Глава 1
За несколько дней до банкета
Аника
Мимо окон городской квартиры каждую секунду проносились спидкары, разрывая свинцовую тишину своим ревом.
Поморщившись, я предприняла еще одну попытку заснуть, но все тщетно.
Голову одолевало несметное количество противоречивых мыслей. Они, будто стая птиц, что отправлялись на зиму в теплые края, мчали в одну сторону, пытаясь успеть. Успеть что? Свести меня с ума? Возможно.
Из груди вырвался страдальческий вздох. Механическим движением свесив с кровати ноги, я соскользнула на холодный пол. Такой же студеный, как и мое сердце.
Трюмо, что отвоевало себе место напротив постели, явило мне нечто несуразного вида. Обтерханная ночная сорочка из искусственного шелка будто лишний раз возжелала напомнить мне о полной несостоятельности, как леди. Да и куда там представительнице третьей ступени до лощеных дам, что селились в самом центре столицы. Над их окнами не летали спидкары, не бороздили небесные просторы их более вместительные братья – спэшкары.
Тряхнув головой, отогнала невеселые мысли. Заниматься самобичеванием мне не хотелось, настроение и без того было хуже некуда. Хотя…, нет, мне было куда стремиться, ведь хуже только в гробу.
За окном прогрохотал оглушительный раскат грома, и крупный дождь полил сплошной стеной, в одно мгновение лишив меня обзора. Больше не было видно спидкаров, что слаженным альянсом штурмовали смурое небо. По стеклу колотили немалые капли, отбивая заунывную мелодию, навевающую тоску и открывающую дорогу липкой апатии.
Поправив свои каштановые кудри, что сбились в колтуны от непрерывного ерзанья по подушке, я направилась прямиком в кухню.
Уютное помещение не отличалось большим размером, но было моим любимым местом. Все здесь я обставляла с особым трепетом, заменив старый гарнитур на, пусть и недорогую, но очень симпатичную кухонную зону.
По помещению расплылся запах свежезаваренного кофе, что покоился в моих заледеневших руках. Пар, принимая причудливые очертания, поднимался ввысь, но, не успев достигнуть потолка, развеивался.
На столе пиликнул сотник, оповещая о входящем сообщении.
Губы растянулись в улыбке, которая, будто приклеенная, не хотела сходить и через полчаса.
Малика, отдыхающая сейчас на берегу Эврейского моря, слала мне пламенный привет и парочку снимков эротического характера. Подруга знала, что только я могла оценить ее прелести по высшему разряду, ведь жених Лики, как член третьей ступени, после окончания учебы отрабатывал бесплатное обучение на другом конце страны.
В отличие от единственной подруги, моя личная жизнь только что паутиной не покрылась, но я так и видела огромного паука, ехидно потирающего лапками.
Отставив в сторону недопитый кофе, который приобрел мутный оттенок из-за потери последней частицы тепла, я поднялась с места, лелея надежду заснуть беспробудным сном до самого утра. По правде говоря, до него оставалось меньше пяти часов.
Сотник пиликнул еще несколько раз, но я не придала этому значения, так как знала, что Малика не обидится, ведь ей известно о разнице в часовых поясах.
Новый писк заставил напрячься, ибо для подруги у меня стояла отдельная мелодия. Уж больно она любила закидывать меня сообщениями, и дабы не отвлекаться в рабочее время, я решила разграничить служебные номера и личные. А так как личных у меня было…, да не было их, можно сказать, то и отдельной мелодии удостоилась только Малика.
Уже будучи на пороге, я развернулась, намереваясь поставить сотник на «беззвучку», но увидев номер, с которого поступило сообщение, впала в ступор.
В груди, отбивая ритм, зашлось сердце. От щек отхлынула кровь, из-за чего кожа приобрела алебастровый тон. Казалось, что я на несколько минут выпала из реальности.
«Эдвин Форнанс: - спешу сообщить, дорогая Аника, что десятого числа третьего месяца состоится банкет в резиденции рода Блер’э. Явка по желанию. Настоятельная просьба соблюдать дресс-код, о нем будет оговорено в следующем сообщении».
Обычно рассылкой от имени временного главы рода занималось доверенное лицо, и как известно мне - хороший друг Алана.
Стоило только вспомнить его имя, как по телу разлилась привычная нега. Алан является главой рода, к которому я, на самом деле, отношусь лишь на словах.
В нашей стране слои населения делятся не только по уровню достатка, но и по принадлежности к тому или иному роду.
Алан Блер’э, как неудивительно, относился к первой ступени – высших. Мне повезло куда меньше, а если хорошо поразмыслить, то не повезло вовсе.
Находящиеся под защитой рода не имели никаких привилегий кроме этой самой пресловутой защиты. Несложно догадаться, что я пребывала именно на третьей, низшей ступени, и в покровителях имела весь род Блер’э.
Первая и вторая ступень жили припеваючи, не отказывая себе ни в чем и, на самом деле, отличий имели мало. Представителей высших можно было легко определить не только по надменному виду и лоску, но и по апострофу в конце фамилии. Приближенные же, такие как Малика, носили имя рода, но без знака.
И как же я хотела подняться хотя бы на вторую ступень! Кто бы знал… На самом деле, знали об этом многие коллеги, ибо я прожужжала им все уши, но смолчала о самом сокровенном – любви к главе рода. О моей тайне знала только Малика, которая под страхом смерти зареклась кому-то об этом рассказывать, даже Эйрику – своему жениху.
В приподнятом настроении мне наконец-то удалось заснуть.
Нежные прикосновения к лицу вызвали ленивую улыбку, а невесомые слова, которые было сложно разобрать из-за затуманенности сновидения – заливистый смех, быстро перешедший в нечто истеричное.
Этот сон снился мне раз за разом, стоило лишь на мгновение отпустить с цепи свои мысли и позволить себе подумать об Алане.
Тот вечер я не забуду, наверное, никогда.
Банкет, чьей целью был сбор средств для одного крупного проекта семьи Блер’э. Такой же, что мне предстояло посетить через несколько дней. От одной этой мысли стало жарко. И пусть это лишь сон. Я во сне. Но ощущения столь остры, что каждую секунду я ловлю себя на мысли, будто давно проснулась, и это происходит на самом деле.
Лакированная поверхность дорогого бюро холодила разгоряченную кожу похлеще прогулки в студеную зиму, но по моему телу бродили мурашки совсем по иной причине.
Мужские руки, с силой сжимая полушария, причиняли острую боль, но стоило лишь вспомнить, кому они принадлежат… Я была готова терпеть что угодно, лишь бы он был рядом.
Черное платье, подобно морской волне растеклось у моих ног, охлаждая кожу шелковистой прохладой. Одно из лучших моих нарядов, в котором не стыдно появиться на банкете такого уровня.
Мужчина блуждал взглядом по моему обнаженному телу, но не торопился заходить дальше прикосновений. Он будто пребывал в своем личном мирке, отгородившись ото всех.
- Я помню весь список практически поименно. - Хриплым голосом извещают меня, и зеленый взор устремляется на мое лицо, что прикрыто золотой маской.
Продолжаю молчать, с упоением ловя каждое его слово. Нетерпеливо елозя по поверхности бюро, я будто невзначай касаюсь обнаженной кожей ноги стоящего рядом мужчины. Мне интересно, к чему приведут его умозаключения, но больше заботит иное, – как долго он будет тянуть.
- У меня есть несколько вариантов, - продолжает он, гулко сглатывая подступившую слюну. Мужская ладонь, очерчивая каждый изгиб, спускается все ниже и ниже, пока не достигает линии кружевных трусиков, которыми те являются лишь на словах. На деле же три куска ткани, внешне похожих на фриволите, мало что скрывают от прожигающего взгляда.
Молчу, ибо мой голос в этой ситуации сыграет против хозяйки. Алана же мое молчание лишь забавляет и распаляет одновременно.
С первого этажа доносятся голоса. Кто-то жарко спорит. А за соседней стеной, откуда слышны стоны, решается какой-то деловой вопрос. Полагаю, спорщики пришли к единому решению, и тот красавчик, что не теряет времени зря, сделает щедрый взнос.
- Висия, Мальта, Ферия. – Имена слетают с губ, в которые мне хочется впиться поцелуем, но хозяин дома, будто издеваясь, отодвигается от меня. – Но если учесть, что стоны второй я сейчас явственно слышу, то остается два варианта.
Я раздосадовано рычу, давая понять, что он не угадал, а еще меня снедает злоба, ведь неспроста он так близко знаком со стонами этой выскочки Мальты!
Мой рык воспринимают, как призыв к действию. Алан больше не стремится перебирать имена, поняв, что не угадал. Стараюсь не думать о том, что среди гостей есть еще как минимум одна шатенка и это я. Но осознание, что он даже про меня не вспомнил, выжигает изнутри, заставляя кипеть от злости.
Горячие губы накрывают мои, кусая их до боли. Ему нравится причинять боль, но сейчас он близок к своей цели, как никогда ранее и даже не догадывается об этом. Ведь причиняет не столько физическую боль, сколько душевную.
Твердое мужское тело, наваливаясь на меня, заставляет упереться руками о стол. Я кожей ощущаю его тяжелое дыхание, щекочущее мою грудь. Он прихватывает зубами сосок и резко отпускает его, оставляя после себя острую боль, которая перерастает в жар между ног.
С губ слетает первый стон, а следом за ним и вскрик, – Алан добирается до моих ягодиц, оставляя на них неизгладимый след, – так меня еще никто в жизни не хлестал.
- Знаешь, обычно, рядом со мной, женщины куда более разговорчивы, но мне нравится твое упрямое молчание. – Касается моего уха признание, после чего чувствительную к прикосновениям раковину с силой прикусывают, заставляя меня шипеть сквозь плотно сжатые зубы.
Он добивается лишь одного… Одного лишь слова, по которому без труда поймет, кто лежит под ним, обвивая ногами натренированное тело молодого мужчины. Много раз слышала о его любви причинять страдания женщинам, но то были лишь слова, а сейчас мне доказывают, что оно в самом деле так.
Я не разделяю его увлечений. Не разделяла их до сегодняшнего дня. До того момента, как взгляд хозяина дома остановился на мне; сам же Алан жестом дал понять, что хочет уединиться. О таком я даже мечтать не смела. Не то чтобы секс без отношений был для меня чем-то обыденным, скорее, подобного я себе никогда не позволяла. Да и за всю жизнь допуск к моему телу получили лишь двое. И они оба являлись моими парнями.
Но ради него я готова поступиться своими принципами и даже гордостью. Любовь к этому мужчине сжигает меня изнутри уже не первый год, и сколько бы я ни боролась с ней, не пыталась заменить его образ в душе кем-то другим. Все тщетно.
Алан Блер’э засел в моем сердце давно и прочно там обосновался.
Судорожное дыхание сводит с ума, но он отчего-то не торопится, будто пытая меня, хоть и чувствует жар моего тела, податливость и желание подчиняться его власти.
Алан ждет, когда я, не выдержав этой пытки, сама раскрою все карты, но мужчина не знает одного, – чего мне это будет стоить. Ведь произнесенное имя разобьет на части то, что между нами зарождается, пусть даже это и похоть с его стороны, но уже что-то! Это не откровенное игнорирование, которого меня всегда удостаивают. Даже на банкеты мою семью приглашают лишь из-за нашего статуса находящихся под защитой. Немудрено, что он не помнит о моем существовании, о том, что где-то там внизу, возможно, опрокидывая в себя не первый бокал вина, страдает одна помешенная на нем девушка. Именно так бы оно и было, не измени все его взгляд.
От осознания того, что на первом этаже мои родители, из груди вырывается смешок. И надо сказать, этот звук действует на мужчину похлеще ушата холодной воды.
- Тебе смешно? – Рокот пробирает до самых костей, заставляя съежиться. Мужчина, чье лицо не закрывает плотная маска, с видом заматерелого хищника взирает на меня.
Ответить не решаюсь не столько из-за того, что он меня узнает, сколько из-за страха, обуревающего мою душу.
Ущемленное мужское самолюбие сносит все предохранители, заставляя его играть уже по моим правилам. Больше нет тех изощренных пыток, попытки выудить у меня имя, он тоже оставляет.
Резким движением Алан избавляется от черной рубашки, лишь чудом не оторвав пуговицы. Брюки в тон с грохотом летят на пол, задевая дорогое напольное покрытие бляхой ремня.
Никакой прелюдии; он планомерно вколачивается в мое тело, пуская по нему стаю мурашек. Мне должно быть больно, ведь именно таковой была задумка Блер’э. Он хотел меня наказать, но вышло иначе. От этой мысли хочется смеяться, но зная, как смех действует на мужчину, прикусываю губу.
В следующую секунду былое желание вылетает из моей головы; с губ срывается стон наслаждения. Тело сводит судорогой, заставляя прогибать спину.
Кажется, Алан и сам отпустил идею наказания. Движения мужчины становятся все быстрее, а дыхание, напротив, сбивается. В какое-то мгновение он переходит на глухое рычание, сводя меня с ума. Кожу будто пронзает тысяча невидимых игл, доставляя болезненное удовольствие.
Слышатся шлепки; удары о лакированную поверхность грозятся привлечь внимание посторонних. Видимо, эта мысль посещает не только мою голову. Потому что в следующую секунду комнату окутывает слабо мерцающий полог тишины. И это действует на меня подобно взмаху, призывающему к действию.
С губ срывается вскрик, который тут же тонет в звуках ударов моего тела о бюро.
Резкое движение, и меня переворачивают животом вниз, заставляя невольно шипеть, ведь мое тело сместили, и поверхность не прогрета жаром, исходящим от кожи.
Разгоряченных губ касается влажная головка, будто пристраиваясь. Пуская по телу разряды, Алан не спешит входить в меня мучая.
- Имя. – И откуда только берется такая выдержка?! Его голос трещит, подобно стеклу на морозе, но он стоически держится.
Маниакальное желание узнать мое имя раздражает и радует одновременно. Ведь это значит, что мужчине не все равно, с кем спать. Но у меня иные планы и раскрывать свое инкогнито я не намерена.
Одно нехитрое движение, и я насаживаюсь на его член, больше не собираясь ждать, пока он изъявит желание продолжить.
- Ах ты ж… - Слетает с губ мужчины, но уже через секунду он срывается на протяжный рык, и я понимаю, что кто-то тянул время, потому что был на грани и хотел растянуть удовольствие.
Низ живота горит от возбуждения, я чувствую, что как никогда близка к оргазму. Смешно, но за всю жизнь я получала истинное удовольствие лишь несколько раз и все они были без мужчин. Нетрудно догадаться, кого я представляла в такие моменты.
Последний самый громкий стон разрывает тишину, и на меня падает мужское тело, придавливая к столешнице, на чьей поверхности отражается мой еле заметный силуэт.
Трель будильника заставляет резко раскрыть глаза. В груди бухает сердце, пускаясь вскачь. Сорочка облепила взмокшее тело, и я понимаю, что и там тоже мокро. Так бывает всегда, стоит этому сновидению меня посетить.
Зеркальная поверхность являет мне растрепанную девушку, чьи волосы смешно топорщатся в разные стороны; синие глаза горят лихорадочным огнем, а на щеках играет жгучий румянец.
Глядя на собственное отражение, я начинаю смеяться. Заливисто, до того заразительно, что сама не могу остановиться.
Я помешалась на нем! Нет, это хуже, чем болезнь. Болезнь хотя бы лечится.
Здание корпорации, возвышаясь надо мной на сорок с лишним метров, переливается в свете только-только вошедшего в свои права солнца.
