– Что, принцем оказался?
– Ежели не принцем, то призраком аль вором! Токмо кому оно надо, у тонущих воровать, пока сам захлёбываешься? Растолкали его и Рыжинку – та красная сидела, под стать волосам, значит, а парень сам едва языком ворочал, только в себя пришёл. Озирался как юродивый какой, всё не мог понять, где он и что с ним. Помнил только, как ему прекрасный голос женский пел… Рыжинка тогда и заговорила, и все узнали, что она осипла совсем. Рассказала она сестре, как найдёныш их во сне отца всё звал, да петь просил, и имя всё одно повторял…
– Что за имя?
– Имя адмирала королевской флотилии, во как! Дядьки принцева! Короля брата! Все разом и поняли усё. Мальчонку послали в город, того сперва и слушать не хотели, но потом гвардейцы герольда таки скликали, а тот тут же подорвался и в деревню с мальцом поскакал на коне своём гнедом. Прибыли они через день, а за это время во что случилось: Рыжинка уж почти не говорила, больно ей было, а сестра её старшая принцу всё пела да волосы ему гребнем расчёсывала. Ежель младшая ухаживала за простым парнишкой, коего море выплюнуло, как курица ухаживает за яйцом, то старшая… – Давон забрал у Хьюго почти полную кружку и сделал пару глотков. – В горле пересохло. То старшая, значит, за принцем уже ходила. Сомневаюсь, что она стала бы пред ним стелиться как кошка, если б тот простолюдином каким оказался, вроде нас с вами. Эх… Дальше всё куда… э-э-э… проще… как там правильно? – глянул он на Феррена.
– Прозаичнее? – ввернул Теновор.
– Именно что прозаичнее. Куда уж прозаичнее, да! – Давон откинулся на спинку скамьи. – Принц решил, что нашла его старшая из сестёр, пела ведь теперь она ему, а голоса у них с Рыжинкой были ну уж очень схожи. Никто его разубеждать не стал. Может, Рыжинка и хотела, да не могла, а деревенские лезти не хотели. Мальчонка же так боялся одного лишь взгляда старшей из сестёр, что… ну, вы поняли. Он только в окно видал, что когда старшая уходила куда, Рыжинка садилась на колени пред принцем и смотрела ему в глаза, и в глазах этих плескалось такое море, какое вам ни от одной бабы не увидать, это уж как пить дать, ага. А он, дурак, сестричкой её звал, да по волосам гладил, лыбился, придурок стоеросовый…
Давон замолчал. Ни Хьюго, ни Феррен не произнесли ни слова. Теновор тоже молчал, смотря за окно на окутанную ночью улицу.
– Скажу я вам, что слепой бы понял этот взгляд. Тут и говорить не надобно! А принц вот не понял. Не знаю, какие там они учёные, эти королевские особи… особы… но не в том месте учёные, это уж точно. Не знаю уж, когда старшая, если уж красиво сказывать, «разделила с ним ложе», а по-нашенскому – попросту дала, но когда явился герольд весь в мыле от беспрерывной езды, принц вышел под руку со старшой и сказал: «Я, как человек чести, обязан взять мою спасительницу в жёны». Ну и взял. Король, когда они ко двору явилися, так рад был, что сын родненький, наследник последний, жив-здоров, что сразу дал согласие на помолвку. Принцессы соседних королевств рыдали, их мамки-батьки строили планы мести, но на свадьбе были все, все, окромя…
– Рыжинки.
Феррен невесело усмехнулся, неотрывно рассматривая своё отражение в кубке.
– Окромя Рыжинки, угадал, ага. Тут-то бард не солгал, в море она ушла. Хотелось бы верить, что пеною стала, но, думаю, рыбы да какие морские чудища её, утопленницу, просто-напросто пожрали, а кости и по сей день лежат где-то тамо на дне самом.
Все снова помолчали. Зал почти опустел, помимо них сидели ещё всего несколько человек за стойкой, да бард всё надирался и надирался, запихивая служанкам в декольте звонкие монетки. Теновор впервые встречал такого щедрого поэта.
– А как же сестра? – тупо спросил Хьюго, моргая, как телёнок. – Как же братья её, отец? Не понимаю. Сестра что ль не любила эту… э-э-э… рыжую?
– Рыжинку, – насупился Давон.
– Когда на горизонте маячит видный жених, – улыбался одними губами Феррен, – и сёстры родные друг другу глотки перегрызут.
– Ох уж эти девки! Никогда я их не пойму. То ли дело мы, мужики…
– Вот и будешь вечно с мужиками якшаться, девок распугивать, – пробурчал Адам, поворачивая голову на другую сторону.
– Молчал бы, пьянь поганая!..
– Нет, правда, а что сестра её? – обратился к Давону Теновор. – Неужто не жаль ей было Рыжинку?
Давон гоготнул.
– А как же, жаль. Она её с собой во дворец забрать хотела, сестра всё-таки, что не говори. Уговаривала. Вещи её даже сама уложила. Но в ночь перед отъездом, когда в деревне и в городе все надрались в честь королевского отпрыска, Рыжинка ушла, и никто её больше не видел. Следы вели к морю, терялись у самой кромки воды. Не надобны ей были ни шелка заморские, ни титулы дворянские, ни покои королевские. Разве что покои королевича, да сердце его, но они уже были заняты другой. По-разному они с сестрицей-стервицей принца полюбили, ой, по-разному. Старшая поплакала, поплакала над ней, да перестала. А братья и отец… ни один не вернулся с войны. Токмо жители деревенские Рыжинку щас помнят, да мальчишка, дружбан её малой.
С другого конца зала послышались характерные звуки рвоты: барда вытошнило на собственную лютню. Хозяин таверны, ругаясь себе под нос, поволок его по лестнице наверх, перекинув через плечо как пушинку. Усталая служанка с громким вздохом встала перед блевотиной на колени и принялась без энтузиазма тереть пол.
– Что ж, у нас тут в графине осталось вино по глотку на каждого, – первым заговорил Феррен бодрым голосом, – если Адам не будет пить…
– Буду, буду, – приподнялся Адам на локтях.
– Ладно, по половине глотка на каждого.
Феррен привстал и с ювелирной точностью налил каждому по ровной порции вина. Теновор приметил заткнутый за поясом юношеского стана кинжал.
– За Рыжинку! – поднял свой кубок Феррен. – За дев, умеющих любить. И за тех, кто об этом помнит.
Они с Давоном слишком долго и слишком серьёзно смотрели друг другу в глаза, но заметил это, похоже, только Теновор. Все чокнулись, проговорив: «Будем!», и осушили кубки и кружки.
– Эх, маловато…– посетовал Адам.
Хьюго поддел его под плечи и помог выйти из-за скамьи.
– Пошли, синька, пошли. Спать пора!
– Да, пора. – Давон тоже встал, а за ним поднялись и Феррен с Теновором.
Как раз вернулся хозяин таверны. Брезгливо оттирая с плеча рвоту барда, он принял их благодарности и их деньги, последнее – с вымученной улыбкой на красном лице. Он предложил Теновору проводить его до «каморки, кою только годовалый младенец комнатою назвал бы», но Теновор уверил его, что уж точно не заблудится, и принял ключ.
Когда они поднимались по лестнице, помогая Адаму, волочащему за собой ноги, Хьюго спросил:
– А герб-то какой у того короля был? Ну, тот, что на персте принца оказался выигр… выгравирован? А?
Они дотащили Адама до площадки первого этажа и уже наполовину преодолели второй лестничный пролёт, когда Давон нехотя ответил:
– Слушать внимательнее надо было. Русалка на камне сидящая…
Хьюго ахнул.
– Это что же? Наших святейших короля Эрика и королевы Марибеллы герб?
– Только тридцать лет назад нашу святейшую, прекраснейшую и справедливейшую королеву звали просто Мари, – добавил Давон.
– Так это… это что получается… и правда взаправду было?
Феррен рассмеялся серебристым, поистине эльфийским смехом.
– А я всё ждал, когда же до него дойдёт.
Они помогли уложить посапывающего Адама на его койку, а потом отвели хлопающего глазами Хьюго на соседнюю. Бородатый лысый детина заснул, как только его голова коснулась подушки.
– Не иначе как пена морская приснится, – прошептал Феррен.
Они постояли немного, слушая тишину.
Давон проводил Теновора до коридора.
– Ну, до утра, дружище. Завтра свидимся.
– Утром я уже отправлюсь в дорогу.
– Во как, ага. Ну, значит, простимся тут.
Они крепко обнялись. Давон похлопал Теновора по спине:
– Ну, бывай. Ещё встретимся. Ещё встретимся.
Теновор поднялся на третий этаж, но вдруг зашагал назад, перегнулся через перила и крикнул вниз.
– Давон! Давон.
– Ась?
Тот ещё не ушёл. Видно, ждал, когда услышит, как за Теновором закроется дверь.
– А как звали мальчишку, друга Рыжинки? Ты говорил о нём, помнишь, он герольда привёл в деревню.
Давон вытер пот под носом и бегло глянул на Теновора, тут же отведя взгляд:
– Что тридцать лет назад, что сейчас его кличут Давоном.
Половицы скрипнули, дверь за ним захлопнулась.
Теновор постоял немного, переминаясь с ноги на ногу, достал ключик, отворил дверь в свою комнатушку и согнулся почти пополам, чтобы втиснуться внутрь.
Все его вещи были на месте.
Он снял верхнюю одежду и лёг на кровать, которая только и помещалась в тесной каморке. Простыни были свежими и пахли мылом. Наверно, та девочка, что его встречала, поменяла.
Веки его смыкались.
Да, единственным правилом их с Давоном дружбы, то, на чём она зиждилась, было полное равнодушие обоих к чужому прошлому и чужим делам. Не мешать. Не задавать вопросов. Теновор понял, что он только что нарушил это правило.
Но он об этом не жалел.
