как мы ехали на машине по маленьким и чис-теньким городам старой Европы. В моем сознании не отделялись друг от друга Гент, Брюссель, Женева, Блуа, Зальцбург.… Прилетев из Москвы в Париж, мы задержались там на несколько дней, потом Вадим взял машину напрокат, и мы ехали "куда глаза глядят". Разумеется, глаза у него глядели по заранее разработанному маршруту, и конечно, в моем паспорте благодаря ему стояли все необходимые визы - но впервые за последние пятнадцать лет я об этом не думала… Мы пили вино в маленьких кабачках, лазили по стенам старинных замков, покупали какие-то сумасшедшие пейзажи у сума-сшедших художников; мы останавливались в небольших гостиницах там, где нам хотелось задержаться, и любили друг друга, не спеша, узнавая и удивляясь все новому и новому; и рано утром нас будили птицы и журчание ручья по окнами, запах кофе и горячих булочек.
Я проснулась от какого-то скверного сна, и по привычке, не открывая глаз, потянулась, чтобы прижаться к Вадиму - но его не было рядом со мной. Открыв глаза, я увидела, что он сидит в противоположном углу ком-наты, в так называемой "гостиной зоне", и тихо говорит по мобильнику. Это само по себе уже было странно - за все время нашей поездки он ни разу не включал телефон, кроме пары раз, когда сам хотел позвонить в Москву. Еще более странным было то, что Вадим был полностью одет, и не в шорты и га-вайку, как все в этом крохотном приморском городишке, а в летний, но, тем не менее, строгий костюм.
Закончив разговор, он с досадой задвинул антенну, и, заметив, что проснулась, широкими шагами подошел ко мне.
- Боюсь, что больше мне отдыхать не позволят, мне нужно срочно лететь в Москву. Я бы хотел, чтобы ты осталась тут еще на недельку - вдруг мне удастся быстренько все раскидать и вернуться?
- Что-то случилось?
- Ерунда, обычная деловая рутина. Просто ее накопилось слишком много, а ты же знаешь, я сам себе офис и сам себе помощник. Так побудешь здесь еще, или полетишь со мной?
- Ты улетаешь?…
- Через пятьдесят минут придет машина, через два часа самолет.
- Я с тобой.
Сборы не заняли много времени, и к приходу машины я была одета и причесана, чемоданы упакованы, и соломенная шляпа уютно устроилась в коробке.
Огромный "Линкольн" домчал нас до аэропорта Ниццы, возле стойки регистрации нас уже ждал какой-то немолодой француз с билетами, и вскоре мы уже сидели в широких креслах первого класса аэрофлотовского рейса на Москву. Я с тревогой смотрела на каменное лицо Вадима, и все меньше мне нравилась совершенно резиновая улыбка, прорезавшая этот камень каждый раз, когда он обращался ко мне.
Стюардесса принесла Вадиму виски, мне шампанское, и он, извинив-шись, открыл ноутбук. Через несколько минут, с шумом втянув воздух сквозь зубы, он поставил ноутбук на столик и повернулся ко мне.
- Саша, ты ведь знаешь немецкий?
- Да.
- Переведи мне вот этот документ. Подробно, нюансы очень важны. И, - он замолчал на мгновение, - тебе ведь не надо говорить об абсолютной конфи-денциальности этой… бумаги?
- Разумеется. Лист бумаги найдется?
- Возьми ноутбук, ты ведь работаешь в последнем "Word'e"?
Слово есть слово, и я не стану рассказывать, что переводила. Доволь-но будет, если я скажу, что грянувший через месяц "кризис" был детскими игрушками в сравнении с тем, что вытекало из короткой, в два листа бумаги. Теперь мне стало понятно многое, если не все - и этот поспешный вылет, и каменное лицо, и недопитый "Лэфройг"…
В Шереметьево нас ждали две машины - Вадимов "Бентли" и "Ауди" для меня.
- Ты простишь, я не смогу тебя проводить. Сережа отвезет тебя домой, пусть мои чемоданы тоже побудут у тебя, а я позвоню. Отдыхай, ты рано встала сегодня, ладно, солнышко? - и он нежно поцеловал мне ладонь.
- Хорошо, звони, я буду дома.
Его "Бентли" рванул с места с такой скоростью, что мне почудился звук распоротого воздуха…
Разобрав и развесив вещи, я сунула грязное в стиральную машину, вытерла пыль, включила холодильник и сложила в него какие-то пакетики и коробочки, купленные по дороге (потом я с интересом обнаружила среди сыра и йогуртов коробочку с бритвенными лезвиями и пакет с сухой ро-машкой). Вскипятила чайник. Заварила чай. Сварила кофе. Проверила часы и, не поняв ни звука, проверила еще раз.
Что говорить – я металась, как кошка с жестянкой на хвосте…
Телефон зазвонил около половины первого ночи.
- Это я. Ты еще не спишь? – Вадим. Голос полумертвый, но, кажется, до-вольный. - Я приеду через полчасика, ты не возражаешь?
- Да, конечно, я тебя жду.
Положив трубку, я снова метнулась на кухню – приедет скоро, не обедал ведь, надо покормить. Тут я почувствовала, что и сама не очень-то обедала. То есть вовсе не обедала, и в желудке у меня уже целый оркестр голодных кошек. Я бросила на сковородку замороженную картошку-фри (да здравст-вуют полуфабрикаты!) и положила отбивные в миску, посыпав их сухим маринадом. От запаха жареной картошки меня замутило, надо сунуть что-нибудь в рот, а то я умру.
Недогрызенный кусок колбасы прилип к моей гортани, когда я услышала звук поворачивающегося в дверном замке ключа. Господи, ну опять никакой романтики в ситуации – мало того, что в животе у «дамы» урчит от голода, так еще и губы жирные от неправедно сожранной колбасы! Я, уподобившись страусу, заглотила огромный кусину непрожеванным, вытерла жирные руки и губы свежим, только что вывешенным кухонным полотенцем и кинулась в прихожую.
Вадим сидел на обувном ящике, прислонившись к стене, по лицу его блуждала странная улыбка. Ей-богу, я бы подумала, что он пьян, если бы не знала его уже так хорошо…
- Что-нибудь еще случилось?
- Нет, хватило имеющегося. Чаем напоишь?
- Все готово, иди ужинать.
- Не могу, не лезет. Я переполнен кофе и сигаретами, не говоря о плохих новостях. Чаю хочу. Сейчас, только руки вымою, и приду.
Выпив две огромных кружки чая с лимоном, Вадим, кажется, слегка от-дышался - во всяком случае, мы перебрались в комнату, и он растянулся на диване, подложив руки под голову, а я улеглась на животе рядом.
- Ну что, и как мы будем жить дальше - совсем без всякого удоволь-ствия?
- Постараемся что-то вытащить, мне понадобится довольно много переводить, поможешь?
- Разумеется, помогу.
- Завтра суббота, ты, наверное, хотела к своим на дачу съездить?
- Ну, они ждут нашего возвращения во вторник, так что могу и не ездить.
- Лучше завтра поезжай, тебя Сережа довезет, а в воскресенье за то-бой приедет. Завтра у меня встречи со всякими нашими … деяте-лями, а в воскресенье куча писанины, тут-то я тебя и буду эксплуа-тировать. Как истинный плантатор!
Он обнял меня, так, что я задохнулась, а потом мы забыли на какое-то время и ожидающие всех нас неприятности, и дачу, и все вокруг.… Остались только наши губы, наши жадные руки, наши сплетенные тела…
На даче слегка удивились моему появлению - мама высунулась из грядки, где проводила время в излюбленной позе - кверху… ммм… пятой точкой и рассеянно спросила:
- Что-то ты рано приехала, разве ты сегодня не работаешь? - из чего я заключила, что она не помнила не только день моего приезда, но и вообще, какой сегодня день недели.
- Сегодня суббота, мамочка, а вообще-то я в отпуске.
- А, да! Как отдохнула? О, да загар какой хороший! Ну, иди, Настя в доме, смотрит какую-то муру по ящику.
