Из расселины восточного склона горы Меру низвергается водопад. У подножия, бурля и перекатываясь через пороги, серебряной лентой извивается река. Потоки воды, ударяясь о глыбы, пенятся и образуют многочисленные воронки.
Картинка с вершины горы потрясающая. Вы когда-нибудь примечали, в какую сторону заворачивается вода в этих воронках? С удовольствием расскажу, но только в другой раз. Сейчас не до этого.
Увернувшись от удара, высвобождаю лапу и вцепляюсь когтями в глотку Ананта.
Он судорожно скребёт лапами, бьёт крыльями. Пытается вырваться.
Бесполезно. У меня мёртвая хватка. Не хочется его убивать, всё-таки росли вместе. Но здесь или я, или он.
Движения его замедлились, глаза закатились. Из массивного клюва потекла кровавая слюна.
Пусть живёт, мне он теперь не помеха. Отталкиваю его, бросаюсь вниз. Там, приближаясь к земле, кружится в неистовом танце желанная веточка.
Рядом сцепились двое. Не буду им мешать.
А Ананта мне не жалко. Найдёт себе ещё невесту. Он тоже меня не жалел. В одной из первых попыток я раскрыл клюв в предвкушении успеха, но его массивная туша врезалась в бок и меня отшвырнуло в сторону. Кувыркнувшись, расправил крылья. Поймал восходящий поток, с досадой наблюдая, как Анант с веточкой в клюве взмыл вверх.
Бросаясь раз за разом с вершины горы, отбиваясь от острых когтей и мощных клювов, я всё же верил в свои силы и удачу.
В этот раз успех на моей стороне.
Взлетаю на вершину и кладу веточку перед Умой. Седьмая уже на моём счету.
Поначалу это казалось невинной игрой. Но у всякой игры есть правила. Здесь же их не было, побеждал сильнейший. И самый жестокий.
Вечерело. Я уже жалел, что впутался в эту авантюру. Зачем мне всё это? Я ещё молодой, гуляй — не хочу. Дёрнул же меня демон посвататься! Да ещё к внучке царя птиц Гаруде. Нас таких целых двенадцать — и все орлы. Правда, теперь двое осталось. Ума, конечно, орлица статная. Да и в человечьем облике прекрасна.
Чего это я? Устал что ли? Давай, соберись. Осталась одна попытка. Вот и Дауд подлетел.
Держа ветку в руках, Ума подходит к краю вершины. Смеряет нас высокомерным взглядом и молча сигает вниз. Обернувшись орлицей, взмывает вверх, делает пару кругов над горой и раскрывает клюв.
Это сигнал!
Стартую отлично. Но Дауд рядом, отстаёт всего на полкорпуса. Удобная позиция для атаки. Он и атакует. Бьёт клювом в бок. Бедный мой бок. Какой уже раз?
От удара меня разворачивает, но я делаю петлю и, сложив крылья, пикирую вниз. Пристраиваюсь Дауду в хвост. Догоняю. Впиваюсь когтями в коричневую спину. Оседлав его, наношу удары клювом в затылок. Появилась кровь. Попытки скинуть меня прекратились. Я же сказал — хватка у меня мёртвая.
Почувствовав, что он не сопротивляется, отпускаю его. Теперь дело за веточкой. Кто это придумал?
Ума парит в облаках. Передаю ей трофей из клюва в клюв. Она взмывает ещё выше и… бросает ветку.
Чтоб тебя. Пикирую вниз, ловлю ветку и снова приношу ей. Орлица не унимается. И так несколько раз.
И вот, когда я хотел уже плюнуть на весь этот цирк, она наконец-то угомонилась. Указав следовать за ней, спланировала на вершину горы. Приняв человеческий облик, без сил валюсь на землю. Ноги ватные, тело в ссадинах и синяках, лицо распухшее, из правого бока сочится кровь. В обличье орла повреждения не так чувствительны.
Сам Гаруда поздравляет меня с заслуженной победой. Сунетра, отец Умы, подводит её ко мне и бормочет торжественные слова. Я не слышу. У меня просто закончились силы. Но это ещё не конец. Впереди брачный танец, будь он неладен.
Подходит Ума, теребит мою шевелюру. Взгляд уже другой, нежный, что ли: «Готов, Шакья?». «Готов», — отвечаю я и вслед за ней бросаюсь с горы. Несколько секунд свободного падения, затем «Оп!» и вот я снова орёл.
Ощущения, правда, уже не те. Пропал кураж, заряжавший меня весь день. Но зато появилось другое, более волнительное чувство. Вдруг перехватило дыхание. Делаю мёртвую петлю, настигаю орлицу и какое-то время парю вместе с ней. Вот она входит в пике — я за ней, она делает кульбиты — я следом, она вычерчивает круги — стараюсь не отставать. Постепенно наши движения становятся синхронными. Неожиданно Ума переворачивается на спину и выставляет когти. Я издаю пронзительный крик и ныряю к ней. Сцепившись когтями, мы начинаем кружиться и кувыркаться, вращаясь всё быстрее и быстрее, падаем вниз. Когда до воды остаётся совсем чуть-чуть, разлетаемся в разные стороны. Она взмывает вверх, я же лечу к небольшому лесочку на берегу, срываю зелёную веточку и догоняю невесту. Сейчас церемония передачи ветки выглядит иначе. Нет, со стороны всё то же, только смысл другой — теперь это не трофей, а знак супружеской верности.
Наши птенцы немного подросли, уже норовят выглянуть из гнезда. Пока Ума охотится, я слежу за ними, а параллельно выполняю её поручение: освобождаю гнездо от пуха и перьев. Должен остаться только каркас. Хорошо, что гнездо стоит на самом краю скалы — мусор никуда таскать не надо.
А вот и супруга. Большущая рыба в её клюве сверкает на солнце всеми цветами радуги. На всех хватит. Но почему она разделывает её поодаль от гнезда? Наверное, хочет сначала поделить, а потом скормить малышам. Орлята пищат, хотят кушать. Один полез из гнезда, за ним второй. Я запихал их обратно, но они будто взбесились. А ей хоть бы что, ноль внимания. Сидит себе, лакомится.
Мать вашу за ногу! Одного нет! «Хватай его, чего сидишь!» — крик Умы вернул меня к действительности. Кого хватать, где хватать? Скорее повинуясь окрику, чем здравому смыслу, бросаюсь со скалы. Чёрная точка уменьшается на глазах, с каждым мгновеньем приближаясь к губительной земле.
Сложив крылья, пикирую вниз. Всегда считал себя мастером пике, но сейчас казался себе навьюченным ослом, который еле передвигает ноги и засыпает на ходу.
Метрах в десяти от поверхности расправляю крылья и ловлю птенца на спину. Тот ещё машет крыльями, но клювом вцепился мне в холку.
Держись крепче!
Осторожно, чтобы не обронить ценный груз, ловя попутные потоки, по спирали взлетаю на скалу. Доставляю его мамаше в целости и сохранности.
«Что, раззява? Проворонил птенца?» — укоряет меня супруга. Но ни тени беспокойства в её глазах.
«А почему ты так безмятежна?» — удивляюсь я.
«Помнишь веточку? Думаешь я бы вышла за растяпу? Всё только начинается. Но теперь вместо веточки будешь ловить наших птенцов. Пока они не научатся летать».
Невдалеке показался чей-то силуэт. По мере его приближения, стали обрисовываться контуры. Вроде из наших. «Что, Шакья, тоже ослеп?» — прозвучал знакомый голос.
«Дауд, ты? Чего припёрся, старый летун?» — я обрадовался давнему другу-сопернику. В последний раз мы виделись лет пять назад. С тех пор он слёг, да и я особо из гнезда не выбирался. Сыновья с внуками нет-нет, да навещали, но больше отметиться, чтобы мамка не заругала.
«Устраивайся поудобней, старина, сейчас жена прилетит, ужином накормит», — я наконец-то смог сфокусировать взгляд. Да, время берёт своё. Оно утекает как река, что бурлит внизу, её воды не остановить. Дауд уже не тот рубаха-парень, с которым я когда-то бился за сердце Умы. Впрочем, и я ничем не лучше его. Клюв загнулся так, что самостоятельно кушать уже не могу. Спасибо супруге, кормит как птенца. Когда последний раз на охоту выходил, уже и не вспомнить. Перья слишком тяжелы, когти отрасли и скрючились — добычу не подцепить.
Я его понимаю. У меня семья, за мной есть кому присмотреть. А он один, стар и ему уже не выжить. Да и жить не для кого. Поэтому-то он и приходил попрощаться перед дальней дорогой. Почему ко мне? Не простил мне Уму, я думаю. Даже на пути в Тёмное царство нанёс свой последний удар. Исподтишка. Как мне теперь с этим жить?
Ума — потомок Гаруды, будет жить вечно, а я простой смертный, который благодаря своей силе и отваге сумел однажды вытащить счастливый билет.
И что? Умереть как Дауд, беспомощным стариком? А Ума? Нет, я её никому не отдам. Я буду бороться за свою жизнь!
Кряхтя и ругаясь, выбираюсь из гнезда. Доковыляв до стены, со всего маху бью по ней клювом. Тысячи искр посыпались из глаз. От боли судорога сковала тело. Я бью ещё раз. А потом ещё и ещё…
Зря, зря Ума привела меня в чувство. Моя бедная голова. Лучше бы она была чужою.
«Ты что наделал?» — рыдает орлица, приглаживая на мне окровавленные перья. Вокруг валяются кусочки клюва. Вместо него теперь сплошное кровавое месиво. «Ничего, новый отрастёт» — отвечаю я, но вместо этого получается нечленораздельное курлыканье. Каждое слово отзывается нестерпимой болью.
«Пусть буду голодать, но я готов терпеть эту боль, чтобы быть рядом с тобой и достойным тебя. Когда клюв отрастёт, я вырву себе когти. Затем, когда и они отрастут, вырву перья. Не плачь, милая, я справлюсь. А когда завершу перерождение и снова смогу летать, мы станцуем с тобой наш брачный танец. Помнишь, как тридцать лет назад? А потом полечу к лесу, что на берегу реки, и принесу тебе веточку — символ нашей любви и верности» — курлыкаю я, а у самого от боли ручьём текут слёзы.
«Потерпи, любимая. Каких-то полгода. Ничего не поделаешь, но чтобы изменить себя и жить дальше, я должен пройти этот мучительный путь. Больно ли мне, хочешь ты спросить? Ещё как больно. И страшно. Но только так, освободившись от груза прошлого, обновившись, у меня будет будущее. С тобой. Я не вечен, и неизвестно, сколько нам отведено судьбой быть вместе. Но каждый миг, проведённый рядом, для меня бесценен. И я готов ещё раз пройти через эти мучения, лишь бы подольше побыть возле тебя».
Конечно, Ума ничего не поняла, и оттого зарыдала ещё громче. Но я уверен, что она целиком и полностью поддерживает меня. Для неё это тоже нелёгкое испытание. Эта история будет повторяться бесконечно. Она переживёт своих возлюбленных, на глазах будут умирать её бесчисленные дети, внуки, правнуки. В какой-то момент жизнь для неё станет невыносимой. Останется или покончить с собой, или нести эту ношу бесконечно, сожалея об утраченном. Но этот путь мы, несомненно, пройдём вместе. Крылом к крылу. И обязательно с веточкой в клюве.
Картинка с вершины горы потрясающая. Вы когда-нибудь примечали, в какую сторону заворачивается вода в этих воронках? С удовольствием расскажу, но только в другой раз. Сейчас не до этого.
Увернувшись от удара, высвобождаю лапу и вцепляюсь когтями в глотку Ананта.
Он судорожно скребёт лапами, бьёт крыльями. Пытается вырваться.
Бесполезно. У меня мёртвая хватка. Не хочется его убивать, всё-таки росли вместе. Но здесь или я, или он.
Движения его замедлились, глаза закатились. Из массивного клюва потекла кровавая слюна.
Пусть живёт, мне он теперь не помеха. Отталкиваю его, бросаюсь вниз. Там, приближаясь к земле, кружится в неистовом танце желанная веточка.
Рядом сцепились двое. Не буду им мешать.
А Ананта мне не жалко. Найдёт себе ещё невесту. Он тоже меня не жалел. В одной из первых попыток я раскрыл клюв в предвкушении успеха, но его массивная туша врезалась в бок и меня отшвырнуло в сторону. Кувыркнувшись, расправил крылья. Поймал восходящий поток, с досадой наблюдая, как Анант с веточкой в клюве взмыл вверх.
Бросаясь раз за разом с вершины горы, отбиваясь от острых когтей и мощных клювов, я всё же верил в свои силы и удачу.
В этот раз успех на моей стороне.
Взлетаю на вершину и кладу веточку перед Умой. Седьмая уже на моём счету.
Поначалу это казалось невинной игрой. Но у всякой игры есть правила. Здесь же их не было, побеждал сильнейший. И самый жестокий.
Вечерело. Я уже жалел, что впутался в эту авантюру. Зачем мне всё это? Я ещё молодой, гуляй — не хочу. Дёрнул же меня демон посвататься! Да ещё к внучке царя птиц Гаруде. Нас таких целых двенадцать — и все орлы. Правда, теперь двое осталось. Ума, конечно, орлица статная. Да и в человечьем облике прекрасна.
Чего это я? Устал что ли? Давай, соберись. Осталась одна попытка. Вот и Дауд подлетел.
Держа ветку в руках, Ума подходит к краю вершины. Смеряет нас высокомерным взглядом и молча сигает вниз. Обернувшись орлицей, взмывает вверх, делает пару кругов над горой и раскрывает клюв.
Это сигнал!
Стартую отлично. Но Дауд рядом, отстаёт всего на полкорпуса. Удобная позиция для атаки. Он и атакует. Бьёт клювом в бок. Бедный мой бок. Какой уже раз?
От удара меня разворачивает, но я делаю петлю и, сложив крылья, пикирую вниз. Пристраиваюсь Дауду в хвост. Догоняю. Впиваюсь когтями в коричневую спину. Оседлав его, наношу удары клювом в затылок. Появилась кровь. Попытки скинуть меня прекратились. Я же сказал — хватка у меня мёртвая.
Почувствовав, что он не сопротивляется, отпускаю его. Теперь дело за веточкой. Кто это придумал?
Ума парит в облаках. Передаю ей трофей из клюва в клюв. Она взмывает ещё выше и… бросает ветку.
Чтоб тебя. Пикирую вниз, ловлю ветку и снова приношу ей. Орлица не унимается. И так несколько раз.
И вот, когда я хотел уже плюнуть на весь этот цирк, она наконец-то угомонилась. Указав следовать за ней, спланировала на вершину горы. Приняв человеческий облик, без сил валюсь на землю. Ноги ватные, тело в ссадинах и синяках, лицо распухшее, из правого бока сочится кровь. В обличье орла повреждения не так чувствительны.
Сам Гаруда поздравляет меня с заслуженной победой. Сунетра, отец Умы, подводит её ко мне и бормочет торжественные слова. Я не слышу. У меня просто закончились силы. Но это ещё не конец. Впереди брачный танец, будь он неладен.
Подходит Ума, теребит мою шевелюру. Взгляд уже другой, нежный, что ли: «Готов, Шакья?». «Готов», — отвечаю я и вслед за ней бросаюсь с горы. Несколько секунд свободного падения, затем «Оп!» и вот я снова орёл.
Ощущения, правда, уже не те. Пропал кураж, заряжавший меня весь день. Но зато появилось другое, более волнительное чувство. Вдруг перехватило дыхание. Делаю мёртвую петлю, настигаю орлицу и какое-то время парю вместе с ней. Вот она входит в пике — я за ней, она делает кульбиты — я следом, она вычерчивает круги — стараюсь не отставать. Постепенно наши движения становятся синхронными. Неожиданно Ума переворачивается на спину и выставляет когти. Я издаю пронзительный крик и ныряю к ней. Сцепившись когтями, мы начинаем кружиться и кувыркаться, вращаясь всё быстрее и быстрее, падаем вниз. Когда до воды остаётся совсем чуть-чуть, разлетаемся в разные стороны. Она взмывает вверх, я же лечу к небольшому лесочку на берегу, срываю зелёную веточку и догоняю невесту. Сейчас церемония передачи ветки выглядит иначе. Нет, со стороны всё то же, только смысл другой — теперь это не трофей, а знак супружеской верности.
***
Наши птенцы немного подросли, уже норовят выглянуть из гнезда. Пока Ума охотится, я слежу за ними, а параллельно выполняю её поручение: освобождаю гнездо от пуха и перьев. Должен остаться только каркас. Хорошо, что гнездо стоит на самом краю скалы — мусор никуда таскать не надо.
А вот и супруга. Большущая рыба в её клюве сверкает на солнце всеми цветами радуги. На всех хватит. Но почему она разделывает её поодаль от гнезда? Наверное, хочет сначала поделить, а потом скормить малышам. Орлята пищат, хотят кушать. Один полез из гнезда, за ним второй. Я запихал их обратно, но они будто взбесились. А ей хоть бы что, ноль внимания. Сидит себе, лакомится.
Мать вашу за ногу! Одного нет! «Хватай его, чего сидишь!» — крик Умы вернул меня к действительности. Кого хватать, где хватать? Скорее повинуясь окрику, чем здравому смыслу, бросаюсь со скалы. Чёрная точка уменьшается на глазах, с каждым мгновеньем приближаясь к губительной земле.
Сложив крылья, пикирую вниз. Всегда считал себя мастером пике, но сейчас казался себе навьюченным ослом, который еле передвигает ноги и засыпает на ходу.
Метрах в десяти от поверхности расправляю крылья и ловлю птенца на спину. Тот ещё машет крыльями, но клювом вцепился мне в холку.
Держись крепче!
Осторожно, чтобы не обронить ценный груз, ловя попутные потоки, по спирали взлетаю на скалу. Доставляю его мамаше в целости и сохранности.
«Что, раззява? Проворонил птенца?» — укоряет меня супруга. Но ни тени беспокойства в её глазах.
«А почему ты так безмятежна?» — удивляюсь я.
«Помнишь веточку? Думаешь я бы вышла за растяпу? Всё только начинается. Но теперь вместо веточки будешь ловить наших птенцов. Пока они не научатся летать».
***
Невдалеке показался чей-то силуэт. По мере его приближения, стали обрисовываться контуры. Вроде из наших. «Что, Шакья, тоже ослеп?» — прозвучал знакомый голос.
«Дауд, ты? Чего припёрся, старый летун?» — я обрадовался давнему другу-сопернику. В последний раз мы виделись лет пять назад. С тех пор он слёг, да и я особо из гнезда не выбирался. Сыновья с внуками нет-нет, да навещали, но больше отметиться, чтобы мамка не заругала.
«Устраивайся поудобней, старина, сейчас жена прилетит, ужином накормит», — я наконец-то смог сфокусировать взгляд. Да, время берёт своё. Оно утекает как река, что бурлит внизу, её воды не остановить. Дауд уже не тот рубаха-парень, с которым я когда-то бился за сердце Умы. Впрочем, и я ничем не лучше его. Клюв загнулся так, что самостоятельно кушать уже не могу. Спасибо супруге, кормит как птенца. Когда последний раз на охоту выходил, уже и не вспомнить. Перья слишком тяжелы, когти отрасли и скрючились — добычу не подцепить.
Я его понимаю. У меня семья, за мной есть кому присмотреть. А он один, стар и ему уже не выжить. Да и жить не для кого. Поэтому-то он и приходил попрощаться перед дальней дорогой. Почему ко мне? Не простил мне Уму, я думаю. Даже на пути в Тёмное царство нанёс свой последний удар. Исподтишка. Как мне теперь с этим жить?
Ума — потомок Гаруды, будет жить вечно, а я простой смертный, который благодаря своей силе и отваге сумел однажды вытащить счастливый билет.
И что? Умереть как Дауд, беспомощным стариком? А Ума? Нет, я её никому не отдам. Я буду бороться за свою жизнь!
Кряхтя и ругаясь, выбираюсь из гнезда. Доковыляв до стены, со всего маху бью по ней клювом. Тысячи искр посыпались из глаз. От боли судорога сковала тело. Я бью ещё раз. А потом ещё и ещё…
Зря, зря Ума привела меня в чувство. Моя бедная голова. Лучше бы она была чужою.
«Ты что наделал?» — рыдает орлица, приглаживая на мне окровавленные перья. Вокруг валяются кусочки клюва. Вместо него теперь сплошное кровавое месиво. «Ничего, новый отрастёт» — отвечаю я, но вместо этого получается нечленораздельное курлыканье. Каждое слово отзывается нестерпимой болью.
«Пусть буду голодать, но я готов терпеть эту боль, чтобы быть рядом с тобой и достойным тебя. Когда клюв отрастёт, я вырву себе когти. Затем, когда и они отрастут, вырву перья. Не плачь, милая, я справлюсь. А когда завершу перерождение и снова смогу летать, мы станцуем с тобой наш брачный танец. Помнишь, как тридцать лет назад? А потом полечу к лесу, что на берегу реки, и принесу тебе веточку — символ нашей любви и верности» — курлыкаю я, а у самого от боли ручьём текут слёзы.
«Потерпи, любимая. Каких-то полгода. Ничего не поделаешь, но чтобы изменить себя и жить дальше, я должен пройти этот мучительный путь. Больно ли мне, хочешь ты спросить? Ещё как больно. И страшно. Но только так, освободившись от груза прошлого, обновившись, у меня будет будущее. С тобой. Я не вечен, и неизвестно, сколько нам отведено судьбой быть вместе. Но каждый миг, проведённый рядом, для меня бесценен. И я готов ещё раз пройти через эти мучения, лишь бы подольше побыть возле тебя».
Конечно, Ума ничего не поняла, и оттого зарыдала ещё громче. Но я уверен, что она целиком и полностью поддерживает меня. Для неё это тоже нелёгкое испытание. Эта история будет повторяться бесконечно. Она переживёт своих возлюбленных, на глазах будут умирать её бесчисленные дети, внуки, правнуки. В какой-то момент жизнь для неё станет невыносимой. Останется или покончить с собой, или нести эту ношу бесконечно, сожалея об утраченном. Но этот путь мы, несомненно, пройдём вместе. Крылом к крылу. И обязательно с веточкой в клюве.
