Рассказ №1
Зной Тегерана не проникал в подземелье, где сводчатый зал был пропитан гулом серверов и запахом остывшего металла. Экраны мониторов мертвенно освещали лица дежурной смены в Иранском центре прикладной хронологии.
— Фаза завершена. Объект изъят, артефакт-дублёр установлен, — голос операторши был чётким и холодным. Она поправила платок, смахнув невидимую пыль с сенсорной панели.
На главном экране застыло изображение, пойманное в силок хроно-зонда: пыльная площадь, ослепительное солнце чужой эпохи, толпа в пёстрых, праздничных одеждах.
— Наблюдательный протокол активен, — лениво кивнул Реза, старший смены. Его пальцы неторопливо обводили край белой пиалы с чаем.
Картинка ожила. В кадр, разрезая толпу, ворвалось шествие. Ощущение было таким, будто распахнули дверь в печь, полную света, звона металла и лошадиного ржания. Впереди — юноша в доспехах, отлитых из солнечного света. Он шёл с той небрежной уверенностью, что принадлежит лишь богам и царям-победителям. Его окружали воины-павлины в перьях и бронзе, ослепительные и невероятные.
Жрецы в белых одеяниях подбежали к юному царю, начали кланяться и что-то говорить, их жесты были полны почтения и стремления угодить. Они показывали на нечто в центре площади. Под навесом там лежал странный предмет, назначение которого современному горожанину было совершенно непонятно.
Юный бог подошёл, изучая это нечто. Он улыбался. Толпа, затаив дыхание, ждала театра, чуда, знамения.
Он двинулся стремительно, как кобра. Из ножен вырвался клинок — холодная молния. Удар был точен, красив, смертелен и...
Вместо звонкого удара раздался глухой, упругий звук. Лезвие отскочило, едва не вырвавшись из руки царя.
Улыбка на лице Александра Македонского застыла и осыпалась. В глазах вспыхнуло недоумение, затем — тень гнева. Он нанёс второй удар. Третий. Частые, яростные взмахи, и с каждым — тот же глухой, насмешливый звук. Нечто лежало без единой царапины.
И тогда маска бога рухнула. Из-под неё выглянул сломленный, яростный человек. Он замахнулся и начал молотить, как дровосек, как безумец. Его движения стали дикими, неистовыми. Он рубил, колол, бил плашмя, плюмаж на шлеме бешено метался, с губ срывалось хриплое, нечленораздельное рычание. Его свита в ужасе замерла. Лица жрецов стали белее их одеяний. Знамение было налицо: небеса отворачивались. Путь в сердце Азии был для него отныне закрыт.
В прохладной тишине центра Реза медленно поднёс пиалу к губам, его глаза не отрывались от экрана, где великий Александр в бессильной ярости ломал свою судьбу о неподвластный ему Гордиев узел. Стальной клинок отскакивал, не оставляя и царапины. Внешне узел выглядел точно как древний оригинал. Но это была искусная копия, целиком сплетённая из сверхпрочного волокна, для которого стальной меч был не опаснее деревянного.
— Готов смотреть на это вечно, — тихо с улыбкой прошептал Реза.
Рассказа №2
В Иранском центре прикладной хронологии царила атмосфера расслабляющего спокойствия. Тихо гудели серверы, техник Али, напевая песенку, не спеша протягивал кабель через весь зал. Дежурная смена рутинно наблюдала за экранами, на которых Александр Македонский и его свита двигались по горной дороге в Северной Персии.
— Ну и нарезались же они, — лениво заметил Реза, старший смены. — Смотри, царь-покоритель вселенной, а держаться в седле не может.
На экране и впрямь была идиллическая картина: македонская конница, блики солнца на наконечниках копий, доспехах, особенно сверкал знаменитый шлем с бараньими рогами на голове Александра. Воины передавали друг другу массивный золотой кувшин с вином. Все были в дымину пьяные, громко ржали и горланили песни на непонятном наречии.
— Саид, кофе! — крикнул Реза.
— Не вопрос, — отозвался молодой стажёр и рванул к кофемашине.
И тут наступил момент чистой, концентрированной катастрофы. Неся аккуратную чашечку с дымящимся эспрессо, Саид не заметил злополучный кабель, который Али только что протянул. Он споткнулся с изяществом падающего шкафа. Чашка описала в воздухе идеальную дугу, упала на клавиатуру Резы, вылив на неё всё содержимое, а потом и на его системный блок. Раздался шипящий звук, щелчок, и в блоке что-то с грохотом бухнуло и заискрило.
— Ё-моё! — взревел Реза, подскакивая на месте. — Абдаллах! Что там?!
На главном экране начался настоящий хронокатаклизм. Изображение поплыло, заснежило. Картинка с пьяными македонцами дёрнулась, и часть группы, включая самого Александра, просто исчезла, будто её стёрли ластиком.
— Абдаллах! Останавливай бросок! Тормози! — завопил Саид, оттирая с рубашки кофе. — Кидай временные петли! Ставь хроноблоки! Гаси волну изменений! Не дай ей дойти до магистральной реальности! А то нас всех премии лишат и отпуск проведём в Силурийском периоде в противогазах, а жрать будем вонючих ракскорпионов!
Абдаллах, бледный как полотно, застучал по клавиатуре, отчаянно пытаясь взять под контроль временной сбой. Наконец с десяток мониторов вновь засветились. Ситуацию выровняли и зафиксировали.
На центральном экране была та же горная дорога, но Александр и несколько его спутников выглядели крайне озадаченными. Они озирались — вроде всё похоже, но как-то поменялось, и куда-то исчезла часть людей. Но так как все были пьяные, соображали туго и мало что понимали.
— Реза, — голос Абдаллаха дрожал. — Я… Я стабилизировал их в точке выброса. Дата…
Начальник смены медленно повернулся к нему. Его лицо было красно от кофе и ярости. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и начал материться. Долго, сочно, с чувством, с расстановкой, используя весь цветистый арсенал иранского, арабского и зачем-то древнеперсидского фольклора. Заключительной фразой был вердикт, понятный на всех языках и во всех временах:
— Ну, это п...ц.
Александр Македонский, великий завоеватель известного мира, чувствовал лишь тупую боль в висках и лёгкую тошноту. Он оглядел своих спутников — их стало меньше. Исчез Гиппострат с этим дурацким кувшином. «Надо было меньше пить», — мелькнула смутная мысль.
Недалеко стояли какие-то люди в грязных штанах и незнакомых нарядах. Рядом высилась большая повозка, выкрашенная в зелёный цвет. От них отделился мужик, коренастый, с усами и в простом шлеме, и что-то, явно по-хамски, начал им кричать, размахивая дубинкой.
Александр повернулся к своим:
— Кто-то понимает, что этот хрен орёт? Совсем эти персы охамели, что-то быстро Гавгамелы забыли.
Македонцы, изрядно поддатые, начали закипать. Какой-то абориген смеет не только стоять в присутствии царя, но ещё и дерзить, махая дубиной? Они начали ему в ответ на чистейшем македонском наречии посылать все известные им варианты «пошёл на х...й и тебе п...ц».
Александр взъярился. Он был богом, сыном Зевса-Амона! Схватил копьё и с криком «Получай, свинья!» метнул его в хама. Но так как царь был в стельку пьян, копьё пролетело метра три в сторону и воткнулось в колесо повозки. Сам Александр, сделав столь резкое движение, чуть не свалился с Буцефала и ухватился за гриву, вызывая радостное ржание своих воинов.
Со стороны незнакомцев поднялся гвалт и крики. Вдруг повозка дёрнулась, заурчала и начала двигаться. Одновременно раздался оглушительный, страшный грохот, от которого у всех заложило уши. Лошади македонцев встали на дыбы, началась паника, вопли. Буцефал тоже запаниковал, встал на дыбы, и Александр, не удержавшись, кубарем слетел на землю. Больно шлёпнулся, крепко приложившись затылком о камень. Но, будучи пьяным и полным адреналина, вскочил, ничего не соображая, вращая глазами, и выхватил свой меч.
— Я вам покажу, как пугать коня царя! — прохрипел он.
Но мужик с дубиной, который уже подбежал, резко и без церемоний дал ему дубиной по голове. Треснуло звонко. Александр, не издав ни звука, без сознания рухнул на пыльную дорогу. Золотой шлем с бараньими рогами слетел с его головы и с глухим стуком покатился по камням.
Сотрудники Центра смотрели на всё это, раскрыв рты.
Наконец Саид, всё ещё в кофейных пятнах, спросил глухим голосом:
— Видео записалось?
Ему утвердительно кивнули.
— Тогда заканчиваем этот цирк и закольцовываем временную петлю. Всё, поигрались и хватит. И приберите здесь уже всё наконец!
Параллельный временной поток. 1941 год, СССР, кабинет товарища Сталина
Дверь открылась беззвучно, пропуская внутрь помощника.
— Товарищ Сталин, вас ждут академик Комаров и генерал-майор Трофименко. По неотложному вопросу.
Сталин, не поднимая головы от развернутой карты, тихо постукивал по столу трубкой. Воздух сгустился в тягостном ожидании.
— Что ж, — произнес он наконец, выдержав характерную паузу. — Пригласите.
В кабинет вошли двое: военный в форме генерал-майора и пожилой учёный с озабоченным и одновременно восторженным лицом. В его руках был аккуратный свёрток, обёрнутый в мягкую ткань. Поздоровались сдержанно, стоя по стойке «смирно».
Инициативу взял на себя генерал Трофименко, сделав чёткий шаг вперёд.
— Товарищ Сталин, разрешите доложить. В ходе операции «Согласие» по вводу наших и английских войск в Иран, на одном из участков произошёл частный, но занимательный инцидент. Наши бойцы столкнулись с группой вооружённых мародёров. Судя по найденным при них предметам, они разграбили нетронутую древнюю гробницу. — Генерал сделал паузу, давая информацию усвоиться. — Изъято значительное количество артефактов из драгоценных металлов. Но один предмет… особенный.
Он кивнул академику. Тот, с почти благоговейным трепетом, начал разворачивать свёрток. Ткань отпала, и в тусклом свете кабинета заиграло тусклое, но несомненное золото.
На бархатном поддоне лежал шлем. Не просто каска, а произведение искусства. Чеканка была тончайшей, металл отполирован до зеркального блеска. По бокам два изящно изогнутых бараньих рога.
Академик, забыв о стеснении, заговорил горячо и тихо, словно боясь спугнуть саму историю:
— Иосиф Виссарионович… Мы провели все возможные анализы. Сверяли с античными источниками, с монетами, с описаниями Плутарха… Все эксперты единодушны. Это… это шлем Александра Македонского. Подлинный. Артефакт, не имеющий цены. Его научное и культурное значение невозможно переоценить! А в свете текущих событий… — Учёный умолк, подбирая слова. — Это знак. Сама история протягивает нам руку. Величайший полководец древности словно благословляет нашу борьбу. Это можно и нужно использовать для подъёма духа в войсках и в тылу!
Сталин, не спеша, прищурившись, внимательно разглядывает шлем.
— Это очень хорошая новость, — наконец говорит он. — Мы используем её, чтобы поддержать советских граждан в нашей трудной борьбе. А также это явно будет воспринято с энтузиазмом нашими союзниками на Западе, там любят такие знаковые вещи. — Он сделал паузу. — А что с гробницей, нашли?
Трофименко сокрушённо вздохнул.
— Увы, нет. Удалось задержать лишь одного из мародёров, остальные, пользуясь суматохой, разбежались. Но и с этим... не всё гладко. Боец, который его обезвреживал, перестарался — хорошо так треснул прикладом по голове. Результат — частичная амнезия. Язык у него, надо сказать, совершенно диковинный. Наши лингвисты ломают голову — вроде бы греческий, но не классический, а какой-то архаичный, с примесью местных наречий. В общем, копаются.
Он сделал небольшую паузу, позволяя Сталину оценить абсурдность ситуации, прежде чем продолжить с внезапной теплотой в голосе:
— Но парень, надо отметить, схватывает на лету. Имя своё вспомнил — Александр. Его в госпитале из-за шлема прозвали Саша Македонский. Башковитый, русский язык уже выучил. Отменный кавалерист, даже стремена не признаёт, без них ездит. Пока лечился и в себя приходил, наши политработники с ним пообщались. Так что теперь он идеологически подкован — выступает за дружбу народов, за интернационал. Горячо поддерживает идею о том, что не должно быть множества государств, а лишь единая всемирная коммунистическая республика трудящихся.
Уголки губ Трофименко дрогнули в сдержанной улыбке.
— Когда ему рассказали о вас, товарищ Сталин, он проникся к вам глубочайшим уважением. Прямо сказал: «Вот как надо поступать с врагами народа и контрой — прищучивать, как он». Очень хочет лично с вами познакомиться. Про коммунизм поговорить. Мыслит интересно, даже философию откуда-то знает, мне Аристотеля наизусть цитировал. И на фронт рвётся, горит желанием «бить немецко-фашистских оккупантов». А когда узнал, что немцы топчут землю Греции... так и вовсе взбеленился. Цитирую дословно: «Я этого Гитлера лично поймаю, пасть порву и моргалы выколю».
Сталин, не меняя выражения лица, улыбнулся. Прозвучал его спокойный, весомый вердикт:
— Хорошо. Займитесь товарищем Александром. Такие люди нам нужны. Пусть подучится — примем в партию. Будет нести свет коммунистического учения народам Востока.
Зной Тегерана не проникал в подземелье, где сводчатый зал был пропитан гулом серверов и запахом остывшего металла. Экраны мониторов мертвенно освещали лица дежурной смены в Иранском центре прикладной хронологии.
— Фаза завершена. Объект изъят, артефакт-дублёр установлен, — голос операторши был чётким и холодным. Она поправила платок, смахнув невидимую пыль с сенсорной панели.
На главном экране застыло изображение, пойманное в силок хроно-зонда: пыльная площадь, ослепительное солнце чужой эпохи, толпа в пёстрых, праздничных одеждах.
— Наблюдательный протокол активен, — лениво кивнул Реза, старший смены. Его пальцы неторопливо обводили край белой пиалы с чаем.
Картинка ожила. В кадр, разрезая толпу, ворвалось шествие. Ощущение было таким, будто распахнули дверь в печь, полную света, звона металла и лошадиного ржания. Впереди — юноша в доспехах, отлитых из солнечного света. Он шёл с той небрежной уверенностью, что принадлежит лишь богам и царям-победителям. Его окружали воины-павлины в перьях и бронзе, ослепительные и невероятные.
Жрецы в белых одеяниях подбежали к юному царю, начали кланяться и что-то говорить, их жесты были полны почтения и стремления угодить. Они показывали на нечто в центре площади. Под навесом там лежал странный предмет, назначение которого современному горожанину было совершенно непонятно.
Юный бог подошёл, изучая это нечто. Он улыбался. Толпа, затаив дыхание, ждала театра, чуда, знамения.
Он двинулся стремительно, как кобра. Из ножен вырвался клинок — холодная молния. Удар был точен, красив, смертелен и...
Вместо звонкого удара раздался глухой, упругий звук. Лезвие отскочило, едва не вырвавшись из руки царя.
Улыбка на лице Александра Македонского застыла и осыпалась. В глазах вспыхнуло недоумение, затем — тень гнева. Он нанёс второй удар. Третий. Частые, яростные взмахи, и с каждым — тот же глухой, насмешливый звук. Нечто лежало без единой царапины.
И тогда маска бога рухнула. Из-под неё выглянул сломленный, яростный человек. Он замахнулся и начал молотить, как дровосек, как безумец. Его движения стали дикими, неистовыми. Он рубил, колол, бил плашмя, плюмаж на шлеме бешено метался, с губ срывалось хриплое, нечленораздельное рычание. Его свита в ужасе замерла. Лица жрецов стали белее их одеяний. Знамение было налицо: небеса отворачивались. Путь в сердце Азии был для него отныне закрыт.
В прохладной тишине центра Реза медленно поднёс пиалу к губам, его глаза не отрывались от экрана, где великий Александр в бессильной ярости ломал свою судьбу о неподвластный ему Гордиев узел. Стальной клинок отскакивал, не оставляя и царапины. Внешне узел выглядел точно как древний оригинал. Но это была искусная копия, целиком сплетённая из сверхпрочного волокна, для которого стальной меч был не опаснее деревянного.
— Готов смотреть на это вечно, — тихо с улыбкой прошептал Реза.
Рассказа №2
В Иранском центре прикладной хронологии царила атмосфера расслабляющего спокойствия. Тихо гудели серверы, техник Али, напевая песенку, не спеша протягивал кабель через весь зал. Дежурная смена рутинно наблюдала за экранами, на которых Александр Македонский и его свита двигались по горной дороге в Северной Персии.
— Ну и нарезались же они, — лениво заметил Реза, старший смены. — Смотри, царь-покоритель вселенной, а держаться в седле не может.
На экране и впрямь была идиллическая картина: македонская конница, блики солнца на наконечниках копий, доспехах, особенно сверкал знаменитый шлем с бараньими рогами на голове Александра. Воины передавали друг другу массивный золотой кувшин с вином. Все были в дымину пьяные, громко ржали и горланили песни на непонятном наречии.
— Саид, кофе! — крикнул Реза.
— Не вопрос, — отозвался молодой стажёр и рванул к кофемашине.
И тут наступил момент чистой, концентрированной катастрофы. Неся аккуратную чашечку с дымящимся эспрессо, Саид не заметил злополучный кабель, который Али только что протянул. Он споткнулся с изяществом падающего шкафа. Чашка описала в воздухе идеальную дугу, упала на клавиатуру Резы, вылив на неё всё содержимое, а потом и на его системный блок. Раздался шипящий звук, щелчок, и в блоке что-то с грохотом бухнуло и заискрило.
— Ё-моё! — взревел Реза, подскакивая на месте. — Абдаллах! Что там?!
На главном экране начался настоящий хронокатаклизм. Изображение поплыло, заснежило. Картинка с пьяными македонцами дёрнулась, и часть группы, включая самого Александра, просто исчезла, будто её стёрли ластиком.
— Абдаллах! Останавливай бросок! Тормози! — завопил Саид, оттирая с рубашки кофе. — Кидай временные петли! Ставь хроноблоки! Гаси волну изменений! Не дай ей дойти до магистральной реальности! А то нас всех премии лишат и отпуск проведём в Силурийском периоде в противогазах, а жрать будем вонючих ракскорпионов!
Абдаллах, бледный как полотно, застучал по клавиатуре, отчаянно пытаясь взять под контроль временной сбой. Наконец с десяток мониторов вновь засветились. Ситуацию выровняли и зафиксировали.
На центральном экране была та же горная дорога, но Александр и несколько его спутников выглядели крайне озадаченными. Они озирались — вроде всё похоже, но как-то поменялось, и куда-то исчезла часть людей. Но так как все были пьяные, соображали туго и мало что понимали.
— Реза, — голос Абдаллаха дрожал. — Я… Я стабилизировал их в точке выброса. Дата…
Начальник смены медленно повернулся к нему. Его лицо было красно от кофе и ярости. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и начал материться. Долго, сочно, с чувством, с расстановкой, используя весь цветистый арсенал иранского, арабского и зачем-то древнеперсидского фольклора. Заключительной фразой был вердикт, понятный на всех языках и во всех временах:
— Ну, это п...ц.
Александр Македонский, великий завоеватель известного мира, чувствовал лишь тупую боль в висках и лёгкую тошноту. Он оглядел своих спутников — их стало меньше. Исчез Гиппострат с этим дурацким кувшином. «Надо было меньше пить», — мелькнула смутная мысль.
Недалеко стояли какие-то люди в грязных штанах и незнакомых нарядах. Рядом высилась большая повозка, выкрашенная в зелёный цвет. От них отделился мужик, коренастый, с усами и в простом шлеме, и что-то, явно по-хамски, начал им кричать, размахивая дубинкой.
Александр повернулся к своим:
— Кто-то понимает, что этот хрен орёт? Совсем эти персы охамели, что-то быстро Гавгамелы забыли.
Македонцы, изрядно поддатые, начали закипать. Какой-то абориген смеет не только стоять в присутствии царя, но ещё и дерзить, махая дубиной? Они начали ему в ответ на чистейшем македонском наречии посылать все известные им варианты «пошёл на х...й и тебе п...ц».
Александр взъярился. Он был богом, сыном Зевса-Амона! Схватил копьё и с криком «Получай, свинья!» метнул его в хама. Но так как царь был в стельку пьян, копьё пролетело метра три в сторону и воткнулось в колесо повозки. Сам Александр, сделав столь резкое движение, чуть не свалился с Буцефала и ухватился за гриву, вызывая радостное ржание своих воинов.
Со стороны незнакомцев поднялся гвалт и крики. Вдруг повозка дёрнулась, заурчала и начала двигаться. Одновременно раздался оглушительный, страшный грохот, от которого у всех заложило уши. Лошади македонцев встали на дыбы, началась паника, вопли. Буцефал тоже запаниковал, встал на дыбы, и Александр, не удержавшись, кубарем слетел на землю. Больно шлёпнулся, крепко приложившись затылком о камень. Но, будучи пьяным и полным адреналина, вскочил, ничего не соображая, вращая глазами, и выхватил свой меч.
— Я вам покажу, как пугать коня царя! — прохрипел он.
Но мужик с дубиной, который уже подбежал, резко и без церемоний дал ему дубиной по голове. Треснуло звонко. Александр, не издав ни звука, без сознания рухнул на пыльную дорогу. Золотой шлем с бараньими рогами слетел с его головы и с глухим стуком покатился по камням.
Сотрудники Центра смотрели на всё это, раскрыв рты.
Наконец Саид, всё ещё в кофейных пятнах, спросил глухим голосом:
— Видео записалось?
Ему утвердительно кивнули.
— Тогда заканчиваем этот цирк и закольцовываем временную петлю. Всё, поигрались и хватит. И приберите здесь уже всё наконец!
Параллельный временной поток. 1941 год, СССР, кабинет товарища Сталина
Дверь открылась беззвучно, пропуская внутрь помощника.
— Товарищ Сталин, вас ждут академик Комаров и генерал-майор Трофименко. По неотложному вопросу.
Сталин, не поднимая головы от развернутой карты, тихо постукивал по столу трубкой. Воздух сгустился в тягостном ожидании.
— Что ж, — произнес он наконец, выдержав характерную паузу. — Пригласите.
В кабинет вошли двое: военный в форме генерал-майора и пожилой учёный с озабоченным и одновременно восторженным лицом. В его руках был аккуратный свёрток, обёрнутый в мягкую ткань. Поздоровались сдержанно, стоя по стойке «смирно».
Инициативу взял на себя генерал Трофименко, сделав чёткий шаг вперёд.
— Товарищ Сталин, разрешите доложить. В ходе операции «Согласие» по вводу наших и английских войск в Иран, на одном из участков произошёл частный, но занимательный инцидент. Наши бойцы столкнулись с группой вооружённых мародёров. Судя по найденным при них предметам, они разграбили нетронутую древнюю гробницу. — Генерал сделал паузу, давая информацию усвоиться. — Изъято значительное количество артефактов из драгоценных металлов. Но один предмет… особенный.
Он кивнул академику. Тот, с почти благоговейным трепетом, начал разворачивать свёрток. Ткань отпала, и в тусклом свете кабинета заиграло тусклое, но несомненное золото.
На бархатном поддоне лежал шлем. Не просто каска, а произведение искусства. Чеканка была тончайшей, металл отполирован до зеркального блеска. По бокам два изящно изогнутых бараньих рога.
Академик, забыв о стеснении, заговорил горячо и тихо, словно боясь спугнуть саму историю:
— Иосиф Виссарионович… Мы провели все возможные анализы. Сверяли с античными источниками, с монетами, с описаниями Плутарха… Все эксперты единодушны. Это… это шлем Александра Македонского. Подлинный. Артефакт, не имеющий цены. Его научное и культурное значение невозможно переоценить! А в свете текущих событий… — Учёный умолк, подбирая слова. — Это знак. Сама история протягивает нам руку. Величайший полководец древности словно благословляет нашу борьбу. Это можно и нужно использовать для подъёма духа в войсках и в тылу!
Сталин, не спеша, прищурившись, внимательно разглядывает шлем.
— Это очень хорошая новость, — наконец говорит он. — Мы используем её, чтобы поддержать советских граждан в нашей трудной борьбе. А также это явно будет воспринято с энтузиазмом нашими союзниками на Западе, там любят такие знаковые вещи. — Он сделал паузу. — А что с гробницей, нашли?
Трофименко сокрушённо вздохнул.
— Увы, нет. Удалось задержать лишь одного из мародёров, остальные, пользуясь суматохой, разбежались. Но и с этим... не всё гладко. Боец, который его обезвреживал, перестарался — хорошо так треснул прикладом по голове. Результат — частичная амнезия. Язык у него, надо сказать, совершенно диковинный. Наши лингвисты ломают голову — вроде бы греческий, но не классический, а какой-то архаичный, с примесью местных наречий. В общем, копаются.
Он сделал небольшую паузу, позволяя Сталину оценить абсурдность ситуации, прежде чем продолжить с внезапной теплотой в голосе:
— Но парень, надо отметить, схватывает на лету. Имя своё вспомнил — Александр. Его в госпитале из-за шлема прозвали Саша Македонский. Башковитый, русский язык уже выучил. Отменный кавалерист, даже стремена не признаёт, без них ездит. Пока лечился и в себя приходил, наши политработники с ним пообщались. Так что теперь он идеологически подкован — выступает за дружбу народов, за интернационал. Горячо поддерживает идею о том, что не должно быть множества государств, а лишь единая всемирная коммунистическая республика трудящихся.
Уголки губ Трофименко дрогнули в сдержанной улыбке.
— Когда ему рассказали о вас, товарищ Сталин, он проникся к вам глубочайшим уважением. Прямо сказал: «Вот как надо поступать с врагами народа и контрой — прищучивать, как он». Очень хочет лично с вами познакомиться. Про коммунизм поговорить. Мыслит интересно, даже философию откуда-то знает, мне Аристотеля наизусть цитировал. И на фронт рвётся, горит желанием «бить немецко-фашистских оккупантов». А когда узнал, что немцы топчут землю Греции... так и вовсе взбеленился. Цитирую дословно: «Я этого Гитлера лично поймаю, пасть порву и моргалы выколю».
Сталин, не меняя выражения лица, улыбнулся. Прозвучал его спокойный, весомый вердикт:
— Хорошо. Займитесь товарищем Александром. Такие люди нам нужны. Пусть подучится — примем в партию. Будет нести свет коммунистического учения народам Востока.
