Курт всегда был Благородным Убийцей: идеальные черты лица, идеальное тело, идеальная репутация.
Идеальная работа…
- За мир! За идеалы! За великий порядок Коалиции! - пафосно провозгласил он, занося над головой огромный кинжал.
Марк, Презренный Изменник, жалко всхлипнул и зажмурился. Из глаз его потекли предательские слезы, и Курту пришлось откинуться немного назад, чтобы оператору было удобней взять искаженное лицо Изменника крупным планом.
Вдоволь налюбовавшись жалким видом плачущего мужика, камера отодвинулась, и оператор начал съемку развевающихся знамен Коалиции, разноцветных огней уличных фонарей (красных, синих, белых, желтых и зеленых) и массовки, призванной изображать восторженную толпу освобожденных от гнета бандитов деревенских жителей.
- Умри! - дождавшись, когда камера вновь повернется в его сторону, Курт взмахнул ножом и резко опустил руку.
- Стоп! Снято! Меняем декорации! Марк, какого черта у ног Изменника оказался плюшевый мишка из детской версии? - Жорж, режиссер пропагандистских роликов, нервно курил одну сигарету за другой. Перед ним поставили цель снять пять роликов на одну и ту же тему, а до срока сдачи материала оставалось всего три дня. - Выбросить этого мишку, быстро!
- Может, ты с меня слезешь, наконец? - Марк повел плечами и поморгал. - И в следующий раз так не пугай. Я думал, что ты мне эту бутафорию в глаз засадишь.
Курт ухмыльнулся и слез с поверженного «вечного Изменника». Типаж у Марка был однозначный: за пять лет работы в отделе Визуальной Пропаганды, он ни разу не сыграл положительную роль. Впрочем, друг Курта не жаловался: платили ему за работу так же, как и всем.
- Порнография, какая-то, - проворчал Курт, глядя, как Марк, кряхтя, поднимается на ноги. - Ладно еще этот антураж, но в постапе эта тема выглядит бредом.
Марк согласно кивнул, а Курт понадеялся что друг не донесет на него партии. Иначе его идеальной репутации наступит конец.
- Курить будешь? - Марк вытащил из кармана запачканных пылью брюк мятую пачку и протянул другу.
Курт покачал головой. Взгляд его наткнулся на папку с бумагами. По сюжету, именно содержимое этой папки приводило Благородного Убийцу на порог Презренного Изменника. Интересно, а те, кто будет это смотреть, поймут, о чем речь? Бумага давно уже не используется, в школах давным давно учат быстропечатанию, а не чистописанию. Но режиссер решил, что папка с бумагами будет выглядеть более символично, чем компьютер-планшет.
Возможно, он прав. Вот только в детской версии, уже отснятой, не стоило это использовать: если поколение постарше еще помнит, какого это: писать, то тем, кто родился не так давно, символизм папки с бумагами явно будет непонятен.
- Переодеваемся! Эркин! Ты иди на крышу, я хочу, чтобы в антураже постапа ты был Великим Наблюдателем! Курт, Марк, хватит болтать! Брысь с площадки! Через полчаса вы должны быть в новых костюмах. И выкиньте вы этого мишку!
… В гримерке тошнотворно пахло грязными носками и соленьями. Курт, пытаясь не вдыхать глубоко, достал из шкафа последний костюм: маскхалат, призванный изображать костюм химзащиты, и старый самоспасатель. Надев маску, он понял, что сыграть Благородного Убийцу в таком костюме у него не получится: самоспасатель был старый, давно просроченный, в фильтры забилась пыль, и Курту казалось, что кроме пыли он не дышит больше ничем. Так и задохнуться недолго!
- Ду и форба, - пробубукал Марк, чей костюм отличался от костюма Марка только цветом. - Задохдудься и де жидь.
Курту стало смешно. Переодевшись, Марк зачем-то опять схватил плюшевого мишку, который явно выбивался из антуража постапокалипсиса. Странный выбор сделал режиссер: детская версия, историческая, где они бегали по площадке в средневековых костюмах, стимпанк, современность и постапокалипсис. Конечно, пропаганда должна быть интересной и разнообразной, но в этот раз был явный перебор.
Пока они переодевались, съемочная площадка преобразилась: теперь дома выглядели нежилыми, а фонари - разбитыми. Никакой толпы: вдалеке стояла троица в таких же защитных костюмах, что и Курт с Марком, а на крыше одного из домов расположился Эркин, репетируя роль Великого Наблюдателя. Бумаги валялись на прежнем месте. Приготовления еще не закончились, поэтому чтобы убить время, Курт поднял папку и открыл ее.
«- Это прекрасно — уничтожать слова. Главный мусор скопился, конечно, в глаголах и прилагательных, но и среди существительных — сотни и сотни лишних.»*
Странные слова. От них веет Протестом. Откуда эти бумаги? Кажется… кажется, их принес Марк. Да, точно! Он сказал, что эта папка давно хранилась у него на чердаке!
Курт лихорадочно перевернул страницу.
«Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила.»*
Курт похолодел. Он знал, откуда эти слова.
Запрещено. Это запрещено. Отдел пропаганды давно уже убрал данный текст из списка разрешенных. Все экземпляры этой книги были давно уже изъяты у населения и сожжены!
Вот только текст на бумагах в папке был рукописным. И почерк Курту был знаком: он не раз списывал домашнее задание у своего лучшего друга.
- По местам! На исходные! - послышался голос режиссера. Вокруг него бегали многочисленные помощники и помощницы: одна из них, одетая в ярко-красную короткую юбку и желтую полупрозрачную блузу протягивала Жоржу картонный стаканчик с кофе.
Курт медленно закрыл папку и прижал к груди. Сквозь мутную поверхность своей маски он видел, что Марк нервничает: друг опять забыл про мишку.
- Сначала сцена убийства. Курт, брось папку на исходную, чего ты в нее вцепился?
Марка трясло, Курт видел это очень ясно. Проклиная идиотизм друга, он непринужденно бросил папку на место.
- На исходную позицию, оба! Чего застыли? - надрывался Жорж. Он схватил у помощницы стакан и разом опорожнил его. - Партии нужны эти ролики, и мы их сделаем! На исходную, оба!
… пробежать несколько метров, «настичь» Презренного Изменника и взмахнуть кинжалом… где камера? Ах, вот она… отклониться… съемка разрухи и Великого Наблюдателя на крыше. Опустить руку с кинжалом. И все молча.
… Марк дергается, вскидывает руку и мишка, которого он держал в руках, летит по широкой дуге.
- Какого черта здесь делает плюшевый мишка? - орет режиссер.
Курт снимает маску и склоняется к уху друга.
- Я никому не скажу… - шепчет он. - Если ты дашь прочитать мне эту книгу с начала до конца.
Идеальная работа…
- За мир! За идеалы! За великий порядок Коалиции! - пафосно провозгласил он, занося над головой огромный кинжал.
Марк, Презренный Изменник, жалко всхлипнул и зажмурился. Из глаз его потекли предательские слезы, и Курту пришлось откинуться немного назад, чтобы оператору было удобней взять искаженное лицо Изменника крупным планом.
Вдоволь налюбовавшись жалким видом плачущего мужика, камера отодвинулась, и оператор начал съемку развевающихся знамен Коалиции, разноцветных огней уличных фонарей (красных, синих, белых, желтых и зеленых) и массовки, призванной изображать восторженную толпу освобожденных от гнета бандитов деревенских жителей.
- Умри! - дождавшись, когда камера вновь повернется в его сторону, Курт взмахнул ножом и резко опустил руку.
- Стоп! Снято! Меняем декорации! Марк, какого черта у ног Изменника оказался плюшевый мишка из детской версии? - Жорж, режиссер пропагандистских роликов, нервно курил одну сигарету за другой. Перед ним поставили цель снять пять роликов на одну и ту же тему, а до срока сдачи материала оставалось всего три дня. - Выбросить этого мишку, быстро!
- Может, ты с меня слезешь, наконец? - Марк повел плечами и поморгал. - И в следующий раз так не пугай. Я думал, что ты мне эту бутафорию в глаз засадишь.
Курт ухмыльнулся и слез с поверженного «вечного Изменника». Типаж у Марка был однозначный: за пять лет работы в отделе Визуальной Пропаганды, он ни разу не сыграл положительную роль. Впрочем, друг Курта не жаловался: платили ему за работу так же, как и всем.
- Порнография, какая-то, - проворчал Курт, глядя, как Марк, кряхтя, поднимается на ноги. - Ладно еще этот антураж, но в постапе эта тема выглядит бредом.
Марк согласно кивнул, а Курт понадеялся что друг не донесет на него партии. Иначе его идеальной репутации наступит конец.
- Курить будешь? - Марк вытащил из кармана запачканных пылью брюк мятую пачку и протянул другу.
Курт покачал головой. Взгляд его наткнулся на папку с бумагами. По сюжету, именно содержимое этой папки приводило Благородного Убийцу на порог Презренного Изменника. Интересно, а те, кто будет это смотреть, поймут, о чем речь? Бумага давно уже не используется, в школах давным давно учат быстропечатанию, а не чистописанию. Но режиссер решил, что папка с бумагами будет выглядеть более символично, чем компьютер-планшет.
Возможно, он прав. Вот только в детской версии, уже отснятой, не стоило это использовать: если поколение постарше еще помнит, какого это: писать, то тем, кто родился не так давно, символизм папки с бумагами явно будет непонятен.
- Переодеваемся! Эркин! Ты иди на крышу, я хочу, чтобы в антураже постапа ты был Великим Наблюдателем! Курт, Марк, хватит болтать! Брысь с площадки! Через полчаса вы должны быть в новых костюмах. И выкиньте вы этого мишку!
… В гримерке тошнотворно пахло грязными носками и соленьями. Курт, пытаясь не вдыхать глубоко, достал из шкафа последний костюм: маскхалат, призванный изображать костюм химзащиты, и старый самоспасатель. Надев маску, он понял, что сыграть Благородного Убийцу в таком костюме у него не получится: самоспасатель был старый, давно просроченный, в фильтры забилась пыль, и Курту казалось, что кроме пыли он не дышит больше ничем. Так и задохнуться недолго!
- Ду и форба, - пробубукал Марк, чей костюм отличался от костюма Марка только цветом. - Задохдудься и де жидь.
Курту стало смешно. Переодевшись, Марк зачем-то опять схватил плюшевого мишку, который явно выбивался из антуража постапокалипсиса. Странный выбор сделал режиссер: детская версия, историческая, где они бегали по площадке в средневековых костюмах, стимпанк, современность и постапокалипсис. Конечно, пропаганда должна быть интересной и разнообразной, но в этот раз был явный перебор.
Пока они переодевались, съемочная площадка преобразилась: теперь дома выглядели нежилыми, а фонари - разбитыми. Никакой толпы: вдалеке стояла троица в таких же защитных костюмах, что и Курт с Марком, а на крыше одного из домов расположился Эркин, репетируя роль Великого Наблюдателя. Бумаги валялись на прежнем месте. Приготовления еще не закончились, поэтому чтобы убить время, Курт поднял папку и открыл ее.
«- Это прекрасно — уничтожать слова. Главный мусор скопился, конечно, в глаголах и прилагательных, но и среди существительных — сотни и сотни лишних.»*
Странные слова. От них веет Протестом. Откуда эти бумаги? Кажется… кажется, их принес Марк. Да, точно! Он сказал, что эта папка давно хранилась у него на чердаке!
Курт лихорадочно перевернул страницу.
«Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила.»*
Курт похолодел. Он знал, откуда эти слова.
Запрещено. Это запрещено. Отдел пропаганды давно уже убрал данный текст из списка разрешенных. Все экземпляры этой книги были давно уже изъяты у населения и сожжены!
Вот только текст на бумагах в папке был рукописным. И почерк Курту был знаком: он не раз списывал домашнее задание у своего лучшего друга.
- По местам! На исходные! - послышался голос режиссера. Вокруг него бегали многочисленные помощники и помощницы: одна из них, одетая в ярко-красную короткую юбку и желтую полупрозрачную блузу протягивала Жоржу картонный стаканчик с кофе.
Курт медленно закрыл папку и прижал к груди. Сквозь мутную поверхность своей маски он видел, что Марк нервничает: друг опять забыл про мишку.
- Сначала сцена убийства. Курт, брось папку на исходную, чего ты в нее вцепился?
Марка трясло, Курт видел это очень ясно. Проклиная идиотизм друга, он непринужденно бросил папку на место.
- На исходную позицию, оба! Чего застыли? - надрывался Жорж. Он схватил у помощницы стакан и разом опорожнил его. - Партии нужны эти ролики, и мы их сделаем! На исходную, оба!
… пробежать несколько метров, «настичь» Презренного Изменника и взмахнуть кинжалом… где камера? Ах, вот она… отклониться… съемка разрухи и Великого Наблюдателя на крыше. Опустить руку с кинжалом. И все молча.
… Марк дергается, вскидывает руку и мишка, которого он держал в руках, летит по широкой дуге.
- Какого черта здесь делает плюшевый мишка? - орет режиссер.
Курт снимает маску и склоняется к уху друга.
- Я никому не скажу… - шепчет он. - Если ты дашь прочитать мне эту книгу с начала до конца.
