– Я Милана! – упрямо повторила я.
– Амала, Милана – какая разница, – пожал он плечами. – Тебя нашли в болоте.
– И что? – не поняла я.
– Не понимаешь, – хмыкнул он. – Болота находятся в межмировом разломе. А под тот разлом хорошо маскировать портальную магию. Проще говоря, контрабандисты бродят здесь непугаными стадами. Мы в патруле задолбались их отстреливать.
Я покрылась холодным потом от макушки до пяток. Что такое патруль, я примерно себе представляла, он был в плане по новой книге. Суровые мужчины, сперва стреляют, потом спрашивают, что тебе надо и на кой припёрлась.
– Что, думаешь, почему тебя не застрелил? Не похожа ты на контрабандиста, Амала.
– Милана, – поправила я.
Он лишь раздражённо отмахнулся.
– А на кого я похожа?
Патрульный вперил в меня свои гляделки. Я ни у кого ещё не видела такого чистого, небесного оттенка. Пронзительно синий цвет, его разве что на линзах можно получить… Или в фотошопе!
– На товар.
– Товар? – изумилась я. – Да я дома была, никого не трогала!
– Упала, очнулась – болото. Так?
– Д-да…
Я вспомнила, как потянулась за чашкой кофе. И что в итоге вышло? Падение в болото!
– Тебя должны были подхватить здесь, – продолжил объяснение патрульный. – Но не подхватили. Не смогли потому что.
И он кровожадно улыбнулся, даже пальцы сами собой сжались в кулаки. Я поняла, что судьба у моих похитителей вышла незавидной. Прикопали! В том же болоте, потому что патруль имеет полное право не церемониться при задержании. Попался в запретном месте – получи…
А зачем преступники похищают девушек, можно долго не гадать. За тем самым, которое восемндадцать-плюс и, в ряде случаев, даже двадцать один плюс! Я покрылась холодным потом ещё раз. Вот продали бы на торгу, как рабыню для секс-услуг! Б-р-р-р-р!
В комнату вошла женщина в синем. Синий платок, синее… пальто или как назвать… в пол. Я вспомнила летящий снаружи снег и поёжилась. Может, и надо одеваться потеплее. Но… настолько по-средневековому.
– Дня доброго, Мизор, – сказала она хмуро. – Звал?
– Вон тебе работа, – кивнул патрульный на меня. – Отмыть, обуть, одеть. Ну, и прочее.
– В болоте подобрал?
– В болоте.
– Понятно. Пошли, – это уже мне, как я понимаю.
– Куда? – настороженно спросила я.
– В баню, куда же ещё, – буркнула женщина. – Давай шевелись. Не ты первая.
Я проснулась в тишине, такой глубокой и плотной, что её, казалось, можно было брать и резать ножом на кусочки. Сразу вспомнила, где я и куда попала, и что вчера была баня…
Со всем деревенским размахом (если тут ещё деревня, конечно же). Весь холод из проклятых болот вытек из меня напрочь. Вся грязь смылась ещё раньше, в предбаннике, – оказывается, грязными в баню ходят только нечестивцы позорные.
Женщину, которой меня поручили, звали Верна. Разговорчивостью она не отличалась, но на её крепком жилистом теле я заметила шрамы… Много шрамов.
Наискось три полосы через всю спину – давние, скверно зажившие, очень похожие на след когтей какой-то твари. На плече – будто мечом приложило или этим, кинжалом. Парочка звёздчатых, как будто чем-то шипастым ударило… эти – свежие, ещё багровые… Несколько порезов поменьше, на разной стадии заживлений, но совсем свежих вроде бы нет…
– Каких знаков на моей шкуре ищешь? – усмехнулась Верна, берясь за бадью.
– Нет, ну, это… ну… у нас как-то не… нет такого, – я сама понимала, что чушь несу, но уж очень потрясение оказалось неприятное. – Шрамов, то есть.
– Городские телом гладкие да белые, вот как ты. Белоручки неуклюжие. Да только я не городская! В лесу выросла, в патруль пришла. А тут у нас не бисером вышиваешь, здесь за себя да за сослуживцев бьёшься. И зверьё, и чудища шастают, а хуже всего – люди. Такие иной раз попадаются, что лучше бы зверьё встретилось. Или чудище. Привыкай. По банным дням не меня одну видеть будешь.
Душевые кабинки отсутствуют как класс, я уже поняла. И баня общая. Хорошо, что не совместно с мужчинами! Хотя это как посмотреть, кому ведь что…
Это было вчера, а сейчас я лежала, не в силах преодолеть истому, и чувствовала себя идеально чистой, настолько чистой, что аж кожа скрипела, если потереть её пальцами. Запахи банных трав до сих пор оставались со мной – я узнала ромашку, календулу, шалфей. Но было что-то ещё. Наверное, что-то специфичное, живущее только в этом странном мире. Где все говорили по-русски, например.
Зато имена – Мизор, Верна – не пойми, что означают. Они чужаки здесь? Или пришла какая-нибудь вера, как христианство на Русь, и принесла с собой свои имена. Вопросы, вопросы…
После бани мне дали громадную деревянную кружку невероятно вкусного кваса. Я думала, что выпью всё сразу и попрошу ещё, но нет, меня срубило примерно на половине. Очень устала, вдобавок баня сама по себе оказалась тем ещё испытанием.
– Ишь ты, хворая, – ворчала Верна, – калечная, того гляди, от заусенца помрёт.
Но она довела меня до кровати. Наверное, она же и переодела, некому больше. Просто я сама толком не помнила. А вот теперь проснулась.
Я села. Обнаружила на себе длинную холщовую ночную рубашку – с рукавами и под горло. У кровати стояли деревянные башмаки, и я сразу поняла, что нисколько это не кроссовки со стелькой memory foam. Мозоли мне обеспечены. «И бактерицидных пластырей тут наверняка нет тоже», – с тоской подумала я.
Но тут из-под двери, – там пробивалась полоска света снизу – вдруг потянуло божественным запахом! Я навелась на него сразу, как баллистическая ракета на цель. Куда подевалась вся истома! Как рукой сняло.
Из-за двери пахло хорошим кофе.
Пол обжигал холодом. Пришлось надеть башмаки, и они оказались не такими неудобными, как мне подумалось вначале. Я подошла к двери и отворила её. Запах кофе усилился.
Короткий проход привёл меня на небольшую кухоньку. Здесь стоял на остывающей плите чайник. Чудной, я не помнила, когда такие в последний раз вживую видела – с длинным носиком и крышкой из а в том, что можно было бы назвать френч-прессом, будь он на кухне у меня, настаивалась какая-то исжелта-зелёная, неаппетитная масса. Но именно от заварника пахло кофе!
Не может быть. Не верю. Чтобы у местных вместо кофе готовили вот это! Да при одном взгляде на него тошнит. Не притронусь ни за что!
Я подошла к окну. Высокое, арочное, с двумя рамами, оно выглядело пришельцем из далёких, более лучших, чем нынешнее, времён. Окно выходило на внутренний двор. Может быть, летом там было уютно – деревья, пара лавочек на трогательно изогнутых ножках. Цветы, наверняка. Но сейчас стеной шёл ливневой снег, он таял, не достигая земли. По наглухо запечатанному низкими тучами небу трудно было разобраться, день сейчас или вечер или, может быть, утро.
Я поёжилась, слишком зримо представляя себе погодку. Тем, кто сейчас оказался снаружи, в особенности же, тем, кто далеко от жилья и тепла, не позавидуешь.
На широком низком подоконнике, удивительно пустом, лежал блокнот из грубой серой бумаги, с привязанным к переплёту-пружинке пишущим предметом. Не шариковая ручка, карандаш. Обычный серый грифель.
В блокноте не обнаружилось ничего интересного. Пустой абсолютно. Ровные серые толстые листы. Ах, сейчас бы включить ноутбук! И описать всё, что со мною случилось, до запятой. А потом использовать в новой книге…
Когда пишешь фэнтези, нужно опираться на реализм. Тогда текст получается достоверным. В пальцах появился знакомый зуд.
Я привыкла писать, оказывается. Ни дня без строчки. Начала новую книгу, да вот беда, угодила, как какая-нибудь попаданка из приключенческого романа, сразу в суп. В ледяной суп, поправила я сама себя мысленно, бросив взгляд в окно.
Снаружи ничего не поменялось. Пасмурная хмарь и мокрый снег. В такую погоду добрый хозяин собаку из дома не выгонит, а ведь кому-то приходится идти добровольно. Я устроилась на подоконнике поудобнее, примерилась карандашом к бумаге.
Записывать мысли можно ведь не только на ноутбуке, верно?
Запись в Серой Тетради № 1
Мизор проклял всё, что только смог увидеть или припомнить. Начиная от погоды, в которую добрый хозяин ни пса за порог не выставит, заканчивая той несчастливой звездой, под которой он, офицер амаригской патрульной службы, родился почти тридцать лет тому назад себе на беду.
Вчера случился прокол. Два мира пронизало насквозь порталом – портальная магия одна из самых мерзких в плане контроля над нею и учёта. Отследить – сложно, прикрыть извне – ещё сложнее. Нужен приличный резерв. Которого вечно нет, и вряд ли в обозримом будущем появится.
В болото выкинуло контрабанду в лице симпатичной перепуганной девчонки в одном исподнем. Ну… да… ноги… грудь… в целом, понятно, почему и для чего к ней прицепились неприятные люди. Непонятно только, почему именно на его, Мизора, участке, и в его, Мизора, дежурство!
Теперь приходилось шлёпать по расквашенным тропкам, проверять сторожевые сигналки и пытаться отследить направление прокола.
Портал мог быть и множественным, отработавшим сразу по нескольким мирам. Знаем уже, плавали. На контрабанду всегда работают опытные и хитрые маги. Это он, Мизор, корячится за жалование, а они – за бешеную прибыль.
Но Мизор, хвала Светлому Небу, не вор и никогда им не был. И живым разумным товаром не торговал! Вообще-то, работорговля полностью вне закона, но поди объясни это некоторым. Их ничто не останавливает. Ни тех, кто продаёт, ни тех, кто покупает. Дай волю Мизору, повесил бы всех. Даром, что болота, а по окраинам топей деревьев достаточно, хватит на всех.
Но такой воли никто не даёт. Чтоб им всем… И маме их всех. И бабушке. И до сорокового колена, где предки их совокуплялись самым гнусным образом с животными! Потому и выросло вот такое ущербное потомство. Из-за которого он, Мизор, грязь месит сегодня весь день под мокрым снегом и вернётся в тепло ещё очень не скоро.
Порталы часто захватывают вместе с собой некоторую часть пространства в непосредственной близости от прокола. Иногда – с оказавшейся там ненароком живностью. Проще говоря, монстрами. Чужими нашему миру тварями.
А зачем нам опасное зверьё из других миров? Хватает своего!
Мизор не заметил, что его давно уже скрадывают, имея в виду загрызть и сожрать. Голод – не тётка, пирожка не подаст. Особенно в болотах бедной желтобрюхой гидре, нормально не евшей вот уже несколько дней подряд…
конец записи № 1
Вдалеке хлопнуло дверью. По ногам потянуло стылым сквозняком. Я сбросила башмаки, подтянула ноги под себя. На подоконнике сидеть вроде как не очень красиво, но зато уютно. На удивление, от оконных рам не тянуло холодом. Хорошо подогнаны рамы! Никаких тебе щелей.
Мне никак не давали покоя желтобрюхие гидры, водящиеся в местных болотах. Я даже попыталась зарисовать одну, но там, где ты ни на что не способен, ты не должен ничего хотеть. Художник из меня на уровне «точка-точка, запятая, вышла рожица кривая». Да ещё карандашом.
Вот если бы сделать запрос к нейросетке! Ага. Уже. Нейросеть, создающая изображения, находится там же, где и безлимитный интернет, то есть не здесь и очень от меня далеко.
Но написанное только что цепляло меня так зримо, так полно и яростно, почти как в детстве. Был период, до школы, когда я жила исключительно в своих фантазиях. Только они давали мне ощущение настоящести. Как будто реальный мир, где надо ходить в щколу– садик, есть поганую манку (ненавижу), слушаться взрослых – это какой-то не очень приятный сон. От которого лучше всего поскорее проснуться. Я, кстати, никогда не устраивала концертов по вечерам, как многие дети. Я бежала в постель впереди планеты всей. Чтобы проснуться…
Потом всё поблекло, яркие сны перестали сниться, реал вобрал меня в себя навсегда. Учёба… работа… и старшая сестра, вынудившая написать книгу и отдать её читателям.
Книгу я написала. Поставила «финал». Но мир остался. И он каким-то образом дотянулся до меня! Вот я сейчас здесь сижу, о чём я думаю? О том, как вернуться?
Да нет же! О том, как моему герою справиться с желтобрюхой гидрой и выжить. О, как меня злило, что нет интернета! Я бы сейчас нарыла немало материала. И про болота, и про всяких чудиков, в них живущих, и про то, как люди выживают в агрессивной среде, какое у них оружие, что у них с собой… Но никакой Алисы вместе с гуглом всемогущим нет и в помине. Выкручивайся сама, горе-автор.
– Вот ты где, – в кухне появилась Верна. – Иди в комнату, переоденься, нечего в ночной рубахе расхаживать. Простынешь ещё из-за сквозняков, лечи тебя потом… И вообще, неприлично!
– А…
– На спинке кровати твоя одежда. Лампы я там зажгла, потом покажу, как с ними обращаться. Если вдруг с чем-то не справишься, зови, подойду. Комната – твоя, пока будешь жить там. Переоденешься, возвращайся. Надо решить, к какому делу тебя приставить.
Верна начала хлопотать над плитой. Она принесла продукты, собралась готовить. Я подавила в себе вежливое предложение помочь. Сначала действительно следовало переодеться. Блокнот я тихонько забрала с собой, постаравшись, чтобы Верна ничего не увидела. Она не увидела. Вообще ко мне стояла спиной.
Лампы в комнате располагались не под потолком, а на стенах. Две штуки. У двери. Я внимательно их осмотрела, пытаясь понять, на чём они работают. Газ? Масло? Керосин? Похоже на лофт-керосинки, какие я в интернете видела. Свет они давали жёлтый, не слишком яркий.
Блокнот я, подумав, спрятала под подушку. Не похоже, чтобы здесь кто-то будет лазить по моим вещам, опять же, в комнате не предусматривались места для других жильцов. Кровать стояла только одна.
Два окна закрывались изнутри ставнями, Верна не открыла их, я тоже не стала. Всё-таки вечер, скорее всего. Где бы здесь часы увидеть… А всего лучше, поставить какие-нибудь у себя.
Я переоделась. Ничего сложного, но юбка в пол слегка нервировала. А ты думала, Миланка, тебе здесь джинсы предложат? Уже! Сарказм. Ворот под горло, рукава длинные… Средневековье какое-то.
Когда я вернулась на кухню, на плите булькала большущая кастрюля. Оттуда шёл дивный аромат мяса, и я сразу же поняла, что дико хочу есть. Верна ловко чистила местный аналог картошки – среднего размера фиолетовые клубни с розовой кожурой. Я спросила второй нож, подсела помогать. Ясно же, обед готовится не только нас двоих.
Верна кивнула мне, в благодарность за помощь. И сказала:
– Рассказывай.
– Что рассказывать? – растерялась я.
– Что ты умеешь делать. У нас здесь работают все, слуг нет. Какую пользу ты можешь нам принести помимо уборки и чистки?
Быстро выяснилось, что пользу-то я принести могу примерно никакую. Бухгалтер, он же счетовод, смешно выглядит без знания местной азбуки.
– Ты-то быстро освоишь, раз навык письма и чтения у тебя сформирован, – говорила Верна. – Да только на это уйдёт время, а работать надо уже сейчас.
Как они тут жили, трудно было не согласиться. Не то, чтобы натуральное хозяйство полностью. Но близко к тому. Впрочем, воду из колодцев всё же не таскать: водопровод и канализация были, причём вполне себе в рабочем состоянии.
И выбор у меня оказался ну очень богатым: кухня – не эта, где мы сварили суп на десятерых, а большая, солдатская, где готовили на весь гарнизон. А ещё прачечная и лазарет.
– Белоручка ты, – кивнула Верна на мои руки. – Прачечную не советую.
– Амала, Милана – какая разница, – пожал он плечами. – Тебя нашли в болоте.
– И что? – не поняла я.
– Не понимаешь, – хмыкнул он. – Болота находятся в межмировом разломе. А под тот разлом хорошо маскировать портальную магию. Проще говоря, контрабандисты бродят здесь непугаными стадами. Мы в патруле задолбались их отстреливать.
Я покрылась холодным потом от макушки до пяток. Что такое патруль, я примерно себе представляла, он был в плане по новой книге. Суровые мужчины, сперва стреляют, потом спрашивают, что тебе надо и на кой припёрлась.
– Что, думаешь, почему тебя не застрелил? Не похожа ты на контрабандиста, Амала.
– Милана, – поправила я.
Он лишь раздражённо отмахнулся.
– А на кого я похожа?
Патрульный вперил в меня свои гляделки. Я ни у кого ещё не видела такого чистого, небесного оттенка. Пронзительно синий цвет, его разве что на линзах можно получить… Или в фотошопе!
– На товар.
– Товар? – изумилась я. – Да я дома была, никого не трогала!
– Упала, очнулась – болото. Так?
– Д-да…
Я вспомнила, как потянулась за чашкой кофе. И что в итоге вышло? Падение в болото!
– Тебя должны были подхватить здесь, – продолжил объяснение патрульный. – Но не подхватили. Не смогли потому что.
И он кровожадно улыбнулся, даже пальцы сами собой сжались в кулаки. Я поняла, что судьба у моих похитителей вышла незавидной. Прикопали! В том же болоте, потому что патруль имеет полное право не церемониться при задержании. Попался в запретном месте – получи…
А зачем преступники похищают девушек, можно долго не гадать. За тем самым, которое восемндадцать-плюс и, в ряде случаев, даже двадцать один плюс! Я покрылась холодным потом ещё раз. Вот продали бы на торгу, как рабыню для секс-услуг! Б-р-р-р-р!
В комнату вошла женщина в синем. Синий платок, синее… пальто или как назвать… в пол. Я вспомнила летящий снаружи снег и поёжилась. Может, и надо одеваться потеплее. Но… настолько по-средневековому.
– Дня доброго, Мизор, – сказала она хмуро. – Звал?
– Вон тебе работа, – кивнул патрульный на меня. – Отмыть, обуть, одеть. Ну, и прочее.
– В болоте подобрал?
– В болоте.
– Понятно. Пошли, – это уже мне, как я понимаю.
– Куда? – настороженно спросила я.
– В баню, куда же ещё, – буркнула женщина. – Давай шевелись. Не ты первая.
***
Я проснулась в тишине, такой глубокой и плотной, что её, казалось, можно было брать и резать ножом на кусочки. Сразу вспомнила, где я и куда попала, и что вчера была баня…
Со всем деревенским размахом (если тут ещё деревня, конечно же). Весь холод из проклятых болот вытек из меня напрочь. Вся грязь смылась ещё раньше, в предбаннике, – оказывается, грязными в баню ходят только нечестивцы позорные.
Женщину, которой меня поручили, звали Верна. Разговорчивостью она не отличалась, но на её крепком жилистом теле я заметила шрамы… Много шрамов.
Наискось три полосы через всю спину – давние, скверно зажившие, очень похожие на след когтей какой-то твари. На плече – будто мечом приложило или этим, кинжалом. Парочка звёздчатых, как будто чем-то шипастым ударило… эти – свежие, ещё багровые… Несколько порезов поменьше, на разной стадии заживлений, но совсем свежих вроде бы нет…
– Каких знаков на моей шкуре ищешь? – усмехнулась Верна, берясь за бадью.
– Нет, ну, это… ну… у нас как-то не… нет такого, – я сама понимала, что чушь несу, но уж очень потрясение оказалось неприятное. – Шрамов, то есть.
– Городские телом гладкие да белые, вот как ты. Белоручки неуклюжие. Да только я не городская! В лесу выросла, в патруль пришла. А тут у нас не бисером вышиваешь, здесь за себя да за сослуживцев бьёшься. И зверьё, и чудища шастают, а хуже всего – люди. Такие иной раз попадаются, что лучше бы зверьё встретилось. Или чудище. Привыкай. По банным дням не меня одну видеть будешь.
Душевые кабинки отсутствуют как класс, я уже поняла. И баня общая. Хорошо, что не совместно с мужчинами! Хотя это как посмотреть, кому ведь что…
Это было вчера, а сейчас я лежала, не в силах преодолеть истому, и чувствовала себя идеально чистой, настолько чистой, что аж кожа скрипела, если потереть её пальцами. Запахи банных трав до сих пор оставались со мной – я узнала ромашку, календулу, шалфей. Но было что-то ещё. Наверное, что-то специфичное, живущее только в этом странном мире. Где все говорили по-русски, например.
Зато имена – Мизор, Верна – не пойми, что означают. Они чужаки здесь? Или пришла какая-нибудь вера, как христианство на Русь, и принесла с собой свои имена. Вопросы, вопросы…
После бани мне дали громадную деревянную кружку невероятно вкусного кваса. Я думала, что выпью всё сразу и попрошу ещё, но нет, меня срубило примерно на половине. Очень устала, вдобавок баня сама по себе оказалась тем ещё испытанием.
– Ишь ты, хворая, – ворчала Верна, – калечная, того гляди, от заусенца помрёт.
Но она довела меня до кровати. Наверное, она же и переодела, некому больше. Просто я сама толком не помнила. А вот теперь проснулась.
Я села. Обнаружила на себе длинную холщовую ночную рубашку – с рукавами и под горло. У кровати стояли деревянные башмаки, и я сразу поняла, что нисколько это не кроссовки со стелькой memory foam. Мозоли мне обеспечены. «И бактерицидных пластырей тут наверняка нет тоже», – с тоской подумала я.
Но тут из-под двери, – там пробивалась полоска света снизу – вдруг потянуло божественным запахом! Я навелась на него сразу, как баллистическая ракета на цель. Куда подевалась вся истома! Как рукой сняло.
Из-за двери пахло хорошим кофе.
Пол обжигал холодом. Пришлось надеть башмаки, и они оказались не такими неудобными, как мне подумалось вначале. Я подошла к двери и отворила её. Запах кофе усилился.
Короткий проход привёл меня на небольшую кухоньку. Здесь стоял на остывающей плите чайник. Чудной, я не помнила, когда такие в последний раз вживую видела – с длинным носиком и крышкой из а в том, что можно было бы назвать френч-прессом, будь он на кухне у меня, настаивалась какая-то исжелта-зелёная, неаппетитная масса. Но именно от заварника пахло кофе!
Не может быть. Не верю. Чтобы у местных вместо кофе готовили вот это! Да при одном взгляде на него тошнит. Не притронусь ни за что!
Я подошла к окну. Высокое, арочное, с двумя рамами, оно выглядело пришельцем из далёких, более лучших, чем нынешнее, времён. Окно выходило на внутренний двор. Может быть, летом там было уютно – деревья, пара лавочек на трогательно изогнутых ножках. Цветы, наверняка. Но сейчас стеной шёл ливневой снег, он таял, не достигая земли. По наглухо запечатанному низкими тучами небу трудно было разобраться, день сейчас или вечер или, может быть, утро.
Я поёжилась, слишком зримо представляя себе погодку. Тем, кто сейчас оказался снаружи, в особенности же, тем, кто далеко от жилья и тепла, не позавидуешь.
На широком низком подоконнике, удивительно пустом, лежал блокнот из грубой серой бумаги, с привязанным к переплёту-пружинке пишущим предметом. Не шариковая ручка, карандаш. Обычный серый грифель.
В блокноте не обнаружилось ничего интересного. Пустой абсолютно. Ровные серые толстые листы. Ах, сейчас бы включить ноутбук! И описать всё, что со мною случилось, до запятой. А потом использовать в новой книге…
Когда пишешь фэнтези, нужно опираться на реализм. Тогда текст получается достоверным. В пальцах появился знакомый зуд.
Я привыкла писать, оказывается. Ни дня без строчки. Начала новую книгу, да вот беда, угодила, как какая-нибудь попаданка из приключенческого романа, сразу в суп. В ледяной суп, поправила я сама себя мысленно, бросив взгляд в окно.
Снаружи ничего не поменялось. Пасмурная хмарь и мокрый снег. В такую погоду добрый хозяин собаку из дома не выгонит, а ведь кому-то приходится идти добровольно. Я устроилась на подоконнике поудобнее, примерилась карандашом к бумаге.
Записывать мысли можно ведь не только на ноутбуке, верно?
***
Запись в Серой Тетради № 1
Мизор проклял всё, что только смог увидеть или припомнить. Начиная от погоды, в которую добрый хозяин ни пса за порог не выставит, заканчивая той несчастливой звездой, под которой он, офицер амаригской патрульной службы, родился почти тридцать лет тому назад себе на беду.
Вчера случился прокол. Два мира пронизало насквозь порталом – портальная магия одна из самых мерзких в плане контроля над нею и учёта. Отследить – сложно, прикрыть извне – ещё сложнее. Нужен приличный резерв. Которого вечно нет, и вряд ли в обозримом будущем появится.
В болото выкинуло контрабанду в лице симпатичной перепуганной девчонки в одном исподнем. Ну… да… ноги… грудь… в целом, понятно, почему и для чего к ней прицепились неприятные люди. Непонятно только, почему именно на его, Мизора, участке, и в его, Мизора, дежурство!
Теперь приходилось шлёпать по расквашенным тропкам, проверять сторожевые сигналки и пытаться отследить направление прокола.
Портал мог быть и множественным, отработавшим сразу по нескольким мирам. Знаем уже, плавали. На контрабанду всегда работают опытные и хитрые маги. Это он, Мизор, корячится за жалование, а они – за бешеную прибыль.
Но Мизор, хвала Светлому Небу, не вор и никогда им не был. И живым разумным товаром не торговал! Вообще-то, работорговля полностью вне закона, но поди объясни это некоторым. Их ничто не останавливает. Ни тех, кто продаёт, ни тех, кто покупает. Дай волю Мизору, повесил бы всех. Даром, что болота, а по окраинам топей деревьев достаточно, хватит на всех.
Но такой воли никто не даёт. Чтоб им всем… И маме их всех. И бабушке. И до сорокового колена, где предки их совокуплялись самым гнусным образом с животными! Потому и выросло вот такое ущербное потомство. Из-за которого он, Мизор, грязь месит сегодня весь день под мокрым снегом и вернётся в тепло ещё очень не скоро.
Порталы часто захватывают вместе с собой некоторую часть пространства в непосредственной близости от прокола. Иногда – с оказавшейся там ненароком живностью. Проще говоря, монстрами. Чужими нашему миру тварями.
А зачем нам опасное зверьё из других миров? Хватает своего!
Мизор не заметил, что его давно уже скрадывают, имея в виду загрызть и сожрать. Голод – не тётка, пирожка не подаст. Особенно в болотах бедной желтобрюхой гидре, нормально не евшей вот уже несколько дней подряд…
конец записи № 1
***
Вдалеке хлопнуло дверью. По ногам потянуло стылым сквозняком. Я сбросила башмаки, подтянула ноги под себя. На подоконнике сидеть вроде как не очень красиво, но зато уютно. На удивление, от оконных рам не тянуло холодом. Хорошо подогнаны рамы! Никаких тебе щелей.
Мне никак не давали покоя желтобрюхие гидры, водящиеся в местных болотах. Я даже попыталась зарисовать одну, но там, где ты ни на что не способен, ты не должен ничего хотеть. Художник из меня на уровне «точка-точка, запятая, вышла рожица кривая». Да ещё карандашом.
Вот если бы сделать запрос к нейросетке! Ага. Уже. Нейросеть, создающая изображения, находится там же, где и безлимитный интернет, то есть не здесь и очень от меня далеко.
Но написанное только что цепляло меня так зримо, так полно и яростно, почти как в детстве. Был период, до школы, когда я жила исключительно в своих фантазиях. Только они давали мне ощущение настоящести. Как будто реальный мир, где надо ходить в щколу– садик, есть поганую манку (ненавижу), слушаться взрослых – это какой-то не очень приятный сон. От которого лучше всего поскорее проснуться. Я, кстати, никогда не устраивала концертов по вечерам, как многие дети. Я бежала в постель впереди планеты всей. Чтобы проснуться…
Потом всё поблекло, яркие сны перестали сниться, реал вобрал меня в себя навсегда. Учёба… работа… и старшая сестра, вынудившая написать книгу и отдать её читателям.
Книгу я написала. Поставила «финал». Но мир остался. И он каким-то образом дотянулся до меня! Вот я сейчас здесь сижу, о чём я думаю? О том, как вернуться?
Да нет же! О том, как моему герою справиться с желтобрюхой гидрой и выжить. О, как меня злило, что нет интернета! Я бы сейчас нарыла немало материала. И про болота, и про всяких чудиков, в них живущих, и про то, как люди выживают в агрессивной среде, какое у них оружие, что у них с собой… Но никакой Алисы вместе с гуглом всемогущим нет и в помине. Выкручивайся сама, горе-автор.
– Вот ты где, – в кухне появилась Верна. – Иди в комнату, переоденься, нечего в ночной рубахе расхаживать. Простынешь ещё из-за сквозняков, лечи тебя потом… И вообще, неприлично!
– А…
– На спинке кровати твоя одежда. Лампы я там зажгла, потом покажу, как с ними обращаться. Если вдруг с чем-то не справишься, зови, подойду. Комната – твоя, пока будешь жить там. Переоденешься, возвращайся. Надо решить, к какому делу тебя приставить.
Верна начала хлопотать над плитой. Она принесла продукты, собралась готовить. Я подавила в себе вежливое предложение помочь. Сначала действительно следовало переодеться. Блокнот я тихонько забрала с собой, постаравшись, чтобы Верна ничего не увидела. Она не увидела. Вообще ко мне стояла спиной.
Лампы в комнате располагались не под потолком, а на стенах. Две штуки. У двери. Я внимательно их осмотрела, пытаясь понять, на чём они работают. Газ? Масло? Керосин? Похоже на лофт-керосинки, какие я в интернете видела. Свет они давали жёлтый, не слишком яркий.
Блокнот я, подумав, спрятала под подушку. Не похоже, чтобы здесь кто-то будет лазить по моим вещам, опять же, в комнате не предусматривались места для других жильцов. Кровать стояла только одна.
Два окна закрывались изнутри ставнями, Верна не открыла их, я тоже не стала. Всё-таки вечер, скорее всего. Где бы здесь часы увидеть… А всего лучше, поставить какие-нибудь у себя.
Я переоделась. Ничего сложного, но юбка в пол слегка нервировала. А ты думала, Миланка, тебе здесь джинсы предложат? Уже! Сарказм. Ворот под горло, рукава длинные… Средневековье какое-то.
Когда я вернулась на кухню, на плите булькала большущая кастрюля. Оттуда шёл дивный аромат мяса, и я сразу же поняла, что дико хочу есть. Верна ловко чистила местный аналог картошки – среднего размера фиолетовые клубни с розовой кожурой. Я спросила второй нож, подсела помогать. Ясно же, обед готовится не только нас двоих.
Верна кивнула мне, в благодарность за помощь. И сказала:
– Рассказывай.
– Что рассказывать? – растерялась я.
– Что ты умеешь делать. У нас здесь работают все, слуг нет. Какую пользу ты можешь нам принести помимо уборки и чистки?
Быстро выяснилось, что пользу-то я принести могу примерно никакую. Бухгалтер, он же счетовод, смешно выглядит без знания местной азбуки.
– Ты-то быстро освоишь, раз навык письма и чтения у тебя сформирован, – говорила Верна. – Да только на это уйдёт время, а работать надо уже сейчас.
Как они тут жили, трудно было не согласиться. Не то, чтобы натуральное хозяйство полностью. Но близко к тому. Впрочем, воду из колодцев всё же не таскать: водопровод и канализация были, причём вполне себе в рабочем состоянии.
И выбор у меня оказался ну очень богатым: кухня – не эта, где мы сварили суп на десятерых, а большая, солдатская, где готовили на весь гарнизон. А ещё прачечная и лазарет.
– Белоручка ты, – кивнула Верна на мои руки. – Прачечную не советую.
