На последнем УЗИ будущие родители попросили запечатать результат исследования в конверт и передали его сестре. И только сегодня для них раскроется секрет, и они узнают пол своего ребёнка. Я бы, наверное, тоже так хотела.
Все собрались на лужайке во дворе дома. Вечернее солнце уже склоняется к горизонту, окрашивая небо в нежные оттенки персика и лаванды. Десятки глаз, полные любопытства и нетерпения, прикованы к центру импровизированной сцены, где стоят Маша и Артур. Родители сидят на стульях и ждут начало представления.
Маша, в легком белом платье, прижимается к Артуру, который нежно обнимает ее за талию. Их лица светятся от волнения, но за улыбками таится и лёгкая дрожь. В руках Артура покачивается огромный, угольно-черный шар, непроницаемый и таинственный, словно хранитель великой тайны. Этот шар – средоточие всех надежд и мечтаний, символ будущего, которое вот-вот должно раскрыться. Сестра Маши, организатор этого чудного мероприятия, подает им длинную, острую булавку, инкрустированную крошечными мерцающими камешками, словно волшебную палочку.
На мгновение воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц и легким шелестом ветра в листве. Сердца собравшихся стучат в унисон с сердцами будущих родителей. Маша и Артур переглядываются. В их глазах читается смесь нежности, трепета и той особой, почти детской радости, которую дарит ожидание чуда.
Артур медленно поднимает руку с булавкой. Его взгляд задерживается на Машином лице, словно он ищет её одобрения, последнего подтверждения готовности к этому шагу. Маша кивает, её глаза сияют. Вместе они подносят булавку к натянутой поверхности шара.
Один короткий хлопок, от которого я вздрагиваю, и чёрная пелена мгновенно разрывается, исчезая в воздухе, словно дымка. В то же мгновение, словно взрыв радости, облако ярко-голубых конфетти и мелких шариков взмывает в небо! Десятки искрящихся частичек, словно драгоценные камни, кружатся в лучах заходящего солнца, медленно опускаясь вниз, устилая лужайку блестящим, голубым ковром.
– Мальчик! Ура! Мальчик! – вокруг раздается оглушительный хор восклицаний. – Поздравляем!!! Вау-у-у!!!
Крики радости смешиваются с аплодисментами и веселым смехом. Некоторые гости прыгают от восторга, другие обнимаются, а на глазах у самых чувствительных появляются слезы умиления.
Маша и Артур замирают, обнявшись крепче, чем когда-либо. На их лицах расцветает широкая, невероятно счастливая улыбка. Маша прижимает ладонь к животу, а Артур нежно целует её в макушку. Их мечта сбывается. Среди сияющих голубых искорок и восторженных возгласов, они чувствуют себя самыми счастливыми людьми на свете, предвкушая новую главу своей жизни, наполненную звуками маленьких ножек и веселым мальчишеским смехом. Вечер только начинается, но его кульминация уже подарила всем незабываемые эмоции и ощущение невероятного счастья.
Мы с Полиной тоже принимаем участие в этом радостном событии. Аня с Ромой тоже тут. Ника и Алиса со своими парнями. Я даже улыбаюсь. Сквозь слёзы. Ощущаю себя призраком на чужом празднике жизни. У нас с Полиной схожая ситуация, и я не знаю, какие эмоции испытывает она в этом моменте, но я вижу себя потерянной и разочарованной.
Мария смеётся – у них будет сын. Артур вообще на седьмом небе от счастья. Для мужчины сын – это доказательство его мужественности. Не то, что девчонка… Бракодел такой папаша.
– Как назовёте?! – кто-то выкрикивает вопрос.
Маша задумывается и что-то шепчет на ухо Артуру. Тот согласно кивает.
– Давид! – Маша победоносно вскидывает правую руку вверх и громко восклицает, чтобы слышали все присутствующие: – Осенью у нас родится сын Давид!!!
Гости снова аплодируют, продолжая трапезу.
Как же я мечтаю о сыне. Ведь имя для него я выбрала такое же – Давид. Но у меня родится Майя. Это женское имя ласкает мой слух и вызывает очень нежные эмоции. И больше никакое другое имя для девочки мне на ум не приходит.
Когда я озвучиваю маме Данилы, что её внучку будут звать Майя, то она выражает крайнее недовольство.
– Фу! – пренебрежительно фыркает женщина. – Может, какое-то другое имя дашь девочке? А то у нас тут сосед гуляет со своей собакой. У него такая старая облезлая овчарка, и у неё кличка Майя.
– Нет, – категорично отказываюсь. – Я не знакома ни с соседом, ни с его овчаркой. И у меня не собака, а дочь, у которой будет имя Майя.
Я – мать-одиночка, и только я сама буду решать, как назову своего ребёнка. А кому не нравится, могут пойти и утопиться!
– Майя Куприянова – звучит красиво! – стою я на своём.
– Ну да, – нехотя соглашается Люда, – фамилия тоже будет твоя у девочки. Ты же не будешь записывать Даника отцом?!
Не могу разобрать, это вопрос или утверждение.
– Я пока не решила с отцовством. Ну, раз Данику пофиг на ребёнка, то насильно делать его отцом я не собираюсь.
– И правильно, – подтверждает Люда. – Я тоже не записывала в свидетельство о рождении отца Даника. И ни разу не пожалела. Ничего мне от него не надо. А то, знаешь, как бывает, запишешь придурка в папаши, а он потом палки в колёса вставляет. Например, захочешь уехать в другую страну – от него разрешение требуют. Или встретишь «своего» мужчину, с которым создашь семью, и он свободно сможет усыновить твоего ребёнка. А так, опять добивайся отказа от родительских прав. От таких папаш одни проблемы. Так что я одобряю твоё решение.
Женщина так настойчиво внушает мне, чтобы имя Данилы не фигурировало в свидетельстве о рождении, что я начинаю злиться. Значит, на мне уже стоит клеймо матери-одиночки. Что-то во мне бунтует, когда слушаю это по отношению к себе.
– Знаете, – решаю высказаться. – Ваш Данила такой же, как и его отец. Заделал ребёнка и в кусты! Не зря говорят, что гены передаются. Особенно, дурные.
– Я тебя понимаю, – заискивает Люда. – Да, наверно, ты в этом права – Данику передались гены его отца. Мне жаль. Но я буду рядом и признаю внучку с любой фамилией.
– Спасибо вам!
Я на самом деле благодарна этой женщине за такое участие. Наверное, в моём положении просто необходима любая поддержка. Это настраивает меня на позитив. К тому же это прямая связь моей дочери с отцом. Мало ли, Данила поменяется. Где-то глубоко-глубоко в душе я очень на это рассчитываю.
А вот моя мама и Лика не разделяют мнения Люды. Они, наоборот, говорят, что нужно вписать Даню отцом в свидетельство о рождении, чтобы можно было подать на алименты. И почему-то считают, что в доводах Люды кроется свой умысел. Ведь, если я подам на алименты, а Данила нигде не работает, то государство повесит на него очередной долг, который по умолчанию взвалится на его мать. А их семейка уже и так в долгах, как в шелках. Данила в этих делах просто ас.
Поскольку мнения рознятся, я пока ни с кем не спорю. Буду всё делать согласно обстоятельствам. А пока я усиленно ищу работу.
Сижу за компом и делаю подборку объявлений, куда бы меня могли принять на работу. Резкая, обжигающая волна жара накатывает внезапно. Глаза наливаются тяжестью, в висках начинает стучать. Комната, еще секунду назад чёткая и ясная, начинает плыть, расплываясь в мутных пятнах. Голова кружится так сильно, что кажется, вот-вот потеряю равновесие. Перед глазами темнеет, и я опираюсь всем весом о стол, пытаясь не свалиться со стула. Мир сужается до одной точки, сознание ускользает.
Дышу. Глубоко. Размеренно. Головокружение потихоньку исчезает. Делаю ещё несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Вроде получается. Иду в туалет. К своему ужасу вижу кровавую мазню на нижнем белье. Совсем чуть-чуть, но мне это сразу представляется, как бескрайнее море алого цвета. Сердце холодеет от страха, лёгкие сжимаются, не давая вдохнуть. Паника охватывает меня ледяными щупальцами. Это не может быть. Нет, только не это. Дома, как назло никого.
Дрожащими пальцами нащупываю телефон. Сообщения летят всем подряд, с кем я постоянно на связи.
«У меня кровь», «Что делать?!»
Первой откликается мама:
«Срочно в роддом», «Не тяни и вызывай скорую!»
«Мне надо в роддом», «Кто может отвезти?» – бросаю клич о помощи.
Не знаю почему, но звонить в скорую мне страшно. Я всё же не истекаю кровью, хоть и паникую.
«Ща подъеду», – тут же отзывается Аня.
Хорошо, что лето. Поэтому собираюсь быстро. Аня подъезжает к подъезду буквально через десять минут. Я благодарна судьбе, что она послала мне таких ответственных подруг.
В роддоме меня принимают незамедлительно. И следующие два дня проходят как в тумане. Осмотры, вопросы, анализы. Врачи суетятся вокруг, медсестры ставят капельницы. Моё тело кажется чужим, а разум затуманен тревогой. Что может случиться на пятом месяце беременности, ума не приложу.
Телефон постоянно вибрирует от сообщений. Мама пишет каждые полчаса, требуя отчёта по анализам и обследованиям. Подруги, родственники, знакомые – все интересуются моим здоровьем. Все, кроме одного. Данилы. Но чего от него ждать? Я и сама не знаю.
Кажется, всё обошлось. Доктор ещё раз пролистывает результаты обследований и делает заключение, что плацента не отошла, и плоду ничего не угрожает. «Плоду»… как грубо звучит. Для кого-то «плод», а для меня дочь! Моей дочурке, моей Маюньке ничего не угрожает!
Небеса смилостивились: я устроилась в общепит, собираю онлайн-заказы. Моё «интересное положение» надёжно скрыто под просторной толстовкой и широкими штанами. Для коллег — в основном женщин бальзаковского возраста — я просто молодая девчонка. И, к моему удивлению, они очень ко мне добры. Постоянные шутки и подколы о моей «чрезмерной худобе» и бесконечные предложения перекусить стали частью рутины. Как мне удаётся сохранять эту маску спокойствия и улыбаться в ответ? Сама не знаю.
– Ты совсем ничего не ешь! Такая худышка! – по-доброму сокрушается коллега. – А, может, ты беременная?..
Меня пробивает током. Глаза расширяются, а дыхание перехватывает. Сама не ожидала от себя такой реакции. Но, кажется, что все принимают мой внезапный ступор за оскорбление моих чувств.
– Ну, что ты! Я же пошутила, – с виноватой улыбкой оправдывается коллега. – Не обижайся, Бога ради! Я же не со зла. Просто ты, как тростиночка, и кушаешь, как птенчик.
– Я не обижаюсь, всё нормально! – отвечаю с милой улыбкой и отворачиваюсь, чтобы продолжить собирать заказ.
Вдруг спинным мозгом чувствую, как кто-то подходит ко мне сзади и хочет обнять за талию… которой у меня уже нет. Этого допустить нельзя ни в коем случае! Как только руки всё той же женщины почти касаются моей одежды, я отскакиваю в сторону, как дикая ошпаренная кошка.
– Ой, – мямлю извиняющимся тоном, – вы меня так напугали.
Я стою, прижав скрещенные руки к груди, изображая растерянность.
– Да я просто хотела убедиться, что ты не в обиде, – поясняет коллега.
– Нет-нет! Я не обижаюсь. Я задумалась, со мной так бывает, – лепечу какую-то несусветную чушь.
На этот раз обошлось. Может, конечно, кто-то о чём-то и догадывается, но я изо всех сил втягиваю живот, который пока ещё очень даже аккуратненький.
Работаю двое суток по двенадцать часов. Потом два дня выходных. График скользящий. Бывает очень тяжело, потому что весь рабочий день приходится бегать. Порой темнеет в глазах и звенит в ушах. Я на грани потери сознания. Тогда иду на улицу на пять минут, чтобы не грохнуться в обморок посреди зала. Домой прихожу уставшая, как загнанный зверь. Ноги отваливаются. Я никак не могу найти им удобное положение. Хочется просто отрезать и положить рядом, чтобы не мучили меня своим нытьём. Но мне осталось продержаться на этой работе чуть больше месяца, а потом я свалю в декрет к чертям собачьим!
Понемногу моя комната наполняется детскими вещами. Стоило начать интересоваться, кто отдаёт одежду для новорождённых, как сразу откликнулись добрые люди. У меня уже несколько мешков всякой всячины. Нужно всё перебрать, перестирать, погладить и разложить по возрасту. Есть ванночка, постельное бельё. А сегодня я купила кроватку. Подержанную… за двадцать евро. В принципе, у меня есть всё необходимое, кроме коляски. Новую не потяну, поэтому мониторю, кто продаёт пользованную.
– Лика, глянь, – обращаюсь я к девушке своего брата, – как тебе такая коляска? Здесь три в одном – люлька, прогулочная и автокресло. Всего пятьдесят евро. И вид, вроде, не сильно поюзанный.
Лика мне уже как сестра. Мы с ней столько инфы перемололи, что, мне кажется, она обо мне знает всё. Даже больше, чем мама.
– Ничего так. Такая новая как минимум в пятьсот евро обойдётся, – задумчиво произносит Лика и мониторит параллельно цены. – Вот, смотри, даже восемьсот, если этой фирмы.
– А, может, с ней что-то не так, ну, например, крепления испорчены… – сомневаюсь я.
– Напиши продавцу и узнай про дефекты, – советует Лика. – И вообще, почему, собственно, ты всё сама покупаешь? – она строго хмурит брови. – Кажется, там кто-то обещал тебя поддерживать… Пусть хоть коляску бэушную купят!
– Неудобно как-то денег просить, – морщу лицо.
– Неудобно спать на потолке! Вот возьми и напиши той мамаше, что коляска – это необходимость. А то, ушлёпок Данила тебе по пьяни не стесняется всякую херню написывать, а как денег на ребёнка дать, так его нет. Вот пусть Люда за него и отдувается. Ей не впервой!
Есть такое дело: Даня, когда набухается, начинает мне писать. Не всегда. Иногда. Очень редко. Его сообщения однотипные и суть в том, что мы любим друг друга, но не можем быть вместе. Зачем он бередит мне душу? Однажды после такого послания я отважилась с ним поговорить, но в ответ услышала банальное: «Пошла в жопу!» Заблочила.
Лика помогает составить мне сообщение для Люды с просьбой купить коляску. Только ответ приходит отрицательный, потому что у неё пока нет денег. А я, блин, миллионерша! Как-то так!
Ну, ничего. Скоро мой день рождения. Приедет мама, и мы решим вопрос с коляской.
«Мы выезжаем», – получаю весточку от мамы. – «В течение суток должны быть дома».
Радуюсь, как ребёнок. Я и есть ребёнок. Взрослый мамин ребёнок. Теперь ко мне приходит осознание, что значит быть самостоятельной. Очень жаль, что уже ничего не вернуть. Но понежиться в маминых объятиях всегда приятно. Игорь, Лика и я подготавливаем квартиру к приезду родителей. На этот раз Лика уже созрела для знакомства с нашей мамой. Но всё равно ей немного боязно. А я уверена, что Лика обязательно найдёт с мамой общий язык.
«Лера, мы не приедем. Отбой», – через пять часов приходит новое смс от мамы. – «У нас сломалась машина. Похоже, коробка передач накрылась. Проехали только четыреста километров. Сейчас возвращаемся назад. Едем очень медленно из-за поломки. Игорю скажи, чтобы не ждал».
Перечитываю несколько раз и не верю своим глазам, в которых уже стоят слёзы. Вспоминается моё восемнадцатилетие. Год назад мы были все вместе, а теперь жизнь раскидала нас по разным странам. Знаю, что буду грустить в день своего девятнадцатилетия. В этом году на меня обрушивается поток неприятных сюрпризов. Боюсь представить, что следующее.
Моё сердце по-прежнему болит. Но, кажется, что я уже свыклась с этой болью, адаптировалась к своему состоянию.
Все собрались на лужайке во дворе дома. Вечернее солнце уже склоняется к горизонту, окрашивая небо в нежные оттенки персика и лаванды. Десятки глаз, полные любопытства и нетерпения, прикованы к центру импровизированной сцены, где стоят Маша и Артур. Родители сидят на стульях и ждут начало представления.
Маша, в легком белом платье, прижимается к Артуру, который нежно обнимает ее за талию. Их лица светятся от волнения, но за улыбками таится и лёгкая дрожь. В руках Артура покачивается огромный, угольно-черный шар, непроницаемый и таинственный, словно хранитель великой тайны. Этот шар – средоточие всех надежд и мечтаний, символ будущего, которое вот-вот должно раскрыться. Сестра Маши, организатор этого чудного мероприятия, подает им длинную, острую булавку, инкрустированную крошечными мерцающими камешками, словно волшебную палочку.
На мгновение воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц и легким шелестом ветра в листве. Сердца собравшихся стучат в унисон с сердцами будущих родителей. Маша и Артур переглядываются. В их глазах читается смесь нежности, трепета и той особой, почти детской радости, которую дарит ожидание чуда.
Артур медленно поднимает руку с булавкой. Его взгляд задерживается на Машином лице, словно он ищет её одобрения, последнего подтверждения готовности к этому шагу. Маша кивает, её глаза сияют. Вместе они подносят булавку к натянутой поверхности шара.
Один короткий хлопок, от которого я вздрагиваю, и чёрная пелена мгновенно разрывается, исчезая в воздухе, словно дымка. В то же мгновение, словно взрыв радости, облако ярко-голубых конфетти и мелких шариков взмывает в небо! Десятки искрящихся частичек, словно драгоценные камни, кружатся в лучах заходящего солнца, медленно опускаясь вниз, устилая лужайку блестящим, голубым ковром.
– Мальчик! Ура! Мальчик! – вокруг раздается оглушительный хор восклицаний. – Поздравляем!!! Вау-у-у!!!
Крики радости смешиваются с аплодисментами и веселым смехом. Некоторые гости прыгают от восторга, другие обнимаются, а на глазах у самых чувствительных появляются слезы умиления.
Маша и Артур замирают, обнявшись крепче, чем когда-либо. На их лицах расцветает широкая, невероятно счастливая улыбка. Маша прижимает ладонь к животу, а Артур нежно целует её в макушку. Их мечта сбывается. Среди сияющих голубых искорок и восторженных возгласов, они чувствуют себя самыми счастливыми людьми на свете, предвкушая новую главу своей жизни, наполненную звуками маленьких ножек и веселым мальчишеским смехом. Вечер только начинается, но его кульминация уже подарила всем незабываемые эмоции и ощущение невероятного счастья.
Мы с Полиной тоже принимаем участие в этом радостном событии. Аня с Ромой тоже тут. Ника и Алиса со своими парнями. Я даже улыбаюсь. Сквозь слёзы. Ощущаю себя призраком на чужом празднике жизни. У нас с Полиной схожая ситуация, и я не знаю, какие эмоции испытывает она в этом моменте, но я вижу себя потерянной и разочарованной.
Мария смеётся – у них будет сын. Артур вообще на седьмом небе от счастья. Для мужчины сын – это доказательство его мужественности. Не то, что девчонка… Бракодел такой папаша.
– Как назовёте?! – кто-то выкрикивает вопрос.
Маша задумывается и что-то шепчет на ухо Артуру. Тот согласно кивает.
– Давид! – Маша победоносно вскидывает правую руку вверх и громко восклицает, чтобы слышали все присутствующие: – Осенью у нас родится сын Давид!!!
Гости снова аплодируют, продолжая трапезу.
Как же я мечтаю о сыне. Ведь имя для него я выбрала такое же – Давид. Но у меня родится Майя. Это женское имя ласкает мой слух и вызывает очень нежные эмоции. И больше никакое другое имя для девочки мне на ум не приходит.
Когда я озвучиваю маме Данилы, что её внучку будут звать Майя, то она выражает крайнее недовольство.
– Фу! – пренебрежительно фыркает женщина. – Может, какое-то другое имя дашь девочке? А то у нас тут сосед гуляет со своей собакой. У него такая старая облезлая овчарка, и у неё кличка Майя.
– Нет, – категорично отказываюсь. – Я не знакома ни с соседом, ни с его овчаркой. И у меня не собака, а дочь, у которой будет имя Майя.
Я – мать-одиночка, и только я сама буду решать, как назову своего ребёнка. А кому не нравится, могут пойти и утопиться!
– Майя Куприянова – звучит красиво! – стою я на своём.
– Ну да, – нехотя соглашается Люда, – фамилия тоже будет твоя у девочки. Ты же не будешь записывать Даника отцом?!
Не могу разобрать, это вопрос или утверждение.
– Я пока не решила с отцовством. Ну, раз Данику пофиг на ребёнка, то насильно делать его отцом я не собираюсь.
– И правильно, – подтверждает Люда. – Я тоже не записывала в свидетельство о рождении отца Даника. И ни разу не пожалела. Ничего мне от него не надо. А то, знаешь, как бывает, запишешь придурка в папаши, а он потом палки в колёса вставляет. Например, захочешь уехать в другую страну – от него разрешение требуют. Или встретишь «своего» мужчину, с которым создашь семью, и он свободно сможет усыновить твоего ребёнка. А так, опять добивайся отказа от родительских прав. От таких папаш одни проблемы. Так что я одобряю твоё решение.
Женщина так настойчиво внушает мне, чтобы имя Данилы не фигурировало в свидетельстве о рождении, что я начинаю злиться. Значит, на мне уже стоит клеймо матери-одиночки. Что-то во мне бунтует, когда слушаю это по отношению к себе.
– Знаете, – решаю высказаться. – Ваш Данила такой же, как и его отец. Заделал ребёнка и в кусты! Не зря говорят, что гены передаются. Особенно, дурные.
– Я тебя понимаю, – заискивает Люда. – Да, наверно, ты в этом права – Данику передались гены его отца. Мне жаль. Но я буду рядом и признаю внучку с любой фамилией.
– Спасибо вам!
Я на самом деле благодарна этой женщине за такое участие. Наверное, в моём положении просто необходима любая поддержка. Это настраивает меня на позитив. К тому же это прямая связь моей дочери с отцом. Мало ли, Данила поменяется. Где-то глубоко-глубоко в душе я очень на это рассчитываю.
А вот моя мама и Лика не разделяют мнения Люды. Они, наоборот, говорят, что нужно вписать Даню отцом в свидетельство о рождении, чтобы можно было подать на алименты. И почему-то считают, что в доводах Люды кроется свой умысел. Ведь, если я подам на алименты, а Данила нигде не работает, то государство повесит на него очередной долг, который по умолчанию взвалится на его мать. А их семейка уже и так в долгах, как в шелках. Данила в этих делах просто ас.
Поскольку мнения рознятся, я пока ни с кем не спорю. Буду всё делать согласно обстоятельствам. А пока я усиленно ищу работу.
Сижу за компом и делаю подборку объявлений, куда бы меня могли принять на работу. Резкая, обжигающая волна жара накатывает внезапно. Глаза наливаются тяжестью, в висках начинает стучать. Комната, еще секунду назад чёткая и ясная, начинает плыть, расплываясь в мутных пятнах. Голова кружится так сильно, что кажется, вот-вот потеряю равновесие. Перед глазами темнеет, и я опираюсь всем весом о стол, пытаясь не свалиться со стула. Мир сужается до одной точки, сознание ускользает.
Дышу. Глубоко. Размеренно. Головокружение потихоньку исчезает. Делаю ещё несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Вроде получается. Иду в туалет. К своему ужасу вижу кровавую мазню на нижнем белье. Совсем чуть-чуть, но мне это сразу представляется, как бескрайнее море алого цвета. Сердце холодеет от страха, лёгкие сжимаются, не давая вдохнуть. Паника охватывает меня ледяными щупальцами. Это не может быть. Нет, только не это. Дома, как назло никого.
Дрожащими пальцами нащупываю телефон. Сообщения летят всем подряд, с кем я постоянно на связи.
«У меня кровь», «Что делать?!»
Первой откликается мама:
«Срочно в роддом», «Не тяни и вызывай скорую!»
«Мне надо в роддом», «Кто может отвезти?» – бросаю клич о помощи.
Не знаю почему, но звонить в скорую мне страшно. Я всё же не истекаю кровью, хоть и паникую.
«Ща подъеду», – тут же отзывается Аня.
Хорошо, что лето. Поэтому собираюсь быстро. Аня подъезжает к подъезду буквально через десять минут. Я благодарна судьбе, что она послала мне таких ответственных подруг.
В роддоме меня принимают незамедлительно. И следующие два дня проходят как в тумане. Осмотры, вопросы, анализы. Врачи суетятся вокруг, медсестры ставят капельницы. Моё тело кажется чужим, а разум затуманен тревогой. Что может случиться на пятом месяце беременности, ума не приложу.
Телефон постоянно вибрирует от сообщений. Мама пишет каждые полчаса, требуя отчёта по анализам и обследованиям. Подруги, родственники, знакомые – все интересуются моим здоровьем. Все, кроме одного. Данилы. Но чего от него ждать? Я и сама не знаю.
Кажется, всё обошлось. Доктор ещё раз пролистывает результаты обследований и делает заключение, что плацента не отошла, и плоду ничего не угрожает. «Плоду»… как грубо звучит. Для кого-то «плод», а для меня дочь! Моей дочурке, моей Маюньке ничего не угрожает!
Небеса смилостивились: я устроилась в общепит, собираю онлайн-заказы. Моё «интересное положение» надёжно скрыто под просторной толстовкой и широкими штанами. Для коллег — в основном женщин бальзаковского возраста — я просто молодая девчонка. И, к моему удивлению, они очень ко мне добры. Постоянные шутки и подколы о моей «чрезмерной худобе» и бесконечные предложения перекусить стали частью рутины. Как мне удаётся сохранять эту маску спокойствия и улыбаться в ответ? Сама не знаю.
– Ты совсем ничего не ешь! Такая худышка! – по-доброму сокрушается коллега. – А, может, ты беременная?..
Меня пробивает током. Глаза расширяются, а дыхание перехватывает. Сама не ожидала от себя такой реакции. Но, кажется, что все принимают мой внезапный ступор за оскорбление моих чувств.
– Ну, что ты! Я же пошутила, – с виноватой улыбкой оправдывается коллега. – Не обижайся, Бога ради! Я же не со зла. Просто ты, как тростиночка, и кушаешь, как птенчик.
– Я не обижаюсь, всё нормально! – отвечаю с милой улыбкой и отворачиваюсь, чтобы продолжить собирать заказ.
Вдруг спинным мозгом чувствую, как кто-то подходит ко мне сзади и хочет обнять за талию… которой у меня уже нет. Этого допустить нельзя ни в коем случае! Как только руки всё той же женщины почти касаются моей одежды, я отскакиваю в сторону, как дикая ошпаренная кошка.
– Ой, – мямлю извиняющимся тоном, – вы меня так напугали.
Я стою, прижав скрещенные руки к груди, изображая растерянность.
– Да я просто хотела убедиться, что ты не в обиде, – поясняет коллега.
– Нет-нет! Я не обижаюсь. Я задумалась, со мной так бывает, – лепечу какую-то несусветную чушь.
На этот раз обошлось. Может, конечно, кто-то о чём-то и догадывается, но я изо всех сил втягиваю живот, который пока ещё очень даже аккуратненький.
Работаю двое суток по двенадцать часов. Потом два дня выходных. График скользящий. Бывает очень тяжело, потому что весь рабочий день приходится бегать. Порой темнеет в глазах и звенит в ушах. Я на грани потери сознания. Тогда иду на улицу на пять минут, чтобы не грохнуться в обморок посреди зала. Домой прихожу уставшая, как загнанный зверь. Ноги отваливаются. Я никак не могу найти им удобное положение. Хочется просто отрезать и положить рядом, чтобы не мучили меня своим нытьём. Но мне осталось продержаться на этой работе чуть больше месяца, а потом я свалю в декрет к чертям собачьим!
Понемногу моя комната наполняется детскими вещами. Стоило начать интересоваться, кто отдаёт одежду для новорождённых, как сразу откликнулись добрые люди. У меня уже несколько мешков всякой всячины. Нужно всё перебрать, перестирать, погладить и разложить по возрасту. Есть ванночка, постельное бельё. А сегодня я купила кроватку. Подержанную… за двадцать евро. В принципе, у меня есть всё необходимое, кроме коляски. Новую не потяну, поэтому мониторю, кто продаёт пользованную.
– Лика, глянь, – обращаюсь я к девушке своего брата, – как тебе такая коляска? Здесь три в одном – люлька, прогулочная и автокресло. Всего пятьдесят евро. И вид, вроде, не сильно поюзанный.
Лика мне уже как сестра. Мы с ней столько инфы перемололи, что, мне кажется, она обо мне знает всё. Даже больше, чем мама.
– Ничего так. Такая новая как минимум в пятьсот евро обойдётся, – задумчиво произносит Лика и мониторит параллельно цены. – Вот, смотри, даже восемьсот, если этой фирмы.
– А, может, с ней что-то не так, ну, например, крепления испорчены… – сомневаюсь я.
– Напиши продавцу и узнай про дефекты, – советует Лика. – И вообще, почему, собственно, ты всё сама покупаешь? – она строго хмурит брови. – Кажется, там кто-то обещал тебя поддерживать… Пусть хоть коляску бэушную купят!
– Неудобно как-то денег просить, – морщу лицо.
– Неудобно спать на потолке! Вот возьми и напиши той мамаше, что коляска – это необходимость. А то, ушлёпок Данила тебе по пьяни не стесняется всякую херню написывать, а как денег на ребёнка дать, так его нет. Вот пусть Люда за него и отдувается. Ей не впервой!
Есть такое дело: Даня, когда набухается, начинает мне писать. Не всегда. Иногда. Очень редко. Его сообщения однотипные и суть в том, что мы любим друг друга, но не можем быть вместе. Зачем он бередит мне душу? Однажды после такого послания я отважилась с ним поговорить, но в ответ услышала банальное: «Пошла в жопу!» Заблочила.
Лика помогает составить мне сообщение для Люды с просьбой купить коляску. Только ответ приходит отрицательный, потому что у неё пока нет денег. А я, блин, миллионерша! Как-то так!
Ну, ничего. Скоро мой день рождения. Приедет мама, и мы решим вопрос с коляской.
«Мы выезжаем», – получаю весточку от мамы. – «В течение суток должны быть дома».
Радуюсь, как ребёнок. Я и есть ребёнок. Взрослый мамин ребёнок. Теперь ко мне приходит осознание, что значит быть самостоятельной. Очень жаль, что уже ничего не вернуть. Но понежиться в маминых объятиях всегда приятно. Игорь, Лика и я подготавливаем квартиру к приезду родителей. На этот раз Лика уже созрела для знакомства с нашей мамой. Но всё равно ей немного боязно. А я уверена, что Лика обязательно найдёт с мамой общий язык.
«Лера, мы не приедем. Отбой», – через пять часов приходит новое смс от мамы. – «У нас сломалась машина. Похоже, коробка передач накрылась. Проехали только четыреста километров. Сейчас возвращаемся назад. Едем очень медленно из-за поломки. Игорю скажи, чтобы не ждал».
Перечитываю несколько раз и не верю своим глазам, в которых уже стоят слёзы. Вспоминается моё восемнадцатилетие. Год назад мы были все вместе, а теперь жизнь раскидала нас по разным странам. Знаю, что буду грустить в день своего девятнадцатилетия. В этом году на меня обрушивается поток неприятных сюрпризов. Боюсь представить, что следующее.
Глава 27
Моё сердце по-прежнему болит. Но, кажется, что я уже свыклась с этой болью, адаптировалась к своему состоянию.
