Солнечный этюд
(миниатюра)
Ну, наконец-то долгожданное солнце! Плюхаюсь в пластмассовое кресло и закрываю глаза.
Нежное, ласковое тепло словно обволакивает обнажённую плоть. Тело, стиснутое долгой, холодной зимой в упругий комок, медленно разжимается. Вот уже чувствуется испарение, скворчащей от удовольствия кожи. Ноги сами тянутся вперёд и, нащупав что-то подходяще крепкое, фиксируются на нём. Релакс.
Удивительное время. Солнце висит не высоко и светит прямо в лицо, словно лампа для лечебного прогревания. Через некоторое время начинаю поворачивать голову, поочерёдно подставляя то левое, то правое ухо. Кайф!
Направив закрытый правый глаз по направлению к солнцу, медленно приоткрываю левый и с прищуром вглядываюсь в небо. Вот она долгожданная, бездонная синева, долгие месяцы скрывавшаяся за непроницаемой серой завесой. Небо засасывает, я уже лечу.
Лечу вместе с лёгкими, полупрозрачными облаками. Какие они забавные: лошадки, кошки, ширококрылые птицы. В детстве мы с бабушкой любили играть в игру, где нужно найти как можно больше различных образов в этих ватных шариках, плывущих беззаботно в просторах необъятного голубого океана. Как же с ними спокойно.
Солнце продолжает отогревать, скованное холодами тело. Уже слегка припекает, но не жжёт. И в этот момент, словно по заказу, кто-то начинает регулировать нагрев, прикрывая огромную лампу-солнце краешками облаков.
Я притягиваю рукой к самому носу кружку горячего чая, и осторожно вдыхаю аромат. Южные травы благоухают.
Вдруг откуда-то прорывается лёгкий освежающий бриз. Он компенсирует жар от солнца и пряных паров горячего напитка.
Я снова поворачиваю голову, и уже другим прищуренным глазом всматриваюсь ввысь. Чайки. Одна, вторая третья пролетают мимо. Как же я вас люблю, мои милые белые крикуньи. Безобидные попрошайки, вечно пристроенные к фарватеру катера.
Завтра буду кататься на катере. Я уже почти вкушаю удовольствие. Чувствую прохладные брызги от рассечённых волн, летящие прямо в лицо, и слышу крики белых подружек за спиной. Вдыхаю всей грудью неповторимый запах водного простора.
Тёплое ласковое солнце, лазурно-голубое небо, белые пушинки облака, вечно беспокойные чайки над головой и чистое безграничное море. Море огромного неподдельного счастья.
Что за чёрт! Опять кто-то назойливо звонит в дверь! Ну, какого рожна?!
Медленно и неохотно поднимаюсь с кресла, а затем смотрю вниз, в окно застеклённой лоджии. Туда во двор, где плавится в первых мартовских лучах изрядно почерневший снег.
Белые голуби. Один, второй, третий пролетают мимо окна. Наплывшее облако снова прикрывает солнце.
Да, иду уже! Иду! Чтоб вас там!
А завтра всё равно буду снова на катере кататься.
Морковный салат
(рассказ)
Школьная жизнь.
Череда незабываемых, порой удивительных событий.
Подобно бурной реке, она увлекает нас в свой стремительный водоворот и несёт навстречу нашим первым испытаниям, победам или разочарованиям. Здесь всё имеет свой особый смысл и взгляд на происходящее. Свои каноны красоты, понятия о верности и дружбе, свою логику побед и поражений. В школьной жизни всё происходит по-другому. По-иному течёт время, которое здесь не постоянно и часто меняется. То стремительно пролетает, унося в прошлое самое важное и неповторимое. То внезапно замедляется, превращая монотонно тянущиеся часы в неприметные дни и недели.
Школа, школа!
Стоит нам перешагнуть порог и оказаться в её стенах, как мы, кажется, снова открываем чистый лист начатой тетради. Той, где по центру вверху аккуратно вписана дата нового дня именно школьной, а не какой-нибудь другой жизни.
Итак, началась эта история в выпускном «Десятом-Б» именно двадцать второго сентября, когда эта дата совсем не укладывалась в строку, именуемой «красной». И она, скорее, была бы удостоена названия строки «чёрной», если бы такая действительно существовала.
В это не хотелось верить никому, но в самом начале последнего для них выпускного года уезжала их обожаемая Вера Николаевна. Для непростого, часто непредсказуемого «Десятого-Б» расставание с любимой учительницей было сравни настоящей трагедии. Эти особенные отношения очень непростого класса, со своим классным руководителем удивляли всю школу.
Сказать, что она просто имела у них непререкаемый авторитет, наверное, было бы неправильным, потому что это была настоящая, искренняя любовь между педагогом и детьми, взаимная и бескорыстная. Чем заслужила она её у класса, который слыл в школе не просто озорным, а скорее хулиганским, наверное, не смог бы объяснить никто.
С виду, обычная молодая женщина, с очень мягкой интонацией в голосе, просто завораживала ребят на своих уроках. Тех самых «спиногрызов», которым сорвать урок математики или физики не составляло никакого труда. К примеру, они могли запросто закрыться в классе изнутри, а потом избавиться от ключа метким броском в форточку. Подобный поступок у них всегда считался достойным одобрения. И только для урока литературы существовало негласное табу.
Даже «вечная проблема» всех учителей, неисправимый троечник Саня Кныш, старался изо всех сил порадовать всеобщую любимицу проблеском своих знаний. Надо сказать, что и она в ответ прощала им, в сущности, безобидные шалости и мелкие недочёты.
- Здравствуйте, бабушка Удава! – неизменно приветствовал всех учителей Саня. Это считалось шедевром его простоватого юмора. И Саня, на радость одноклассникам, старательно гундосил это каждый раз, едва открывая рот. В ответ его ругали все. И только Вера Николаевна покачивала головой и, смеясь, парировала: «Здравствуйте, дедушка медведь».
Примечательным был и тот факт, что «Десятый-Б», считавшийся в школе автором большинства учительских кличек, свою любимицу называл просто Вера Николаевна, но обязательно с приставкой наша.
Атмосфера в классе всегда царила, хотя и непринуждённая, но в то же время необыкновенно деловая и, пронизанная взаимопониманием и стремлением помочь друг другу.
И вот, сегодняшний день - двадцать второе сентября, словно двадцать второе июня, по меткому замечанию Серёги Петрова, «вероломно вторгся в жизнь всего класса». Сегодня они расставались со своей Верой Николаевной. Её муж, военный по профессии, неожиданно получил новое назначение, и они срочно должны были переехать в другой город.
Впервые в истории класса урок литературы был сорван, не успев начаться. Это был их последний, прощальный урок. Девчонки с заплаканными глазами тут же повисли на шее Веры Николаевны, стоило ей войти в кабинет. Ребята с хмурыми лицами сидели скученно на первых партах, глядя кто в пол, кто в потолок, явно сдерживая в себе нахлынувшие эмоции. Жизнь казалась образцом несправедливости и коварства.
Сорок пять минут урока пролетели незаметно. По крайней мере, потом всем так казалось. О чём говорили тогда, никто точно не помнит. Наверное, потому что в этот день им всем впервые в жизни пришлось расставаться с человеком, по-настоящему близким и почти родным. И это несмотря на то, что и прощаться приходилось вроде бы не навсегда.
- Господи, ребятушки вы мои дорогие! - не переставала причитать растерянная Вера Николаевна в тщетной попытке успокоить класс. - Да ведь не на другую же планету я от вас улетаю! Ну, что за трагедию вы тут устроили?! Мы встретимся! Мы все обязательно, очень скоро встретимся. Я вам обещаю!
Девчонки утирали слёзы. Что-то говорили в ответ, обнадеживающе, кивая головами. Все верили в скорую встречу, и одновременно в собственный самообман. Ведь так было легче справиться со своим бессилием перед неизбежностью расставания.
Город, куда уезжала Вера Николаевна с семьёй, находился не много ни мало, а в трёх тысячах километров от них. И этот факт непреодолимой преградой вставал на пути их ближайших планов о встрече.
- До свидания, Вера Николаевна! Мы вас никогда не забудем! – кричали они в окно, вслед уходящей учительнице. А та в ответ махала им рукой, прикрывая огромным букетом цветов лицо и, градом катившиеся по щекам, слёзы.
С деревьев, медленно кружась, спадали первые осенние листья, выстилая под её ногами дорогу уже в совсем другую жизнь.
Новую учительницу, пришедшую на смену Веры Николаевны, директор школы представил сразу после выходных.
- Вот! Прошу любить и жаловать вашу новую учительницу по литературе Зою Павловну! - произнёс он, торжественно обращаясь к классу, а затем повернулся к двери и жестом пригласил войти нового педагога.
В кабинет решительным шагом вошла молодая, эффектная, со вкусом одетая женщина лет тридцати пяти. На её лице играла по-актёрски поставленная улыбка. Подбородок она держала слегка приподнятым кверху так, что взгляд её, устремлённый в класс, казался падающим сверху вниз. Оглядев внимательно ребят, она предложила садиться тоном неоспоримого превосходства.
- Я уверена, мы подружимся, - обратилась она к директору школы, тем самым давая понять, что ситуация у неё под полным контролем.
Их первый совместный урок прошёл в виде знакомства. Зоя Ивановна поочерёдно по списку поднимала и внимательно рассматривала каждого, словно врач рентгенолог снимок нового больного.
Выбор подходящей клички новой училке встал на повестке в тот же день. Сначала была предложена довольно традиционная расшифровка имени Зоя в варианте «Змея особо ядовитая». Однако столь длинная словесная форма была неудобной. Поэтому к первым двум буквам имени были прибавлены две первые буквы её фамилии Зябликова. Так в результате было принято решение отныне называть её Зозя.
Новая учительница была полной противоположностью их прежней любимице. С первых дней их знакомства она предпочла общаться с классом исключительно с позиции силы. Однако подобного обращения «Десятый-Б» категорически не мог позволить никому. И уж тем более той, что так бесцеремонно взобралась на Олимп, предназначенный прежде лишь одной Вере Николаевне.
Решение о низвержении самозванки было принято единогласно. Даже вечно равнодушный к большинству происходящих событий Игорёк по кличке Пончик начал оживлённо вспоминать варианты сценариев на тему: «как довести учителя». Предлагалось разное. Однако всё было не то, потому что было старо. А пойти на традиционные приёмы укрощения учителей «Десятый-Б» не мог. У этого класса была особая репутация, и опуститься до уровня чего-то обыденного было не в их стиле. Поэтому заговорщики решили не торопиться, а применить тактику «разведки боем», чтобы нащупать слабые училкины места.
Саня Кныш старался изо всех сил. Неизменно на каждом уроке после традиционного «Здравствуйте, бабушка Удава!» он либо с криком «Вон!», либо просто с молчаливым указанием рукой на дверь, торжественно покидал пределы кабинета.
Просьбы о выходе из класса и вопросы на отвлечённые темы возникали именно тогда, когда Зозя наиграно подняв глазки, и мирно сложив перед собой ручки, начинала изложение нового материала. Уроки не клеились, и это понимали все.
Поначалу Зоя Ивановна страшно нервничала. И даже несмотря на её старательные попытки скрыть собственную нервозность, класс чувствовал, что уверенно продвигается к назначенной цели.
Однако вскоре, то ли ощущение заговора, то ли педагогический опыт помогли ей отчасти понять собственную ошибку. Её манера общения с классом стала постепенно меняться. Зозя перестала срываться на крик и даже не реагировала больше на Санины провокации. Хотя по всему было видно, что даётся ей это нелегко. Тем не менее, установить с классом контакт ей по-прежнему не удавалось.
Ситуация всё больше приобретала характер патовой. Неугодная училка больше не реагировала на мелкие пакости, старалась выглядеть уверенной и спокойной. Что, в свою очередь, повергало в недоумение самих ребят. Таким образом, коварные планы свержения диктатора сами собой рушились прямо на глазах.
Возможно, со временем всё утряслось бы само собой. Их уроки стали бы обычными, заурядными уроками, о которых очень скоро никто и не вспомнил бы. Но фраза, брошенная Зозей после их первой контрольной работы, стала поистине роковой.
- Нет… Честное слово, просто удивляюсь! Кто вас учил до меня? - начала она урок, посвящённый работе над ошибками.
Ящик Пандоры был распахнут. «Десятый-Б» мог простить многое. Но только не оскорбление, брошенное даже случайно, в адрес их любимой Веры Николаевны.
Затянувшееся перемирие было сорвано мгновенно. Реплики недовольства посыпались отовсюду, едва балансируя на грани с грубостью. Вспыхнувшая поначалу Зоя Ивановна, в традиционной форме, попыталась приструнить распоясавшихся учеников. Но, почувствовав, что ситуация вот-вот перерастёт в открытое противостояние, она применила свой любимый приём. Вызванная к доске случайная жертва постепенно перенесла направление «главного удара», и класс постепенно затих.
Можно сказать, что урок закончился почти спокойно. Но это видимое спокойствие на самом деле было лишь предвестником надвигавшейся бури.
Неделю спустя старшие классы выехали на поля помогать в уборке урожая.
«Десятому-Б» досталось морковное поле. Погода, на удачу, была замечательная. Светило солнце. В небе над полем клиньями пролетали перелётные птицы. Осень вступила в самую живописную пору, именуемую «золотой». Лес, видневшийся неподалёку, завораживал. Словно широкими мазками кисти, позолота берёзовой рощи накладывалась на яркую зелень хвойных деревьев. А кленовый багрянец яркими всплесками то там, то тут вкраплялся в это нерукотворное художественное полотно. Настроение у всех было великолепное.
- Ну, что надышались, налюбовались? – послышался громкий голос физрука Николая Ивановича. - А теперь за работу, за работу, ребята!
Надо сказать, что «Десятый-Б», если что-то и делал, то делал обязательно организованно и от души. Разбившись на три бригады, они дружно принялись за работу. Девочки собирали в сетки выкопанную трактором морковку, а ребята уносили и взвешивали собранный урожай на весах. Работа кипела.
Как вдруг одна из главных заводил класса Наташка Николаева обратила внимание на необычные корнеплоды. Морковь действительно часто попадалась очень причудливой формы. Сросшиеся корешки напоминали собой различные предметы и даже сказочные персонажи. Так неожиданно начала собираться коллекция из подобных находок.
Когда уборка была завершена, ребята расположились на окраине леса. Они достали привезённые из дома бутерброды и решили перекусить. Что может быть вкуснее обеда на свежем воздухе к тому же после ударной работы в поле? Не забыли они и про свежую морковку. Только что выкопанная из земли, она была как никогда сочной и сладкой.
- Да, вы как зайцы хрустите! – засмеялся, глядя на жующих ребят, Николай Иванович. - Аж на том конце поля слышно!
Он ещё немного постоял около них, поздравляя с заслуженной победой. «Десятый-Б» снова отличился, собрав больше всех. Посмеялся, пошутил и ушёл, сам того не подозревая, что натолкнул Наташку на дерзкую идею.
- Ребята, смотрите, что я нашла! – и она показала всем морковь гигантского размера.
- Ого! – дружно воскликнули все, глядя на плод-чемпион. Морковь размером не меньше сорока сантиметров в длину и около двадцати сантиметров в ширину действительно впечатляла.
(миниатюра)
Ну, наконец-то долгожданное солнце! Плюхаюсь в пластмассовое кресло и закрываю глаза.
Нежное, ласковое тепло словно обволакивает обнажённую плоть. Тело, стиснутое долгой, холодной зимой в упругий комок, медленно разжимается. Вот уже чувствуется испарение, скворчащей от удовольствия кожи. Ноги сами тянутся вперёд и, нащупав что-то подходяще крепкое, фиксируются на нём. Релакс.
Удивительное время. Солнце висит не высоко и светит прямо в лицо, словно лампа для лечебного прогревания. Через некоторое время начинаю поворачивать голову, поочерёдно подставляя то левое, то правое ухо. Кайф!
Направив закрытый правый глаз по направлению к солнцу, медленно приоткрываю левый и с прищуром вглядываюсь в небо. Вот она долгожданная, бездонная синева, долгие месяцы скрывавшаяся за непроницаемой серой завесой. Небо засасывает, я уже лечу.
Лечу вместе с лёгкими, полупрозрачными облаками. Какие они забавные: лошадки, кошки, ширококрылые птицы. В детстве мы с бабушкой любили играть в игру, где нужно найти как можно больше различных образов в этих ватных шариках, плывущих беззаботно в просторах необъятного голубого океана. Как же с ними спокойно.
Солнце продолжает отогревать, скованное холодами тело. Уже слегка припекает, но не жжёт. И в этот момент, словно по заказу, кто-то начинает регулировать нагрев, прикрывая огромную лампу-солнце краешками облаков.
Я притягиваю рукой к самому носу кружку горячего чая, и осторожно вдыхаю аромат. Южные травы благоухают.
Вдруг откуда-то прорывается лёгкий освежающий бриз. Он компенсирует жар от солнца и пряных паров горячего напитка.
Я снова поворачиваю голову, и уже другим прищуренным глазом всматриваюсь ввысь. Чайки. Одна, вторая третья пролетают мимо. Как же я вас люблю, мои милые белые крикуньи. Безобидные попрошайки, вечно пристроенные к фарватеру катера.
Завтра буду кататься на катере. Я уже почти вкушаю удовольствие. Чувствую прохладные брызги от рассечённых волн, летящие прямо в лицо, и слышу крики белых подружек за спиной. Вдыхаю всей грудью неповторимый запах водного простора.
Тёплое ласковое солнце, лазурно-голубое небо, белые пушинки облака, вечно беспокойные чайки над головой и чистое безграничное море. Море огромного неподдельного счастья.
Что за чёрт! Опять кто-то назойливо звонит в дверь! Ну, какого рожна?!
Медленно и неохотно поднимаюсь с кресла, а затем смотрю вниз, в окно застеклённой лоджии. Туда во двор, где плавится в первых мартовских лучах изрядно почерневший снег.
Белые голуби. Один, второй, третий пролетают мимо окна. Наплывшее облако снова прикрывает солнце.
Да, иду уже! Иду! Чтоб вас там!
А завтра всё равно буду снова на катере кататься.
Морковный салат
(рассказ)
Школьная жизнь.
Череда незабываемых, порой удивительных событий.
Подобно бурной реке, она увлекает нас в свой стремительный водоворот и несёт навстречу нашим первым испытаниям, победам или разочарованиям. Здесь всё имеет свой особый смысл и взгляд на происходящее. Свои каноны красоты, понятия о верности и дружбе, свою логику побед и поражений. В школьной жизни всё происходит по-другому. По-иному течёт время, которое здесь не постоянно и часто меняется. То стремительно пролетает, унося в прошлое самое важное и неповторимое. То внезапно замедляется, превращая монотонно тянущиеся часы в неприметные дни и недели.
Школа, школа!
Стоит нам перешагнуть порог и оказаться в её стенах, как мы, кажется, снова открываем чистый лист начатой тетради. Той, где по центру вверху аккуратно вписана дата нового дня именно школьной, а не какой-нибудь другой жизни.
Итак, началась эта история в выпускном «Десятом-Б» именно двадцать второго сентября, когда эта дата совсем не укладывалась в строку, именуемой «красной». И она, скорее, была бы удостоена названия строки «чёрной», если бы такая действительно существовала.
В это не хотелось верить никому, но в самом начале последнего для них выпускного года уезжала их обожаемая Вера Николаевна. Для непростого, часто непредсказуемого «Десятого-Б» расставание с любимой учительницей было сравни настоящей трагедии. Эти особенные отношения очень непростого класса, со своим классным руководителем удивляли всю школу.
Сказать, что она просто имела у них непререкаемый авторитет, наверное, было бы неправильным, потому что это была настоящая, искренняя любовь между педагогом и детьми, взаимная и бескорыстная. Чем заслужила она её у класса, который слыл в школе не просто озорным, а скорее хулиганским, наверное, не смог бы объяснить никто.
С виду, обычная молодая женщина, с очень мягкой интонацией в голосе, просто завораживала ребят на своих уроках. Тех самых «спиногрызов», которым сорвать урок математики или физики не составляло никакого труда. К примеру, они могли запросто закрыться в классе изнутри, а потом избавиться от ключа метким броском в форточку. Подобный поступок у них всегда считался достойным одобрения. И только для урока литературы существовало негласное табу.
Даже «вечная проблема» всех учителей, неисправимый троечник Саня Кныш, старался изо всех сил порадовать всеобщую любимицу проблеском своих знаний. Надо сказать, что и она в ответ прощала им, в сущности, безобидные шалости и мелкие недочёты.
- Здравствуйте, бабушка Удава! – неизменно приветствовал всех учителей Саня. Это считалось шедевром его простоватого юмора. И Саня, на радость одноклассникам, старательно гундосил это каждый раз, едва открывая рот. В ответ его ругали все. И только Вера Николаевна покачивала головой и, смеясь, парировала: «Здравствуйте, дедушка медведь».
Примечательным был и тот факт, что «Десятый-Б», считавшийся в школе автором большинства учительских кличек, свою любимицу называл просто Вера Николаевна, но обязательно с приставкой наша.
Атмосфера в классе всегда царила, хотя и непринуждённая, но в то же время необыкновенно деловая и, пронизанная взаимопониманием и стремлением помочь друг другу.
И вот, сегодняшний день - двадцать второе сентября, словно двадцать второе июня, по меткому замечанию Серёги Петрова, «вероломно вторгся в жизнь всего класса». Сегодня они расставались со своей Верой Николаевной. Её муж, военный по профессии, неожиданно получил новое назначение, и они срочно должны были переехать в другой город.
Впервые в истории класса урок литературы был сорван, не успев начаться. Это был их последний, прощальный урок. Девчонки с заплаканными глазами тут же повисли на шее Веры Николаевны, стоило ей войти в кабинет. Ребята с хмурыми лицами сидели скученно на первых партах, глядя кто в пол, кто в потолок, явно сдерживая в себе нахлынувшие эмоции. Жизнь казалась образцом несправедливости и коварства.
Сорок пять минут урока пролетели незаметно. По крайней мере, потом всем так казалось. О чём говорили тогда, никто точно не помнит. Наверное, потому что в этот день им всем впервые в жизни пришлось расставаться с человеком, по-настоящему близким и почти родным. И это несмотря на то, что и прощаться приходилось вроде бы не навсегда.
- Господи, ребятушки вы мои дорогие! - не переставала причитать растерянная Вера Николаевна в тщетной попытке успокоить класс. - Да ведь не на другую же планету я от вас улетаю! Ну, что за трагедию вы тут устроили?! Мы встретимся! Мы все обязательно, очень скоро встретимся. Я вам обещаю!
Девчонки утирали слёзы. Что-то говорили в ответ, обнадеживающе, кивая головами. Все верили в скорую встречу, и одновременно в собственный самообман. Ведь так было легче справиться со своим бессилием перед неизбежностью расставания.
Город, куда уезжала Вера Николаевна с семьёй, находился не много ни мало, а в трёх тысячах километров от них. И этот факт непреодолимой преградой вставал на пути их ближайших планов о встрече.
- До свидания, Вера Николаевна! Мы вас никогда не забудем! – кричали они в окно, вслед уходящей учительнице. А та в ответ махала им рукой, прикрывая огромным букетом цветов лицо и, градом катившиеся по щекам, слёзы.
С деревьев, медленно кружась, спадали первые осенние листья, выстилая под её ногами дорогу уже в совсем другую жизнь.
Новую учительницу, пришедшую на смену Веры Николаевны, директор школы представил сразу после выходных.
- Вот! Прошу любить и жаловать вашу новую учительницу по литературе Зою Павловну! - произнёс он, торжественно обращаясь к классу, а затем повернулся к двери и жестом пригласил войти нового педагога.
В кабинет решительным шагом вошла молодая, эффектная, со вкусом одетая женщина лет тридцати пяти. На её лице играла по-актёрски поставленная улыбка. Подбородок она держала слегка приподнятым кверху так, что взгляд её, устремлённый в класс, казался падающим сверху вниз. Оглядев внимательно ребят, она предложила садиться тоном неоспоримого превосходства.
- Я уверена, мы подружимся, - обратилась она к директору школы, тем самым давая понять, что ситуация у неё под полным контролем.
Их первый совместный урок прошёл в виде знакомства. Зоя Ивановна поочерёдно по списку поднимала и внимательно рассматривала каждого, словно врач рентгенолог снимок нового больного.
Выбор подходящей клички новой училке встал на повестке в тот же день. Сначала была предложена довольно традиционная расшифровка имени Зоя в варианте «Змея особо ядовитая». Однако столь длинная словесная форма была неудобной. Поэтому к первым двум буквам имени были прибавлены две первые буквы её фамилии Зябликова. Так в результате было принято решение отныне называть её Зозя.
Новая учительница была полной противоположностью их прежней любимице. С первых дней их знакомства она предпочла общаться с классом исключительно с позиции силы. Однако подобного обращения «Десятый-Б» категорически не мог позволить никому. И уж тем более той, что так бесцеремонно взобралась на Олимп, предназначенный прежде лишь одной Вере Николаевне.
Решение о низвержении самозванки было принято единогласно. Даже вечно равнодушный к большинству происходящих событий Игорёк по кличке Пончик начал оживлённо вспоминать варианты сценариев на тему: «как довести учителя». Предлагалось разное. Однако всё было не то, потому что было старо. А пойти на традиционные приёмы укрощения учителей «Десятый-Б» не мог. У этого класса была особая репутация, и опуститься до уровня чего-то обыденного было не в их стиле. Поэтому заговорщики решили не торопиться, а применить тактику «разведки боем», чтобы нащупать слабые училкины места.
Саня Кныш старался изо всех сил. Неизменно на каждом уроке после традиционного «Здравствуйте, бабушка Удава!» он либо с криком «Вон!», либо просто с молчаливым указанием рукой на дверь, торжественно покидал пределы кабинета.
Просьбы о выходе из класса и вопросы на отвлечённые темы возникали именно тогда, когда Зозя наиграно подняв глазки, и мирно сложив перед собой ручки, начинала изложение нового материала. Уроки не клеились, и это понимали все.
Поначалу Зоя Ивановна страшно нервничала. И даже несмотря на её старательные попытки скрыть собственную нервозность, класс чувствовал, что уверенно продвигается к назначенной цели.
Однако вскоре, то ли ощущение заговора, то ли педагогический опыт помогли ей отчасти понять собственную ошибку. Её манера общения с классом стала постепенно меняться. Зозя перестала срываться на крик и даже не реагировала больше на Санины провокации. Хотя по всему было видно, что даётся ей это нелегко. Тем не менее, установить с классом контакт ей по-прежнему не удавалось.
Ситуация всё больше приобретала характер патовой. Неугодная училка больше не реагировала на мелкие пакости, старалась выглядеть уверенной и спокойной. Что, в свою очередь, повергало в недоумение самих ребят. Таким образом, коварные планы свержения диктатора сами собой рушились прямо на глазах.
Возможно, со временем всё утряслось бы само собой. Их уроки стали бы обычными, заурядными уроками, о которых очень скоро никто и не вспомнил бы. Но фраза, брошенная Зозей после их первой контрольной работы, стала поистине роковой.
- Нет… Честное слово, просто удивляюсь! Кто вас учил до меня? - начала она урок, посвящённый работе над ошибками.
Ящик Пандоры был распахнут. «Десятый-Б» мог простить многое. Но только не оскорбление, брошенное даже случайно, в адрес их любимой Веры Николаевны.
Затянувшееся перемирие было сорвано мгновенно. Реплики недовольства посыпались отовсюду, едва балансируя на грани с грубостью. Вспыхнувшая поначалу Зоя Ивановна, в традиционной форме, попыталась приструнить распоясавшихся учеников. Но, почувствовав, что ситуация вот-вот перерастёт в открытое противостояние, она применила свой любимый приём. Вызванная к доске случайная жертва постепенно перенесла направление «главного удара», и класс постепенно затих.
Можно сказать, что урок закончился почти спокойно. Но это видимое спокойствие на самом деле было лишь предвестником надвигавшейся бури.
Неделю спустя старшие классы выехали на поля помогать в уборке урожая.
«Десятому-Б» досталось морковное поле. Погода, на удачу, была замечательная. Светило солнце. В небе над полем клиньями пролетали перелётные птицы. Осень вступила в самую живописную пору, именуемую «золотой». Лес, видневшийся неподалёку, завораживал. Словно широкими мазками кисти, позолота берёзовой рощи накладывалась на яркую зелень хвойных деревьев. А кленовый багрянец яркими всплесками то там, то тут вкраплялся в это нерукотворное художественное полотно. Настроение у всех было великолепное.
- Ну, что надышались, налюбовались? – послышался громкий голос физрука Николая Ивановича. - А теперь за работу, за работу, ребята!
Надо сказать, что «Десятый-Б», если что-то и делал, то делал обязательно организованно и от души. Разбившись на три бригады, они дружно принялись за работу. Девочки собирали в сетки выкопанную трактором морковку, а ребята уносили и взвешивали собранный урожай на весах. Работа кипела.
Как вдруг одна из главных заводил класса Наташка Николаева обратила внимание на необычные корнеплоды. Морковь действительно часто попадалась очень причудливой формы. Сросшиеся корешки напоминали собой различные предметы и даже сказочные персонажи. Так неожиданно начала собираться коллекция из подобных находок.
Когда уборка была завершена, ребята расположились на окраине леса. Они достали привезённые из дома бутерброды и решили перекусить. Что может быть вкуснее обеда на свежем воздухе к тому же после ударной работы в поле? Не забыли они и про свежую морковку. Только что выкопанная из земли, она была как никогда сочной и сладкой.
- Да, вы как зайцы хрустите! – засмеялся, глядя на жующих ребят, Николай Иванович. - Аж на том конце поля слышно!
Он ещё немного постоял около них, поздравляя с заслуженной победой. «Десятый-Б» снова отличился, собрав больше всех. Посмеялся, пошутил и ушёл, сам того не подозревая, что натолкнул Наташку на дерзкую идею.
- Ребята, смотрите, что я нашла! – и она показала всем морковь гигантского размера.
- Ого! – дружно воскликнули все, глядя на плод-чемпион. Морковь размером не меньше сорока сантиметров в длину и около двадцати сантиметров в ширину действительно впечатляла.
