Потом всем четверым в районной больнице промывали желудки. Именно Ивка решила попробовать, как действует басма и выкрасила друзей в кардинально чёрный цвет. Мать Даньки, ругаясь, оттирала уши и шею от краски. Мальчишек коротко подстригли, а светловолосая Тая ещё долго ходила цыганкой.
Даниле вспомнился ещё один случай из детства.
В конце августа перед пахотой с пшеничных полей убирали солому в стога. После небольшие стога укладывали в две огромные, длинные скирды. Вот с них-то и любила кататься местная детвора. Дружной компанией они отправились прыгать со скирды. С трудом взобрались наверх, используя более пологую сторону. Высота оказалась приличная, и они немного струхнули. Лёнчик стал говорить Ивке, что она никогда не скатится с такой вышины. Внизу бегала Тося и уговаривала их не прыгать. Даня послушал перепалку друзей и сказал:
– Опасно сигать, можно разбиться, внизу мало соломы. Давайте спустимся с отлого склона.
Лёнчик, которому не хотелось рисковать, радостно согласился.
– Точняк, можно грохнуться так, что костей не соберём.
Ива окинула мальчишек презрительным взглядом.
– Можете сойти, где хотите. А я тут прыгну.
Данила увидел странные глаза девочки: они стали почти чёрными. Расширенный зрачок закрыл голубую радужку. Он не понял, но почувствовал: Ивке страшно, но она всё равно шагнёт вниз. Попытался её остановить.
– Ива, не надо, мы верим, что ты можешь это сделать. – Он схватил подругу за руку.
Она выдернула руку и повернулась к нему.
– А я не ради вас. Это мне надо. – Села на солому и оттолкнувшись, поехала вниз.
Они с Лёнчиком посмотрели друг на друга и, проклиная в душе упрямую подружку, отправились следом. Им повезло, большой кусок скирды съехал вместе с Ивой, и приземление оказалось мягким. После этого случая Лёнчик перестал дразнить Иву, опасаясь, что придётся повторять её подвиги. Таисию он никогда не трогал, почему-то ей позволялось быть слабой и боязливой. Лёня мог чуть ли не до драки спорить и соревноваться с Самошиной, но все её идеи принимал на ура. Когда Ива предлагала развлечение, она становилась мозгом предприятия, Ленчик же осуществлял идею технически.
Данила хмыкнул, вспоминая любимую забаву их четверки. Вечером пробирались к дому какой-нибудь бабульки и привешивали к деревянной раме окна картошку на нитке. Потом вся тёплая компания пряталась в кустах. Лёнчик дёргал нитку, картошка стучала в стекло. Бабушка выходила на крыльцо:
– Кто там? Заходите.
После нескольких появлений на крыльце пожилой женщины и её угроз надрать уши безобразникам. Они, прыская и зажимая рты руками, чтобы не рассмеяться вслух, убегали. Иногда их развлечения наносили материальный урон, и тогда шутникам доставалось от родителей по первое число. Как-то Лёнчик предложил намазать клеем лавочки у магазина. На несчастье четверки к скамейке прилипла тетя Галя, подруга матери Данилы. Разъярённая женщина принесла испорченную юбку Самошиным, справедливо полагая, что без Ивки тут не обошлось. Она требовала выдать остальных сообщников преступления. Ива держалась стойко. За испорченную вещь заплатила Елизавета Павловна. Она наказала дочь и не выпускала её на улицу целую неделю. Друзья, как заговорщики, пробирались вечером под окно подружки, чтобы поддержать её моральный дух.
У Лёнчика не было отца, вернее он умер до его рождения. Родители Лёни жили в военном городке во Владикавказе. Машину старшего лейтенанта Сергея Котова – отца Лёни – обстреляли недалеко от города ваххабиты. Лейтенант умер сразу, а шофер и двое солдат получили тяжёлые ранения. Жена лейтенанта – Анна – находилась на шестом месяце. Женщина вернулась в спокойное Потапово к родителям. Лёнька родился недоношенным, его долго выхаживали врачи в детском отделении больницы Излучинска. Мать с раннего детства рассказывала мальчику об отце, и Лёнька буквально с пелёнок мечтал стать военным. Он не понимал, что такое самоходные ракетные установки, которые обслуживал взвод лейтенанта Котова, мальчик представлял в своем воображении танки. Лёня рисовал их, лепил из пластилина, знал все марки и модели. О танках мог говорить часами. Так он и заработал кличку танкист. Чтобы утешить Ивку в недельном заключении, тем более что налить клей на лавочки его идея, Лёня подарил ей любимую модель танка. Ива оценила его жертву и благоговейно приняла подарок.
«Интересно, сохранился ли у неё подарок Лёнчика», – подумал Данила.
Их детство самая замечательная пора. Летом они купались в любимой Капиляпсе, ходили в лес за ягодами и грибами. Варили уху на костре, запекали на углях картошку. В зарослях ивняка дети построили шалаш, там хранили удочки, несколько помятых железных мисок, эмалированные кружки, закопченную кастрюльку, принесённую Ивкой из дому, и запас картошки. Встав взрослым, Данила пытался сварить уху на костре, пытаясь повторить вкус ухи детства – ничего не получалось.
В седьмом классе мальчишки ещё оставались голенастыми нескладными подростками, а девочки на глазах стали превращаться в барышень. Тая опережала Иванну, у неё рано сформировалась грудь, бедра стали крутыми, талия тонкой. Глядя на девочку, Данька стал испытывать какую-то неловкость. Она перестала целыми днями носиться с ними по селу, ища приключений. Ивка немного отставала в развитии от подруги, но и у неё появилась маленькая грудь, в фигуре начала исчезать угловатость. В тот жаркий июль, поставивший крест на их безмятежных отношениях, они вчетвером купались в реке. Тая и Лёнчик, переплыв реку, отдыхали на другом берегу. Данька вылез из воды и прыгал на одной ноге, пытаясь вылить воду из уха. Весь день Ива была невеселая, держалась за живот, но все-таки решила искупаться. В воде ей стало немного легче. Она вышла из воды и направилась к однокласснику. Данька странно и смущённо смотрел на неё.
– Ты чего на меня так таращишься? Что случилось?
Он, с трудом выталкивая из себя слова и, краснея как рак, протянул ей полотенце.
– Ты или ушиблась, или у тебя месячные.
Ивка в ужасе опустила глаза. С купальника, смешиваясь с водой, по ногам стекала кровь. Девочка остолбенела от стыда. Она не догадалась, почему весь день болел живот – это были её первые месячные. Он сообразил, о чём она думает.
– Я не буду смеяться и никому не скажу. Ты иди, переодевайся. – Данила, отводя глаза, подал ей носовой платок.
Ивка наконец очнулась и пошла в кусты переодеваться. Когда она вышла, неся в пакете мокрые вещи, уже приплыли Лёнчик и Тая.
– Ты уже собралась, так рано, давай ещё посидим, – попросил Леня.
– Ребята, мне тоже пора, мать просила прийти пораньше, – сообщил Данька, вставая с песка.
После этого случая он не видел Ивку почти две недели. Тая сказала друзьям, что подруга занята. А потом она появилась на речке с синяком на скуле. На расспросы друзей угрюмо ответила:
– Ударилась о притолоку.
Лёнька возмутился:
– Ну что ты врёшь, опять отец звезданул!
– Не лезь не в своё дело, – зашипела Ивка, сняла платье и пошла купаться.
– Она думает, мы не знаем, какой козел её папаша? – пробормотал Лёня.
– А тебе бы понравилось, если бы Ивка говорила плохо о твоём отце? – спросила Тая
– Он не был алкашом, как дядь Лёха. Мне противно, что у меня такой тёзка.
– Всё равно Иве досадно это слышать, – согласился с подружкой Данила.
– Да она сама о нём хуже говорит! – вскипел Леня.
Вечером Даниле пришло в голову сделать Ивке сюрприз. Он сорвал в палисаднике любимые розы мамы. Дарить цветы девочкам ему ещё не приходилось – подросток спрятал букет в полиэтиленовый пакет и отправился к Самошиным. Ивка жила на другом конце деревни. Обычно друзья собирались у реки, и поэтому он редко бывал у её дома. Возле калитки Данила задержался, не зная, как позвать девочку. Дверь дома с треском распахнулась, на пороге показался отец Иванны.
– Раз не даёшь деньги, выметайся на улицу и забирай с собой эту малолетнюю сволочь. Вырастил доченьку на свою голову, огрызается, зараза.
Мужчина вытолкал на порог Елизавету Павловну. Затем послышалась какая-то возня, из коридора на улицу вылетела Ивка. Она не удержалась на ногах, рухнула со ступенек вниз.
– Что ты делаешь? Ты мог её убить, – запричитала женщина, поднимая дочь.
– В следующий раз так и сделаю. Пусть научится держать язык за зубами, – Леонид пьяно захихикал, а потом грязно выругался. – А ты, корова, гони деньги!
– Нет у меня денег, ты всё вытащил и пропил. На что жить будем?
– Заткнись! Я вас лет десять кормил, теперь ваша очередь!
Ивка, морщась от боли, отряхнула содранные колени.
– Мам, пошли. Я ещё днём отнесла в сарай одеяло и подушки. Чувствовала, что папенька закатит концерт.
Данька слушал, прижавшись к кустам сирени у калитки. Он видел, как, прихрамывая, Ивка пошла вглубь двора. Даня постоял немного, положил розы на лавочку и отправился домой. Он испытывал гнев и ненависть к мужчине, потерявшему совесть и человеческий облик. Самому Данилу пришлось рано повзрослеть. Его родители инвалиды первой группы. Он с малолетства помогал и отцу, и матери. Как однажды в сердцах высказалась бабушка: «Вы родили себе ребенка, чтобы он нянчил вас опосля». Как бы то ни было, но с восьми лет Данька с бабушкой сажал огород, а потом полол его. Вся работа по дому постепенно легла на его плечи. Отец – Сергей Иванович – пока имелись силы, работал в пристройке к дому. Он шил и ремонтировал обувь. Когда сыну исполнилось четырнадцать, Сергей уже не мог трудиться, руки скрутило артритом. Даня уважал отца за большую силу воли. Тот постоянно испытывал сильные боли, но мужественно терпел и никогда не унывал. Поддерживал жену, не позволяя ей жаловаться на судьбу. Для своей Маруси Сергей Иванович умел каждый день сделать подарок. Иногда это был первый подснежник, ароматная травка, первый огурчик с грядки или просто новый анекдот. Единственное из-за чего ссорились родители – это пристрастие и любовь матери к пересудам. Мария Савеловна обожала ходить в гости к подругам – общаться. Она знала подробности личной жизни чуть ли не всех селян.
– Машенька, зачем ты сказала Галине, будто мы плохо живём, – возмущался отец после ухода соседки.
– А разве хорошо?
– У нас обоих пенсия, своё небольшое хозяйство. Как-то справляемся.
– Вот именно как-то. Не больно-то государство о нас заботится, – пробурчала жена в ответ.
Данька с раннего детства знал: мама больна, ей нужно помогать. Правда бабушка, мамина мать, иногда сердито выговаривала дочери:
– Слишком берегли мы тебя, Машка, вот и выросла ты хитрым лодырем. Не поверю, что не можешь сама полы помыть и двор подмести. К сплетницам своим у тебя есть силы шастать, а как работать, так слаба.
Первое знакомство мамы и отца Данила знал наизусть. Сергей Иванович даже отмечал этот день, как праздничный. Он сидел в своей будочке на городском рынке – прибивал железные набойки к сапогам. К нему, хромая, подошла симпатичная светловолосая девушка.
– Вы не могли бы мне помочь? – Незнакомка протянула туфельку. Каблук болтался на куске кожи.
– Придется посидеть и подождать, пока я сделаю. – Он накрыл стул чистой салфеткой и предложил клиентке присесть. Пока возился с каблуком, разглядывал гостью. Небольшого роста, нежная кожа на лице не тронута загаром, чудесные голубые глаза и капризный рот. Вот так они и познакомились. Сергей полгода с подарками мотался из города в Потапово, пока Маша не согласилась выйти за него замуж.
Даня учился в десятом классе, когда случилось несчастье: у отца парализовало половину тела. Он научился ухаживать за больным, делал массаж, уколы. Перепуганная Мария Савеловна в комнату к мужу заходила редко, объясняла это тем, что не может видеть его в таком состоянии. На плечи Дани легла и оставшаяся часть женской работы. Мать часами сидела у телевизора, смотря все программы подряд, оставшееся время посвящала чаепитиям с подругой детства Галиной. Им пришлось тяжело, почти все деньги уходили на лекарства отцу.
Только проснувшееся чувство к Ивке давало ему силы и поддерживало в трудные минуты. Он отдавал себе отчет, что его чувство безответно. Одноклассница всеми силами стремилась покинуть село и уехать в город. Много раз говорила об этом. Четверо друзей виделись всё реже и реже. Лёня усердно занимался, мечтая поступить в военное училище. Данька не мог оставить родителей, а она не хотела оставаться в деревне. В то время Иванну никто и ничто не могло удержать в Потапово. Он ничего не мог предложить девушке и с болью понимал это.
После окончания школы не могло быть и речи о поступлении в институт. Данила пошел работать трактористом к местному фермеру. Он разрывался на части, пытаясь везде успеть. После восьми лет тяжелой работы в поле смог накопить деньги и купить свой, пусть и подержанный трактор. Взял в аренду шесть гектаров земли и стал работать на себя. Почти шесть соток занял зеленью, сорок перцем и баклажанами, ещё двадцать морковью, свеклой, кабачками и капустой. На остальных гектарах посеял пшеницу. Речка рядом с его землей давала воду овощам – Данила всегда был с урожаем. Постепенно нашёл постоянных покупателей. Дело спорилось. Он перестроил дом, провел отопление и канализацию. Теперь мог оставить родителей на более долгое время. Иванну он видел только мельком, она приезжала к матери с мужем и дочкой всегда на короткое время. И каждый раз это превращалась для него в несколько бессонных ночей. Данила помнил боль, которую ощутил, узнав о её замужестве. Он носил в своём сердце образ Ивки: сильной, храброй девушки.
Ему исполнилось двадцать семь, когда умер отец. Данила, ухаживавший за ним больше десяти лет, оказался не готов к потере. Он тяжело пережил уход родного человека. У него появилось много свободного времени. Пока крутился, как белка в колесе, не задумывался о своей жизни, а теперь оглянулся по сторонам и не обнаружил рядом ни одной подходящей женщины, на которой бы захотел жениться. У Данилы случилось несколько коротких романов с дачницами, но связать свою судьбу ни с одной из них он не собирался.
Изредка на правах друга детства заезжал к матери Ивки, немного помогал ей и жадно слушал любые сведения о подруге детства, ставшей горожанкой.
В тот день Данила собирался доставить ящики с овощами и зеленью в магазины. На автобусной остановке он увидел женщину, притормозил, а когда она повернула к нему голову, обомлел – Ива… Он не верил своим глазам. Чувства, припорошенные пылью времени, проснулись и забурлили, как речка в половодье весной. Давно он не испытывал такой радости, не мог поверить в свою удачу. Слова Иванны о разводе прозвучали для него музыкой и воскресили в нём надежду.
«На этот раз я не упущу её и просто так не сдамся», – решил Данила.
Она вышла из машины, помахала рукой на прощание. В голове промелькнуло: «До чего же я рада видеть Даньку. И каким, оказывается, интересным мужчиной он стал».
На неё налетела дочь, Ивка обняла её и поцеловала в макушку, нагретую солнцем. Вспомнила: «Послезавтра нужно возвращаться в город. Поговорить с Дмитрием, сообщить о разводе». Настроение сразу упало.
– Мама, мне повезло, я нашла работу. Буду трудиться в местном фельдшерском пункте, – сообщила она, заходя на кухню.
– Не руби с плеча. Ты хорошо подумала?
– Хорошо. Саньку нужно перевести в местную школу. Надеюсь, танцевальный кружок в школе или райцентре имеется.
Даниле вспомнился ещё один случай из детства.
В конце августа перед пахотой с пшеничных полей убирали солому в стога. После небольшие стога укладывали в две огромные, длинные скирды. Вот с них-то и любила кататься местная детвора. Дружной компанией они отправились прыгать со скирды. С трудом взобрались наверх, используя более пологую сторону. Высота оказалась приличная, и они немного струхнули. Лёнчик стал говорить Ивке, что она никогда не скатится с такой вышины. Внизу бегала Тося и уговаривала их не прыгать. Даня послушал перепалку друзей и сказал:
– Опасно сигать, можно разбиться, внизу мало соломы. Давайте спустимся с отлого склона.
Лёнчик, которому не хотелось рисковать, радостно согласился.
– Точняк, можно грохнуться так, что костей не соберём.
Ива окинула мальчишек презрительным взглядом.
– Можете сойти, где хотите. А я тут прыгну.
Данила увидел странные глаза девочки: они стали почти чёрными. Расширенный зрачок закрыл голубую радужку. Он не понял, но почувствовал: Ивке страшно, но она всё равно шагнёт вниз. Попытался её остановить.
– Ива, не надо, мы верим, что ты можешь это сделать. – Он схватил подругу за руку.
Она выдернула руку и повернулась к нему.
– А я не ради вас. Это мне надо. – Села на солому и оттолкнувшись, поехала вниз.
Они с Лёнчиком посмотрели друг на друга и, проклиная в душе упрямую подружку, отправились следом. Им повезло, большой кусок скирды съехал вместе с Ивой, и приземление оказалось мягким. После этого случая Лёнчик перестал дразнить Иву, опасаясь, что придётся повторять её подвиги. Таисию он никогда не трогал, почему-то ей позволялось быть слабой и боязливой. Лёня мог чуть ли не до драки спорить и соревноваться с Самошиной, но все её идеи принимал на ура. Когда Ива предлагала развлечение, она становилась мозгом предприятия, Ленчик же осуществлял идею технически.
Данила хмыкнул, вспоминая любимую забаву их четверки. Вечером пробирались к дому какой-нибудь бабульки и привешивали к деревянной раме окна картошку на нитке. Потом вся тёплая компания пряталась в кустах. Лёнчик дёргал нитку, картошка стучала в стекло. Бабушка выходила на крыльцо:
– Кто там? Заходите.
После нескольких появлений на крыльце пожилой женщины и её угроз надрать уши безобразникам. Они, прыская и зажимая рты руками, чтобы не рассмеяться вслух, убегали. Иногда их развлечения наносили материальный урон, и тогда шутникам доставалось от родителей по первое число. Как-то Лёнчик предложил намазать клеем лавочки у магазина. На несчастье четверки к скамейке прилипла тетя Галя, подруга матери Данилы. Разъярённая женщина принесла испорченную юбку Самошиным, справедливо полагая, что без Ивки тут не обошлось. Она требовала выдать остальных сообщников преступления. Ива держалась стойко. За испорченную вещь заплатила Елизавета Павловна. Она наказала дочь и не выпускала её на улицу целую неделю. Друзья, как заговорщики, пробирались вечером под окно подружки, чтобы поддержать её моральный дух.
У Лёнчика не было отца, вернее он умер до его рождения. Родители Лёни жили в военном городке во Владикавказе. Машину старшего лейтенанта Сергея Котова – отца Лёни – обстреляли недалеко от города ваххабиты. Лейтенант умер сразу, а шофер и двое солдат получили тяжёлые ранения. Жена лейтенанта – Анна – находилась на шестом месяце. Женщина вернулась в спокойное Потапово к родителям. Лёнька родился недоношенным, его долго выхаживали врачи в детском отделении больницы Излучинска. Мать с раннего детства рассказывала мальчику об отце, и Лёнька буквально с пелёнок мечтал стать военным. Он не понимал, что такое самоходные ракетные установки, которые обслуживал взвод лейтенанта Котова, мальчик представлял в своем воображении танки. Лёня рисовал их, лепил из пластилина, знал все марки и модели. О танках мог говорить часами. Так он и заработал кличку танкист. Чтобы утешить Ивку в недельном заключении, тем более что налить клей на лавочки его идея, Лёня подарил ей любимую модель танка. Ива оценила его жертву и благоговейно приняла подарок.
«Интересно, сохранился ли у неё подарок Лёнчика», – подумал Данила.
Их детство самая замечательная пора. Летом они купались в любимой Капиляпсе, ходили в лес за ягодами и грибами. Варили уху на костре, запекали на углях картошку. В зарослях ивняка дети построили шалаш, там хранили удочки, несколько помятых железных мисок, эмалированные кружки, закопченную кастрюльку, принесённую Ивкой из дому, и запас картошки. Встав взрослым, Данила пытался сварить уху на костре, пытаясь повторить вкус ухи детства – ничего не получалось.
В седьмом классе мальчишки ещё оставались голенастыми нескладными подростками, а девочки на глазах стали превращаться в барышень. Тая опережала Иванну, у неё рано сформировалась грудь, бедра стали крутыми, талия тонкой. Глядя на девочку, Данька стал испытывать какую-то неловкость. Она перестала целыми днями носиться с ними по селу, ища приключений. Ивка немного отставала в развитии от подруги, но и у неё появилась маленькая грудь, в фигуре начала исчезать угловатость. В тот жаркий июль, поставивший крест на их безмятежных отношениях, они вчетвером купались в реке. Тая и Лёнчик, переплыв реку, отдыхали на другом берегу. Данька вылез из воды и прыгал на одной ноге, пытаясь вылить воду из уха. Весь день Ива была невеселая, держалась за живот, но все-таки решила искупаться. В воде ей стало немного легче. Она вышла из воды и направилась к однокласснику. Данька странно и смущённо смотрел на неё.
– Ты чего на меня так таращишься? Что случилось?
Он, с трудом выталкивая из себя слова и, краснея как рак, протянул ей полотенце.
– Ты или ушиблась, или у тебя месячные.
Ивка в ужасе опустила глаза. С купальника, смешиваясь с водой, по ногам стекала кровь. Девочка остолбенела от стыда. Она не догадалась, почему весь день болел живот – это были её первые месячные. Он сообразил, о чём она думает.
– Я не буду смеяться и никому не скажу. Ты иди, переодевайся. – Данила, отводя глаза, подал ей носовой платок.
Ивка наконец очнулась и пошла в кусты переодеваться. Когда она вышла, неся в пакете мокрые вещи, уже приплыли Лёнчик и Тая.
– Ты уже собралась, так рано, давай ещё посидим, – попросил Леня.
– Ребята, мне тоже пора, мать просила прийти пораньше, – сообщил Данька, вставая с песка.
После этого случая он не видел Ивку почти две недели. Тая сказала друзьям, что подруга занята. А потом она появилась на речке с синяком на скуле. На расспросы друзей угрюмо ответила:
– Ударилась о притолоку.
Лёнька возмутился:
– Ну что ты врёшь, опять отец звезданул!
– Не лезь не в своё дело, – зашипела Ивка, сняла платье и пошла купаться.
– Она думает, мы не знаем, какой козел её папаша? – пробормотал Лёня.
– А тебе бы понравилось, если бы Ивка говорила плохо о твоём отце? – спросила Тая
– Он не был алкашом, как дядь Лёха. Мне противно, что у меня такой тёзка.
– Всё равно Иве досадно это слышать, – согласился с подружкой Данила.
– Да она сама о нём хуже говорит! – вскипел Леня.
Вечером Даниле пришло в голову сделать Ивке сюрприз. Он сорвал в палисаднике любимые розы мамы. Дарить цветы девочкам ему ещё не приходилось – подросток спрятал букет в полиэтиленовый пакет и отправился к Самошиным. Ивка жила на другом конце деревни. Обычно друзья собирались у реки, и поэтому он редко бывал у её дома. Возле калитки Данила задержался, не зная, как позвать девочку. Дверь дома с треском распахнулась, на пороге показался отец Иванны.
– Раз не даёшь деньги, выметайся на улицу и забирай с собой эту малолетнюю сволочь. Вырастил доченьку на свою голову, огрызается, зараза.
Мужчина вытолкал на порог Елизавету Павловну. Затем послышалась какая-то возня, из коридора на улицу вылетела Ивка. Она не удержалась на ногах, рухнула со ступенек вниз.
– Что ты делаешь? Ты мог её убить, – запричитала женщина, поднимая дочь.
– В следующий раз так и сделаю. Пусть научится держать язык за зубами, – Леонид пьяно захихикал, а потом грязно выругался. – А ты, корова, гони деньги!
– Нет у меня денег, ты всё вытащил и пропил. На что жить будем?
– Заткнись! Я вас лет десять кормил, теперь ваша очередь!
Ивка, морщась от боли, отряхнула содранные колени.
– Мам, пошли. Я ещё днём отнесла в сарай одеяло и подушки. Чувствовала, что папенька закатит концерт.
Данька слушал, прижавшись к кустам сирени у калитки. Он видел, как, прихрамывая, Ивка пошла вглубь двора. Даня постоял немного, положил розы на лавочку и отправился домой. Он испытывал гнев и ненависть к мужчине, потерявшему совесть и человеческий облик. Самому Данилу пришлось рано повзрослеть. Его родители инвалиды первой группы. Он с малолетства помогал и отцу, и матери. Как однажды в сердцах высказалась бабушка: «Вы родили себе ребенка, чтобы он нянчил вас опосля». Как бы то ни было, но с восьми лет Данька с бабушкой сажал огород, а потом полол его. Вся работа по дому постепенно легла на его плечи. Отец – Сергей Иванович – пока имелись силы, работал в пристройке к дому. Он шил и ремонтировал обувь. Когда сыну исполнилось четырнадцать, Сергей уже не мог трудиться, руки скрутило артритом. Даня уважал отца за большую силу воли. Тот постоянно испытывал сильные боли, но мужественно терпел и никогда не унывал. Поддерживал жену, не позволяя ей жаловаться на судьбу. Для своей Маруси Сергей Иванович умел каждый день сделать подарок. Иногда это был первый подснежник, ароматная травка, первый огурчик с грядки или просто новый анекдот. Единственное из-за чего ссорились родители – это пристрастие и любовь матери к пересудам. Мария Савеловна обожала ходить в гости к подругам – общаться. Она знала подробности личной жизни чуть ли не всех селян.
– Машенька, зачем ты сказала Галине, будто мы плохо живём, – возмущался отец после ухода соседки.
– А разве хорошо?
– У нас обоих пенсия, своё небольшое хозяйство. Как-то справляемся.
– Вот именно как-то. Не больно-то государство о нас заботится, – пробурчала жена в ответ.
Данька с раннего детства знал: мама больна, ей нужно помогать. Правда бабушка, мамина мать, иногда сердито выговаривала дочери:
– Слишком берегли мы тебя, Машка, вот и выросла ты хитрым лодырем. Не поверю, что не можешь сама полы помыть и двор подмести. К сплетницам своим у тебя есть силы шастать, а как работать, так слаба.
Первое знакомство мамы и отца Данила знал наизусть. Сергей Иванович даже отмечал этот день, как праздничный. Он сидел в своей будочке на городском рынке – прибивал железные набойки к сапогам. К нему, хромая, подошла симпатичная светловолосая девушка.
– Вы не могли бы мне помочь? – Незнакомка протянула туфельку. Каблук болтался на куске кожи.
– Придется посидеть и подождать, пока я сделаю. – Он накрыл стул чистой салфеткой и предложил клиентке присесть. Пока возился с каблуком, разглядывал гостью. Небольшого роста, нежная кожа на лице не тронута загаром, чудесные голубые глаза и капризный рот. Вот так они и познакомились. Сергей полгода с подарками мотался из города в Потапово, пока Маша не согласилась выйти за него замуж.
Даня учился в десятом классе, когда случилось несчастье: у отца парализовало половину тела. Он научился ухаживать за больным, делал массаж, уколы. Перепуганная Мария Савеловна в комнату к мужу заходила редко, объясняла это тем, что не может видеть его в таком состоянии. На плечи Дани легла и оставшаяся часть женской работы. Мать часами сидела у телевизора, смотря все программы подряд, оставшееся время посвящала чаепитиям с подругой детства Галиной. Им пришлось тяжело, почти все деньги уходили на лекарства отцу.
Только проснувшееся чувство к Ивке давало ему силы и поддерживало в трудные минуты. Он отдавал себе отчет, что его чувство безответно. Одноклассница всеми силами стремилась покинуть село и уехать в город. Много раз говорила об этом. Четверо друзей виделись всё реже и реже. Лёня усердно занимался, мечтая поступить в военное училище. Данька не мог оставить родителей, а она не хотела оставаться в деревне. В то время Иванну никто и ничто не могло удержать в Потапово. Он ничего не мог предложить девушке и с болью понимал это.
После окончания школы не могло быть и речи о поступлении в институт. Данила пошел работать трактористом к местному фермеру. Он разрывался на части, пытаясь везде успеть. После восьми лет тяжелой работы в поле смог накопить деньги и купить свой, пусть и подержанный трактор. Взял в аренду шесть гектаров земли и стал работать на себя. Почти шесть соток занял зеленью, сорок перцем и баклажанами, ещё двадцать морковью, свеклой, кабачками и капустой. На остальных гектарах посеял пшеницу. Речка рядом с его землей давала воду овощам – Данила всегда был с урожаем. Постепенно нашёл постоянных покупателей. Дело спорилось. Он перестроил дом, провел отопление и канализацию. Теперь мог оставить родителей на более долгое время. Иванну он видел только мельком, она приезжала к матери с мужем и дочкой всегда на короткое время. И каждый раз это превращалась для него в несколько бессонных ночей. Данила помнил боль, которую ощутил, узнав о её замужестве. Он носил в своём сердце образ Ивки: сильной, храброй девушки.
Ему исполнилось двадцать семь, когда умер отец. Данила, ухаживавший за ним больше десяти лет, оказался не готов к потере. Он тяжело пережил уход родного человека. У него появилось много свободного времени. Пока крутился, как белка в колесе, не задумывался о своей жизни, а теперь оглянулся по сторонам и не обнаружил рядом ни одной подходящей женщины, на которой бы захотел жениться. У Данилы случилось несколько коротких романов с дачницами, но связать свою судьбу ни с одной из них он не собирался.
Изредка на правах друга детства заезжал к матери Ивки, немного помогал ей и жадно слушал любые сведения о подруге детства, ставшей горожанкой.
В тот день Данила собирался доставить ящики с овощами и зеленью в магазины. На автобусной остановке он увидел женщину, притормозил, а когда она повернула к нему голову, обомлел – Ива… Он не верил своим глазам. Чувства, припорошенные пылью времени, проснулись и забурлили, как речка в половодье весной. Давно он не испытывал такой радости, не мог поверить в свою удачу. Слова Иванны о разводе прозвучали для него музыкой и воскресили в нём надежду.
«На этот раз я не упущу её и просто так не сдамся», – решил Данила.
***
Она вышла из машины, помахала рукой на прощание. В голове промелькнуло: «До чего же я рада видеть Даньку. И каким, оказывается, интересным мужчиной он стал».
На неё налетела дочь, Ивка обняла её и поцеловала в макушку, нагретую солнцем. Вспомнила: «Послезавтра нужно возвращаться в город. Поговорить с Дмитрием, сообщить о разводе». Настроение сразу упало.
– Мама, мне повезло, я нашла работу. Буду трудиться в местном фельдшерском пункте, – сообщила она, заходя на кухню.
– Не руби с плеча. Ты хорошо подумала?
– Хорошо. Саньку нужно перевести в местную школу. Надеюсь, танцевальный кружок в школе или райцентре имеется.
