Говорят, от любви до ненависти один шаг.
Но от ненависти до любви шаг ещё короче!
Но как же трудно иногда его сделать...
Алекс
Тусклый серый свет ламп раздражал неимоверно. Обшарпанные коридоры, вечные очереди… только вот к подростковому психиатру — никого.
Никого, кроме нее.
Ей, как всегда не везло. Если она попадала к врачу, то этим врачом будет или злой старикашка, или пугливая старушка. В этот раз был первый вариант.
Частично. Старикашка не был злым, скорее веселым. Спросил, что у нее болит, введя ее этим в ступор, улыбался во весь свой протезный рот, а потом написал в карточке «вегетативная дисфункция». Что значат эти мудреные слова, Алекс толком не поняла. Но точно знала: старик ошибается.
Почему, она здесь? Зачем все это нужно?
Она «прекрасно» проводила время в мире Ящера, копаясь в вечных коробках и ящиках, но Гроза заставил ее отправиться домой. К матери, которая ничего в этой жизни не понимала. И теперь Алекс вынуждена отвечать на идиотские вопросы, соглашаться с тем, что ее состояние — ненормально, и делать вид, что она хочет вылечиться.
Мама… Мама сидит за дверью, как и положено. Ждет чего-то. Чуда? Она все надеется, что ее дочь можно вылечить. Вот только путешествия между мирами и истина – не лечатся. Как жаль, что Алекс не может этого доказать…
На небольшом клочке бумаги с логотипом известной фармацевтической компании старичок написал: «пион, валериана, березовый гриб». И еще какую-то гадость, явно таблетки. Ну уж нет… таблетки Алекс точно принимать не будет. Ее нарушения сна — это не признак какой-то там неправильной функции! Это следствие знания. Истина не дает ей спать, именно истина приходит к ней в кошмарах, заставляя метаться и кричать.
Жаль. Очень жаль, что маме этого не расскажешь.
Взяв в руки карточку и бумажку с рецептом, Алекс вежливо поблагодарила старика и вышла из кабинета. Мама, наверное, каждый миг ждала ее, потому что стоило Саше переступить порог, как она оказалась в теплых объятиях, которые одновременно согревали и вызывали отторжение! Ей же не шесть лет, она не нуждается в таких глупостях, как материнские нежности!
Кажется, мама это поняла. Виновато улыбнулась, отстранилась. Вцепилась в карточку и разочарованно прочитала содержимое бумажки-рецепта. Думала, наверное, что Алекс пропишут что-то посильнее валерьянки. Взгляд ее уперся в последнюю строчку — длинное название каких-то вредных таблеток.
- По дороге с работы куплю, - решила она.
Потом чмокнула дочь в щеку, потрепала по длинным черным волосам и строго велела идти домой.
Отпросилась с работы ведь, чтобы отвести «больную» дочь к врачу. Наверняка обещала отработать завтра. А завтра ведь — тридцать первое декабря!
Алекс пообещала маме, что будет паинькой, а та сделал вид, что поверила. Засунув карточку и бумажку с рецептом в объемную сумку, она поправила красивую меховую шапку (дорогую, из песца) и умчалась прочь. Время, на которое она отпрашивалась, подходило к концу, а ведь еще ехать три станции метро!
Алекс проводила маму взглядом, думая о том, что таблетки, прописанные психиатром пить не будет в любом случае. Шут с ней, с валерьянкой, но вся ее «неправильная функция» следствие событий, о которых в этом мире почти никто не знает. Да и не надо это. Мир Ящера — иной, и его проблемы никак не связаны с миром Крала. Пусть мир Крала думает, что ей, Алекс, нужна валерьянка и таблетки с длинным названием.
Пусть так думает мама, не знающая о других мирах.
Алекс расправила плечи и гордо прошествовала по переполненным коридорам детской поликлиники, слушая шмыганье, чих и кашель. Зима, чего уж там… Во всех мирах сейчас полно простуженных.
Забрав в гардеробе куртку, Алекс оделась. Натянув шапку чуть ли не до глаз, потому что мороз в Новосибирске стоял серьезный, она стянула ярко-синие бахилы и вышла на крыльцо.
И на крыльце ее ждали.
Мужчина выглядел нелепо: темно-синее пальто казалось совсем тонким и неподходящим для морозной погоды, а отсутствие шапки на смоляных волосах заставляло подумать, что он не в своем уме. Минус двадцать пять на улице, как никак.
- Хоть внутрь зашел бы, - упрекнула его Алекс. – Простудишься ведь!
- Ненавижу больницы, - поморщился мужчина. – Да и… не хотел я с Настей встречаться. А ведь все равно столкнулся… Она выглядела расстроенной, что-то серьезное?
Алекс фыркнула.
- Психиатр написал, что я неправильно функционирую, поэтому у меня нарушения сна и вечные головные боли. Выписал валерьянку и какую-то фигню с длинным названием. И если ты не хотел встречаться с мамой, мог бы и не приходить. Все равно я иду домой.
Гроза криво усмехнулся и почесал свой горбатый нос.
- Возможно, сейчас ты передумаешь. Что если я скажу, что Блэк вернулся?
Алекс застыла.
- О… это же прекрасно, - воскликнула она. – Только… давай я лучше завтра все-таки приду. Передай ему, что я хочу с ним поговорить, хорошо?
- Сейчас самое время, Алекс. Твоя мать на работе, и тебе не нужно будет выдумывать повод уйти из дома. С другой стороны, завтра – канун Нового Года, вряд ли Блэк сможет уделить тебе достаточно времени.
- Да и захочет ли… - Алекс вернула Грозе кривую полуулыбку. Пожалуй, улыбка и цвет волос, вот и все что объединяло их внешность. А ведь Гроза – ее дядя. Брат ее матери. Жаль только, что мама не помнит того, что у нее был брат.
- Саша… не начинай, - в тоне Грозы появились злые нотки. – Блэк – занятой человек, он – директор Дома и…
- … а еще он меня не очень любит, - закончила Алекс. – Пусть это и не мешает ему вовсю меня использовать. Ладно… Я все-таки пойду домой. Хочу немного «пофункционировать» в тишине и покое, а ты… не надо меня провожать.
Шмыгнув носом, Алекс расправила плечи и спустилась по каменным ступеням крыльца. Гроза провожал ее взглядом и молчал. И только когда ее ботинки ступили на скрипучий снег , покрывший тротуар ровным слоем, громко сказал:
- Ящер вернулся на материк.
Алекс на миг помедлила, но все равно продолжила свой путь. Потом все-таки остановилась и обернулась. Гроза смотрел на нее выжидающе, будто ждал какой-то реакции.
Вот только упоминания об отце давно уже перестали ее трогать.
- Не в этом мире, - помолчав, ответила Саша. – Поэтому я иду домой. Мой дом – это не Дом, Гроза.
- И не мой дом тоже, - заметил дядя. Его уши покраснели от мороза, и Алекс поняла, что он переместился прямо на крыльцо. В Дилаке тоже зима, но в этом году она намного мягче сибирской.
- Так переоденься и погуляй, - буркнула Алекс. – Ты же соскучился по этому миру. Он тебе как бы родной. А ты воюешь за благо параллельного.
- Ты тоже, - тихо ответил Гроза.
Она не услышала этих слов. Просто поняла, что он сказал.
- Я иду домой, - в который раз повторила она. И натянув шапку посильней, она уткнулась носом в шарф и побрела прочь.
Провод наушников замерз настолько, что вставить их в уши стало настоящей проблемой. Холодная пластмасса ощущалась противнее некуда, но зато спустя несколько минут мучений (эту красоту для начала пришлось распутать) она смогла включить музыку. На этот CD в свое время влезло целых пятнадцать песен, и, возможно, именно поэтому он был самым любимым.
«Я крашу губы гуталином,
Я обожаю черный цвет.
И мой герой, он соткан весь
Из тонких запахов конфет!...»
Слушая хриплый голос солиста «Агаты Кристи» Алекс думала о том, что карманных денег всего ничего, а у нее кончаются батарейки для плеера. Да и болванок пора купить. Дэн с Витьком раскопали еще музыки, обещали, что ей понравится. К сожалению, новенький компактный плеер размером с дверной ключ был матери Алекс не по карману, а жаль… вся комната ее уже завалена дисками с музыкой. А плеер – старый сидюшник, уже еле дышит. Да, Алекс могла достать себе самую новую модель, что существует в этом мире. Легко, просто взмахнув рукой!
Но будь она проклята, если это сделает.
«Опиум для никого» стал лейтмотивом ее дороги домой. Стоило песне закончится, как она снимала перчатки, доставала толстый блин плеера из большого кармана куртки и переключала песню обратно. Поставить на повтор ей в голову не приходило – каждый раз она верила, что слушает ее в последний раз на сегодня.
Потому что слушать ее всегда было тревожно.
«Накрась ресницы губой помадой,
А губы - лаком для волос…»
Самое смешное, что она когда-то такое делала. В день своего пятнадцатилетия, полгода назад. Стащила у матери фиолетовую помаду и щедро намазала ею ресницы. А потом – вылила на ладонь немного пенки для волос и покрыла этим губы. Было весело! Хорошо, что этого никто не видел…. Ну, почти никто.
Дорога домой заняла почти сорок минут, и ступив на порог «трешки», в которой они с матерью жили уже восемь лет, Алекс с наслаждением воспользовалась поводом стащить наушники.
- Давай вечером с тобой встретимся, - промурлыкала она себе под нос, стаскивая сапоги и куртку. Машинально, не очень-то осознавая, что она делает.
В квартире пахло еловыми ветками и мандаринами: вчера мама притащила несколько зеленых лап, ароматных и очень красивых. А оранжевые маленькие кругляшки лежали в тарелке на кухонном столе.
Завтра Новый Год.
Во всех мирах. Если еще в мире Крала существовали китайцы, отмечающие его в какое-то другое время, то в остальных мирах китайцев не было. И Новый Год был один для всех.
- Давай вечером умрем весело…- Алекс помыла руки и, захватив пару мандаринов с кухни, зашла в свою комнату и закрылась.
Мама придет с работы, будет шуметь на кухне, включив телевизор на полную громкость… а Алекс нужно отвлечься.
Несмотря на все усилия, мысли, неправильные мысли, которые точно лишат ее остатков сна, просачивались сквозь «… не прячь музыку, она опиум для никого…»
Ящер вернулся на материк. Да, не на Евразию, а на Мирадилин, но для Алекс, живущей параллельно в двух мирах, не было разницы, как она ни пыталась убедить в этом Грозу или саму себя.
Обманывать нехорошо, даже когда ты пытаешься обмануть собственное подсознание. Снова засунув наушники в уши, Алекс залезла на потертый диван, служивший ей спальным местом и включила музыку.
«Mirror». Что же, нью-эйдж самое-то, чтобы хорошенько подумать!
Катарские мотивы группы «Era» когда-то были жестоко обсмеяны парнями из ее класса, но Алекс все равно нравилось. Пожалуй, именно под такую музыку мысли текли неспешнее и их можно было легко поймать, если они выходили из-под контроля.
Отец совсем близко… в другом мире, но это не важно. Как не важно и то, что она, Алекс, до сравнительно-недавнего времени не знала, кто ее отец.
Ящер, тиран и узурпатор, свергнутый пятнадцать лет назад. Сумевший избежать возмездия и вернувшийся, чтобы продолжить свое дело. Узурпатор не страны, но целого мира. Когда Алекс впервые услышала его историю в возрасте девяти лет, она подумала, что ее отец, Ящер, и есть создатель этого мира! Мира Ящера… логично ведь, правда? Но все оказалось намного сложней: Анатолию Волкову было всего лишь двадцать, когда он собрал сторонников и захватил власть. Именно тогда он и взял себе имя Ящер, присвоив его, как титул.
Титул властителя целого мира. Что ж, человек по прозвищу Щеръ, живущий тысячу лет назад, во времена Ярослава Мудрого, не имел никакого отношения к молодому диктатору, но диктатору было все равно.
Семь лет Ящер правил миром, и эти семь лет запомнились жителям его мира, как время страха, боли и вечной тревоги за родных и близких. Обширная сеть внутренней разведки, огромное количество сторонников, все это делало молодого тирана непобедимым.
До определенного момента.
Все-таки, трудно удерживать в руках целый мир, который, к тому же сопротивляется! Падение было неизбежно, и Ящер пал. За год до своего падения он умудрился жениться на неизвестной никому девушке из мира Крала, а не задолго до его окончательного поражения, она родила ему дочь.
Анастасия Волкова родила Алекс.
Что чувствовала она, когда поняла, с кем связалась? Что чувствовал тот, что назвал себя Ящером, когда стирал своей жене память до основания?
Алекс не знала. Как не знала и того, как доказать миру Ящера простую истину: она не знала своего отца. Она ненавидела своего отца….
Она ненавидела человека, который вернулся спустя девять лет и вновь начал собирать сторонников. Как ему удавалось, что он делал для того, чтобы смутить умы, но итоги удручали: в данный момент во всех пятнадцати мирах существовали ячейки, созданные отцом Алекс. Казалось, ему было мало одного мира.
Он хотел все. И мир Крала, истинный мир, в том числе.
«Mirror» сменилась композицией «After Time», тоже подходящей для невеселых раздумий, но когда в наушниках заиграло «Я задыхаюсь от нежности…» Алекс выключила плеер. Именно эта песня ей не нравилась, и была записана в довесок, потому что хватало места на диске, и его было жалко оставлять пустым.
Мрачно подумав, что «Но почему? Лай-ла-ла…» вполне подходит в качестве гимна ее идиотской жизни, а еще что в ее комнате скоро негде будет ходить, потому что везде раскиданы болванки – пустые и с записями всего на свете, Алекс отложила плеер и открыла дверь комнаты. В квартире все еще было тихо: мама отпросилась с работы, и ее, наверное, оставили отрабатывать в вечерние часы. Темнело рано, и казалось, что уже давно пора спать, хотя наступил всего лишь ранний вечер.
Тишина всегда ее пугала, поэтому Алекс поспешила снова залезть в наушники, предварительно сменив диск. Диск был не подписан, и она с удивлением обнаружила в своей музыкальной коллекции классику в эстрадной обработке. «Турецкий марш» Моцарта, снабженный веселеньким битом звучал странно, ну и ладно. Главное, что на ее уши не давит тишина.
Тишина всегда пугала ее, но после того, как она попала в мир Ящера, встретилась с дядей и Блэком, узнала о том, что ее отец вовсе не погиб в автокатастрофе, а является чуть ли не самым великим злом, этот страх возрос в разы. Ей почему-то казалось, что именно тишина убьет ее когда-нибудь.
Рассеянно теребя черное кольцо на среднем пальце левой руки, Алекс снова забралась на диван. Свет включать не стала, в темноте лучше думается... Все-таки, она странная: боится тишины, но не темноты.
Откинув голову на спинку, она смотрела на узоры теней на потолке: они с матерью жили на первом этаже, и сквозь шторы время от времени проникали блики фар, заезжающих во двор машин, а еще – желтоватый свет уличных фонарей.
Надо завтра обязательно наведаться в мир Ящера. Даже не для того, чтобы поговорить с Блэком, ей нужно расквитаться с инспекцией грузов до начала года: все-таки потом порт будет закрыт почти неделю, и ее присутствие там может показаться кому-то подозрительным.
Кажется, она задремала, и во сне ей привиделось, как она разбирает ящики… вечные ящики, подлежащие инспекционной проверке. Она открывала их, а внутри ее ждали гвозди, дверные ручки, перья мотыльков, арбузы и белые шарики из странного камня, внутри которых играло ярко-рыжее пламя. Именно белые шарики насторожили ее, и она, испугавшись во сне, проснулась.
Казалось, что прошла всего лишь минута, но молчавший плеер и затекшая шея говорили об обратном. Интересно, почему она не проснулась, когда стало тихо?
Впрочем, ответ на этот вопрос пришел сразу же: мама вернулась с работы, и из-за двери раздавалось бормотание телевизора.
Но от ненависти до любви шаг ещё короче!
Но как же трудно иногда его сделать...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БОЛЬШОЙ БУМ
Алекс
Тусклый серый свет ламп раздражал неимоверно. Обшарпанные коридоры, вечные очереди… только вот к подростковому психиатру — никого.
Никого, кроме нее.
Ей, как всегда не везло. Если она попадала к врачу, то этим врачом будет или злой старикашка, или пугливая старушка. В этот раз был первый вариант.
Частично. Старикашка не был злым, скорее веселым. Спросил, что у нее болит, введя ее этим в ступор, улыбался во весь свой протезный рот, а потом написал в карточке «вегетативная дисфункция». Что значат эти мудреные слова, Алекс толком не поняла. Но точно знала: старик ошибается.
Почему, она здесь? Зачем все это нужно?
Она «прекрасно» проводила время в мире Ящера, копаясь в вечных коробках и ящиках, но Гроза заставил ее отправиться домой. К матери, которая ничего в этой жизни не понимала. И теперь Алекс вынуждена отвечать на идиотские вопросы, соглашаться с тем, что ее состояние — ненормально, и делать вид, что она хочет вылечиться.
Мама… Мама сидит за дверью, как и положено. Ждет чего-то. Чуда? Она все надеется, что ее дочь можно вылечить. Вот только путешествия между мирами и истина – не лечатся. Как жаль, что Алекс не может этого доказать…
На небольшом клочке бумаги с логотипом известной фармацевтической компании старичок написал: «пион, валериана, березовый гриб». И еще какую-то гадость, явно таблетки. Ну уж нет… таблетки Алекс точно принимать не будет. Ее нарушения сна — это не признак какой-то там неправильной функции! Это следствие знания. Истина не дает ей спать, именно истина приходит к ней в кошмарах, заставляя метаться и кричать.
Жаль. Очень жаль, что маме этого не расскажешь.
Взяв в руки карточку и бумажку с рецептом, Алекс вежливо поблагодарила старика и вышла из кабинета. Мама, наверное, каждый миг ждала ее, потому что стоило Саше переступить порог, как она оказалась в теплых объятиях, которые одновременно согревали и вызывали отторжение! Ей же не шесть лет, она не нуждается в таких глупостях, как материнские нежности!
Кажется, мама это поняла. Виновато улыбнулась, отстранилась. Вцепилась в карточку и разочарованно прочитала содержимое бумажки-рецепта. Думала, наверное, что Алекс пропишут что-то посильнее валерьянки. Взгляд ее уперся в последнюю строчку — длинное название каких-то вредных таблеток.
- По дороге с работы куплю, - решила она.
Потом чмокнула дочь в щеку, потрепала по длинным черным волосам и строго велела идти домой.
Отпросилась с работы ведь, чтобы отвести «больную» дочь к врачу. Наверняка обещала отработать завтра. А завтра ведь — тридцать первое декабря!
Алекс пообещала маме, что будет паинькой, а та сделал вид, что поверила. Засунув карточку и бумажку с рецептом в объемную сумку, она поправила красивую меховую шапку (дорогую, из песца) и умчалась прочь. Время, на которое она отпрашивалась, подходило к концу, а ведь еще ехать три станции метро!
Алекс проводила маму взглядом, думая о том, что таблетки, прописанные психиатром пить не будет в любом случае. Шут с ней, с валерьянкой, но вся ее «неправильная функция» следствие событий, о которых в этом мире почти никто не знает. Да и не надо это. Мир Ящера — иной, и его проблемы никак не связаны с миром Крала. Пусть мир Крала думает, что ей, Алекс, нужна валерьянка и таблетки с длинным названием.
Пусть так думает мама, не знающая о других мирах.
Алекс расправила плечи и гордо прошествовала по переполненным коридорам детской поликлиники, слушая шмыганье, чих и кашель. Зима, чего уж там… Во всех мирах сейчас полно простуженных.
Забрав в гардеробе куртку, Алекс оделась. Натянув шапку чуть ли не до глаз, потому что мороз в Новосибирске стоял серьезный, она стянула ярко-синие бахилы и вышла на крыльцо.
И на крыльце ее ждали.
Мужчина выглядел нелепо: темно-синее пальто казалось совсем тонким и неподходящим для морозной погоды, а отсутствие шапки на смоляных волосах заставляло подумать, что он не в своем уме. Минус двадцать пять на улице, как никак.
- Хоть внутрь зашел бы, - упрекнула его Алекс. – Простудишься ведь!
- Ненавижу больницы, - поморщился мужчина. – Да и… не хотел я с Настей встречаться. А ведь все равно столкнулся… Она выглядела расстроенной, что-то серьезное?
Алекс фыркнула.
- Психиатр написал, что я неправильно функционирую, поэтому у меня нарушения сна и вечные головные боли. Выписал валерьянку и какую-то фигню с длинным названием. И если ты не хотел встречаться с мамой, мог бы и не приходить. Все равно я иду домой.
Гроза криво усмехнулся и почесал свой горбатый нос.
- Возможно, сейчас ты передумаешь. Что если я скажу, что Блэк вернулся?
Алекс застыла.
- О… это же прекрасно, - воскликнула она. – Только… давай я лучше завтра все-таки приду. Передай ему, что я хочу с ним поговорить, хорошо?
- Сейчас самое время, Алекс. Твоя мать на работе, и тебе не нужно будет выдумывать повод уйти из дома. С другой стороны, завтра – канун Нового Года, вряд ли Блэк сможет уделить тебе достаточно времени.
- Да и захочет ли… - Алекс вернула Грозе кривую полуулыбку. Пожалуй, улыбка и цвет волос, вот и все что объединяло их внешность. А ведь Гроза – ее дядя. Брат ее матери. Жаль только, что мама не помнит того, что у нее был брат.
- Саша… не начинай, - в тоне Грозы появились злые нотки. – Блэк – занятой человек, он – директор Дома и…
- … а еще он меня не очень любит, - закончила Алекс. – Пусть это и не мешает ему вовсю меня использовать. Ладно… Я все-таки пойду домой. Хочу немного «пофункционировать» в тишине и покое, а ты… не надо меня провожать.
Шмыгнув носом, Алекс расправила плечи и спустилась по каменным ступеням крыльца. Гроза провожал ее взглядом и молчал. И только когда ее ботинки ступили на скрипучий снег , покрывший тротуар ровным слоем, громко сказал:
- Ящер вернулся на материк.
Алекс на миг помедлила, но все равно продолжила свой путь. Потом все-таки остановилась и обернулась. Гроза смотрел на нее выжидающе, будто ждал какой-то реакции.
Вот только упоминания об отце давно уже перестали ее трогать.
- Не в этом мире, - помолчав, ответила Саша. – Поэтому я иду домой. Мой дом – это не Дом, Гроза.
- И не мой дом тоже, - заметил дядя. Его уши покраснели от мороза, и Алекс поняла, что он переместился прямо на крыльцо. В Дилаке тоже зима, но в этом году она намного мягче сибирской.
- Так переоденься и погуляй, - буркнула Алекс. – Ты же соскучился по этому миру. Он тебе как бы родной. А ты воюешь за благо параллельного.
- Ты тоже, - тихо ответил Гроза.
Она не услышала этих слов. Просто поняла, что он сказал.
- Я иду домой, - в который раз повторила она. И натянув шапку посильней, она уткнулась носом в шарф и побрела прочь.
Провод наушников замерз настолько, что вставить их в уши стало настоящей проблемой. Холодная пластмасса ощущалась противнее некуда, но зато спустя несколько минут мучений (эту красоту для начала пришлось распутать) она смогла включить музыку. На этот CD в свое время влезло целых пятнадцать песен, и, возможно, именно поэтому он был самым любимым.
«Я крашу губы гуталином,
Я обожаю черный цвет.
И мой герой, он соткан весь
Из тонких запахов конфет!...»
Слушая хриплый голос солиста «Агаты Кристи» Алекс думала о том, что карманных денег всего ничего, а у нее кончаются батарейки для плеера. Да и болванок пора купить. Дэн с Витьком раскопали еще музыки, обещали, что ей понравится. К сожалению, новенький компактный плеер размером с дверной ключ был матери Алекс не по карману, а жаль… вся комната ее уже завалена дисками с музыкой. А плеер – старый сидюшник, уже еле дышит. Да, Алекс могла достать себе самую новую модель, что существует в этом мире. Легко, просто взмахнув рукой!
Но будь она проклята, если это сделает.
«Опиум для никого» стал лейтмотивом ее дороги домой. Стоило песне закончится, как она снимала перчатки, доставала толстый блин плеера из большого кармана куртки и переключала песню обратно. Поставить на повтор ей в голову не приходило – каждый раз она верила, что слушает ее в последний раз на сегодня.
Потому что слушать ее всегда было тревожно.
«Накрась ресницы губой помадой,
А губы - лаком для волос…»
Самое смешное, что она когда-то такое делала. В день своего пятнадцатилетия, полгода назад. Стащила у матери фиолетовую помаду и щедро намазала ею ресницы. А потом – вылила на ладонь немного пенки для волос и покрыла этим губы. Было весело! Хорошо, что этого никто не видел…. Ну, почти никто.
Дорога домой заняла почти сорок минут, и ступив на порог «трешки», в которой они с матерью жили уже восемь лет, Алекс с наслаждением воспользовалась поводом стащить наушники.
- Давай вечером с тобой встретимся, - промурлыкала она себе под нос, стаскивая сапоги и куртку. Машинально, не очень-то осознавая, что она делает.
В квартире пахло еловыми ветками и мандаринами: вчера мама притащила несколько зеленых лап, ароматных и очень красивых. А оранжевые маленькие кругляшки лежали в тарелке на кухонном столе.
Завтра Новый Год.
Во всех мирах. Если еще в мире Крала существовали китайцы, отмечающие его в какое-то другое время, то в остальных мирах китайцев не было. И Новый Год был один для всех.
- Давай вечером умрем весело…- Алекс помыла руки и, захватив пару мандаринов с кухни, зашла в свою комнату и закрылась.
Мама придет с работы, будет шуметь на кухне, включив телевизор на полную громкость… а Алекс нужно отвлечься.
Несмотря на все усилия, мысли, неправильные мысли, которые точно лишат ее остатков сна, просачивались сквозь «… не прячь музыку, она опиум для никого…»
Ящер вернулся на материк. Да, не на Евразию, а на Мирадилин, но для Алекс, живущей параллельно в двух мирах, не было разницы, как она ни пыталась убедить в этом Грозу или саму себя.
Обманывать нехорошо, даже когда ты пытаешься обмануть собственное подсознание. Снова засунув наушники в уши, Алекс залезла на потертый диван, служивший ей спальным местом и включила музыку.
«Mirror». Что же, нью-эйдж самое-то, чтобы хорошенько подумать!
Катарские мотивы группы «Era» когда-то были жестоко обсмеяны парнями из ее класса, но Алекс все равно нравилось. Пожалуй, именно под такую музыку мысли текли неспешнее и их можно было легко поймать, если они выходили из-под контроля.
Отец совсем близко… в другом мире, но это не важно. Как не важно и то, что она, Алекс, до сравнительно-недавнего времени не знала, кто ее отец.
Ящер, тиран и узурпатор, свергнутый пятнадцать лет назад. Сумевший избежать возмездия и вернувшийся, чтобы продолжить свое дело. Узурпатор не страны, но целого мира. Когда Алекс впервые услышала его историю в возрасте девяти лет, она подумала, что ее отец, Ящер, и есть создатель этого мира! Мира Ящера… логично ведь, правда? Но все оказалось намного сложней: Анатолию Волкову было всего лишь двадцать, когда он собрал сторонников и захватил власть. Именно тогда он и взял себе имя Ящер, присвоив его, как титул.
Титул властителя целого мира. Что ж, человек по прозвищу Щеръ, живущий тысячу лет назад, во времена Ярослава Мудрого, не имел никакого отношения к молодому диктатору, но диктатору было все равно.
Семь лет Ящер правил миром, и эти семь лет запомнились жителям его мира, как время страха, боли и вечной тревоги за родных и близких. Обширная сеть внутренней разведки, огромное количество сторонников, все это делало молодого тирана непобедимым.
До определенного момента.
Все-таки, трудно удерживать в руках целый мир, который, к тому же сопротивляется! Падение было неизбежно, и Ящер пал. За год до своего падения он умудрился жениться на неизвестной никому девушке из мира Крала, а не задолго до его окончательного поражения, она родила ему дочь.
Анастасия Волкова родила Алекс.
Что чувствовала она, когда поняла, с кем связалась? Что чувствовал тот, что назвал себя Ящером, когда стирал своей жене память до основания?
Алекс не знала. Как не знала и того, как доказать миру Ящера простую истину: она не знала своего отца. Она ненавидела своего отца….
Она ненавидела человека, который вернулся спустя девять лет и вновь начал собирать сторонников. Как ему удавалось, что он делал для того, чтобы смутить умы, но итоги удручали: в данный момент во всех пятнадцати мирах существовали ячейки, созданные отцом Алекс. Казалось, ему было мало одного мира.
Он хотел все. И мир Крала, истинный мир, в том числе.
«Mirror» сменилась композицией «After Time», тоже подходящей для невеселых раздумий, но когда в наушниках заиграло «Я задыхаюсь от нежности…» Алекс выключила плеер. Именно эта песня ей не нравилась, и была записана в довесок, потому что хватало места на диске, и его было жалко оставлять пустым.
Мрачно подумав, что «Но почему? Лай-ла-ла…» вполне подходит в качестве гимна ее идиотской жизни, а еще что в ее комнате скоро негде будет ходить, потому что везде раскиданы болванки – пустые и с записями всего на свете, Алекс отложила плеер и открыла дверь комнаты. В квартире все еще было тихо: мама отпросилась с работы, и ее, наверное, оставили отрабатывать в вечерние часы. Темнело рано, и казалось, что уже давно пора спать, хотя наступил всего лишь ранний вечер.
Тишина всегда ее пугала, поэтому Алекс поспешила снова залезть в наушники, предварительно сменив диск. Диск был не подписан, и она с удивлением обнаружила в своей музыкальной коллекции классику в эстрадной обработке. «Турецкий марш» Моцарта, снабженный веселеньким битом звучал странно, ну и ладно. Главное, что на ее уши не давит тишина.
Тишина всегда пугала ее, но после того, как она попала в мир Ящера, встретилась с дядей и Блэком, узнала о том, что ее отец вовсе не погиб в автокатастрофе, а является чуть ли не самым великим злом, этот страх возрос в разы. Ей почему-то казалось, что именно тишина убьет ее когда-нибудь.
Рассеянно теребя черное кольцо на среднем пальце левой руки, Алекс снова забралась на диван. Свет включать не стала, в темноте лучше думается... Все-таки, она странная: боится тишины, но не темноты.
Откинув голову на спинку, она смотрела на узоры теней на потолке: они с матерью жили на первом этаже, и сквозь шторы время от времени проникали блики фар, заезжающих во двор машин, а еще – желтоватый свет уличных фонарей.
Надо завтра обязательно наведаться в мир Ящера. Даже не для того, чтобы поговорить с Блэком, ей нужно расквитаться с инспекцией грузов до начала года: все-таки потом порт будет закрыт почти неделю, и ее присутствие там может показаться кому-то подозрительным.
Кажется, она задремала, и во сне ей привиделось, как она разбирает ящики… вечные ящики, подлежащие инспекционной проверке. Она открывала их, а внутри ее ждали гвозди, дверные ручки, перья мотыльков, арбузы и белые шарики из странного камня, внутри которых играло ярко-рыжее пламя. Именно белые шарики насторожили ее, и она, испугавшись во сне, проснулась.
Казалось, что прошла всего лишь минута, но молчавший плеер и затекшая шея говорили об обратном. Интересно, почему она не проснулась, когда стало тихо?
Впрочем, ответ на этот вопрос пришел сразу же: мама вернулась с работы, и из-за двери раздавалось бормотание телевизора.
