Ведьмина шкатулка
Посвящается всем причастным к написанию: Ветру Северному, Максу Егорову, Яне Черненькой, ОльВикторовне.
И отдельное спасибо за поддержку не только моральную, но и шутейскую Василисе Паниной. Совместное хихиканье и подкидывание проблем героям очень способствует ускорению написания:)
Шкатулка. Руки ходят ходуном. Тетрадь, клубок красной шерсти, маленький связанный кусок полотна, спицы, мешочек… Мешочек!
Нетерпеливо дергая за завязки распустила горловину. Перевернула. На ладонь выскользнули семь овальных опалов… Красивые, завораживающие… живые. Пыльца Перунова цветка.
Схватить один опал. Сжать его в руках.
Горячечный вздох, почти стон. А потом через заикание и сжатое горло. Быстрее, чтоб никто не смог остановить:
— Хочу ч-ч-чтобы б-б-б-булечка вернулась, — истерика билась в груди, словно черная птица в оконное стекло. — В-в-в здравии и-и-и, — всхлипнув, кое-как договорила: — р-р-раз-у-уме.
Опал в руке начинает светиться, рассеивая темноту ночи.
Что-то падает.
И опять тишина. Громкое, надрывное дыхание. Глухой стук: бум-бум-бум. Это сердце бьется где-то в районе горла, мешая дышать и мыслить здраво.
Пальцы сжимаются чуть сильнее. В воздухе висит пелена светящейся пыли. Вспышка. И все становится привычным и обыденным.
Не получилось?!
— Что же ты, дуреха, натворила? — Заставив вздрогнуть, из темноты появляются светящиеся бирюзовым глаза. На сундуке сидит большой черный кот.
— Бабушка не должна уйти, не сейчас. Я же… — голос опять срывается.
— Ду-у-ура! Ты бы хоть успокоилась для начала! «Б-б-б-булечка», — передразнивает кот. — Получи и распишись свою дохлую Булечку! — Кот взмахом лапы указывает на… мышь… точнее труп мыши…
Тварь идет вперед, издавая странные стучащие звуки. Звук нарастает. Мышиный зомби бежит все быстрее и быстрее, а потом прыгает вперед, пытаясь вцепиться в лицо.
Из горла вырывается истошный крик. Отчаянный бросок в сторону в попытке сбежать или уклониться. Под ноги попадается смятый половик.
Падение. Удар по голове. Темнота…
Она всегда боялась мышей… всегда.
— Мне нужно сменить обстановку…
Лиза пустыми глазами смотрела на дорогу. Автобус, на котором она приехала, уже давно скрылся за поворотом. Поднятая им пыль потихоньку рассеивалась. Так было уже не раз. Лиза хорошо помнила это ощущение покоя, когда ты выходишь из автобуса, оглядываешься по сторонам, вдыхаешь свежий воздух и понимаешь, тут безопасно и хорошо. Тебя любят и ждут… ждали. Бабушка.
Тишина стояла такая, что было слышно, как где-то далеко-далеко мычит корова.
Сейчас, конечно, никто ее уже не ждал. Только старый дом, в котором можно будет отоспаться и отдохнуть. Дом, в котором она сможет понять, что в ее жизни пошло не так, почему ни в чем и ни в ком она не находила ни радости, ни счастья. Да еще и странные сны не давали покоя. А в деревне Лизе всегда было хорошо. Во всяком случае, в далеком детстве.
Вдохнув густую смесь из запаха трав и меда, Лиза вдруг поняла, что в первый раз за последние годы дышит полной грудью.
Запах свободы… пусть и с примесью навоза. Опустив глаза, Лиза поняла, что чуть не наступила в приветственный комплимент от коровы, но ведь «чуть» не считается.
Подхватив сумку, сделала первый шаг от остановки, словно переступая невидимую черту.
Где-то на уровне позвоночника раздался тонкий, почти не слышимый звук, словно лопнула струна. Знакомая дорога, ведущая вглубь деревни. И вот уже впереди Дом. Старый, с потрескавшейся и осыпавшейся со стен голубой краской, и почти отвалившимися, когда-то белыми, наличниками.
Лиза очень давно здесь не была. Кажется, со смерти бабушки… или еще раньше. Она не помнила точно.
Подходя к дому, девушка с нежностью глянула на заросший палисадник и слегка примятую траву у крыльца, словно кто-то здесь шастает время от времени. Не обязательно, что человек.
Трава по пояс, тут и там цветущие гвоздички-часики и колокольчики… Красиво. И запущено. Не так, как в детстве.
Ключ без проблем открыл замок, и Лиза, почти не дыша, вошла в дом.
Пахло запустением и чем-то противно першащим в горле и носу. Хотелось чихнуть, но не выходило.
Полы были покрыты серыми клочьями пыли, тут и там виднелись целые покрывала паутины.
Нежилой дом. Холодный. Почти мертвый. Лизе вдруг стало страшно. Потому что она тут была одна. Совсем одна. Вспомнился сон. И дохлая мышь, что целилась ей в лицо.
Захотелось развернуться и выскочить на крыльцо, в почти летнюю майскую жару… Лишь с огромным трудом Лиза удержалась от этого позорного бегства. Нет! Ей тут жить, надо собраться и начать обустраиваться. Надо вернуть дому уют и тепло. Это ведь она сама виновата, что он пришел в запустение. Бабушку не вернуть, но можно вернуть хоть немного счастливого детства.
Скинув сумку на пол, Лиза пошла к окну, желая впустить в затхлую комнату свежий воздух и снять серые тряпки, некогда бывшие шторами.
Дернула за отсыревшую ткань. Сверху посыпалась труха, а потом — еще какая-то дрянь. То ли комок пыли, то ли еще что-то. В голове молнией мелькнула догадка — мышь! Ожившая мертвая мышь из ее сна!
Лиза попыталась ее стряхнуть, но тварь провалилась ей за шиворот.
— А-а-а! — ощущение мерзких лапок на теле было невыносимым.
Лиза даже не орала, а самозабвенно визжала, да так, что у самой уши заложило. Глаза она закрыла и пыталась всеми силами достать тварь, что бегала по ней.
— И чего ты орешь? — Голос был мужской, солидный такой. Низкий, чуть вибрирующий, словно человек изо всех сил сдерживал смех.
Продолжая вопить, Лиза бросилась к мужику, который появился на пороге.
— Снимите ее с меня! Мышь! — визжала она, не задаваясь вопросом, кто это к ней пожаловал.
— А чего снимать-то? — невозмутимо уточнил мужик. — Она уже и сама выпала. Вон, труп валяется.
Лиза кое-как остановилась. Наклонила голову и увидела у своих ног мышь. Это была мумифицированная тушка размером с ее мизинец. И она даже не пыталась шевелиться.
Убедившись, что вместо нежити имеет дело просто с дохлым грызуном, Лиза перевела взгляд на своего спасителя.
Мужик. Лет тридцати или тридцати пяти на вид. Обычный. Босой. Загорелый уже в конце мая в черноту, словно с юга приперся, в застиранных шортах гавайской расцветки с попугаями, низко сидящих на талии, с голым подтянутым животом, очень даже рельефным — у них тут фитнес-центр, что ли? — и в панамке с дурацким рисунком из ромашек.
— Мышей тут не поднимают, — сообщил незнакомец. — Мышиные зомби — это для избранных и только по особому запросу. Поэтому зубами клац-клац тебя никто в доме не будет… Если сама, конечно, не решишь, что оно тебе очень надо. Ну а если все равно трусишь, то кота заведи, а лучше кошку. У Ольгутки, кстати, как раз котята. Ее кошка отличная крысоловка. Ну или вообще езжай обратно, а то комарики съедят.
— Крысы? — Лиза услышала слово «крыса», и ей стало совсем тошно. И даже как-то резко захотелось домой, в уют, привычное и родное. Где на тебя с потолка не падают мышиные трупы и нет мерзких мужиков в панамках.
— Ага, крысы, мыши, тараканы. И прочая-прочая… — Мужик хмыкнул, глядя на Лизу, и стащил с головы панамку, обнажив коротко стриженную русую голову. Вытер лоб и, махнув рукой, добавил: — Пойду я. Если что, не ори, просто позови меня, не поднимая на уши всю деревню, — он уже собрался уйти, но Лиза его остановила.
— А где вас искать? И, может, хотя бы скажете, как вас зовут? Чтобы я не поднимала на уши всю вашу деревню.
— Зовут? — В глазах мужчины промелькнуло что-то вроде удивления, но потом он тряхнул головой. — Ах, да, разумеется, — пробормотал он себе под нос и все же представился: — Леший. Меня так зовут. А живу я в соседнем доме.
Дверь хлопнула. Лиза осталась стоять в серой пыльной разрухе с трупом мыши у ног и такой безнадегой в голове, что ей сейчас не просто орать — выть хотелось. Какая же она была дура! Если ей в десять лет тут, у бабушки под крылышком, нравилось, то с чего она решила, что сейчас будет хорошо — в этой дыре, где даже туалет на улице и за водой надо к колодцу ходить! Дура!
Не выдержав, заревела. И были в ее слезах даже не страх и горечь, а обида маленькой девочки, которой показали что-то красивое, интересное, даже волшебное, а за этим всем оказалась обычная суровая реальность. Как и всегда. Потому что нет чудес на этом свете.
Проревевшись, Лиза оглядела комнату, в которой стояла, одновременно узнавая и не узнавая дом.
Большая, метров в двадцать пять, квадратная кухня-гостиная. Стол с табуретками и скамьей у стены. Рукомойник со смешной пимпочкой, на которую надо давить, чтобы потекла вода. Полки, прикрытые серой тряпкой — бывшей когда-то голубой вышитой занавеской. Лиза помнила ее еще яркой и почти даже новой. Стол под полками, тумбовый, деревянный.
Дед сам делал мебель — и столы, и табуретки, и полку.
А еще печка была большая, русская, занимающая четверть комнаты, не меньше. И кровать напротив нее. Металлическая с шишечками на столбиках.
Лиза посмотрела вниз — под ногами лежали половики, домотканые, полосатые… И все это было в три слоя покрыто пылью.
Там, дальше, за дверью находилась еще одна комната, но решать проблемы нужно постепенно.
Сцепив зубы, Лиза решила, что назло всем не уедет. И плевать на комаров, на мышей и тараканов. Плевать на все. Она приехала сюда, потому что бежать больше некуда. И никто больше не подскажет ей, как жить, как существовать в этом огромном и непонятном мире. Она зашла в тупик, и кто еще ей подскажет выход, если не этот важный для нее дом…
Поэтому для начала надо снять пыльные тряпки и промыть все поверхности. Обмести паутину… Паук — друг человека, но не хозяин дома.
Стало быть, нужны веник, совок, ведро с водой и тряпки. Много тряпок.
В конце концов, она взрослая и самостоятельная. У нее работа, квартира, мозги, заверенные красным дипломом. А счастья нет. И единственное место, где оно было — здесь. Значит, и поиски тоже следует начинать отсюда. Но уж если искать, то и отдавать долг, наведя порядок, вернув дому уют. А когда все закончится и настанет время вернуться обратно, стыдно не будет.
Но это потом. Сначала следует сходить за водой и… выпить чая. А еще холодильник включить надо — в сумке еда на первое время, о ней нужно позаботиться, чтобы потом не голодать.
— Мила-а-ая, ты тут? — послышалось из коридора.
Лиза напряглась. Она и забыла, как бесцеремонны деревенские бабули. Им только волю дай, начнут, как ищейки, все вынюхивать и вызнавать.
И точно — в дверном проеме появилась сухонькая бабка. Бабка Нюша. Она сразу ее узнала. И словно не было тех лет, что Лиза не была в деревне.
Бабка законсервированная оказалась. Тонкие птичьи косточки, седые волосы, прикрытые белым платочком с черными цветочками, в руках палка, вторая рука спрятана в отвороте душегреи.
— Тут! — Лиза достала из-под стола табуретку, стряхивая пыль. — Присаживайтесь!
— Ой, милая Лизанька, я уж и не ждала тебя увидеть. Давно ты у нас не была. Мы все гадали что и как… — Бабка начала было, и осеклась. Ужом проскользнула в комнату и уселась на табурет, стоявший на углу стола. Нюша была соседкой и всегда вот так любила ввалиться в гости. — Надолго ли, Лизавета?
— На все лето… — про себя скрестила пальцы на удачу.
— Мы-то обрадовались, что молодежь приехала. Будет кому в магазин сбегать. Ольгутка-то вон сама все бегает, не берет ее ничего. Каждый день круги по деревне наматывает, говорит, движенье — жизнь, а у самой и куры, и огород. А была бы, как я, старая и больная, не бегала бы. Хорошо, Леший помогает. Не отказывает в помощи старикам. Потому что воспитанный! Это тебе не нынешняя молодежь. Бестолочи ленивые! Уткнутся в свои телефоны, и хоть трава не расти.
Бабка сидела благообразная, но глаза, словно локаторы, все проверяли и примечали.
— Ясно, — слушать про чужие проблемы совсем не хотелось, но как выставить гостью, Лиза не знала.
— Ты это, милая, дом-то продавать собираешься? — Лиза от этого вопроса даже немного зависла. У нее и мыслей таких не возникало даже в городе.
— Нет. Не собираюсь.
— И правильно! А надумаешь, не торопись — у меня имеются покупатели на примете… Ну ладно… пойду я. — Бабка поправила платочек, подхватила палку, шмыгнула за порог, но потом остановилась и добавила: — Я вон в том зеленом доме живу… если ты запамятовала. Заходи по-соседски.
Бабка Нюша удалилась, а Лизе почему-то захотелось срочно помыться и помыть все вокруг. От этой соседки исходил странный сладковатый душок. Не старости, а такой, словно духи застоялись.
Настало время идти за водой. Подхватив ведра, Лиза зашагала по знакомой с детства тропе.
Колодец был довольно старый, хотя и в бетонных кольцах. Глубокий. Лиза распахнула дверцу, и долго смотрела внутрь. В детстве она тоже так делала — прочитала где-то, что даже днем из колодца видно звезды. И сейчас, словно не прошло этих лет, она уставилась на темную воду в глубине.
Как и в детстве, в воде ничего не отражалось, да и воду саму было видно с трудом.
Цепь, загрохотав, полетела вниз за ведром. Плюх…
Рассохшийся барабан заскрипел, вытягивая цепь и потяжелевшее ведро. Лиза вовремя его подхватила и вытянула на бортик. Перелила в свое ведро. Попробовала, как в детстве — так, чтобы кончик носа касался дрожащей поверхности. И почему-то казалось, будто вот-вот кто-то в шутку макнет ее лицом в холодную воду. Но никого рядом не было. Зато вода оказалась на удивление вкусной и чистой, как раньше.
К слову, вокруг колодца все было окошено, цепь — новая, не заржавевшая ведро — еще новее. Значит, чистят и пользуются.
А потом день словно покатился, как на велосипеде с горки. Вроде управляешь, смотришь, куда едешь, а вокруг несется зеленая масса травы и деревьев, а впереди дорога и голубая ширь неба.
Лиза выложила продукты в холодильник. И тот даже включился, несмотря на свой почтенный возраст.
Натаскав воды, Лиза вымыла полы, сняла грязное с окон. Откопала в терраске раскладушку — синюю с алюминиевым остовом, — вытащила в проулок, примяла как смогла траву и уложила поверх подушки с матрасом, чтобы просушить на солнце и проветрить.
Все это делалось на автомате. Просто раньше этим занимались мама и бабушка.
Одеяла Лиза накинула на веревку в той же самой терраске. Ей помнилось, что после полудня солнце заглядывало с той стороны в окна и там становилось жарко.
Постепенно в доме запахло свежестью, несмотря на чуть волглый и холодный воздух. И так стало хорошо, что работа по наведению порядка пошла дальше.
И вот уже вторая комната со старинным телевизором, маленькой печкой-голландкой, диваном, кроватью с панцирной сеткой и огромным мастодонтом — полированным шкафом на три дверки, тоже приняла благообразный вид, сияя пустыми стеклами окон и запахом чистоты.
Опомнилась Лиза через несколько часов от понимания, что хочет есть, да так, что в глазах темнеет.
Чай, бутерброды в фольге. То ли виной тому колодезная вода, то ли голод, но Лиза поймала себя на мысли, что вкуснее она ничего не ела последние лет двадцать.
К вечеру окна были закрыты почти чистыми занавесками, найденными в шкафу, где оказался целый склад постельного белья, полотенец и даже подзоров на кровати, не говоря уже о трех комплектах штор.
В комнате зажегся свет, добавляя помещению уюта, вот только в душе Лизы внезапно поселилась тревога. Неявная. Просто стало как-то неуютно.
Посвящается всем причастным к написанию: Ветру Северному, Максу Егорову, Яне Черненькой, ОльВикторовне.
И отдельное спасибо за поддержку не только моральную, но и шутейскую Василисе Паниной. Совместное хихиканье и подкидывание проблем героям очень способствует ускорению написания:)
Шкатулка. Руки ходят ходуном. Тетрадь, клубок красной шерсти, маленький связанный кусок полотна, спицы, мешочек… Мешочек!
Нетерпеливо дергая за завязки распустила горловину. Перевернула. На ладонь выскользнули семь овальных опалов… Красивые, завораживающие… живые. Пыльца Перунова цветка.
Схватить один опал. Сжать его в руках.
Горячечный вздох, почти стон. А потом через заикание и сжатое горло. Быстрее, чтоб никто не смог остановить:
— Хочу ч-ч-чтобы б-б-б-булечка вернулась, — истерика билась в груди, словно черная птица в оконное стекло. — В-в-в здравии и-и-и, — всхлипнув, кое-как договорила: — р-р-раз-у-уме.
Опал в руке начинает светиться, рассеивая темноту ночи.
Что-то падает.
И опять тишина. Громкое, надрывное дыхание. Глухой стук: бум-бум-бум. Это сердце бьется где-то в районе горла, мешая дышать и мыслить здраво.
Пальцы сжимаются чуть сильнее. В воздухе висит пелена светящейся пыли. Вспышка. И все становится привычным и обыденным.
Не получилось?!
— Что же ты, дуреха, натворила? — Заставив вздрогнуть, из темноты появляются светящиеся бирюзовым глаза. На сундуке сидит большой черный кот.
— Бабушка не должна уйти, не сейчас. Я же… — голос опять срывается.
— Ду-у-ура! Ты бы хоть успокоилась для начала! «Б-б-б-булечка», — передразнивает кот. — Получи и распишись свою дохлую Булечку! — Кот взмахом лапы указывает на… мышь… точнее труп мыши…
Тварь идет вперед, издавая странные стучащие звуки. Звук нарастает. Мышиный зомби бежит все быстрее и быстрее, а потом прыгает вперед, пытаясь вцепиться в лицо.
Из горла вырывается истошный крик. Отчаянный бросок в сторону в попытке сбежать или уклониться. Под ноги попадается смятый половик.
Падение. Удар по голове. Темнота…
Она всегда боялась мышей… всегда.
Глава 1
— Мне нужно сменить обстановку…
Лиза пустыми глазами смотрела на дорогу. Автобус, на котором она приехала, уже давно скрылся за поворотом. Поднятая им пыль потихоньку рассеивалась. Так было уже не раз. Лиза хорошо помнила это ощущение покоя, когда ты выходишь из автобуса, оглядываешься по сторонам, вдыхаешь свежий воздух и понимаешь, тут безопасно и хорошо. Тебя любят и ждут… ждали. Бабушка.
Тишина стояла такая, что было слышно, как где-то далеко-далеко мычит корова.
Сейчас, конечно, никто ее уже не ждал. Только старый дом, в котором можно будет отоспаться и отдохнуть. Дом, в котором она сможет понять, что в ее жизни пошло не так, почему ни в чем и ни в ком она не находила ни радости, ни счастья. Да еще и странные сны не давали покоя. А в деревне Лизе всегда было хорошо. Во всяком случае, в далеком детстве.
Вдохнув густую смесь из запаха трав и меда, Лиза вдруг поняла, что в первый раз за последние годы дышит полной грудью.
Запах свободы… пусть и с примесью навоза. Опустив глаза, Лиза поняла, что чуть не наступила в приветственный комплимент от коровы, но ведь «чуть» не считается.
Подхватив сумку, сделала первый шаг от остановки, словно переступая невидимую черту.
Где-то на уровне позвоночника раздался тонкий, почти не слышимый звук, словно лопнула струна. Знакомая дорога, ведущая вглубь деревни. И вот уже впереди Дом. Старый, с потрескавшейся и осыпавшейся со стен голубой краской, и почти отвалившимися, когда-то белыми, наличниками.
Лиза очень давно здесь не была. Кажется, со смерти бабушки… или еще раньше. Она не помнила точно.
Подходя к дому, девушка с нежностью глянула на заросший палисадник и слегка примятую траву у крыльца, словно кто-то здесь шастает время от времени. Не обязательно, что человек.
Трава по пояс, тут и там цветущие гвоздички-часики и колокольчики… Красиво. И запущено. Не так, как в детстве.
Ключ без проблем открыл замок, и Лиза, почти не дыша, вошла в дом.
Пахло запустением и чем-то противно першащим в горле и носу. Хотелось чихнуть, но не выходило.
Полы были покрыты серыми клочьями пыли, тут и там виднелись целые покрывала паутины.
Нежилой дом. Холодный. Почти мертвый. Лизе вдруг стало страшно. Потому что она тут была одна. Совсем одна. Вспомнился сон. И дохлая мышь, что целилась ей в лицо.
Захотелось развернуться и выскочить на крыльцо, в почти летнюю майскую жару… Лишь с огромным трудом Лиза удержалась от этого позорного бегства. Нет! Ей тут жить, надо собраться и начать обустраиваться. Надо вернуть дому уют и тепло. Это ведь она сама виновата, что он пришел в запустение. Бабушку не вернуть, но можно вернуть хоть немного счастливого детства.
Скинув сумку на пол, Лиза пошла к окну, желая впустить в затхлую комнату свежий воздух и снять серые тряпки, некогда бывшие шторами.
Дернула за отсыревшую ткань. Сверху посыпалась труха, а потом — еще какая-то дрянь. То ли комок пыли, то ли еще что-то. В голове молнией мелькнула догадка — мышь! Ожившая мертвая мышь из ее сна!
Лиза попыталась ее стряхнуть, но тварь провалилась ей за шиворот.
— А-а-а! — ощущение мерзких лапок на теле было невыносимым.
Лиза даже не орала, а самозабвенно визжала, да так, что у самой уши заложило. Глаза она закрыла и пыталась всеми силами достать тварь, что бегала по ней.
— И чего ты орешь? — Голос был мужской, солидный такой. Низкий, чуть вибрирующий, словно человек изо всех сил сдерживал смех.
Продолжая вопить, Лиза бросилась к мужику, который появился на пороге.
— Снимите ее с меня! Мышь! — визжала она, не задаваясь вопросом, кто это к ней пожаловал.
— А чего снимать-то? — невозмутимо уточнил мужик. — Она уже и сама выпала. Вон, труп валяется.
Лиза кое-как остановилась. Наклонила голову и увидела у своих ног мышь. Это была мумифицированная тушка размером с ее мизинец. И она даже не пыталась шевелиться.
Убедившись, что вместо нежити имеет дело просто с дохлым грызуном, Лиза перевела взгляд на своего спасителя.
Мужик. Лет тридцати или тридцати пяти на вид. Обычный. Босой. Загорелый уже в конце мая в черноту, словно с юга приперся, в застиранных шортах гавайской расцветки с попугаями, низко сидящих на талии, с голым подтянутым животом, очень даже рельефным — у них тут фитнес-центр, что ли? — и в панамке с дурацким рисунком из ромашек.
— Мышей тут не поднимают, — сообщил незнакомец. — Мышиные зомби — это для избранных и только по особому запросу. Поэтому зубами клац-клац тебя никто в доме не будет… Если сама, конечно, не решишь, что оно тебе очень надо. Ну а если все равно трусишь, то кота заведи, а лучше кошку. У Ольгутки, кстати, как раз котята. Ее кошка отличная крысоловка. Ну или вообще езжай обратно, а то комарики съедят.
— Крысы? — Лиза услышала слово «крыса», и ей стало совсем тошно. И даже как-то резко захотелось домой, в уют, привычное и родное. Где на тебя с потолка не падают мышиные трупы и нет мерзких мужиков в панамках.
— Ага, крысы, мыши, тараканы. И прочая-прочая… — Мужик хмыкнул, глядя на Лизу, и стащил с головы панамку, обнажив коротко стриженную русую голову. Вытер лоб и, махнув рукой, добавил: — Пойду я. Если что, не ори, просто позови меня, не поднимая на уши всю деревню, — он уже собрался уйти, но Лиза его остановила.
— А где вас искать? И, может, хотя бы скажете, как вас зовут? Чтобы я не поднимала на уши всю вашу деревню.
— Зовут? — В глазах мужчины промелькнуло что-то вроде удивления, но потом он тряхнул головой. — Ах, да, разумеется, — пробормотал он себе под нос и все же представился: — Леший. Меня так зовут. А живу я в соседнем доме.
Дверь хлопнула. Лиза осталась стоять в серой пыльной разрухе с трупом мыши у ног и такой безнадегой в голове, что ей сейчас не просто орать — выть хотелось. Какая же она была дура! Если ей в десять лет тут, у бабушки под крылышком, нравилось, то с чего она решила, что сейчас будет хорошо — в этой дыре, где даже туалет на улице и за водой надо к колодцу ходить! Дура!
Не выдержав, заревела. И были в ее слезах даже не страх и горечь, а обида маленькой девочки, которой показали что-то красивое, интересное, даже волшебное, а за этим всем оказалась обычная суровая реальность. Как и всегда. Потому что нет чудес на этом свете.
Проревевшись, Лиза оглядела комнату, в которой стояла, одновременно узнавая и не узнавая дом.
Большая, метров в двадцать пять, квадратная кухня-гостиная. Стол с табуретками и скамьей у стены. Рукомойник со смешной пимпочкой, на которую надо давить, чтобы потекла вода. Полки, прикрытые серой тряпкой — бывшей когда-то голубой вышитой занавеской. Лиза помнила ее еще яркой и почти даже новой. Стол под полками, тумбовый, деревянный.
Дед сам делал мебель — и столы, и табуретки, и полку.
А еще печка была большая, русская, занимающая четверть комнаты, не меньше. И кровать напротив нее. Металлическая с шишечками на столбиках.
Лиза посмотрела вниз — под ногами лежали половики, домотканые, полосатые… И все это было в три слоя покрыто пылью.
Там, дальше, за дверью находилась еще одна комната, но решать проблемы нужно постепенно.
Сцепив зубы, Лиза решила, что назло всем не уедет. И плевать на комаров, на мышей и тараканов. Плевать на все. Она приехала сюда, потому что бежать больше некуда. И никто больше не подскажет ей, как жить, как существовать в этом огромном и непонятном мире. Она зашла в тупик, и кто еще ей подскажет выход, если не этот важный для нее дом…
Поэтому для начала надо снять пыльные тряпки и промыть все поверхности. Обмести паутину… Паук — друг человека, но не хозяин дома.
Стало быть, нужны веник, совок, ведро с водой и тряпки. Много тряпок.
В конце концов, она взрослая и самостоятельная. У нее работа, квартира, мозги, заверенные красным дипломом. А счастья нет. И единственное место, где оно было — здесь. Значит, и поиски тоже следует начинать отсюда. Но уж если искать, то и отдавать долг, наведя порядок, вернув дому уют. А когда все закончится и настанет время вернуться обратно, стыдно не будет.
Но это потом. Сначала следует сходить за водой и… выпить чая. А еще холодильник включить надо — в сумке еда на первое время, о ней нужно позаботиться, чтобы потом не голодать.
— Мила-а-ая, ты тут? — послышалось из коридора.
Лиза напряглась. Она и забыла, как бесцеремонны деревенские бабули. Им только волю дай, начнут, как ищейки, все вынюхивать и вызнавать.
И точно — в дверном проеме появилась сухонькая бабка. Бабка Нюша. Она сразу ее узнала. И словно не было тех лет, что Лиза не была в деревне.
Бабка законсервированная оказалась. Тонкие птичьи косточки, седые волосы, прикрытые белым платочком с черными цветочками, в руках палка, вторая рука спрятана в отвороте душегреи.
— Тут! — Лиза достала из-под стола табуретку, стряхивая пыль. — Присаживайтесь!
— Ой, милая Лизанька, я уж и не ждала тебя увидеть. Давно ты у нас не была. Мы все гадали что и как… — Бабка начала было, и осеклась. Ужом проскользнула в комнату и уселась на табурет, стоявший на углу стола. Нюша была соседкой и всегда вот так любила ввалиться в гости. — Надолго ли, Лизавета?
— На все лето… — про себя скрестила пальцы на удачу.
— Мы-то обрадовались, что молодежь приехала. Будет кому в магазин сбегать. Ольгутка-то вон сама все бегает, не берет ее ничего. Каждый день круги по деревне наматывает, говорит, движенье — жизнь, а у самой и куры, и огород. А была бы, как я, старая и больная, не бегала бы. Хорошо, Леший помогает. Не отказывает в помощи старикам. Потому что воспитанный! Это тебе не нынешняя молодежь. Бестолочи ленивые! Уткнутся в свои телефоны, и хоть трава не расти.
Бабка сидела благообразная, но глаза, словно локаторы, все проверяли и примечали.
— Ясно, — слушать про чужие проблемы совсем не хотелось, но как выставить гостью, Лиза не знала.
— Ты это, милая, дом-то продавать собираешься? — Лиза от этого вопроса даже немного зависла. У нее и мыслей таких не возникало даже в городе.
— Нет. Не собираюсь.
— И правильно! А надумаешь, не торопись — у меня имеются покупатели на примете… Ну ладно… пойду я. — Бабка поправила платочек, подхватила палку, шмыгнула за порог, но потом остановилась и добавила: — Я вон в том зеленом доме живу… если ты запамятовала. Заходи по-соседски.
Бабка Нюша удалилась, а Лизе почему-то захотелось срочно помыться и помыть все вокруг. От этой соседки исходил странный сладковатый душок. Не старости, а такой, словно духи застоялись.
Настало время идти за водой. Подхватив ведра, Лиза зашагала по знакомой с детства тропе.
Колодец был довольно старый, хотя и в бетонных кольцах. Глубокий. Лиза распахнула дверцу, и долго смотрела внутрь. В детстве она тоже так делала — прочитала где-то, что даже днем из колодца видно звезды. И сейчас, словно не прошло этих лет, она уставилась на темную воду в глубине.
Как и в детстве, в воде ничего не отражалось, да и воду саму было видно с трудом.
Цепь, загрохотав, полетела вниз за ведром. Плюх…
Рассохшийся барабан заскрипел, вытягивая цепь и потяжелевшее ведро. Лиза вовремя его подхватила и вытянула на бортик. Перелила в свое ведро. Попробовала, как в детстве — так, чтобы кончик носа касался дрожащей поверхности. И почему-то казалось, будто вот-вот кто-то в шутку макнет ее лицом в холодную воду. Но никого рядом не было. Зато вода оказалась на удивление вкусной и чистой, как раньше.
К слову, вокруг колодца все было окошено, цепь — новая, не заржавевшая ведро — еще новее. Значит, чистят и пользуются.
А потом день словно покатился, как на велосипеде с горки. Вроде управляешь, смотришь, куда едешь, а вокруг несется зеленая масса травы и деревьев, а впереди дорога и голубая ширь неба.
Лиза выложила продукты в холодильник. И тот даже включился, несмотря на свой почтенный возраст.
Натаскав воды, Лиза вымыла полы, сняла грязное с окон. Откопала в терраске раскладушку — синюю с алюминиевым остовом, — вытащила в проулок, примяла как смогла траву и уложила поверх подушки с матрасом, чтобы просушить на солнце и проветрить.
Все это делалось на автомате. Просто раньше этим занимались мама и бабушка.
Одеяла Лиза накинула на веревку в той же самой терраске. Ей помнилось, что после полудня солнце заглядывало с той стороны в окна и там становилось жарко.
Постепенно в доме запахло свежестью, несмотря на чуть волглый и холодный воздух. И так стало хорошо, что работа по наведению порядка пошла дальше.
И вот уже вторая комната со старинным телевизором, маленькой печкой-голландкой, диваном, кроватью с панцирной сеткой и огромным мастодонтом — полированным шкафом на три дверки, тоже приняла благообразный вид, сияя пустыми стеклами окон и запахом чистоты.
Опомнилась Лиза через несколько часов от понимания, что хочет есть, да так, что в глазах темнеет.
Чай, бутерброды в фольге. То ли виной тому колодезная вода, то ли голод, но Лиза поймала себя на мысли, что вкуснее она ничего не ела последние лет двадцать.
К вечеру окна были закрыты почти чистыми занавесками, найденными в шкафу, где оказался целый склад постельного белья, полотенец и даже подзоров на кровати, не говоря уже о трех комплектах штор.
В комнате зажегся свет, добавляя помещению уюта, вот только в душе Лизы внезапно поселилась тревога. Неявная. Просто стало как-то неуютно.
