ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВА
СОБЛАЗНЫ И ПОРОКИ, 18+
— Если кто-нибудь узнает о нашем побеге, моя репутация будет безнадежно испорчена! — смеялась слегка растрепанная темно-русая девушка в нежно-голубом летнем платье, устраиваясь на диванчике в беседке, увитой плющом, куда они только что зашли вдвоем. Ее карие глаза озорно блестели.
— Это не так уж и важно, милая моя Сандра, потому что я все равно на тебе женюсь, — убежденно произнес молодой брюнет в строгом темно-синем костюме, усаживаясь у ног красавицы.
— Ах, Рудольф, ну когда уже? — нетерпеливо выдохнула девушка.
— Ты же все знаешь сама... Наши семьи договорились, что я сделаю предложение сразу после Рождества и через полгода, в июне, мы поженимся.
— Почему бы нам не сейчас обручиться, а к Рождеству уже обвенчаться? Зачем столько ждать?
— Ты еще не представлена ко двору…
— И что? Что изменит мое представление ко двору? Мои чувства к тебе не изменятся…
— Станут сильнее…
— Разве можно любить сильнее, чем я уже люблю тебя?
— Ах, Сандра, ты еще нетерпеливее меня — томно проговорил юноша, приподнимая расшитый синими цветами подол платья и приникая с поцелуем к затянутой в чулок щиколотке.
Девушка охнула, ужаснувшись и восхитившись смелости ухажера. Но противиться не стала, откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза, жадно ловя новые чудесные ощущения. Но Рудольф не решился продолжить. Поправил платье, прижался головой к ногам любимой. Они и так зашли слишком далеко, не стоит увлекаться.
Сандра была разочарована. Запретное манило ее. Запретное в лице милого Рудольфа — вдвойне. Ах, если бы он был смелее! Или если бы они могли пожениться раньше!
— А давай сбежим по-настоящему. Я слышала, в северных графствах действуют еще старинные законы и там можно венчаться хоть с шестнадцати лет и без согласия родителей…
— Сандра, ну зачем? Это будет ужасный скандал. Да и ждать осталось меньше года…
— Я просто боюсь, что что-то может расстроить нашу свадьбу… — это было неправдой, ничего такого Сандра не опасалась, ну, почти не опасалась, но как-то неловко признаться жениху в истинной причине своей нетерпеливости — ей хотелось как можно скорее узнать, что такое плотская любовь.
Еще целых десять месяцев ожидания! А сколько их уже прошло! Невыносимо!
И как только Рудольф справлялся? Или он тоже ходил в эти мерзкие места — мужские клубы — про которые как-то проговорился братец Тобиас? Бррр. Хоть бы нет! Ее замечательный жених был совсем не похож на непутевого брата-шалопая. Он добродетельный и серьезный, учтивый и внимательный, деликатный и ласковый.
— Право, какие глупости! Тебе надо найти какое-нибудь занятие, тогда время пойдет быстрее, и пустые тревоги не станут тебе досаждать. Поставь себе цель — выучить какую-нибудь сложную пьесу или нарисовать портрет, сосредоточься на ее достижении...
— Да, пожалуй, во время нашей разлуки я буду рисовать твой портрет.
К музыке Сандра охладела — с того самого дня, когда отец в ярости разбил фортепиано. Потом, правда, купили новый инструмент, но Сандра к нему так и не приблизилась, обходила стороной, хотя прежде очень любила играть. Знающие люди даже говорили, что у нее есть талант. Но это было давно.
— Вот и замечательно.
— Поцелуй меня!
Он бережно взял ее руку, поцеловал — убегая с любимым в сад, Сандра не надела перчаток. Рудольф касался губами ладони, сначала с тыльной стороны, затем изнутри, потом каждого тонкого пальчика с аккуратным розовым ноготком — деликатно, но в то же время чувственно.
Приятно! Его губы были нежны и ласковы, все так чудесно и так… порочно! Если кто-то узнает…
Но она вообще-то просила о другом.
— Поцелуй меня по-настоящему…
— Ах, Сандра!
Рудольф поднялся с колен, склонился над любимой и легко поцеловал ее в губы. Волшебно! Просто сказочно! Еще!..
Но Рудольф не стал продолжать, он опустился на диванчик рядом, взял Сандру за руку. Они перекрестили пальцы. Долго молчали. Им было так хорошо вместе! Гармония, понимание, единение. Солнце щедро проливало на землю свои теплые лучи, воздух был напоен ароматом цветов, беззаботно порхали вокруг яркие бабочки...
Леди Амалия, как всегда, оказалась снисходительна к проказам младшей дочери. Догадывалась о допущенных вольностях, но улыбалась. Словно искренне радовалась каждому движению любви, каждому живому порыву сердца Сандры.
Отец был не таков. Хмурый суровый старик. Сандра боялась его. Мог он и высечь, мог и в чулане запереть. При нем такое себе не позволишь. Лучше всего ходить, опустив глаза, со всем соглашаться, быть тихой и незаметной. К счастью, сегодня, когда приехали с визитом Рудольф с матерью и тетушкой, господина Эдвардса не было в имении. Потому Сандра и решилась на эту маленькую авантюру — убежать без присмотра в сад с молодым мужчиной, без пяти минут ее женихом. Лишь бы никто не проболтался отцу! Не хотелось выслушивать его нотации, а возможно, он не ограничился бы одними нотациями. Ах, скорее бы уже выйти замуж за милого Рудольфа!
Время до отъезда в столицу тянулось мучительно медленно. Да еще и погода испортилась: небо затянуло, пошли дожди, потом похолодало, и осень принялась раскрашивать листья в яркие цвета. Отец все пропадал с приказчиком, решая хозяйственные вопросы, матушка хлопотала на кухне, тщательно следила за приготовлением обеда и ужина — муж ее был требователен в еде — и за многочисленными заготовками. Остальную же часть дня она проводила, играя в карты с тетушкой Беатрис или же запоем читая модные сентиментальные романы. Сандра как-то прочитала несколько таких книжек, но они ей быстро наскучили: одни бесконечные повторы и предсказуемые сюжетные ходы. И что находит в них матушка?
Было тоскливо. Рутину дней изредка разбавлял брат Тобиас, но лучше бы он этого не делал. Обычно он приезжал, когда у него заканчивались деньги и он влезал в долги. Наследник, единственный выживший сын из пяти родившихся, Тобиас пользовался особым расположением отца, тот всегда проявлял к нему большую снисходительность, чем к дочерям — Стефании и Сандре, хотя их-то как раз не в чем было упрекнуть. Впрочем, Стефания, или по-домашнему — просто Фанни, не обращала никакого внимания на ворчание старика: она уже давно и счастливо вышла замуж, и отец не имел больше власти над ней. При этом каждый ее приезд к гости к родителям становился для матери и для младшей сестры настоящим праздником, глотком свежего воздуха. Глядя на цветущую от счастья Фанни, Сандра еще больше хотела стать женой Рудольфа. А играя с племянниками, истово мечтала о своих собственных малышах от любимого мужчины.
А Виктор Эдвардс всё сетовал, что в свое время, уступив уговорам жены, поторопился с замужеством старшей дочери, а ведь можно было сыскать ей более удачную партию. Но Стефания явно так не считала: самой выгодной брачной партией для нее был ее обожаемый супруг. Слушая эти разговоры, Сандре так и хотелось скрестить пальцы, чтобы отец не передумал насчет целесообразности ее брака с Рудольфом.
Сандре нравилось тайно наблюдать за Фанни и ее мужем Эрихом, когда они оба оказывались у них в гостях. Они так трогательно нежно относились к друг другу, так волнующе касались друг друга, так интригующе целовали друг друга в губы. Кстати, совсем не так, как Сандра с Рудольфом в тот летний день. И девушке безумно хотелось таких же прикосновений и лобзаний. Но кроме этого, они делали что-то еще. Сандра слабо понимала что именно. Делали они это всегда за закрытыми дверями и были потом оба такие довольные. Но сестра не рассказывала подробностей, только звонко и лукаво смеялась в ответ на все расспросы. О, неужели они с Рудольфом будут такие же счастливые?
Но за три месяца Стефания приезжала всего дважды, зато Тобиас — раза четыре, и каждый раз после его приезда у отца портилось настроение: сын тратил все больше и больше. В такие дни Сандра вообще старалась не показываться на глаза старику.
Первую половину дня она занималась с гувернанткой мисс Смит, потом они гуляли вместе, далее Сандра до самого вечера была предоставлена самой себе.
Как и обещала, она начала рисовать по памяти портрет жениха. В свое время Рудольф подарил любимой миниатюрку со своим изображением, но портрет был маленький и недостаточно четкий, так что ничем особо Сандре не помог. Приходилось опираться в основном на собственные воспоминания.
Сначала девушка сделала несколько карандашных набросков на бумаге. Долго не могла определиться, как же ей изобразить Рудольфа. Пробовала разные варианты. Во весь рост, по пояс, только лицо? Анфас или в профиль? В гостиной, на балу, в саду, верхом? Ах, милый Рудольф будет хорош любым, в любой обстановке и в любой ситуации!
Замерла над очередным рисунком, рассматривая слегка намеченные, но такие дорогие сердцу черты лица. Улыбнулась, вспомнила их с Рудольфом встречи, разговоры, прогулки. Молодых людей крайне редко оставляли наедине, обычно родственники или гувернантка ненавязчиво присматривали за ними, но это не смогло помешать тому, чтобы даже под строгим надзором любовь их расцвела ярким пышным цветом.
Но как же так случилось, что общение с мальчиком из соседнего поместья переросло сначала в дружбу, а потом превратилось в глубокое всепроникающее чувство? Удивительно! Сандра и сама бы не вспомнила, когда и как это произошло. Но теперь будущее свое видела только с Рудольфом и ужасно, просто невыносимо скучала без него. Скорее бы уже приехать в столицу, быть представленной ко двору, и тогда милый сделает ей предложение, а потом в положенный срок (ах, нельзя ли его сократить?) они наконец-то поженятся!
Тряхнула головой, отгоняя сладкие грезы, вернулась к наброскам. Пожалуй, она изобразит Рудольфа в тот чудесный летний день в саду, когда он в первый (и единственный!) раз ее поцеловал. Вокруг солнце, зелень, яркие цветы — и он — улыбающийся, счастливый, влюбленный. Никакой строгости и чопорности, только ликующее торжество чувств! Получится ли? Непростая задача… Но она обязана справиться! Она обязательно справится! Ради него, ради себя, ради их любви.
К началу декабря портрет маслом, вернее, даже целых три портрета были готовы. Матушка, тетушка Беатрис и гувернантка не скрывали своего восхищения: Рудольф вышел как живой — радостный, непосредственный. Но они же настоятельно советовали Сандре не показывать холсты отцу. Да девушка и сама это понимала: он бы точно не оценил, а мог и вовсе разорвать картины. Было уже — как тогда, с фортепиано. Господи Эдвардс терпеть не мог всякие любовные истории, дела сердечные, нещадно клеймил все, что касалось «этой мерзости».
Меж тем наступило время сборов. В доме царил легкий беспорядок: постоянно что-то доставалось из шкафов, укладывалось в багаж, переносилось с места на место. Впрочем, эти приготовления слабо повлияли на привычный образ жизни обитателей поместья Эдвардс-Холл. Сандра училась, гуляла, рисовала. Матушка ее пропадала с утра на кухне, днем читала романы, а вечером играла с тетушкой в карты. Отец был занят постоянно делами, а если нет — то изливал свою желчь на окружающих. Словом, все шло так, как было заведено.
Тот вечер, за несколько дней до отъезда, обещал выдаться таким же, как и множество других зимних вечеров в поместье. Леди Амалия и мисс Беатрис играли в гостиной в экарте, Сандре было тоскливо у себя, и она присоединилась к старшим. Но карты ее интересовали мало, и она сначала вышивала, а потом принялась рисовать в альбоме.
Было жарко натоплено, и у тетушки, которая к тому же проигрывала партию за партией, начала кружиться голова. У леди Амалии обычно нюхательная соль была при себе, на цепочке шатлена, но в этот вечер она оставила заветный пузырек в спальне. Служанки не спешили почему-то откликнуться на звонок, и леди Амалия попросила дочь подняться в ее комнату за нашатырем. Сандра была рада немного размяться и проворно вбежала в покои матушки. Пузырек ожидаемо нашелся на туалетном столике. Секретер неподалеку был непривычно открыт — видимо, сказывались сборы перед отъездом, и на одной из его полок Сандра заметила смутно знакомую ей стопку писем. Девушка никогда не отличалась неуместным любопытством, и, наверно, и в этот раз она подавила бы в себе первый порыв и вышла бы из покоев матушки, так и не взглянув на письма, а потом и вовсе забыв о них, но именно в этот момент камеристка леди Амалии открыла дверь.
— Вы, верно, за солью для тетушки? — спросила Сандра у горничной.
— Да, мисс.
— Вот, передай, — и девушка вручила Ребекке флакон из зеленого стекла.
— Да, мисс.
С легким книксеном служанка покинула спальню, оставив Сандру один на один с искушением.
Сандра честно не собиралась брать письма в руки и тем более читать их. Она хотела просто взглянуть и убедиться, что это были не те письма. Не могут они быть теми письмами, ведь отец велел всё сжечь. И сердце сжалось от боли, хотя, казалось бы, прошло уже столько лет. Кстати, сколько? Четыре года. Ей тогда было четырнадцать, и она... влюбилась в первый раз. Слез было пролито немало, и выздоровление было мучительно долгим. Теперь же все почти забыто, и только легкая грусть охватывала Сандру, когда она порой вспоминала давние события. Родные, наверно, были правы, она едва не совершила роковую ошибку, и хорошо, что все обошлось без последствий… Так говорил разум, но что-то в глубине души не хотело соглашаться и протестовало даже годы спустя.
Не устояла, взяла аккуратно перевязанные розовой лентой письма в руки. Узнала. Те самые письма. Но как? Разве они не были уничтожены?!
Присела на стул, развязала. Дрожащими руками нашла самое первое письмо, развернула, стала читать. Слезы застилали глаза… Лука! Неужели все не сон, неужели все было на самом деле?.. Он так забавно писал, с такими смешными ошибками… Но так мило, так искренне! Лука называл ее «синьорина»… Иностранец, он приехал учиться композиторскому искусству у маэстро Раусса, но чтобы оплатить собственные занятия, ему приходилось подрабатывать. Он плохо владел языком и не имел документа о законченном музыкальном образовании, поэтому сам давать уроки не мог. Его взял себе в помощники господин Джонсон, обучавший игре на фортепиано Сандру и других девиц из аристократических семей. Кто же знал, чем это все обернется…
Жгучий брюнет с живыми карими глазами и смуглой кожей. Раньше никогда Сандра не видела настоящих южан, и яркая внешность Луки не оставила ее равнодушной . А еще он был такой забавный — нескладный, немного нервный, неуверенный... Девушке захотелось подбодрить юного музыканта, и она широко улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, и словно какая-то невидимая ниточка протянулась в тот миг между ними. А когда он заиграл, то Сандра забыла обо всем на свете. Играл он божественно! Это маэстро Раусс должен учиться у него, а не наоборот!
Сандре отчего-то казалось тогда, что Лука играл для нее одной, и этой восхитительной мелодией хотел выразить нечто сокровенное. А через несколько дней в нотной тетради она нашла записку от него. Ту самую, что читала сейчас...
Закрыла глаза, чтобы лучше вспомнить тот далекий день. Что испытала она, получив первое любовное послание от восторженного поклонника? Сначала непонимание, потом жгучее любопытство, щепотка страха, радость… Она резко почувствовала себя взрослой и важной: ей уже объясняются в чувствах! Нежность, благодарность, симпатия к кареглазому пианисту затопили ее.
СОБЛАЗНЫ И ПОРОКИ, 18+
Глава 1
— Если кто-нибудь узнает о нашем побеге, моя репутация будет безнадежно испорчена! — смеялась слегка растрепанная темно-русая девушка в нежно-голубом летнем платье, устраиваясь на диванчике в беседке, увитой плющом, куда они только что зашли вдвоем. Ее карие глаза озорно блестели.
— Это не так уж и важно, милая моя Сандра, потому что я все равно на тебе женюсь, — убежденно произнес молодой брюнет в строгом темно-синем костюме, усаживаясь у ног красавицы.
— Ах, Рудольф, ну когда уже? — нетерпеливо выдохнула девушка.
— Ты же все знаешь сама... Наши семьи договорились, что я сделаю предложение сразу после Рождества и через полгода, в июне, мы поженимся.
— Почему бы нам не сейчас обручиться, а к Рождеству уже обвенчаться? Зачем столько ждать?
— Ты еще не представлена ко двору…
— И что? Что изменит мое представление ко двору? Мои чувства к тебе не изменятся…
— Станут сильнее…
— Разве можно любить сильнее, чем я уже люблю тебя?
— Ах, Сандра, ты еще нетерпеливее меня — томно проговорил юноша, приподнимая расшитый синими цветами подол платья и приникая с поцелуем к затянутой в чулок щиколотке.
Девушка охнула, ужаснувшись и восхитившись смелости ухажера. Но противиться не стала, откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза, жадно ловя новые чудесные ощущения. Но Рудольф не решился продолжить. Поправил платье, прижался головой к ногам любимой. Они и так зашли слишком далеко, не стоит увлекаться.
Сандра была разочарована. Запретное манило ее. Запретное в лице милого Рудольфа — вдвойне. Ах, если бы он был смелее! Или если бы они могли пожениться раньше!
— А давай сбежим по-настоящему. Я слышала, в северных графствах действуют еще старинные законы и там можно венчаться хоть с шестнадцати лет и без согласия родителей…
— Сандра, ну зачем? Это будет ужасный скандал. Да и ждать осталось меньше года…
— Я просто боюсь, что что-то может расстроить нашу свадьбу… — это было неправдой, ничего такого Сандра не опасалась, ну, почти не опасалась, но как-то неловко признаться жениху в истинной причине своей нетерпеливости — ей хотелось как можно скорее узнать, что такое плотская любовь.
Еще целых десять месяцев ожидания! А сколько их уже прошло! Невыносимо!
И как только Рудольф справлялся? Или он тоже ходил в эти мерзкие места — мужские клубы — про которые как-то проговорился братец Тобиас? Бррр. Хоть бы нет! Ее замечательный жених был совсем не похож на непутевого брата-шалопая. Он добродетельный и серьезный, учтивый и внимательный, деликатный и ласковый.
— Право, какие глупости! Тебе надо найти какое-нибудь занятие, тогда время пойдет быстрее, и пустые тревоги не станут тебе досаждать. Поставь себе цель — выучить какую-нибудь сложную пьесу или нарисовать портрет, сосредоточься на ее достижении...
— Да, пожалуй, во время нашей разлуки я буду рисовать твой портрет.
К музыке Сандра охладела — с того самого дня, когда отец в ярости разбил фортепиано. Потом, правда, купили новый инструмент, но Сандра к нему так и не приблизилась, обходила стороной, хотя прежде очень любила играть. Знающие люди даже говорили, что у нее есть талант. Но это было давно.
— Вот и замечательно.
— Поцелуй меня!
Он бережно взял ее руку, поцеловал — убегая с любимым в сад, Сандра не надела перчаток. Рудольф касался губами ладони, сначала с тыльной стороны, затем изнутри, потом каждого тонкого пальчика с аккуратным розовым ноготком — деликатно, но в то же время чувственно.
Приятно! Его губы были нежны и ласковы, все так чудесно и так… порочно! Если кто-то узнает…
Но она вообще-то просила о другом.
— Поцелуй меня по-настоящему…
— Ах, Сандра!
Рудольф поднялся с колен, склонился над любимой и легко поцеловал ее в губы. Волшебно! Просто сказочно! Еще!..
Но Рудольф не стал продолжать, он опустился на диванчик рядом, взял Сандру за руку. Они перекрестили пальцы. Долго молчали. Им было так хорошо вместе! Гармония, понимание, единение. Солнце щедро проливало на землю свои теплые лучи, воздух был напоен ароматом цветов, беззаботно порхали вокруг яркие бабочки...
Леди Амалия, как всегда, оказалась снисходительна к проказам младшей дочери. Догадывалась о допущенных вольностях, но улыбалась. Словно искренне радовалась каждому движению любви, каждому живому порыву сердца Сандры.
Отец был не таков. Хмурый суровый старик. Сандра боялась его. Мог он и высечь, мог и в чулане запереть. При нем такое себе не позволишь. Лучше всего ходить, опустив глаза, со всем соглашаться, быть тихой и незаметной. К счастью, сегодня, когда приехали с визитом Рудольф с матерью и тетушкой, господина Эдвардса не было в имении. Потому Сандра и решилась на эту маленькую авантюру — убежать без присмотра в сад с молодым мужчиной, без пяти минут ее женихом. Лишь бы никто не проболтался отцу! Не хотелось выслушивать его нотации, а возможно, он не ограничился бы одними нотациями. Ах, скорее бы уже выйти замуж за милого Рудольфа!
Время до отъезда в столицу тянулось мучительно медленно. Да еще и погода испортилась: небо затянуло, пошли дожди, потом похолодало, и осень принялась раскрашивать листья в яркие цвета. Отец все пропадал с приказчиком, решая хозяйственные вопросы, матушка хлопотала на кухне, тщательно следила за приготовлением обеда и ужина — муж ее был требователен в еде — и за многочисленными заготовками. Остальную же часть дня она проводила, играя в карты с тетушкой Беатрис или же запоем читая модные сентиментальные романы. Сандра как-то прочитала несколько таких книжек, но они ей быстро наскучили: одни бесконечные повторы и предсказуемые сюжетные ходы. И что находит в них матушка?
Было тоскливо. Рутину дней изредка разбавлял брат Тобиас, но лучше бы он этого не делал. Обычно он приезжал, когда у него заканчивались деньги и он влезал в долги. Наследник, единственный выживший сын из пяти родившихся, Тобиас пользовался особым расположением отца, тот всегда проявлял к нему большую снисходительность, чем к дочерям — Стефании и Сандре, хотя их-то как раз не в чем было упрекнуть. Впрочем, Стефания, или по-домашнему — просто Фанни, не обращала никакого внимания на ворчание старика: она уже давно и счастливо вышла замуж, и отец не имел больше власти над ней. При этом каждый ее приезд к гости к родителям становился для матери и для младшей сестры настоящим праздником, глотком свежего воздуха. Глядя на цветущую от счастья Фанни, Сандра еще больше хотела стать женой Рудольфа. А играя с племянниками, истово мечтала о своих собственных малышах от любимого мужчины.
А Виктор Эдвардс всё сетовал, что в свое время, уступив уговорам жены, поторопился с замужеством старшей дочери, а ведь можно было сыскать ей более удачную партию. Но Стефания явно так не считала: самой выгодной брачной партией для нее был ее обожаемый супруг. Слушая эти разговоры, Сандре так и хотелось скрестить пальцы, чтобы отец не передумал насчет целесообразности ее брака с Рудольфом.
Сандре нравилось тайно наблюдать за Фанни и ее мужем Эрихом, когда они оба оказывались у них в гостях. Они так трогательно нежно относились к друг другу, так волнующе касались друг друга, так интригующе целовали друг друга в губы. Кстати, совсем не так, как Сандра с Рудольфом в тот летний день. И девушке безумно хотелось таких же прикосновений и лобзаний. Но кроме этого, они делали что-то еще. Сандра слабо понимала что именно. Делали они это всегда за закрытыми дверями и были потом оба такие довольные. Но сестра не рассказывала подробностей, только звонко и лукаво смеялась в ответ на все расспросы. О, неужели они с Рудольфом будут такие же счастливые?
Но за три месяца Стефания приезжала всего дважды, зато Тобиас — раза четыре, и каждый раз после его приезда у отца портилось настроение: сын тратил все больше и больше. В такие дни Сандра вообще старалась не показываться на глаза старику.
Первую половину дня она занималась с гувернанткой мисс Смит, потом они гуляли вместе, далее Сандра до самого вечера была предоставлена самой себе.
Как и обещала, она начала рисовать по памяти портрет жениха. В свое время Рудольф подарил любимой миниатюрку со своим изображением, но портрет был маленький и недостаточно четкий, так что ничем особо Сандре не помог. Приходилось опираться в основном на собственные воспоминания.
Сначала девушка сделала несколько карандашных набросков на бумаге. Долго не могла определиться, как же ей изобразить Рудольфа. Пробовала разные варианты. Во весь рост, по пояс, только лицо? Анфас или в профиль? В гостиной, на балу, в саду, верхом? Ах, милый Рудольф будет хорош любым, в любой обстановке и в любой ситуации!
Замерла над очередным рисунком, рассматривая слегка намеченные, но такие дорогие сердцу черты лица. Улыбнулась, вспомнила их с Рудольфом встречи, разговоры, прогулки. Молодых людей крайне редко оставляли наедине, обычно родственники или гувернантка ненавязчиво присматривали за ними, но это не смогло помешать тому, чтобы даже под строгим надзором любовь их расцвела ярким пышным цветом.
Но как же так случилось, что общение с мальчиком из соседнего поместья переросло сначала в дружбу, а потом превратилось в глубокое всепроникающее чувство? Удивительно! Сандра и сама бы не вспомнила, когда и как это произошло. Но теперь будущее свое видела только с Рудольфом и ужасно, просто невыносимо скучала без него. Скорее бы уже приехать в столицу, быть представленной ко двору, и тогда милый сделает ей предложение, а потом в положенный срок (ах, нельзя ли его сократить?) они наконец-то поженятся!
Тряхнула головой, отгоняя сладкие грезы, вернулась к наброскам. Пожалуй, она изобразит Рудольфа в тот чудесный летний день в саду, когда он в первый (и единственный!) раз ее поцеловал. Вокруг солнце, зелень, яркие цветы — и он — улыбающийся, счастливый, влюбленный. Никакой строгости и чопорности, только ликующее торжество чувств! Получится ли? Непростая задача… Но она обязана справиться! Она обязательно справится! Ради него, ради себя, ради их любви.
К началу декабря портрет маслом, вернее, даже целых три портрета были готовы. Матушка, тетушка Беатрис и гувернантка не скрывали своего восхищения: Рудольф вышел как живой — радостный, непосредственный. Но они же настоятельно советовали Сандре не показывать холсты отцу. Да девушка и сама это понимала: он бы точно не оценил, а мог и вовсе разорвать картины. Было уже — как тогда, с фортепиано. Господи Эдвардс терпеть не мог всякие любовные истории, дела сердечные, нещадно клеймил все, что касалось «этой мерзости».
Глава 2
Меж тем наступило время сборов. В доме царил легкий беспорядок: постоянно что-то доставалось из шкафов, укладывалось в багаж, переносилось с места на место. Впрочем, эти приготовления слабо повлияли на привычный образ жизни обитателей поместья Эдвардс-Холл. Сандра училась, гуляла, рисовала. Матушка ее пропадала с утра на кухне, днем читала романы, а вечером играла с тетушкой в карты. Отец был занят постоянно делами, а если нет — то изливал свою желчь на окружающих. Словом, все шло так, как было заведено.
Тот вечер, за несколько дней до отъезда, обещал выдаться таким же, как и множество других зимних вечеров в поместье. Леди Амалия и мисс Беатрис играли в гостиной в экарте, Сандре было тоскливо у себя, и она присоединилась к старшим. Но карты ее интересовали мало, и она сначала вышивала, а потом принялась рисовать в альбоме.
Было жарко натоплено, и у тетушки, которая к тому же проигрывала партию за партией, начала кружиться голова. У леди Амалии обычно нюхательная соль была при себе, на цепочке шатлена, но в этот вечер она оставила заветный пузырек в спальне. Служанки не спешили почему-то откликнуться на звонок, и леди Амалия попросила дочь подняться в ее комнату за нашатырем. Сандра была рада немного размяться и проворно вбежала в покои матушки. Пузырек ожидаемо нашелся на туалетном столике. Секретер неподалеку был непривычно открыт — видимо, сказывались сборы перед отъездом, и на одной из его полок Сандра заметила смутно знакомую ей стопку писем. Девушка никогда не отличалась неуместным любопытством, и, наверно, и в этот раз она подавила бы в себе первый порыв и вышла бы из покоев матушки, так и не взглянув на письма, а потом и вовсе забыв о них, но именно в этот момент камеристка леди Амалии открыла дверь.
— Вы, верно, за солью для тетушки? — спросила Сандра у горничной.
— Да, мисс.
— Вот, передай, — и девушка вручила Ребекке флакон из зеленого стекла.
— Да, мисс.
С легким книксеном служанка покинула спальню, оставив Сандру один на один с искушением.
Сандра честно не собиралась брать письма в руки и тем более читать их. Она хотела просто взглянуть и убедиться, что это были не те письма. Не могут они быть теми письмами, ведь отец велел всё сжечь. И сердце сжалось от боли, хотя, казалось бы, прошло уже столько лет. Кстати, сколько? Четыре года. Ей тогда было четырнадцать, и она... влюбилась в первый раз. Слез было пролито немало, и выздоровление было мучительно долгим. Теперь же все почти забыто, и только легкая грусть охватывала Сандру, когда она порой вспоминала давние события. Родные, наверно, были правы, она едва не совершила роковую ошибку, и хорошо, что все обошлось без последствий… Так говорил разум, но что-то в глубине души не хотело соглашаться и протестовало даже годы спустя.
Не устояла, взяла аккуратно перевязанные розовой лентой письма в руки. Узнала. Те самые письма. Но как? Разве они не были уничтожены?!
Присела на стул, развязала. Дрожащими руками нашла самое первое письмо, развернула, стала читать. Слезы застилали глаза… Лука! Неужели все не сон, неужели все было на самом деле?.. Он так забавно писал, с такими смешными ошибками… Но так мило, так искренне! Лука называл ее «синьорина»… Иностранец, он приехал учиться композиторскому искусству у маэстро Раусса, но чтобы оплатить собственные занятия, ему приходилось подрабатывать. Он плохо владел языком и не имел документа о законченном музыкальном образовании, поэтому сам давать уроки не мог. Его взял себе в помощники господин Джонсон, обучавший игре на фортепиано Сандру и других девиц из аристократических семей. Кто же знал, чем это все обернется…
Жгучий брюнет с живыми карими глазами и смуглой кожей. Раньше никогда Сандра не видела настоящих южан, и яркая внешность Луки не оставила ее равнодушной . А еще он был такой забавный — нескладный, немного нервный, неуверенный... Девушке захотелось подбодрить юного музыканта, и она широко улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, и словно какая-то невидимая ниточка протянулась в тот миг между ними. А когда он заиграл, то Сандра забыла обо всем на свете. Играл он божественно! Это маэстро Раусс должен учиться у него, а не наоборот!
Сандре отчего-то казалось тогда, что Лука играл для нее одной, и этой восхитительной мелодией хотел выразить нечто сокровенное. А через несколько дней в нотной тетради она нашла записку от него. Ту самую, что читала сейчас...
Закрыла глаза, чтобы лучше вспомнить тот далекий день. Что испытала она, получив первое любовное послание от восторженного поклонника? Сначала непонимание, потом жгучее любопытство, щепотка страха, радость… Она резко почувствовала себя взрослой и важной: ей уже объясняются в чувствах! Нежность, благодарность, симпатия к кареглазому пианисту затопили ее.
