Бьянка глотнула кисло-сладкий отвар и отставила кружку.
— Не знаю, дедушка, — вздохнула она. — Стыдно мне, что вот так, без мужа…
— Да брось. Чего тут стыдиться? Твоя мать тебя, вон, тоже без мужа родила, и ничего.
— Так ведь папа ее потом разыскал и женился.
— А что ж твой-то тебя не ищет? Он о ребеночке-то хоть знает?
— Нет.
— Почему? Вы поругались?
Бьянка не нашлась, что ответить, и какое-то время безмолвно смотрела на танцующее в очаге пламя. Все эти месяцы она усердно пыталась забыть Амрена. Думать о нем было слишком больно.
— Не хочешь говорить? — спросил Бьярни, так и не дождавшись ответа.
— Нет, дедуль.
— Обидел он тебя?
— Нет. Пожалуйста, не надо расспросов, — взмолилась она. — Все очень сложно.
— Ну, как знаешь, — Бьярни махнул рукой. — Вам, молодым, виднее.
Бьянка допила отвар и немного подержала кружку в ладонях, согреваясь ее теплом.
— Пойду спать. Спокойной ночи, дед.
— Спокойной ночи.
Глава 48
Ледяные узоры на окнах серебрились мягким сиянием. Бьянка умылась, оделась и вышла на улицу: по утрам ее немного мутило, а свежий морозный воздух придавал ей сил. Метель уже улеглась, двор покрывала девственно гладкая снежная пелена, а с тусклого серого неба на землю плавно опускались белые крупинки.
Дедов пес Туман выбежал из будки и плюхнулся на спину, требуя, чтобы ему почесали брюхо. Бьянка осторожно присела на корточки и погладила теплый мохнатый живот, а собака счастливо заулыбалась зубастой пастью и радостно затрепыхала лапами в воздухе.
Бьянке нравилась простая жизнь в Рюккене, напоминая те времена, когда отец еще не был королем. Тогда он обустраивал форты и укреплял армию молодого государства, и они всей семьей кочевали по гарнизонам.
Домой пока не тянуло: там вокруг нее соберется свита, пойдут расспросы, придется общаться с сестрой… Потом. Успеется. В запасе еще есть месяцок-другой чтобы насладиться тишиной и покоем.
Где-то на околице забрехала собака. Туман насторожился, вскочил на ноги и навострил уши. Бьянка потрепала его по пушистому загривку.
— Тихо, Туман, угомонись.
Но лай все не смолкал. Напротив, к нему добавился басовитый голос соседского кобеля. Вот уже и Туман начал встревожено бухтеть, внимательно поглядывая на ворота.
В калитку постучали. Бьянка вздрогнула, а пес разразился яростным лаем.
— Кого принесло в такую рань? — недоуменно пробормотала она.
Бьянка с усилием отодвинула обледеневший засов. Деревянная створка со скрипом распахнулась…
… и небо рухнуло на землю.
Перед ней стоял Амрен.
Сердце замерло и взорвалось оглушительном ритмом. Ноги подкосились, по телу пробежала дрожь. В холодную зиму ворвалось жаркое лето, наполняя морозный дым печных труб ароматами меда и сандала, горячих песков и экзотических пряностей.
Несколько секунд они ошеломленно смотрели друг на друга, а затем Амрен сделал шаг навстречу и порывисто притянул ее к себе. Со всхлипом Бьянка упала к нему на грудь. Горячие слезы покатились по щекам, пальцы судорожно вцепились в его спину, жадно сминая плотное сукно кафтана.
Амрен крепко прижимал ее к себе и что-то сбивчиво шептал ей на ухо, торопливо гладя по волосам. Бьянка не верила, что это сейчас происходит с ней, она затаила дыхание в страхе, что сон развеется, и возлюбленный растворится в ледяной пустоте.
Позади хлопнула дверь. Раздался голос Бьярни:
— Что ж ты гостя-то на улице держишь? Зови его в дом!
Амрен поспешно оторвался от Бьянки и почтительно склонился перед стариком.
— Мир вам, господин Шульц, — с заметным акцентом произнес он.
— И тебе не хворать, сынок. Кто таков? Зачем пожаловал? — и пока тот подбирал слова, дед подмигнул Бьянке. — Басурманин твой, что ли?
— Угу, — кивнула она.
Бьярни снова перевел взгляд на Амрена. Седые брови грозно сдвинулись к переносице.
— Ну, я сейчас с тобой потолкую, — сердито замахнулся он.
Тот вскинул ладони и ошалело улыбнулся.
— Спасибо, но его величество король Зигурд уже со мной потолковал, — и тут Бьянка заметила расплывшийся на его скуле лиловый кровоподтек.
— Хм… — прищурился Бьярни. — Ну ладно, раз так, то мне к сказанному добавить нечего. Проходите в дом, чего на морозе-то стоять.
— Спасибо, — поклонился Амрен.
Он поднес ладони к лицу и дохнул на них густым белым паром. Бьянка взяла его руки в свои. Холодные как лед.
— Вот чудо, даже перчаток не надел! — с нежностью проговорила она.
Амрен улыбнулся ей и опасливо покосился на старика.
— Заходите уже, — проворчал тот, стоя в дверном проеме. — Тепло выходит.
Они вошли в дом. В сенях Амрен помог Бьянке снять дедову куртку, которую та набросила, выходя во двор, затем скинул с плеч свой кафтан и повесил его на крючок. Он повернулся к Бьянке и застыл как вкопанный. Брови полезли на лоб, а глаза ошарашено уставились на ее живот. Он судорожно сглотнул и поднял на Бьянку изумленный взгляд.
— Это твой ребенок, Амрен, — просто сказала она.
Шумный выдох вырвался из его груди. Он сгреб Бьянку в охапку и принялся лихорадочно покрывать ее лицо поцелуями. Она была готова разрыдаться от счастья, но тут из-за двери донесся строгий голос Бьярни:
— Ну где вы там? Каша стынет.
Бьянка напоследок прильнула к губам возлюбленного.
— Пойдем, — шепнула она.
Разомкнув объятия, они вошли в комнату и уселись за стол перед дымящимися тарелками.
— По маленькой? — Бьярни указал взглядом на бутылку водки.
Амрен поднял глаза к бревенчатому потолку, видимо проверяя, не бдит ли за ним Бурхан, и кивнул.
— Как звать-то тебя, мил человек? — поинтересовался дед, разливая спиртное по рюмкам.
— Прошу прощения, — подскочил тот. — Забыл представиться. Амрен Баязид.
— И зачем пожаловали, господин Баязид?
— За невестой, — он накрыл ладонью руку Бьянки. Та ощутила, как губы сами по себе расплываются в счастливой улыбке.
— А что ж ты сразу-то на ней не женился? — прищурился Бьярни. — Ребеночка-то заделать успел.
Амрен тяжело вздохнул.
— Убежала от меня моя любимая.
Старик поднял косматую бровь.
— Значит, была у нее на то причина. А может, не хочет она за тебя замуж, почем тебе знать? — он лукаво подмигнул Бьянке.
Амрен бросил на нее вопросительный взгляд. Та решила подыграть деду. Она загадочно усмехнулась и кокетливо взмахнула ресницами, не проронив не слова.
— Ну, это, конечно, не мне решать, — причмокнул губами дед. — Отдаст ли Зигурд свою кровиночку за иноверца? Ой, сомневаюсь…
Бьянка пригорюнилась. А ведь и правда, вдруг отец воспротивится их браку?
— Его величество уже согласились, — сказал Амрен.
— Что?! — хором воскликнули его собеседники.
— Вначале у нас вышло… э-э-э… как это слово… «не разуметь».
— Недоразумение? — предположила Бьянка.
— Точно, — Амрен потер багровую скулу. — Но давай я лучше расскажу все с самого начала.
***
— Атаман… — встревожено заговорил Джамиль, когда Амрен подошел к нему поближе.
Тем временем дверь спальни резко захлопнулась, в замке сердито повернулся ключ.
«Шайтан! Надо же было этой безмозглой курице попытаться запрыгнуть ко мне на член! Я еще не настолько выжил из ума, чтобы изменять Бьянке с ее придурочной малолетней сестрицей…»
— Амрен! Ты меня слушаешь?
— А? Что? — встрепенулся он.
— Говорю, там пришли люди от самого падишаха. Требуют, чтобы ты пошел с ними во дворец.
— Что?! — Амрен изумленно вытаращился на Джамиля. — От падишаха?
— Да, — растерянно развел руками тот.
Амрена бросило в пот: «Проклятье! Только этого еще не хватало! Неужели султан узнал, кто убил Селима? Мне конец! Что делать? Бежать? Сопротивляться? Твою мать, ну почему все навалилось именно сейчас?»
На лестнице послышался топот, и в галерее показалось двое вооруженных стражников.
— Амрен Баязид? — обратился к нему один из них.
«Баязид? Он знает кто я такой! Нет смысла отрицать».
— Да, — кивнул Амрен.
— Наш великий султан приказал доставить тебя во дворец.
Амрен судорожно вздохнул. Выхода нет.
— Хорошо, я пойду с вами. Подождите минуту.
Он подошел к двери спальни и постучал.
— Бьянка! Любимая!
Молчание.
— Мне нужно срочно уехать. Пообещай, что дождешься моего возвращения!
«Или известия о моей казни».
— Нет, — сдавленно ответила она.
— Прошу тебя! — взмолился он. — Я вернусь, и мы поговорим. Я отпущу тебя, но позволь мне все объяснить.
Тишина.
— Скажи, что дождешься меня! — Амрен в отчаянии прислонился к двери лбом.
— Хорошо.
— Спасибо.
Амрен оглянулся. Гвардейцы выжидающе смотрели на него, положив руки на эфесы кривых сабель.
Он подошел к заместителю.
— Джамиль. Ты всегда был мне верным товарищем. Я хотел бы тебя кое о чем попросить.
— Конечно, атаман, — тот испуганно уставился на него. — Но что происходит?
— Я не знаю, вернусь ли из дворца живым. Ты мог бы исполнить мою последнюю волю?
— Что? Они хотят тебя убить? — прошептал Джамиль и указал глазами на стражников. — Так давай их прикончим.
— Это бесполезно, вместо них появятся новые. Я должен пойти с ними. В общем, слушай и запоминай: если я до завтрашнего вечера не вернусь, то управление «Мечами» переходит к тебе, но сперва ты лично должен будешь отвезти девчонок в Хейдерон.
— Слушаюсь, атаман.
— Доставишь их прямиком к королю, понял?
— Я все сделаю, Амрен, будь спокоен.
— Но до тех пор следи, чтобы они не сбежали, — он бросил беглый взгляд на запертую дверь. — Предупреди ребят на воротах.
— Будет исполнено.
— Я вверяю их тебе, Джамиль. Прощай.
— До свидания, друг, я верю, что ты вернешься. Да защитит тебя Бурхан.
Они крепко обнялись.
Амрен вышел на улицу. Там его ждала золоченая карета в сопровождении небольшого отряда конной стражи.
«Надо же, с почестями повезут. Как падишаха», — Амрен бросил на убежище последний взгляд. Суждено ли ему сюда вернуться? Увидит ли он снова свою возлюбленную?
«Если меня казнят, то получится очень глупо — она так и будет думать, что я ей изменил. Хотя… может оно и к лучшему? Не так сильно будет по мне убиваться».
Он уселся на бархатное сиденье. Дверца захлопнулась, и карета тронулась в путь.
***
Свет факелов неверными отблесками плясал на каменных стенах дворца. Шаги гулким эхом разносились по коридорам — Амрен вновь ступал под этими сводами, точно так же как во времена своего детства. Руки ему пока не связали, в темницу не бросили. Добрый знак?
Процессия остановилась перед султанскими покоями. Амрен с замиранием сердца смотрел на высокие резные двери, снова чувствуя себя провинившимся подростком. Внутренности сжимались от леденящей тревоги. Все как тогда. Как двенадцать лет назад.
Гвардеец доложил о его приходе.
— Пусть войдет, — раздался знакомый голос, и по телу пробежала дрожь.
Стражники распахнули створки, и Амрен вошел в роскошно обставленную комнату. В нос ударил запах благовоний, от обилия ковров и позолоты зарябило в глазах.
— Подойди!
Амрен не сразу увидел падишаха. Тот лежал на широкой кровати под огромным балдахином, его лицо почти затерялось в груде расшитых подушек. Бескровные губы, впалые щеки, лихорадочно блестящие глаза — Амрен с трудом узнал в изможденном старике некогда могущественного повелителя.
Сделав несколько шагов, он опустился перед ложем на колени. Падишах протянул иссохшую кисть. Амрен поцеловал ее и прикоснулся к ней лбом. Костлявые пальцы погладили его по щеке.
— Амрен, — проговорил султан, — сынок, ты вернулся.
«Сынок». В груди будто разлилась едкая кислота — это всколыхнулась обида, что все годы сжигала его изнутри. Амрен поднялся с колен.
— В тот день, когда умерла моя мать, умер и мой отец, — с горечью бросил он. — Я тебе больше не сын.
— Ты забыл, что говоришь со своим повелителем? — гневно вскинулся падишах.
— Да, ты мой повелитель, — запальчиво ответил Амрен. — Но ты мне не отец!
— Стража! — воскликнул султан.
Стоящие вдоль стен гвардейцы, встрепенулись.
«Вот и все. Догавкался. И кто меня за язык тянул?» — Амрен стиснул кулаки.
— Выйдите вон! — неожиданно приказал падишах.
Проводив взглядом уходящих стражников, Амрен вопросительно уставился на повелителя.
— Сынок, послушай, — сбивчиво заговорил тот, когда они остались наедине. — Мы должны забыть все разногласия, ведь на кону будущее нашей династии.
Амрен недоуменно передернул плечами.
— А я тут причем? Ты отказался от меня, приговорил к смерти. Зачем ты велел мне явиться? Чтобы казнить?
— Нет, сын мой. Я позвал тебя, чтобы передать тебе трон.
Амрен опешил.
— Это что, какая-то шутка? — недоверчиво спросил он.
— Нет, Амрен. Это не шутка. Ты единственный из моих сыновей, кто остался в живых.
— Погоди, — тот растерянно запустил руку в волосы. — Как же так? У тебя ведь целая куча наследников. Я уже сбился со счета, сколько раз пушки стреляли в честь того, что у тебя родился очередной мальчик.
На смуглом лице султана проступила болезненная испарина.
— Бурхан подарил мне десятерых сыновей, но девять из них уже предстали перед ним. Видимо, лишь тебе суждено меня пережить.
Амрен уже ничего не понимал.
— Не может быть! Все мои братья мертвы? Но почему же никто об этом не знал?
Повелитель тяжело, с хрипом, вздохнул.
— Ильяс и Ахмед умерли во младенчестве…
— Это знаю, — перебил Амрен, — но что с остальными?
— Ты пропал без вести. В народе пошла молва, что над династией нависло проклятие. Мы стояли на пороге восстания, и поэтому я повелел держать в строжайшем секрете кончину остальных сыновей.
— Но Хамуда ты казнил прилюдно.
— Да, потому что этот пес осмелился бунтовать против меня.
— Но что случилось с другими? Неужели все мертвы?
Глубоко запавшие глаза засветились безмерной печалью — сейчас Амрен видел перед собой не всесильного повелителя, а скорбящего отца.
— Мурат и Рахим скончались во время эпидемии чумы. Ходили слухи, что их нарочно заразили, но доказательств нет… Фарид погиб на охоте. А Юсуф и Хусейн… их отравили.
— Кто? Зухра?
Падишах долго молчал, глядя в потолок, затем снова перевел глаза на Амрена.
— Раньше я бы повелел отрубить голову каждому, кто осмелился бы так отзываться о госпоже. Но чем дольше я об этом размышляю, тем больше у меня подозрений, что смерть моих детей — это ее рук дело… Но сейчас не время об этом говорить… В конце концов у меня остался один Селим. Все надежды я возлагал на него, но всевышнему было угодно отнять его у меня. Какие-то неверные пробрались к нему во дворец и подло задушили его, да пребудет он в раю.
Амрен криво усмехнулся. Жаль, что так вышло с Селимом. И слава Бурхану, что отец не знает, кто именно его убил.
— Но разве у Селима не было детей? — поинтересовался он.
— Были. Двое, — с грустью сказал повелитель. — Но оба стали жертвами распрей в его гареме. Одна из его наложниц убила сына другой, а когда ее приговорили к смерти, то она отравила и своего ребенка.
— Что? Зачем? — опешил Амрен.
— Из мести или от отчаяния, — предположил падишах. — Судьба распорядилась так, Амрен, что ты теперь мой единственный наследник.
Да уж. Какая ирония — тот, кого хотели убить, выжил; а те, кого берегли как зеницу ока — мертвы.
