Сейчас, когда я вспоминаю этот день, меня аж передергивает. Такого мерзкого утра и врагу не пожелаешь. Да никому вообще.
С вечера в переходе мне накидали полную шапку монет. Иногда казалось, что я только гляну на деньги и сразу могу определить точную сумму. Вот и тогда я четко знал, что, пожалуй, на сегодня хорош, и пошел в павильон за продуктами и спиртным.
Ночи как будто не было, спать пришлось в чужом подъезде, без снов, без сознания. Да, я не переодеваюсь и моюсь только летом в реке или каналах, но одеваюсь тепло. Сейчас одежда не проблема. Мой запах многих раздражает, а я даже плюсы нахожу – он и отпугивает тоже.
Первая баба в подъезде, которая проснулась и пошла на работу раньше всех, побрезговала перешагнуть через меня, зато додумалась набрать полное ведро воды и окатить меня спящего. Сразу я не поднялся, поэтому она стала орать так же, как вечером на своего мужа, я слышал.
Было мокро. Я повспоминал, какое сейчас время года. Была весна, еще холодно. На мне — утепляющий слой грязи, пара футболок, спортивные штаны и дырявая куртка на синтепоне.
Я пошарил возле себя, сгреб свою сумку и поплелся вниз по этажам. Баба шла позади, затыкая нос и делая вид, что тщательно обходит мои следы. От нее душно пахло духами, она материлась, а я ни слова не сказал. Я берег силы. Непонятно было, чего хочется больше, блевануть или пожрать.
Знаете, хоть я и вроде как бомж, но за все годы я не смог привыкнуть к своему положению. Иногда накатывала такая тоска, особенно как протрезвеешь. И вот тогда иду я, наполовину мокрый, аж капает с меня по дороге, и думаю, а не поссать ли прямо вот так, не снимая штанов. Зашел в переход между дворами и думаю, как разозлиться. У меня всегда именно через злость получалось отойти от хандры.
Смотрю на кирпичную стену напротив и представляю, как бы уебать по ней так, чтобы и руку не сломать, и приободриться. Приглядываюсь к стене и вижу, что один кирпич сырой, и как бы плохо сидит, хотя с чего бы это вдруг, раньше строили не как сейчас.
Подцепить за него не получится. Хорошо, что у меня в сумке всегда есть каленая проволока. Кирпич прям болтался. Я сделал из проволоки крючок и потихоньку потянул на себя. Крючок разогнулся и соскочил, но кирпич уже выдвинулся на пару сантиметров, чего мне было достаточно. Я потянул, его на себя, кирпич упал мне под ноги и сломался напополам.
Я подумал, что стоит пощупать в открывшейся дыре, вдруг там клад. Укусить оттуда вряд ли кто-то мог, и я пошарил. Там было пустое пространство, по объему с три-четыре кирпича. Мне показалось, что там тепло. Я заткнул дыру одной половиной битого кирпича, а другую бросил в урну, и пошел в подземный переход.
Час пик еще не наступил, народу было мало. Я по привычке начал входить в образ, чтобы меня хотелось не пнуть, а пожалеть. Принял нужную позу, ботинки подсунул под себя, снял мою любимую и ужасную меховую шапку, и аккуратно положил перед собой, чтобы туда набросали деньжат.
В этот самый момент я заметил, что с моей правой рукой что-то не так. Она, как бы это сказать, побелела. Я очень испугался, потерять руку я не хотел. Я закрыл глаза, захотелось сейчас же выпить. Смотреть на руку еще раз не хотелось, это было как приговор, но я все-таки глянул. Сначала боковым зрением, а потом нормально.
Странное дело. Рука выглядела совершенно здоровой. Но это-то и пугало — она была как новенькая, как не моя. Исчезли знакомые шрамы, ссадины на костяшках, грязь. Волосики были как в молодости, один к одному. А грязь под ногтями осталась. Я достал из сумки гвоздь и начал выковыривать из под ногтей всё, что там запропастилось. Даже боязно гвоздем испортить эту красоту. Розовая кожа была как кремом намазанная, аж светилась.
Людей в переходе потихоньку прибывало, росла и выручка. Я уже немного привык к своей новой руке. И тут идет Мефодич. Это мой хороший знакомый, тоже побирается. У меня борода не растет, а у него целая лопата из шерсти на лице.
Мефодич тянет руку здороваться, а я не даю. Отдернул и показываю. Смотри, говорю, че с рукой. Мефодич поднял мою руку за локоть, понюхал и засучил рукав (как я до сих пор не догадался это сделать!) Оказалось, что рука такая до определенного уровня, где-то почти до локтя, а дальше снова «загар». Мефодич сел рядом и тихонько сказал, чтобы я проверил и ноги, и в штанах там все дела. Всё остальное на мне оставалось как раньше. Тогда он спросил: «и куда ты ее запихал?»
Я чуть не признался, очень хотелось, но собрал волю в кулак и молчу. Мефодич попытал меня, но видит, что я зажался, встал и отсел на другую сторону прохода, посверлил меня глазами и пошел дальше, презрительно оглядываясь на меня как на собаку, от которой теперь не знаешь, чего ждать.
Конечно, я всё понял насчет руки. Ну, тогда мне так показалось. Собрал небольшую выручку и напялил на голову шапку. Надо было срочно отыскать тот кирпич.
Не сразу, но мне это удалось. Я не спешил откупоривать дырку, и просто присел напротив. Жрать хотелось уже невмоготу, трубы горели. Но я уперся глазами в кирпичную стену. Будто эта дыра прятала от меня свои тайны, а я её загнал в угол и она типа жертва. Ей нечего делать, кроме как сдаться. Так и получилось. Я даже не думал, она сама мне подсказала, вложила в голову мысль, что делать. Я снял шапку и, как бы прощаясь, посмотрел на нее. Кому то она может показаться куском говна, а для меня – важнейший инструмент заработка и пропитания.
Я вытащил закрывающую отверстие половинку кирпича и положил её в карман, а шапку сунул в открывшуюся нишу. В общем-то и не верилось, что получится. Не ясно было, сколько держать.
Опять ощутилось тепло и я решил проверить. Шапка была как новая. Такой я ее не знал никогда. Она досталась мне уже из мусорки, протертая, со слипшимися волосами и непонятно из чьей шкуры. Теперь стало четко видно – из ондатры. С такой много не заработаешь, подумал я.
Я осторожно завернул шапку в чистый пакет, а потом спрятал шапку в сумку. Вечер был странный, чтобы его уравновесить, я купил боярки и чебурек. На этом деньги закончились. Продавщица в магазине смотрела на меня с жалостью. Мне стало обидно, и, неожиданно для себя, я вытащил новенький головной убор из ондатры и положил перед ней на прилавок. «Продаешь что ли?» – спросила она. Я дерзко кивнул. Она достала флакон боярки и поставила рядом с шапкой. Я взял флакон, она забрала шапку, и мы разошлись.
Я отхлебнул алкоголя и подумал, что черт с ней с шапкой, для работы пока сгодится и картонная коробка. Ночью мне снилось, как я не могу найти то место с кирпичом, а шапку у меня отжали.
Утром обошлось без эксцессов, и когда я проголодался, голова начала работать. Я сделал морду тяпкой, и отправился в местную автомастерскую. Сомнительное место, с пятнами масла вокруг, никогда бы не отдал им свою машину, если бы она у меня была. Однако водились у них и богатые клиенты. Внутрь меня, конечно, не пустили. Но я озвучил свое предложение прямо на входе: я по ихнему неисправному образцу нахожу им новую деталь, а они мне платят за нее 1% от рыночной стоимости.
Надо мной начали ржать, но тут вышел по всей видимости ихний директор, и спросил, что за цирк мы тут устроили. Я объяснил всё ещё раз и почетче, и мне принесли кардан. Я, еле держа в руках тяжелую железяку, сказал «слишком большой». Я боялся, что мне сломают нос за мою привередливость, но они поматерились и, чтобы от меня избавиться, принесли какую-то электронику с надписью Мерседес.
Сразу к дыре я не пошел из соображений секретности, надо было дождаться темноты, поэтому я пошел в переход. Мефодич до сих пор был в обиде и не здоровался. У него в руках был кухонный нож, которым он медленно подравнивал бороду, срезая лишние, по его мнению, волоски. Я прикинулся дурачком, и сказал «ну че ты?», это всегда действовало, и показал ему электронный блок. Он взглядом спросил меня, что это за х и на х я ему это показываю. Я пояснил, что помню, что в прошлом году Мефодич работал в шиномонтажке и, как профессионал, наверное, может знать, сколько эта штука могла бы стоить, если бы она была новой. Он поинтересовался как моя рука, я стыдливо отвёл глаза и сказал, что рука приходит в норму. «Тыщ сто» — сказал Мефодич, отвернулся и протянул запчасть обратно.
Стемнело, и я пошел пробовать. С запчастью получилось так же, как с шапкой! Когда я ее вытащил из дыры, она пахла наисвежайшим новым пластиком, который было жалко трогать грязными руками. Пришлось искать чистую газету.
Утром сервис еще не открылся, а я уже стоял у ворот. Когда газетный сверток и показал парням, что вышло, мне естественно не поверили. Спросили, где я спиздил такую дорогую вещь. Я сказал, что не важно, и напомнил про наш с ними уговор в размере 1%. По моим расчетам получалось, что они должны мне тыщу. Мне дали 500 рублей. И я не стал спорить на первый раз. Просто сделал серьезный вид и попросил что-нибудь еще. Мне дали какой-то «блок управления», как говорили они, с надписью Порше. Деталь изначально выглядела вполне прилично, поэтому я сказал, что сделаю за 2100. Ребята как-то сразу согласились, хотя я думал, будут торговаться, сделали скучающие лица, и пошли по делам. А я – по своим делам.
К Мефодичу в переход я пришел не с пустыми руками. Говорю, «будешь у меня работать?» Он спросил, кем. Я протянул ему двести рублей и сказал «оценщиком». Мы посмеялись. Такой стыдливый и хороший момент, будто мы взрослые мужики, а относились друг к другу как пидоры и предатели чистой дружбы. Еще немного и мы бы полезли обниматься, хорошо, что Мефодич сморкнулся в пальто и спросил «а офис у нас где?» Мы опять засмеялись, я вытащил электронную приблуду, протянул другу и сказал, что офис пока будет здесь. Мефодич, уже не как вчера, на отъебись, а с очень профессиональным, даже научным видом, осмотрел устройство. «Триста», говорит. Мне стало неспокойно, и я подумал, что в сервис ходить надо бы сразу с Мефодичем.
С утра я понес обновленный блок управления в автомастерскую. Ребята осмотрели безупречный на вид блок, как с завода, подключили к сканеру для теста, но вместо расчета крепко схватили меня и потащили наверх к директору.
Директор оказался каким-то неприятным мудачиной. Его мудачество перло из всех щелей. Движение глаз, почесывание брюха, сжатые тонкие губы на полном лице. Было противно смотреть, как он, переступая через себя, старается оставаться вежливым.
Мудак даже выспросил мое имя-отчество и продолжил общаться только через них. Он довольно коряво, но коротко пояснил мне, в чем я дал маху. Оказывается, серийные номера у старых и обновленных запчастей совпадали не только на корпусе, но и зашитые в микросхемах, и это никак не вписывалось в простые объяснения его подчиненных о действиях вонючего бомжа – то есть меня.
Очень логично за моими отмазками последовали мерзкие угрозы и грязный шантаж. Мы остановились на ультиматуме о том, что они меня оставят жить, если я не позже, чем через два предъявлю им объяснение. Тогда я не знал, что это время им нужно для слежки за мной. Терять было нечего, и я начал торговаться. «Неделю дайте», говорю. Директора просто порвало, он подскочил ко мне, я уверен, он мог бы меня бросить на стену или откусить зубами нос, так его трясло. Но вдруг он выдохнул, назвал меня по имени-отчеству и согласился на неделю.
Когда я прибежал к Мефодичу, я заметил, что за мной следят два парня в черных куртках. Один был мускулистый, с красивыми ягодицами, другой — чрезмерно худой, будто наркоша с ранних лет. Мефодич при виде меня заулыбался и протянул за деньгами руку. Но я пригнулся к его уху и сказал, что нас накрыли, и наша лавочка закрывается. Было прискорбно видеть, как прекрасная мужская дружба рушится на наших глазах, но страх преследования был сильнее, и я побежал.
Я петлял по дворам, план которых прекрасно знал, по сети канализационных колодцев и мне удалось оторваться от тех парней. Я знал, что меня всё равно найдут. Сдаваться не хотелось, поэтому я решил засесть в укрытии и подумать, как быть.
На такой случай у меня был один секретный чердачок. Забравшись на крышу дореволюционного дома, я перепрыгнул на соседнее здание. Через слуховое окно пробрался на чердак, запертый из парадных. Палкой раскопав слежавшийся голубиный помет в северном углу, я нащупал деревянный люк и открыл его. Под ним был спрятан мой неприкосновенный запас. Десять флаконов боярки, три банки тушенки, сухари (много сухарей), сало (испортилось) и сахар-рафинад. Неделю протяну точно, подумал я. Вот только что потом?
Первые дни в голову ничего не шло. В последующие тоже. Мефодича замели, тут не было никаких сомнений. Я отчаянно тупил. На пятый день, высунув голову на улицу, чтобы дыхнуть свежим воздухом, я чуть не охуел. Во дворе те самые парни, которые следили за мной, говорили с местными бабульками. Я аж вспотел.
Однако мозг начал работать. Скрывать не буду, я не самый умный, но и не имбецил. По шкале ума от одного до десяти, я примерно между тройкой и четверкой. А на шкале гениальности меня почти что нет. Но если меня посильнее испугать, мой мозг начинает работать. И мне пришла такая мысль: а если в городе не одна такая вот дыра? Соответственно, старое отверстие я отдам директору сервиса, а с новым буду похитрее, и так быстро уже не попадусь.
Глупый план? Да. Но другого не было. Только как найти новую дыру? Идей особо не было. И я решил банально повторить все действия, чтобы получить тот же самый результат.
Я начал вспоминать, как я нашел первую дыру, и понял, что это скорее она меня нашла. Просто произошла цепочка событий. И эту цепочку надо восстановить. Я с трудом начал восстанавливать тот роковой день.
Сначала меня обливает баба в подъезде. Баба... Потом я иду закоулками. Подбираю грязный окурок. Фильтр еще мокрый, в помаде и слюне. Спотыкаюсь о собаку, она кусает мне ногу. Я пячусь от неё, прикрываясь сумкой, меня чуть не сбивает велосипедист. Я перевожу дыхание, смотрю в мутные воды канала, меня настигает приступ рвоты. Я захожу во двор, и безвольно сползаю по стене на жопу. Всё. Не так сложно, просто надо найти вторую дыру подальше от первой. А значит, идти в другую сторону.
На деле, всё оказалось не просто. Даже при помощи Мефодича. Кстати, он без уговоров согласился мне помогать потому что, как я и предполагал, тоже нашли прижали к стенке.
Только взошло солнце, мы перекрестились и начали. Сначала он облил меня в одной захудалой парадной. Мы шли закоулками, он сухой, а я мокрый. Мефодич подбросил мне слюнявый окурок, а я его поднял. Мы даже нашли собаку. Собака попалась трусоватая и никак не хотела кусаться, в итоге Мефодич просто потыкал её в меня мордой. Вместо велосипедиста по-настоящему чуть не попал под машину, и от души блеванул в канал. Новой дыры не случилось. Мы закурили и таращились в стену какого-то грязного дома. Ничего похожего, и даже намека.
Пробравшись с Мефодичем ко мне на чердак, мы стали думать почему не сработало, пока не уснули. Утром я понял. То, что Мефодич не баба, это ладно. Дело в другом – не было у меня в этот раз той безнадёги, хандры, от которой хочется то ли выть, то ли биться об стену. Совсем наоборот, мы с Мефодичем очень даже весело провели время.
Мы начали заново. На второй раз, кстати говоря, получалось ловчее.
С вечера в переходе мне накидали полную шапку монет. Иногда казалось, что я только гляну на деньги и сразу могу определить точную сумму. Вот и тогда я четко знал, что, пожалуй, на сегодня хорош, и пошел в павильон за продуктами и спиртным.
Ночи как будто не было, спать пришлось в чужом подъезде, без снов, без сознания. Да, я не переодеваюсь и моюсь только летом в реке или каналах, но одеваюсь тепло. Сейчас одежда не проблема. Мой запах многих раздражает, а я даже плюсы нахожу – он и отпугивает тоже.
Первая баба в подъезде, которая проснулась и пошла на работу раньше всех, побрезговала перешагнуть через меня, зато додумалась набрать полное ведро воды и окатить меня спящего. Сразу я не поднялся, поэтому она стала орать так же, как вечером на своего мужа, я слышал.
Было мокро. Я повспоминал, какое сейчас время года. Была весна, еще холодно. На мне — утепляющий слой грязи, пара футболок, спортивные штаны и дырявая куртка на синтепоне.
Я пошарил возле себя, сгреб свою сумку и поплелся вниз по этажам. Баба шла позади, затыкая нос и делая вид, что тщательно обходит мои следы. От нее душно пахло духами, она материлась, а я ни слова не сказал. Я берег силы. Непонятно было, чего хочется больше, блевануть или пожрать.
Знаете, хоть я и вроде как бомж, но за все годы я не смог привыкнуть к своему положению. Иногда накатывала такая тоска, особенно как протрезвеешь. И вот тогда иду я, наполовину мокрый, аж капает с меня по дороге, и думаю, а не поссать ли прямо вот так, не снимая штанов. Зашел в переход между дворами и думаю, как разозлиться. У меня всегда именно через злость получалось отойти от хандры.
Смотрю на кирпичную стену напротив и представляю, как бы уебать по ней так, чтобы и руку не сломать, и приободриться. Приглядываюсь к стене и вижу, что один кирпич сырой, и как бы плохо сидит, хотя с чего бы это вдруг, раньше строили не как сейчас.
Подцепить за него не получится. Хорошо, что у меня в сумке всегда есть каленая проволока. Кирпич прям болтался. Я сделал из проволоки крючок и потихоньку потянул на себя. Крючок разогнулся и соскочил, но кирпич уже выдвинулся на пару сантиметров, чего мне было достаточно. Я потянул, его на себя, кирпич упал мне под ноги и сломался напополам.
Я подумал, что стоит пощупать в открывшейся дыре, вдруг там клад. Укусить оттуда вряд ли кто-то мог, и я пошарил. Там было пустое пространство, по объему с три-четыре кирпича. Мне показалось, что там тепло. Я заткнул дыру одной половиной битого кирпича, а другую бросил в урну, и пошел в подземный переход.
Час пик еще не наступил, народу было мало. Я по привычке начал входить в образ, чтобы меня хотелось не пнуть, а пожалеть. Принял нужную позу, ботинки подсунул под себя, снял мою любимую и ужасную меховую шапку, и аккуратно положил перед собой, чтобы туда набросали деньжат.
В этот самый момент я заметил, что с моей правой рукой что-то не так. Она, как бы это сказать, побелела. Я очень испугался, потерять руку я не хотел. Я закрыл глаза, захотелось сейчас же выпить. Смотреть на руку еще раз не хотелось, это было как приговор, но я все-таки глянул. Сначала боковым зрением, а потом нормально.
Странное дело. Рука выглядела совершенно здоровой. Но это-то и пугало — она была как новенькая, как не моя. Исчезли знакомые шрамы, ссадины на костяшках, грязь. Волосики были как в молодости, один к одному. А грязь под ногтями осталась. Я достал из сумки гвоздь и начал выковыривать из под ногтей всё, что там запропастилось. Даже боязно гвоздем испортить эту красоту. Розовая кожа была как кремом намазанная, аж светилась.
Людей в переходе потихоньку прибывало, росла и выручка. Я уже немного привык к своей новой руке. И тут идет Мефодич. Это мой хороший знакомый, тоже побирается. У меня борода не растет, а у него целая лопата из шерсти на лице.
Мефодич тянет руку здороваться, а я не даю. Отдернул и показываю. Смотри, говорю, че с рукой. Мефодич поднял мою руку за локоть, понюхал и засучил рукав (как я до сих пор не догадался это сделать!) Оказалось, что рука такая до определенного уровня, где-то почти до локтя, а дальше снова «загар». Мефодич сел рядом и тихонько сказал, чтобы я проверил и ноги, и в штанах там все дела. Всё остальное на мне оставалось как раньше. Тогда он спросил: «и куда ты ее запихал?»
Я чуть не признался, очень хотелось, но собрал волю в кулак и молчу. Мефодич попытал меня, но видит, что я зажался, встал и отсел на другую сторону прохода, посверлил меня глазами и пошел дальше, презрительно оглядываясь на меня как на собаку, от которой теперь не знаешь, чего ждать.
Конечно, я всё понял насчет руки. Ну, тогда мне так показалось. Собрал небольшую выручку и напялил на голову шапку. Надо было срочно отыскать тот кирпич.
Не сразу, но мне это удалось. Я не спешил откупоривать дырку, и просто присел напротив. Жрать хотелось уже невмоготу, трубы горели. Но я уперся глазами в кирпичную стену. Будто эта дыра прятала от меня свои тайны, а я её загнал в угол и она типа жертва. Ей нечего делать, кроме как сдаться. Так и получилось. Я даже не думал, она сама мне подсказала, вложила в голову мысль, что делать. Я снял шапку и, как бы прощаясь, посмотрел на нее. Кому то она может показаться куском говна, а для меня – важнейший инструмент заработка и пропитания.
Я вытащил закрывающую отверстие половинку кирпича и положил её в карман, а шапку сунул в открывшуюся нишу. В общем-то и не верилось, что получится. Не ясно было, сколько держать.
Опять ощутилось тепло и я решил проверить. Шапка была как новая. Такой я ее не знал никогда. Она досталась мне уже из мусорки, протертая, со слипшимися волосами и непонятно из чьей шкуры. Теперь стало четко видно – из ондатры. С такой много не заработаешь, подумал я.
Я осторожно завернул шапку в чистый пакет, а потом спрятал шапку в сумку. Вечер был странный, чтобы его уравновесить, я купил боярки и чебурек. На этом деньги закончились. Продавщица в магазине смотрела на меня с жалостью. Мне стало обидно, и, неожиданно для себя, я вытащил новенький головной убор из ондатры и положил перед ней на прилавок. «Продаешь что ли?» – спросила она. Я дерзко кивнул. Она достала флакон боярки и поставила рядом с шапкой. Я взял флакон, она забрала шапку, и мы разошлись.
Я отхлебнул алкоголя и подумал, что черт с ней с шапкой, для работы пока сгодится и картонная коробка. Ночью мне снилось, как я не могу найти то место с кирпичом, а шапку у меня отжали.
Утром обошлось без эксцессов, и когда я проголодался, голова начала работать. Я сделал морду тяпкой, и отправился в местную автомастерскую. Сомнительное место, с пятнами масла вокруг, никогда бы не отдал им свою машину, если бы она у меня была. Однако водились у них и богатые клиенты. Внутрь меня, конечно, не пустили. Но я озвучил свое предложение прямо на входе: я по ихнему неисправному образцу нахожу им новую деталь, а они мне платят за нее 1% от рыночной стоимости.
Надо мной начали ржать, но тут вышел по всей видимости ихний директор, и спросил, что за цирк мы тут устроили. Я объяснил всё ещё раз и почетче, и мне принесли кардан. Я, еле держа в руках тяжелую железяку, сказал «слишком большой». Я боялся, что мне сломают нос за мою привередливость, но они поматерились и, чтобы от меня избавиться, принесли какую-то электронику с надписью Мерседес.
Сразу к дыре я не пошел из соображений секретности, надо было дождаться темноты, поэтому я пошел в переход. Мефодич до сих пор был в обиде и не здоровался. У него в руках был кухонный нож, которым он медленно подравнивал бороду, срезая лишние, по его мнению, волоски. Я прикинулся дурачком, и сказал «ну че ты?», это всегда действовало, и показал ему электронный блок. Он взглядом спросил меня, что это за х и на х я ему это показываю. Я пояснил, что помню, что в прошлом году Мефодич работал в шиномонтажке и, как профессионал, наверное, может знать, сколько эта штука могла бы стоить, если бы она была новой. Он поинтересовался как моя рука, я стыдливо отвёл глаза и сказал, что рука приходит в норму. «Тыщ сто» — сказал Мефодич, отвернулся и протянул запчасть обратно.
Стемнело, и я пошел пробовать. С запчастью получилось так же, как с шапкой! Когда я ее вытащил из дыры, она пахла наисвежайшим новым пластиком, который было жалко трогать грязными руками. Пришлось искать чистую газету.
Утром сервис еще не открылся, а я уже стоял у ворот. Когда газетный сверток и показал парням, что вышло, мне естественно не поверили. Спросили, где я спиздил такую дорогую вещь. Я сказал, что не важно, и напомнил про наш с ними уговор в размере 1%. По моим расчетам получалось, что они должны мне тыщу. Мне дали 500 рублей. И я не стал спорить на первый раз. Просто сделал серьезный вид и попросил что-нибудь еще. Мне дали какой-то «блок управления», как говорили они, с надписью Порше. Деталь изначально выглядела вполне прилично, поэтому я сказал, что сделаю за 2100. Ребята как-то сразу согласились, хотя я думал, будут торговаться, сделали скучающие лица, и пошли по делам. А я – по своим делам.
К Мефодичу в переход я пришел не с пустыми руками. Говорю, «будешь у меня работать?» Он спросил, кем. Я протянул ему двести рублей и сказал «оценщиком». Мы посмеялись. Такой стыдливый и хороший момент, будто мы взрослые мужики, а относились друг к другу как пидоры и предатели чистой дружбы. Еще немного и мы бы полезли обниматься, хорошо, что Мефодич сморкнулся в пальто и спросил «а офис у нас где?» Мы опять засмеялись, я вытащил электронную приблуду, протянул другу и сказал, что офис пока будет здесь. Мефодич, уже не как вчера, на отъебись, а с очень профессиональным, даже научным видом, осмотрел устройство. «Триста», говорит. Мне стало неспокойно, и я подумал, что в сервис ходить надо бы сразу с Мефодичем.
С утра я понес обновленный блок управления в автомастерскую. Ребята осмотрели безупречный на вид блок, как с завода, подключили к сканеру для теста, но вместо расчета крепко схватили меня и потащили наверх к директору.
Директор оказался каким-то неприятным мудачиной. Его мудачество перло из всех щелей. Движение глаз, почесывание брюха, сжатые тонкие губы на полном лице. Было противно смотреть, как он, переступая через себя, старается оставаться вежливым.
Мудак даже выспросил мое имя-отчество и продолжил общаться только через них. Он довольно коряво, но коротко пояснил мне, в чем я дал маху. Оказывается, серийные номера у старых и обновленных запчастей совпадали не только на корпусе, но и зашитые в микросхемах, и это никак не вписывалось в простые объяснения его подчиненных о действиях вонючего бомжа – то есть меня.
Очень логично за моими отмазками последовали мерзкие угрозы и грязный шантаж. Мы остановились на ультиматуме о том, что они меня оставят жить, если я не позже, чем через два предъявлю им объяснение. Тогда я не знал, что это время им нужно для слежки за мной. Терять было нечего, и я начал торговаться. «Неделю дайте», говорю. Директора просто порвало, он подскочил ко мне, я уверен, он мог бы меня бросить на стену или откусить зубами нос, так его трясло. Но вдруг он выдохнул, назвал меня по имени-отчеству и согласился на неделю.
Когда я прибежал к Мефодичу, я заметил, что за мной следят два парня в черных куртках. Один был мускулистый, с красивыми ягодицами, другой — чрезмерно худой, будто наркоша с ранних лет. Мефодич при виде меня заулыбался и протянул за деньгами руку. Но я пригнулся к его уху и сказал, что нас накрыли, и наша лавочка закрывается. Было прискорбно видеть, как прекрасная мужская дружба рушится на наших глазах, но страх преследования был сильнее, и я побежал.
Я петлял по дворам, план которых прекрасно знал, по сети канализационных колодцев и мне удалось оторваться от тех парней. Я знал, что меня всё равно найдут. Сдаваться не хотелось, поэтому я решил засесть в укрытии и подумать, как быть.
На такой случай у меня был один секретный чердачок. Забравшись на крышу дореволюционного дома, я перепрыгнул на соседнее здание. Через слуховое окно пробрался на чердак, запертый из парадных. Палкой раскопав слежавшийся голубиный помет в северном углу, я нащупал деревянный люк и открыл его. Под ним был спрятан мой неприкосновенный запас. Десять флаконов боярки, три банки тушенки, сухари (много сухарей), сало (испортилось) и сахар-рафинад. Неделю протяну точно, подумал я. Вот только что потом?
Первые дни в голову ничего не шло. В последующие тоже. Мефодича замели, тут не было никаких сомнений. Я отчаянно тупил. На пятый день, высунув голову на улицу, чтобы дыхнуть свежим воздухом, я чуть не охуел. Во дворе те самые парни, которые следили за мной, говорили с местными бабульками. Я аж вспотел.
Однако мозг начал работать. Скрывать не буду, я не самый умный, но и не имбецил. По шкале ума от одного до десяти, я примерно между тройкой и четверкой. А на шкале гениальности меня почти что нет. Но если меня посильнее испугать, мой мозг начинает работать. И мне пришла такая мысль: а если в городе не одна такая вот дыра? Соответственно, старое отверстие я отдам директору сервиса, а с новым буду похитрее, и так быстро уже не попадусь.
Глупый план? Да. Но другого не было. Только как найти новую дыру? Идей особо не было. И я решил банально повторить все действия, чтобы получить тот же самый результат.
Я начал вспоминать, как я нашел первую дыру, и понял, что это скорее она меня нашла. Просто произошла цепочка событий. И эту цепочку надо восстановить. Я с трудом начал восстанавливать тот роковой день.
Сначала меня обливает баба в подъезде. Баба... Потом я иду закоулками. Подбираю грязный окурок. Фильтр еще мокрый, в помаде и слюне. Спотыкаюсь о собаку, она кусает мне ногу. Я пячусь от неё, прикрываясь сумкой, меня чуть не сбивает велосипедист. Я перевожу дыхание, смотрю в мутные воды канала, меня настигает приступ рвоты. Я захожу во двор, и безвольно сползаю по стене на жопу. Всё. Не так сложно, просто надо найти вторую дыру подальше от первой. А значит, идти в другую сторону.
На деле, всё оказалось не просто. Даже при помощи Мефодича. Кстати, он без уговоров согласился мне помогать потому что, как я и предполагал, тоже нашли прижали к стенке.
Только взошло солнце, мы перекрестились и начали. Сначала он облил меня в одной захудалой парадной. Мы шли закоулками, он сухой, а я мокрый. Мефодич подбросил мне слюнявый окурок, а я его поднял. Мы даже нашли собаку. Собака попалась трусоватая и никак не хотела кусаться, в итоге Мефодич просто потыкал её в меня мордой. Вместо велосипедиста по-настоящему чуть не попал под машину, и от души блеванул в канал. Новой дыры не случилось. Мы закурили и таращились в стену какого-то грязного дома. Ничего похожего, и даже намека.
Пробравшись с Мефодичем ко мне на чердак, мы стали думать почему не сработало, пока не уснули. Утром я понял. То, что Мефодич не баба, это ладно. Дело в другом – не было у меня в этот раз той безнадёги, хандры, от которой хочется то ли выть, то ли биться об стену. Совсем наоборот, мы с Мефодичем очень даже весело провели время.
Мы начали заново. На второй раз, кстати говоря, получалось ловчее.
